Книга Судей Израилевых, Глава 11, стих 30. Толкования стиха

И написано об этом так: И дал Иеффай обет Господу и сказал: если Ты предашь Аммонитян в руки мои, то по возвращении моем с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение. Этими словами своего обетования Иеффай не обещал какое-либо животное из тех, которые мог принести на всесожжение по закону. И нет также, и не было такого обычая, чтобы победно возвращающимся с войны полководцам выходили навстречу животные. Что же касается тварей бессловесных, то псы часто выбегают навстречу своим хозяевам и заискивающе мчатся им вслед. Но Иеффай не мог помышлять о собаках, поскольку это выглядело бы уже не только как обетование незаконное, но также презренное и нечистое с точки зрения закона. И такая жертва могла бы послужить оскорблением Господу. И также он не говорит: что ни выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение. А говорит Иеффай следующее: что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение. Следовательно, не остается сомнения в том, что он с самого начала помышлял о человеческом существе; хотя, пожалуй, не о своей единственной дочери. Но кто только смог бы превзойти её в глазах отца, за исключением, разве что, его супруги?

У иудеев был судья Иеффай. Беспокоясь неопределенностью состояния военных действий и испытывая страх пред неизвестностью исхода сражений, он дал обет такого рода: если он прогонит врагов, то принесет в жертву Богу, первосвященнику его триумфа, первого, кто только выйдет ему навстречу из ворот его дома.
*** Иногда преступно бывает исполнять данное обещание¹ или соблюсти клятву... Что также скажу я об Иеффае, который принес в жертву свою дочь, которая первая попалась навстречу ему, победоносно (возвращавшемуся с войны). Правда, этим он исполнил данный им обет принести Богу то, что первое попадется ему навстречу, (однако) лучше бы было ему ничего не обещать, чем обещанное выполнить (ценою) детоубийства.

*** Я всегда буду держаться того мнeния, что неосторожно пообeщал судья Иеффай² принести Богу в жертву то³, что первым попадается ему на порогe его дома, когда он будет возвращаться (с войны), тeм болeе, что и сам он раскаялся в своем обeтe, когда (первой) повстрeчалась с ним (его) дочь, ибо, он (как повeствуется) разорвал одежды свои и сказал: «Увы мнe, дочь моя! Ты поставила меня в затруднительное положение и ты сдeлалась для меня причиной скорби» (Суд. 11:35)⁴

 А иногда противоречит долгу – выполнить обещание, исполнить клятву Ср. у Цицерона: off. 1:32. Так, например, Ирод, поклявшийся, что он отдаст дочери Иродиады все, что она ни попросит, позволил совершить убийство Иоанна, чтобы не нарушить обещание См. : Мф. 14:1-12. А что сказать об Иеффае, принесшем в жертву дочь, которая первой встретилась ему, когда он возвращался с победой? Он исполнял обет принести в жертву Богу первое, что ему повстречается См. : Суд. 11:29-40. Ср. ниже: off. 3:78–80. Было бы лучше не давать такого обещания, чем исполнить его, убив свою дочь!

Недостаточным знакомством с истинной религией объясняется и обет Иеффая принести во всесожжение Иегове то, что выйдет на встречу из дома: в жертву Иегове можно было приносить только определенные виды животных, так наз., «чистых»; значит, обет Иеффая, с точки зрения истинной религии Иеговы, мог простираться только на животных чистых и, следовательно, не мог касаться дочери Иеффая; в противном же случае этот обет являлся уже не соответствующим требованиям религии Иеговы, языческим по своей форме. Таким же языческим представляется обет этот и по своему содержанию: Иеффай как бы вступает с Иеговой в сделку, вынуждает Его оказать ему помощь, обещанием жертвоприношения старается расположить Иегову в свою пользу. Понятно, что победа Иеффая над Аммонитянами не находится ни в малейшей зависимости от его обета. То, что он оказался орудием божественного Промысла в освобождении раскаявшихся Израильтян от угнетения аммонитского, вовсе не служит ручательством за его высокое нравственное достоинство; не говорит за это и выражение – «и был на Иеффае Дух Господень», ибо это выражение объясняет успешность похода Иеффая именно действием милосердия Божия к раскаявшимся в отступлении от Иеговы сынам Израилевым (Суд. 10:6-12). В лучшем случае в лице Иеффая мы можем видеть искреннего поклонника Иеговы, но крайне невежественного по отношению к требованиям истинной религии, каковым невежеством и может быть объяснен необдуманый обет Иеффая и исполнение этого обета, если оно совершено было в буквальном смысле.

