Книга Судей Израилевых, Глава 11, стих 29. Толкования стиха

Дух Господень. И снова Дух Господень ассоциируется с собиранием войска (см. коммент. к 6:34,35). Несмотря на пост военачальника Галаада, Иеффай не обладал формальным правом на созыв войска в областях, принадлежавших Манассии (в том числе в Васане, на севере Галаада), а также на значительной территории к западу от Иордана.

Обет Иеффая в Священной Истории представляет безпримерное явление. Нежно любящий отец изрекает смертный приговор на свою единственную дочь сверх всякого ожидания. Умея ценить святость обетов, он не смеет изменить своему страшному слову; он совершает над нею обет свой, как определение Всевышняго. Искать ли здесь путей Промысла, для высших целей чудно располагающого судьбою человеческою, или подивиться опрометчивости отца? Открывать ли здесь опыты живой веры или пожалеть о слепом суеверии? Винить ли безчеловечность уставов, позволявших проливать человеческую кровь в жертву Бога мира, или оправдывать их, то изветом на их древность, то открытием в них смысла сообразнейшого с их духовным знаменованием? Достоинство лица Иеффая, ознаменованного печатию веры по Апостолу (Евр. 11:32) а, может быть, и честь Библии требуют, чтобы мы решили эти вопросы, сколько возможно, удовлетворительнее. Для этого разсмотрим обет Иеффая с двух сторон: как действие религиозное и как событие историческое. В первом случае мы обратим на него внимание, прежде как на плод внутренней религии Иеффая, потом как на действие, связанное с положительными законами внешнего богослужения; в другом случае мы покажем, каким образом был исполнен этот обет. Итак из какого источника, из каких побуждений происходил обет Иеффая? Св. Писание говорит, что после того, как двукратное посольство Израильское к Аммонитскому царю с мирными предложениями оказалось безуспешным, бысть на Иеффаи Дух Господень, и прейде Галаада и Манассию... и обеща Иеффай обет Господеви. Ежели войти в состояние духа Иеффаева, то по всей вероятности оно было таково. – Видя всю несправедливость Аммонитян, под пустым предлогом искавших одной корысти, новоизбранный вождь воспламенился справедливым негодованием; он прошел за-иорианския области, воззывая всех к ополчению на врагов, и в этом жару ревности, который был управляем Духом Божиим, произнес и свой обет. Значит, обет был плодом святой ревности о законах Божественной правды, к стыду человечества пренебреженных целым народом. И действительно, этот священный энтузиазм, в котором скрывалась и любовь к отечеству, не мог не произвести такого плода. Пылкое сердце Иеффаево говорило Богу: «что станется с племенами земными, когда будут презирать твои вечные уставы? Нет! не попустишь Ты этого. Я чувствую в себе призвание быть орудием Твоего правосудия, – готов последовать ему, и вот, в знак моего самопожертвования, по возвращении моем с миром от Аммонитян, чтобы ни вышло прежде всего из дома моего на встречу мне, будет Твое, и вознесу сие во всесожжение». Таким образом этот обет, исходя из ревности о Божественной правде, направляемый Духом Господним, в существе своем выражал готовность предаться в полное распоряжение промысла Божия. Что значил этот обет в отношении к обрядовой стороне религии? В этом отношении он был не иное что, как вид богослужения, дозволенного законом Моисеевым, и мог простираться на всю собственность человека от своей души до бездушных вещей (Лев. 27:2, 14,  16). По этому он сообразен был и с положительною стороною религии. Таким образом в обете Иеффая нет ничего безразсудного или суеверного.

После того, как аммонитский царь отказался исполнить требование Иеффая, Иеффай, одушевляемый Духом Божиим, выступил из Массифы (Рамоф) галаадской воевать против аммонитян, дав пред этим страшный обет Богу. Во время этой войны аммонитяне потерпели поражение, причем у них были отняты занятые ими города (числом 20), от Ароера (ср. Втор. 3:12) до Минита (ср. Иез. 27:17), (ныне "Мениа", восточнее Хесбона), и Авель-Керамима (местечко в 7 милях от Филадельфии, еще во время Евсевия (Onomast 225, 6) богатое виноградниками, ныне развалины Авилы).