Вместо ожидаемой деятельности освобожденных для нее ангелов, тайнозритель сразу выводит, совсем даже и не упоминая об этих ангелах, необычайно многочисленное и смертоносное войско. И таким образом, когда мы читаем описание грозного и даже и для наших дней не бывало многочисленного воинства (200 млн конных), то, очевидно, должны сознавать, что в этих войсках, т.е. в таких или иных сражениях их, и заключается то истребление ангелами третьей части людей, о котором только что было сказано (стих 15-й).
Спрашивается, как нам понимать эти войска, такими грозными и удивительными признаками описываемые у тайновидца? Многие, и в их числе св. Андрей, склонны бывают понимать всю эту речь аллегорически, в смысле тех или иных символов, где в чувственных образах рисуются пред нами явления и ужасы духовного порядка. Но это едва ли справедливо. По нашему убеждению, в данном случае лучше принять мнение о. прот. Орлова, который говорит: «Войска эти, конечно, не беспочвенная фантазия, не символ отвлеченного понятия разрушительного влияния силы зла, но действительное войско, войско будущего, и необыкновенно оно лишь постольку, поскольку необыкновенны те атрибуты, с которыми видит его Иоанн. Разноцветные брони всадников представлялись ему в быстром переливе и как бы в смене одного цвета другим. Эта яркость блеска является отблеском того адского пламени, которое было смешением огня, горящей серы и дыма, вылетавших из уст львоподобных голов коней. И совершенно понятным становится то, как могло быть умерщвлено такое множество людей (Эбрард, Шуллер, Клифот)». И нельзя не признать, что реальность и полная историческая правдоподобность грандиозных образов Апокалипсиса при изображении войн последнего времени становится для нас все более и более понятными, все более и более близкими к данным настоящего времени - в особенности от тех новшеств в военном деле, какие сделались всем известной действительностью, и опять-таки особенно с нашего, XX, века. Правда, численности 200 млн конных мы еще не знаем. Но 20 млн воинов (вместо 20 или даже 200 тыс не так еще далекой древности) человечество уже наблюдало. Но особенно много для реального, чисто физического восприятия образов этого воинства 9-й главы Откровения дает нам все более и более развивающаяся, все более угрожающая человечеству химическая война. Там, действительно, на поле сражения увидят и разноцветные брони полков. Там и дым - эти дымовые газовые завесы и атаки - станет такой же третьей язвою, как и огонь и сера. Кони и брони видения, конечно, - орудие битв. И мы знаем, что орудия древности в этом случае были прямо детской игрушкою сравнительно с теми танками, морскими левиафанами и воздушными эскадрильями, коими в таком изобилии снабжены армии наших дней. Чтобы ярче изобразить смертельную вредоносность апокалиптических орудий - коней, ап. Иоанн указывает на то, что сила их заключалась не только во рту, но и в хвостах их, коими они вредили. Эта обоюдосторонность практики поражающих нападений также становится преимуществом (?) современных вооружений, как, с другой стороны, не могут не быть отличием беспринципных столкновений последних эпох и всякие тыловые выступления, предательства и змеиная хитрость и злоба в процессе этих войн. Спрашивается: о каких же войнах говорит нам здесь тайнозритель? В данном случае мы опять можем согласиться с прот. Орловым, что «это те междоусобные войны, которые разумел Спаситель (см.: Мф. 24:7) и которые будут попущены Богом для испытания мира пред окончательным судом над ним», но вместе с тем явятся порождением той всеобщей испорченности, при которой эгоизм и корысть - личные, общественные и национальные - заменят в человеческих отношениях прежнюю солидарность и любовь.
Заканчивая толкования казней 5-й и 6-й трубы, не можем мы пройти молчанием одно объяснение, которое занимает здесь особое место и носит своеобразный характер: это - объяснение г. Яковлева в его сочинении под заглавием «Апостолы».