Люди подражают тому, кто делает благие дела, однако не из любви к этим благим делам, но по своей выгоде. Царь Моавитский принял к сведению послание от Иеффая (См. 4 Цар. 3:26-27). Но из-за того, что он убил первенца, а это был человек, но не животное, Господь сжалился над ним, ибо сделал он это от отчаяния, а не из любви. В случае же Иеффая, если бы ему первым повстречался один из его слуг, он бы убил его. Но для того, чтобы люди не приносили в жертву своих собственных собратьев, он велел своей дочери встретить его, дабы другие, давая обет Господу, опасались, как бы это не коснулось людей.

И поскольку он Иовиниан отдаёт предпочтение верности отца Иеффая обету, а не слезам девственной дочери, то это соответствует нашему взгляду. Ведь мы не столько проповедуем девственниц мира, сколько дев Христа ради. И большинство Иудеев порицают отца за опрометчивость обета: если Ты предашь Аммонитян в руки мои, то по возвращении моем с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение. А если бы, говорят они, это была собака, а если осёл, то что бы он стал делать? Их мнение таково, что Бог так устроил события, чтобы давший опрометчивый обет осознал свою неправоту через смерть дочери.

Обеты. Обет — это обещание принести дар божеству в ответ на его благодеяние (дополнительную информацию см. в коммент. к Быт. 28:20–22; Лев. 27:2–13; Чис. 30:2–15). В классической литературе обет Иеффая находит параллель в обете критского царя Идоменея (жившего примерно в то же время). Буря, застигшая Идоменея при возвращении из–под Трои, вынудила его дать обет, весьма похожий на обет Иеффая, и в результате ему пришлось принести в жертву собственного сына. Обычно жертвоприношения, сопровождающие просьбу о божественной помощи, совершались накануне битвы (см.: 1 Цар. 13:8–12), но если такой возможности не было, допускалось принесение обета. В принципе, Иеффай мог посвятить Господу всю добычу (ср.: Чис. 21:2), но, вероятно, применительно к городам, расположенным за пределами территории Израиля, это было неуместно.

Обет Иеффая в Священной Истории представляет безпримерное явление. Нежно любящий отец изрекает смертный приговор на свою единственную дочь сверх всякого ожидания. Умея ценить святость обетов, он не смеет изменить своему страшному слову; он совершает над нею обет свой, как определение Всевышняго. Искать ли здесь путей Промысла, для высших целей чудно располагающого судьбою человеческою, или подивиться опрометчивости отца? Открывать ли здесь опыты живой веры или пожалеть о слепом суеверии? Винить ли безчеловечность уставов, позволявших проливать человеческую кровь в жертву Бога мира, или оправдывать их, то изветом на их древность, то открытием в них смысла сообразнейшого с их духовным знаменованием? Достоинство лица Иеффая, ознаменованного печатию веры по Апостолу (Евр. 11:32) а, может быть, и честь Библии требуют, чтобы мы решили эти вопросы, сколько возможно, удовлетворительнее. Для этого разсмотрим обет Иеффая с двух сторон: как действие религиозное и как событие историческое. В первом случае мы обратим на него внимание, прежде как на плод внутренней религии Иеффая, потом как на действие, связанное с положительными законами внешнего богослужения; в другом случае мы покажем, каким образом был исполнен этот обет. Итак из какого источника, из каких побуждений происходил обет Иеффая? Св. Писание говорит, что после того, как двукратное посольство Израильское к Аммонитскому царю с мирными предложениями оказалось безуспешным, бысть на Иеффаи Дух Господень, и прейде Галаада и Манассию... и обеща Иеффай обет Господеви. Ежели войти в состояние духа Иеффаева, то по всей вероятности оно было таково. – Видя всю несправедливость Аммонитян, под пустым предлогом искавших одной корысти, новоизбранный вождь воспламенился справедливым негодованием; он прошел за-иорианския области, воззывая всех к ополчению на врагов, и в этом жару ревности, который был управляем Духом Божиим, произнес и свой обет. Значит, обет был плодом святой ревности о законах Божественной правды, к стыду человечества пренебреженных целым народом. И действительно, этот священный энтузиазм, в котором скрывалась и любовь к отечеству, не мог не произвести такого плода. Пылкое сердце Иеффаево говорило Богу: «что станется с племенами земными, когда будут презирать твои вечные уставы? Нет! не попустишь Ты этого. Я чувствую в себе призвание быть орудием Твоего правосудия, – готов последовать ему, и вот, в знак моего самопожертвования, по возвращении моем с миром от Аммонитян, чтобы ни вышло прежде всего из дома моего на встречу мне, будет Твое, и вознесу сие во всесожжение». Таким образом этот обет, исходя из ревности о Божественной правде, направляемый Духом Господним, в существе своем выражал готовность предаться в полное распоряжение промысла Божия. Что значил этот обет в отношении к обрядовой стороне религии? В этом отношении он был не иное что, как вид богослужения, дозволенного законом Моисеевым, и мог простираться на всю собственность человека от своей души до бездушных вещей (Лев. 27:2, 14,  16). По этому он сообразен был и с положительною стороною религии. Таким образом в обете Иеффая нет ничего безразсудного или суеверного.

