Притчи Соломона, Глава 12, стих 15. Толкования стиха

Тоже знакомая картина: глупец считает, что он всегда прав. Глупому кажется: «То, что я сделал, правильнее всего». Но мудр тот, кто слушает добрый совет.

 Проявляемый в обращении с домашними знакомыми и в земледельческих занятиях, а также (по LХХ) в веселых пирушках (10. 11), раздражительный характер злого человека обнаруживается без всякаго повода к гневу (12 —16;', но лукавыя и лживыя речи его, особенно в судах, как и все неправедное, неприятны Господу (17—22) и потому все дела неправеднаго сопровождаются неуспехом .а кончаются смертью (23 — 28).

Во многих сферах жизни профессионализм че­ловека напрямую не связан с его нравственным состоянием. От рабочего, ученого, музыкан­та и многих других мы ждем в первую очередь хорошо сделанной работы, а не нравственной чистоты. Более того, нормы современного об­щества предполагают, что нам должно быть совершенно все равно, честен ли со своими близкими врач, сквернословит ли художник, какая, собственно, разница, главное — каж­дый должен знать свое дело и делать его хоро­шо. Конечно, нам будет приятно знать, что пе­ред нами порядочный и хороший человек, но праведность не является обязательным усло­вием его профессионализма, да и назвать че­ловека профессионалом не то же самое, что на­звать его праведником.

Надо сказать, что мы настолько привыкли к тому, что праведность и греховность — это личное дело каждого, что религиозный при­зыв к нравственной чистоте звучит для мно­гих как вызов. И когда Соломон говорит, что «развращенный сердцем будет в презрении», нам хочется спросить: если речь идет о состоя­нии сердца, то не все ли равно окружающим, не является ли состояние сердца чем-то лич­ным, интимным, во что не должны вмешивать­ся другие? Но премудрый Соломон на самом деле глубоко прав, потому что состояние чело­веческого сердца не остается чем-то внутрен­ним, это состояние влияет на всю его жизнь, на то, к чему он стремится, чему радуется и от чего печалится. В этом смысле область веры и церковность отличается от любой другой об­ласти человеческой деятельности, отличается тем, что она ищет всего человека, а не должна быть просто одним из увлечений.

Человек с развращенным сердцем не про­сто допускает какой-то определенный грех, но через сердце делает греховной всю свою жизнь, и напротив, целомудренное сердце всю жизнь делает чистой и праведной.

Кроме того, развращенность сердца приходит к тому, что человек все время обращен к себе, к своим чувствам, от этого он становит­ся невнимательным и даже жестокосердным и отношениях с другими. Люди для него — лишь средство удовлетворения собственных прихотей.

Отсюда, из этой же обращенности на се­бя рождается ощущение собственной право­ты, поэтому автор и говорит, что «путь глупого прямой в его глазах». И речь здесь — о выбо­ре жизненного пути. Такого человека переста­ют смущать грехи, он теряет чуткость к голо­су совести, а ведь для того, чтобы задуматься о правильности своей жизни, надо согласиться с тем, что сердце может ошибаться, что его тре­бования — не истина в последней инстанции.

Такую внутреннюю нравственную напря­женность сохраняет тот, кто мудр, тот, кто ищет правду и не успокаивается, пока не обретет ее.

Все это, кажущееся такой сухой теорией, на­полняет всю нашу жизнь, ведь мудрость и глу­пость — это то, что всегда перед нами. Это мы, а не просто человек вообще, можем стать же­стокосердными или, напротив, проявлять ми­лость ко всему живому, мы можем самоуве­ренно идти по жизни или, сохранив чуткость собственного сердца, созидать себя такими, ка­кими нас задумал Бог.

Если попытаться суммировать то, что сказа­но в этом библейском отрывке, то его основная мысль — практическое различие между теми, кого Соломон именует праведниками, и теми, кто нечестив. Любопытно, что премудрый царь проводит границу между двумя этими группа­ми не только через соблюдение заповедей, но и через отношение к разуму. Праведен тот, кто мудр и разумен, нечестив тот, кто глуп и прене­брегает разумом. И наоборот: мудрый праведен, а глупый нечестив. Получается, что есть прямая зависимость между мудростью и праведностью, но при этом мудрость — это не функция разума как такового, это не степень развития интеллек­та, это не сумма знаний. Мудрость здесь пред­стает как умение ясно видеть суть вещей и, что, пожалуй, самое главное — умение осознавать собственную ограниченность, недоверие к са­мому себе. С этим последним — с недоверием к себе — у нас есть очевидные проблемы, и по­тому слова Соломона для нас более чем актуаль­ны. Как следствие, есть у нас и сложности с пра­ведностью, с соблюдением заповедей.

Преподобный Паисий Святогорец говорил, что существует только одна добродетель в соб­ственном смысле — это смирение. Конечно, его слушатели удивлялись: а как же любовь, о ко­торой писал апостол Павел? В ответ старец ссылался на авву Исаака, который уподоблял смирение соли, тому, что придает вкус всему другому, называя все другие добродетели по­просту несъедобными без смирения. О смире­нии вообще сказано много, существует масса прекрасных образов, суть же этой добродетели как раз и заключается в осознании своей огра­ниченности, в готовности слушать советы дру­гих, в стремлении самому обращаться к сове­там, каким бы умудренным ни ощущал себя человек. Собственно, об этом и говорит сего­дня Соломон: «Путь глупого прямой в его гла­зах; но кто слушает совета, тот мудр». Зачастую сегодня мы являемся носителями «клипово­го» или, как вариант, «пиксельного» мышле­ния, мы склонны делать выводы обо всем на свете легко и непринужденно, не пытаясь уви­деть всю полноту картины, зачастую полагая, что той суммы информации, которой мы обла­даем, вполне достаточно для вынесения сужде­ний. В первую очередь это касается суждений о людях, и, не желая советоваться и не делая себе труда входить в проблему во всем ее мно­гообразии, мы оказываемся и нарушителями заповеди о неосуждении кого бы то ни было.