Откровение ап. Иоанна Богослова, Глава 6, стих 8. Толкования стиха

Появляется конь бледного цвета («иппос хлорос»). В греческих трагедиях бледный цвет, цвет побелевшего от ужаса лица. «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя “смерть”; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом...»

Имя всаднику - «смерть» («фанатос»). Это слово употребляется в двух смыслах: а) смерть, б) мор от голода. Смерть духовная как результат оскудения любви в конце концов ведет к смерти и физической.

Сообразно с пониманием первых трех печатей, объясняется обычно и символ четвертой. «По ее снятии Иоанн видит бледного коня, собственно серого, бесцветного», каковой цвет принимают трупы людей. За всадником, напоминающим смерть и так и называемым смертью, следовал ад. Ад является здесь олицетворением действительных обитателей ада, т.е. осужденных (Генгстенберг) по предварительному суду на временные мучения. Всаднику на бледном коне дан меч как орудие смерти; в его распоряжении голод, ему подчинены и бедствия мора (повальные и заразные болезни - Эвальд, Клифот, Лютард), и даже земные хищные звери. Бедствия эти падут на четвертую часть земли - это не математически точное измерение особого пространства; здесь определенное число в смысле неопределенного, для указания на действия этих явлений временно и по местам. Число же четыре употреблено в соответствие четырем животным, четырем коням и четырем странам света. Все это, - добавляет проф. Орлов, - подтверждает нам церковная история, история распространения христианства». Так и вообще, толкователи видений этих коней, и в частности темного, а за ним и бесцветно-бледного коня смерти четвертого, всецело склонны приурочивать знамения их к наиболее тяжелым эпохам гонений и притеснений христиан в первые века христианства от язычников и неверующих. «Явление это, - категорически заявляет Яковлев, - ясно изображало то время, когда свирепое язычество упивалось христианской кровью»..И затем он перечисляет все главные гонения грекоримской империи, особенно оттеняя последние (Диоклетиана и его сотрудников). А св. Андрей Кесарийский, повторяя ссылку на эти последние гонения (называя здесь Максимиана Никейского), дополнительно приводит сюда и поражение мечом громадного числа людей, бывшее в его дни при восстании армян на римлян, где тела умерших поедались собаками и дикими зверями.

Едва ли можно согласиться со всеми этими и подобными толкованиями. И ошибки здесь не в деталях, не в тех или иных отдельных моментах истории (хотя последняя, узкоисторическая и конкретная, ссылка св. Андрея Кесарийского в этом случае особенно показательна и типична в своей ошибочности). Нет. Заблуждение здесь коренное. И корень этот, экзегетическое πρώτον ψευδός - в самом приурочивании всего того, что указывалось и открывалось в данных видениях 6-й главы, всецело лишь к эпохе истории новозаветной, нашей христианской. И при этом удивляться нужно, до какой степени слепоты и игнорирования толкуемого текста доводят людей подобные исторические пристрастия, эта постоянная склонность приурочивать все к своему времени. Так, волею Божией (снятием третьей печати Агнцем), видели мы, посылаются лишения при вороном коне видения. Спрашивается: кто же должен был их переносить, на кого они посылались? По тому, традиционно-пристрастному, объяснению - подверженными этому лишению неизбежно оказывались христиане, и не какие-либо виновные из членов Церкви Христовой грешники, исправляемые этими испытаниями, а христиане первых веков, лучших времен и состояний. И наоборот: «вредить» тогда и мешать наслаждаться в жизни излишним запрещалось - кому? Тем, кто пребывал в роскоши, - язычникам и вообще негонимым, т.е. неверующим, без тени уяснений к чему и почему. Но еще больше игнорирования, даже искажения текста, при таком понимании - в четвертом коне видения. Выходит на четвертую часть земли на бледном коне всадник смерти со всеми главными орудиями ее, и, по ясному слову Апокалипсиса, самый ад следовал за ним, очевидно, и по контексту, и по единственно правдоподобному пониманию этого места, чтобы поглощать умерщвляемых в ту пору в недра свои. И что же?.. По тем же толкованиям (даже у осторожного прот. Орлова), гибнущими, а значит, и поглощаемыми адом оказываются опять-таки все те же, гонимые и избиваемые за свою твердость в христианской вере святые мученики и исповедники ее...