«Саранча, - говорит он, - как известно нам, насекомое отвратительное, быстро рождающееся до неисчислимости, прожорливое, пожирающее в короткое время всякое произрастание, всякую траву и зелень. Но саранча, описываемая в пророчестве (Откровения), пагубна не растениям, а людям и не пожирает их, а ужаливает подобно змее ядовитой, и сверх того, ужаление ее не смертельно, а лишь столько же мучительно, как ужаление змеи. Вид ее страшен и чудовищен: с головы походит на человека; на голове носит венец из поддельного золота; волосы у ней женские, зубы львиные, тело покрыто чешуей железной, как бы латами; она с крыльями, которые во время полета производят треск и шум, как бы слышишь множество колесниц, мчащихся на войну; хвост ее змеиный с такой особенностью, что конец его вооружен жалом... Нельзя подумать, - продолжает он, - чтобы в мире вещественном могло родиться что-нибудь подобное тем страшилищам, которые Иоанн видел, описал и назвал саранчой, и поэтому описание это есть не что иное, как аллегорическое изображение, в котором олицетворено понятие, составляющее одно нераздельное целое, но соединенное из разнородных частей. Какое же это понятие?» Яковлев продолжает: обозревая явления духовные и нравственные, мы встречаем предметы, поразительно сходствующие с пророческим описанием. Это - страсти человеческие. Каждая из них, дошедши до известного предела, имеет все признаки чудовищной саранчи. Рассмотрим подробнее это понятие...
Далее он говорит. «Люди не созданы честолюбцами, мстительными, сладострастными, гордецами, корыстолюбцами, обидчиками, клятвопреступниками, презрителями законов Божиих и человеческих; но они делаются такими, когда, забывая духовную часть своего существа, пристращаются к миру и его удовольствиям, ласкающим чувства приманчивыми впечатлениями, когда заботятся только об удовлетворении животной своей природы, когда отвращаются от истины и добродетели, всегда кажущейся суровою и противною мирским помыслам и влечениям; когда забывают обязанности к Богу, а потом и обязанности к ближнему, подводя их под своекорыстные условия. Такой образ жизни, естественно, навлекает гнев Господа Бога, Который, щадя виновных и ожидая их покаяния, сперва насылает разные бедствия, происходящие от враждебных и насильственных переворотов природы; потом, когда видит невнимательность к мерам Его милосердия и ожесточенность, тогда отнимает от них охранительную Свою руку и предает, как говорит апостол, в неискусен ум творити неподобная (Рим. 1:28). Вот то состояние, в котором страсти начинают господствовать над людьми насильственно и неукротимо; они беспрерывно разрождаются, растут и бросаются на истребление всех благородных чувств и побуждений в человеке. Это - точно губительная саранча, изрыгнутая адом на общества людей или на целые области и государства народов. И взыде дым от студенца яко дым пещи велики, и омерче солнце и воздух от дыма студеничнаго. И точно, посмотрите на толпы людей, об- ладаемых страстями, их облегает какой-то чад, заслонивший от их помышлений свет Божества, веры Божией и истины. Все они дышат атмосферой любимого своего чувства, умствуют по своим особенным началам, действуют по силам, их движущим и влекущим, подобно конем, уготованным на брань. На головах изображенных чудовищ - яко венцы уподоблени злату. Страсть манит душу увлекающим обаянием, она сверкает издали, как украшенная золотым венцом. Душа страстная жертвует всем для приобретения желанной драгоценности, и эта драгоценность, как скоро приобретена, оказывается не золотою, но позолоченной и состоит из низкого металла. И вообще, каждое страстное желание в мечтательном воображении украшает предмет свой блестящими венцами, которых блеск тухнет при горьком опыте и разочаровании. И лица их яко лица человечески. И действительно, страсть, как понятие отвлеченное, олицетворяется человеком, на лице особенно выражается волнение страстей. И имеяху власы, яко власы женския. Всякая страсть прикрывается приятною наружностью, и наружностью женскою, т.