См. Суд. 11:39

Иеффай разбил аммонитян, но при этом поступил опрометчиво, дав обет Господу, во исполнение коего принес свою дочь в жертву всесожжения. Недопустимо было, почитая истинного Бога, уподобляться язычникам, которые приносили человеческие жертвы своим богам (Втор. 32,17; Пс. 105,37.38). Иеффай был неспособен руководить народом соблюдать верность завету, хотя, несомненно, имел веру (ст. 10,11,21,23,27). В этом обете также обнаруживается параллель между Иеффаем и Саулом, который произнес столь же противозаконное заклятье, едва не стоившее жизни его благочестивому сыну Ионафану (1 Цар. 14,24.25).

После того, как аммонитский царь отказался исполнить требование Иеффая, Иеффай, одушевляемый Духом Божиим, выступил из Массифы (Рамоф) галаадской воевать против аммонитян, дав пред этим страшный обет Богу. Во время этой войны аммонитяне потерпели поражение, причем у них были отняты занятые ими города (числом 20), от Ароера (ср. Втор. 3:12) до Минита (ср. Иез. 27:17), (ныне "Мениа", восточнее Хесбона), и Авель-Керамима (местечко в 7 милях от Филадельфии, еще во время Евсевия (Onomast 225, 6) богатое виноградниками, ныне развалины Авилы).

Вопрос 20. Почему Владыка Бог попустил заклать дочь Иеффаеву? Крайне несмыслен обет Иеффаев. Ибо надлежало ему представить, что вероятно прежде всего встретится ему пес, или осел, животное по закону нечистое. Посему Владыка Бог, научая чрез него других, делать обеты благоразумно и с ведением, не воспрепятствовал закланию. А что осуждает Бог подобные жертвы, свидетель сему блаженный Давид, который взывает: «и пожроша сыны своя и дщери своя бесовом. И пролияша кровь неповинную, кровь сынов своих и дщерей, яже пожроша истуканным Ханаанским, и убиена бысть земля их кровми», и так далее (Пс. 105:37—38). Да и Сам Владыка Бог говорит устами Пророка Иезекииля: «и взяла еси сыны твоя и дщери твоя, яже родила еси Мне, и принесла еси их рачителем твоим. Сие паче всякого блуда твоего» (Иез. 16:20—22); и показывая чрезмерность нечестия, присовокупил: «сего не помышлял Я, и не взыде на сердце Мое» (Иер. 32:35). Вознамерившись же испытать боголюбие Авраамово, хотя повелел Бог принести Аврааму в жертву сына; однакоже, сделав явным расположение праведника, воспрепятствовал закланию... Итак Владыка Бог, научая, как должно делать обеты Богу, не воспрепятствовал закланию.