А между тем в самом небесном откровении оснований для такого суживания смысла видений, дотоле скрытых за печатями, совсем, слишком уж мало. Сбивающее толковников указание 5-й главы на заклание Агнца относится ведь не к происхождению книги и не к возникновению содержимого в ней, но ко времени открытия этого содержания, а главным образом - к приятию Агнцем права на это. Книга же, со всем написанным в ней, является в руке Сидящего - до того. И пред явлением книги очам Иоанна пели и прославляли Бога представители небесной и земной Церкви еще не за это дело спасения, а за творение мира и за общее промышление о нем. И таким образом, рамки видений четырех коней - того, что освещалось и символически изображалось в них, - раздвигаются неизмеримо шире и выходят далеко за пределы одной лишь новозаветной, христианской нашей истории. Мы убеждены, что вся символика этих четырех коней в видении 5-й главы Апокалипсиса была ответом на вековечный вопрос истинного любомудрия: в чем смысл и основы всечеловеческой истории, при том печальном состоянии ее, в каком стоит она пред очами наблюдающего и особенно обостренно и неотвязно требует себе ответа в какие-нибудь явно катастрофические, поражающие засилием зла эпохи? И очень может быть, много так плакал Иоанн пред закрытою книгой судеб именно потому, что и та - его - эпоха слишком остро и напряженно ставила этот вопрос, особенно для таких, как он, ревнителей о Божией правде И потому-то поем мы в пасхальном тропаре - Смертию смерть поправ (Смертию на смерть наступи - по старообрядчески), ибо стерта - раздавлена и обезврежена - глава виновника смерти, «древнего змия», крестною смертью Спасителя, ужаленного в пяту страданиями Креста. , а ответа, удовлетворяющего общее сознание самих христиан, они не находили. И вот открываемый через Иоанна смысл изложенных четырех видений - четырех коней - и был первым таким ответом на этот изначальный и законный вопрос человеческого любомудрия и недоумений. Ответ этот был общий, но законченный и полный; потому-то и коней явилось только четыре, и говорили ему: иди и смотри - животных четыре, и только дальше (с 5-й печати) речь пойдет уже по-иному, начинаясь как бы добавочным запросом душ убиенных и уже ближе к временам Церкви Христовой.

Ответ этот дается символически, но понятно. В выступающих на землю четырех разномастных конях проводятся в обобщении и уяснении мировой истории как бы четыре полосы, одна - светлая и чистая, другие три - иноцветные, заслоняющие эту ее одноколоритность и чистоту до степени ее противоположности. И полосы эти - как бы струи соответствующих земных реальностей, с одной стороны - привносимых на землю отвне, с другой - созидающихся в самой земной среде, в общем и личном человеческом опыте.

Первая полоса - конь белый, на нем всадник воюющий, ибо имеет поражающий врага лук. Всадник этот уже увенчан, а значит - уже заслужил награду победителя, как святой Павел, как все подобные ему, соблюдшие веру и возлюбившие явление Праведного Судии (см.: 2 Тим. 4:7-8). Итак, венец этот ему уже дан, в Божией воле как бы уже возложен, ибо сказано будет на Страшном Суде этим Праведным Судией: Придиите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф. 25:34). Но вышел он, этот всадник, как победоносный и чтоб победить.

Так создан был человек, и таково всегдашнее, не знающее исключений, назначение его на земле. Созданный не только невинным, но и добрым, он принес с собой и в себе чистоту и святость - Закон Божий и совесть богоподобную - сюда, на землю. Но эта «белизна» и победоносность, этот свет истинный (Ин. 1:4-5,9-10) не только сохранялся и сохраняется всегда в истории: он постоянно и проторгается в нее свыше, все больше и больше раскрываясь и сияя в жизни и для жизни людской чрез угодников Божиих, «провозвестников откровения» Его. И, конечно, «в полноте и совершенстве» открыт был он в Сыне (см.: Евр. 1:1-2) и через апостолов Его распространен был и в объятом тьмою мире. Все это - первая, светлая и добрая, жизнью насыщенная, полоса - конь белый и победоносный всадник его, открытые в первом видении 6-й главы.