е. обольщающею взоры и возбуждающею нечистые желания. И зубы их, яко львов беша: да, несчастный, увлеченный страстью, сколько зол и мучений претерпевает! Сколько зол наносит ближнему! Сердце его попеременно терзается то недоверчивостью, то ревностью или завистью, то мстительностью и злобой ко всему, что мешает или противоречит страстным его побуждениям; гнев, ненависть, исступленная ярость гонят далеко покой от души его и с неумолимой жестокостью разрушают покой других. И имеяху броня, яко броня железны. Когда сердце подавлено страстью, тогда в ней одной сосредоточиваются все его чувства и привязанности. Оно холодно ко всему постороннему, непроницаемо, как бы покрыто железной броней для всякого доброго и святого впечатления; чуждое сострадания, оно жестоко и даже бесчеловечно. И глас крип их, яко глас колесниц, егда кони мнози текут на брань. Стремления страстей ужасны, ужасны и те люди в стремлениях своих, когда обладают ими страсти. Взгляните на зараженных честолюбием, любостяжанием, сладострастием и другими страстями! Как напряжены их усилия, когда действуют в угождение своим идолам! Как поспешно развертывают они свои средства и быстро несутся к своим целям! Поступки их порывисты, шумны, бранноносны. Имеяху ошибы (хвосты) подобны скорпииным, и жала бяху в ошибех их. Ничто так явственно не характеризует действие неистовых страстей, как это иносказание. Ошиб, или хвост, или конец, греховных наших ощущений, привязанностей и заблуждений так же смертоносен, как угрызение скорпиона. Обольщенный страстью не различает более добра от зла, испивает чашу греховную постепенно до самого дна и погибает... Ап. Иаков изображает весь ход страстей в немногих, но сильных словах. Когда человек увлекается и обольщается страстными своими пожеланиями, то, говорит он, похоть заченши раждает грех, грех же содеян раждает смерть (Иак. 1:14-15). И дана бе область им вредити человеки пять месяц. Число пять месяцев, а равно и все исчисления апокалиптические совершенно нам непонятны, но тем не менее истинны. Это - тайна Духа Божия, Которому не угодно еще открыть нам способы к ее уразумению. Мы только можем догадываться по выставляемому счислению о краткости или продолжительности описываемых событий. Буйные страсти, говорит пророчество, будут терзать людей пять месяцев. Не означало ли это кратковременности порочных удовольствий, в сравнении с теми мучениями, которые за ними последуют? Не сокращают ли порочные удовольствия жизни человеческой? Не делают ли жизнь скорбною, томительною от упадка нравственных и телесных сил, от беспрерывных тревог души, от болезней и угрызения совести? Не становится ли такая жизнь мучительною и безотрадною? Пророчество говорит: И в тыя дни взыщут человецы смерти, и не обрящут ея: и вожделеют умрети, и убежит от них смерть. Нет печальнее и поразительнее зрелища, как зрелище грешника, страдающего и телом и душой, растерзанного болезнями, грызомого мрачными мыслями, безнадежного, не находящего ни в чем упокоения, ни помощи, призывающего смерть, не внемлющую воплям отчаяния. И имели над собою царя ангела бездны. Беззаконные страсти, действительно, порождение ада, потому что начало всех заблуждений и первый виновник всех грехов есть противник Божий, ангел бездны. Святой апостол и говорит: Исперва диавол согрешает (1 Ин. 3:8)
Объяснению г. Яковлева нельзя отказать в остроумии и находчивости. И для нашего представления о последних временах как эпохе особенного развития и прямого разгула порочных страстей в нем дается материал для понимания той стороны эсхатологических характеристик, которая относится именно к человеческим переживаниям, настроенности и общему состоянию. Но в казни пятой и шестой трубы, как мы видели, наиболее оттеняется участие и воздействие бесовской силы, и жаление насланной саранчи определенно носит вид отвне поражающих закоснелых грешников страданий. Поэтому мы на гипотезе толкования данного места Апокалипсиса, предлагаемой этим автором, остановиться не можем.
Источник
Димитрий (Вознесенский) архиеп. Апокалипсис в перспективе ХХ-го века. М.: ПСТГУ, 2009.- С. 155-162