Падением человека, т.е. изменою его Богу и подпадением под влияние и даже власть диавола (творяй грех, раб есть греха. - Ин. 8:34), проводится вторая полоса в истории человеческой. К счастью - не сразу темная (то будет конь вороной); к счастью - и не вполне противоположная по общему складу жизни человеческой.

Нет сомнений, что соблазнивший первых людей (как ранее бесов) диавол рассчитывал так же владеть ими и царствовать над всем потомством их всецело и полно, как над бесами. И знаем мы, что он ошибся в этой надежде своей и насколько ошибся в ней. Вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее, - сказал Господь, к разочарованию, горю и озлоблению слушавшего диавола, дав при этом и первоевангелие о Спасителе: Той твою блюсти будет главу, и ты блюсти будеши его пяту (Быт. 3:15).

И вот на эту вражду, с отражением ее на обеих сторонах, и указывало видение Иоанну второго коня, огненно-красного; выразительный символ, как указывалось выше, борьбы кровавой. И борьба эта кровава и тягостна для обеих сторон. Онатягостна до крови для подвижников добра, ибо до пота, слез и крови должны бороться они против врага уже в самом себе, распиная плоть свою со страстъми ее и похотьми (Гал. 5:24). Но «кто сеет ветер, тот пожнет бурю» (см.: Ос. 8:7): страдания и беды не меньше пали и на другую сторону. В своей массе падшее человечество, поработившись диаволу и греху, ядом его исказило, изуродовало и обезобразило всю свою природу. Отсюда злобновражеские, эгоистически-отталкивающие и гордо задирающие других настроения проникают собой всю взаимную жизнь - и международные, и междуродовые, и сословные, и даже семейные и личные отношения падших людей между собой. И отсюда дано было сидящему (на рыжем коне) взять мир с земли и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч. Этот большой меч, несомненно, растет и растет. О нем, по всей вероятности, сказал Господь в евангельские дни, когда вразумлял и апостолов, чтоб не мечтали они о легком и поверхностном мире: Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч (Мф. 10:34) - разделение (Лк. 12:51), и будет так до той поры, когда настанет война всех против всех: Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство... и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга... по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24:7, ю, 12). Предаст же брат брата на смерть, и отец детей; и восстанут дети на родителей, и умертвят их. И будете ненавидимы всеми за имя Мое (Мк. 13:12-13).

Таков смысл и сущность второго видения 6-й главы, корень и объяснение того разделения и всеобщего закона земной борьбы, которая столь многих в наши дни приводит в уныние и смущение.

Но, как говорят нам и неоспоримый общечеловеческий опыт, и наблюдение на протяжении всей необозримой вереницы веков, а с другой стороны - еще более бесспорное и авторитетное свидетельство слова Божия, весь мир земной - во зле лежит (1 Ин. 5:19). Рожденное грехом, зло стало всеохватывающим, все проникающим собой мировым началом, как, с другой стороны, неотделимое от греха бунтарство эгоистических вожделений с роковой необходимостью влечет за собой и расстройство всяких естественных порядков и норм и становится неизбежною причиной всяких разложений и лишений. Ибо как страдание с необходимостью идет за грехом, являясь как бы обратной стороной медали, так нужда и лишения неизбежно следуют за все растущим разгулом и ростом темных и горделиво-эгоистических вожделений сынов противления и оправданного порока.

И вот выявляется, по снятии третьей печати, мрачный и все закрывающий своею темнотой конь вороной, и в нужде и лишениях разлетаются высокомерно-пышные и самоуверенные обещания и надежды глашатаев и поклонников грехолюбивой плоти. На весах истории точно учитываются и пшеница, и ячмень как символы самого простого и необходимого уже для самого питания человека, и лишь малая мера их (хиникс) дается за тот динарий, который в ту - апостольскую - пору был полной нормальной платой дня для рабочего, обеспечивающей удовлетворение всех нужд его и потребностей. Более загадочными представляются слова приказа - елея и вина не повреждай. Но едва ли правильно усматривать в них своего рода патент на пользование кем-то (тем более - гонителями правды и грехолюбцами) особой и нарочитой роскошью А ведь обычно так именно эти слова и понимают. . Вернее было бы признать это за заботу о сохранности этих предметов как наиболее применяющихся при богослужении, которое, таким образом, должно и тогда совершаться (ап. Павел, знаем мы, так и удостоверяет, что приношение чаши Христовой пребудет до самого Второго пришествия Спасителя. - См.: 1 Кор. 11:26), и несомненно, сохранится все это - в подлинном, неповрежденном виде. И таким образом, смысл этого повеления получается тогда такой: не порти и не вреди, тем более не уничтожай, даже ощутительно не уменьшай того, что связано с богослужением, от чего зависит самое совершение церковных таинств.

И наконец, снятие четвертой печати определяет собой проведение последней, именно завершающей собой весь этот процесс порчи мира грехом полосы - в виде указанного всадника на мертвенно-бледном и блеклом коне со столь реальным и близко затрагивающем каждого человека наименованием - смерть. Оброцы греха смерть (Рим. 6:23), - говорит ап. Павел, характеризуя так ее и в смысле общечеловеческой повинности в отношении к ней, и как необходимую и абсолютно справедливую расплату за грех, воспринятый нами в свою природу, и в то же время - как и окончательную ликвидацию самого процесса падений. Ведь раз наступила смерть - прекращается сам собою с нею этот нарастающий путь гибели духовной, неизбежно сопровождающий собой всю земную жизнь человека. И потому-то и испразднится, по слову того же апостола, этот последний враг наш (1 Кор. 15:26) лишь тогда, когда прекратится совершенно и самая эта наша земная греховная жизнь.

И потому-то так естественно и необходимо было предстать отверстым в духовном озарении очам ап. Иоанна, при выявлении ему основных сторон, как и движущих сил этой всечеловеческой истории, и сему, самому страшному и неумолимому всаднику - с точным именем смерть. Ибо кто же будет отрицать, что смерть - это самое общее и безусловно-неотвратимое слагаемое всего земного, не только общечеловеческого, но и всеобще органического строя и жизни и природы, а в то же время - такое же средство и условие самого процесса истории всего падшего человечества. Понятно нам и то, почему и ад следовал за ним, за этим всадником на бледном коне. Ведь смерть выступает здесь пред нами как порождение человеческого греха. И правда христианства нам говорит, что всякий подпавший этой смерти и в своем развитии, и в завершении жизни своей сполна и до конца, с той же неизбежностью подпадает затем и мукам ада, а ад, в свою очередь, поглощает именно тех, кто посылается в него именно по наступлении такой их смерти.

Точно так же понятно для нас, с точки зрения этих всех символов, и то, как дана ему власть умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными (как не трудно было бы протолковать все это и в переносном, аллегорическом смысле). Затруднительней, конечно, объяснить себе, почему указано в данном месте, что власть эта дана ему над четвертою частью земли. Совершенно верно, что определенное здесь взято в смысле неопределенном и общем. Но ведь смерть, если брать ее в том наличном положении, какое занимает она в отношении к роду человеческому во всей его истории (т.е. как смерть телесная), силу и власть свою имеет не над четвертою частью, но над всем без исключения родом Адамовым (земля еси, и в землю отидеши. - Быт. 3:19)...

Отсюда - или тут, в некоторое отступление от всей постановки являемого в четырех конях Иоанну, имеется в виду какой-то отдельный момент, или хотя бы и ряд таких моментов, но все же в какую-то особую, как будто исключительную пору в истории человечества, и в применении все к той же физической и по типу насильственной или катастрофической смерти, и именно - приблизительно для четвертой части рода людского на те дни. Или же, и это нам кажется более приемлемым с точки зрения общечеловеческой истории и более утешительным для нас, как и отвечающим свидетельствам Апокалипсиса о великом множестве спасаемых и благодарно прославляющих Господа за это спасение (см. особенно Откр. 7:9-10; 19:6), видеть в этом всаднике не смерть телесную, всеобщую и никого из нас не щадящую, но в то же время не столь страшную и отнюдь не окончательную, а смерть вторую - духовную и неизмеримо более грозную, прямо ужасную, выбирающую жертвы свои из рода человеческого по их упорству во грехе и закоснению, навеки захватывающую тех именно, чьи грехи действительно были «грехами смертными». И тогда понятен становится весь этот образ коня и всадника четвертой печати. В нем, как всеобщая полоса бытия на земли рода человеческого, символизирована смерть, ставшая таким уделом грешного потомства Адамова уже от самого его падения; но ускользнут от нее, в силу искупительной Жертвы Агнца, закланного за наше спасение, все необозримое множество уверовавших в Него, здесь ли то на земле (ср.: Откр. 22:14) или уже во аде узнавших Его, для чего и сходил Он туда вслед за Своим Предтечею. И тогда лишь четвертая часть, по этому видению коня бледного, подпадет под полную власть этого смертоносного всадника, подпадет в тех своих смертных грехах и пороках, которые символизированы в этом видении как меч, и голод, и мор, и звери земные...

"бледный" – главными значениями слова «χλωρός» являются «зеленый» или «зеленовато-желтый». Это цвет лица покойника.

«которому имя смерть» – смерть является итогом действия четвертого всадника и, может быть, также двух предыдущих.

«и ад следовал за ним» – для не усвоенных Христу людей за смертью неизбежно следует ад.

«власть над четвертою частью земли» – вероятно, это следует понимать не буквально, но символически: как власть над некоторой, довольно значительной, частью земли.

"мечом" – в результате войн, социальных конфликтов и проч.

"мором" – смертью от болезней.

«зверями земными» – может быть, имеется в виду пожирание человеческих трупов собаками, крысами, хищными птицами и т. п.

Или же можно понимать и в прямом смысле: как умерщвление людей животными (ср. 4 Цар. 17:25; Чис. 21:6).

Снятие четвертой печати – проявление гнева Божия в отмщение за благочестивых и в наказание грешникам.

+++Пособие к изучению Священного Писания Нового Завета для школы и семьи. § 44. Апокалипсис, или Откровение апостола Иоанна Богослова++

Оскудение плодородия земли – характерная черта третьего периода – достигает высшего проявления в четвертом, и тяжесть его ложится в особенности на четвертую часть земли, чтобы остальные три, менее тронутые бедствием, имели поводом к человеколюбивому участию в чужой беде. К голоду – меч, мор и звери земные. Этим самым бедам подвергался Иерусалим, когда в 70 году по Р. Х. наступил для него суд за отвержение Мессии. Голод и моровая язва истребили (согласно пророчеству Иезекииля V, 12) третью часть жителей, а другая треть погибла от меча. Хотя в пророчествах упоминаются и лютые звери, как четвертая язва, но в исторических источниках об осаде Иерусалима насчет этой язвы нет сведений, а потому можно догадываться, что пророки называют лютыми зверями крамольников, которыми кишмя кишел преступный город в 70 г. по Р. Х. Историк того времени Иосиф Флавий называет их людоедами в смысле зверской кровожадности. Если голод есть последствие постепенного оскудения плодородия земли, а моровая язва – последствие голода, то чем объяснить нашествие меча и лютых зверей? Меч водворился в сферах Европы со времен революции 1789 года – которая, как известно, явилась неизбежным последствием реформации. Революция, в свою очередь, произвела лютых крамольников, ту четвертую язву, которая так же как меч, со времени снятия четвертой печати не престанет вплоть до самого конца судить и казнить Богом оставляемый и оставляющий Бога преступный и закоснелый в грехах мир. В чем особенно преступный? В нераскаянности. Ибо испытания нисколько не действуют на него, не вразумляют людей мира сего.

Читая ежедневно и слушая непрестанные телеграфные вести о гибели собратий, люди века сего не только не каются и не вразумляются к исправлению, но относят это все к делу простого случая, низводя Провидение в слепоту стихийных сил. Об этом же четвертом периоде бедствий сказано в Евангелии: «Восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам: все же это – начало болезней». (Мф. 24:7–8).

Беды чаще постигают земной круг и имеют служить указателем на близость конечного разрушения судеб мира, ибо появляются в такой же последовательности, как болезни у рождающей. Таково, может быть, значение Евангельского изречения: «начало болезней». «Как у беременной женщины (говорится в 3 книге Ездры), когда в девятый месяц настает ей пора родить сына, часа за два, за три до рождения боли охватывают чрево ее и, при выходе младенца из чрева, не замедлят ни на одну минуту, – так не замедлят прийти на землю бедствия и люди того времени восстенают; боли охватят их» (3 Езд. 16:38–40).

Участь осажденного в 70 г. по Р. Х. Иерусалима с превосходящими всякое описание ужасами внутри его разразится над всем земным кругом только в самом конце времен. Частные же проявления грозного суда Божия совершаются и будут совершаться в известной постепенности. И вот четвертый период, как видим из Откровения, охватывает редкими болями еще не всю землю, а только четвертую часть ее. Откуда же начинается наступление на земной круг ада преисподнего? На это есть (для желающих принять) отдаленное указание в только что упомянутой апокалипсического характера книге, не имеющей, впрочем, канонического авторитета, хотя и прилагаемой к Библии, как душеполезной в смысле назидательного чтения. Это третья книга Ездры. «Вот видение грозное (говорит о последних временах Ездра) и лице его от востока. Выходят порождения драконов Аравийских. Вот облака от востока и от севера до юга, и вид их весьма грозен, исполнен свирепости и бури. Они столкнутся между собой, и будет кровь от меча до чрева и помет человеческий – от седла верблюда: страх и трепет будет великий на земле» (3 Езд. 15:28–29, 34–36). Думается, что здесь (для желающих принять) в коротких словах очерчены военные события начала болезней земного круга в течение четвертого периода последних времен.

Остановим внимание на значении слов: «выступят порождения драконов Аравийских». В собственном смысле это, быть может, аравийские мавры. Нашествия их в VIII и последующих веках на области христианского мира и истребление восточной части Христианской Церкви огнем и мечом хорошо известны из всеобщей истории. Повторения сего возможно ожидать в будущем, как с их стороны, так и со стороны подобных им по происхождению языческих обитателей Срединной империи. Известно, что несметные массы их (ныне находящиеся под игом Манджуров) как бы связаны чем-то до времени в проявлении своих кровожадных инстинктов против христианского рода. Но вот, наконец, выходят порождения драконов Аравийских. Можно полагать, что это и есть начало болезней земного круга в четвертом периоде последних судеб. Эти новые Аравитяне родственны по происхождению древним Аравитянам, Маврадянам, родственники им, ибо как те, так и другие одного и того же семитического происхождения от Сима, старшего сына Ноя.

Переселение азиатских народов положило в V веке конец римской языческой цивилизации и открыло начало новой христианской цивилизации, целую тысячу лет процветавшей в развалинах древнего мира. Прошло это время, наступило другое – возвращение к прежней гнусной цивилизации. И вот, быть может, опять на сцену выходят спавшие дотоле народы Азии с намерением вконец истребить христианский род. Надобно пожелать, чтобы подобно пришельцам V века восприняли и они, в конце концов, христианскую цивилизацию и восполнили убыль последователей Христа в среде христианских отступников. Этим последним событиям обращения ко Христу народов соответствуют, быть может, снятие пятой печати с книги последних времен. Это чудный период последней всемирной проповеди Евангелия.