Книга пророка Ионы, Глава 1, стих 3. Толкования стиха

Вместо того, чтобы идти в Ниневию, Иона решился отправиться в Фарсис, знаменитую Финикийскую колонию на юге Испании. Так он поступил, чтобы бежать от лица, Господня. Это значит не то, что бегством в Фарсис он надеялся скрыться от вездесущего Бога, а то, что он решился лучше быть добровольным изгнанником из той земли, которая была местом особенного присутствия Божия, чем исполнить повеление Господа, пославшего его туда, куда он не хотел. — Почему же ему не хотелось исполнить повеление Господа идти в Ниневию? Сам Иона объяснит впоследствии причину своего поступка. Он скажет Господу: зане разумех, яко милостив Ты еси и щедр, долготерпелив и многомилостив, и каяйся о злобах человеческих (Ион. 4:2). Иона предполагал что Бог по Своей милости и человеколюбию пожалеет жителей Ниневии, если они убоятся гнева Его и покаются в своих грехах. Иона боялся, что пророчество его не сбудется и его сочтут обманщиком. Самое имя Бога Израилева подвергнется нареканию и укоризнам. Притом, любя свое отечество и народ, Иона опасался, что если Ниневитяне помилованы будут, им дана будет возможность наделать много зла Израильтянам. Ему не хотелось, чтобы Ниневитяне были сбережены на погибель Израильтян Он желал быть лучше свидетелем погибели Ниневитян, чем их раскаяния и помилования от Господа. Естественное чувство человеколюбия заглушалось в нем ревностью о благе отечества, особенно же о чести пророка и славе Божией. — Путь в Фарсис лежал чрез Средиземное море. Потому Иона, бежа от лица Господня, отправился на западный берег Средиземного моря, и здесь в Иоппии (ныне Яффа), отдавши плату за проезд, сел на финикийский корабль, отправлявшийся в Фарсис.

Может быть, не худо будет рассказать сие для утверждения многих. Бежал и Иона от лица Божия, или, вернее сказать, думал убежать, но удержан был морем, бурей, жребием, чревом китовым и тридневным погребением, которое послужило образом высшего таинства. Но Иона бежал, чтобы не идти к ниневитянам с печальной и необыкновенной вестью и чтобы впоследствии не оказаться лжецом, если город спасется через покаяние. Ибо не спасение злочестивых огорчало его, но он стыдился быть служителем лжи и как бы ревновал о достоверности пророчества, которая в нем могла подвергнуться сомнению, потому что многие не способны проникать в глубину Божия о сем домостроительства А как слышал я о сем от одного мудрого мужа, который не неприлично объяснял видимую несообразность сказания и способен был разуметь глубокий смысл пророка, — не такая причина сделала блаженного Иону беглецом и, укрывшегося на море, привела в Иоппию, а из Иоппии вела в Фарсис. Невероятно, чтобы он, будучи пророком, не знал Божия намерения, то есть что Бог, по Своей великой премудрости, по неиспытуемым судьбам, неисследным и непостижным путям Своим, самой угрозой производил то, чтобы ниневитяне не потерпели предсказанного в угрозе. А если пророк знал сие, то невероятно также, чтобы он не покорился Богу, благоугодным Ему образом устроившему спасение ниневитян. Думать же, что Иона надеялся укрыться в море и спастись бегством от великого ока Божия, было бы совершенно нелепо и невежественно; такая мысль была бы несправедлива не только о пророке, но и о всяком другом человеке, имеющем разум и сколько-нибудь познавшем Бога и Его всепревосходящее могущество. Напротив того, Иона, как говорит рассуждавший о сем муж, в чем и я убежден, лучше всякого другого знал и то, что будет следствием проповеди ниневитянам, и то, что он сам, замысливший бегство, хотя переменит место, но не убежит от Бога; как не избег бы и всякий другой, хотя бы укрылся в недрах земли, в глубинах моря, изобрел средство подняться на крыльях и летать по воздуху, снизошел в самую преисподнюю ада, или облекся густотой облака, или придумал другой возможный способ к утаению побега. Напротив того, ежели Бог восхощет кого остановить и удержать в руке Своей, то сие всего неизбежнее, всего неодолимее. Он предускоряет быстрых, перехитряет хитрых, низлагает сильных, смиряет высоких, укрощает дерзновенных, подавляет всякую силу. Посему, конечно, знал крепкую руку Божию Иона, который угрожал ею другим, и он не думал, что вовсе убежит от Бога. Сие нимало не вероятно. Но поелику Иона провидел падение Израиля и предчувствовал, что пророчественная благодать переходит к язычникам, то он уклоняется от проповеди, медлит в исполнении повеления и, оставив сторожевую башню радости, что на еврейском значит Иоппия, то есть древнюю высоту и достоинство, ввергает сам себя в море скорби. Потому и обуревается, и спит, и терпит кораблекрушение, и пробуждается от сна, и подпадает жребию, и сознается в бегстве, и погружается в море, и поглощается китом, но не истребляется, а призывает там Бога и (какое чудо!), подобно Христу, по прошествии трех дней возвращается оттуда.

Пророк же Иона, вопреки повелению Божию, пошел в Яффу и там сел на корабль, отправлявшийся в Фарсис. Только оком веры можно несколько прозревать в таинственный смысл тех вещей, явлений и действий, которые окружали Пророка Иону и происходили около него и с ним самим после того, как решился он убежать в Фарсис от лица Божия. Так, братие, корабль, по моему мнению, есть образ синагоги Иудейской. В кормчем корабля я вижу символ священнического Иудейского сословия: оно также должно было направлять народ к надежной пристани, к вере в Искупителя, указывая ему подводные камни жизни, о которые неопытность и неосмотрительность часто разбиваются. Корабельщики олицетворяют собою книжников и Фарисеев.

И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня. LХX перевели таким же образом. Пророк, чрез вдохновение Духа Святого, знает, что покаяние язычников служит падением иудеев. Поэтому, любя свое отечество, он не столько завидует спасению Ниневии, сколько не желает погибели своему народу. Он также читал, что Моисей, молясь о нем¹, сказал: «аще... оставииш им грех, остави, аще же не оставишь, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси» (Исх. 32:32), и по молитве его Израиль спасся и Моисей не был изглажен из книги; даже более, ради этого раба Своего Господь пощадил прочих сорабов его. Ибо говоря: «оставь меня» он показывает, что он мог быть удержан. Нечто подобное и апостол говорит: «я желал бы сам быть отлученным... за братьев моих... по плоти», то есть израильтян (Рим. 9:3). Это не значит, что желает погибнуть тот, для кого жизнь есть Христос и смерть приобретение (Флп. 1:21); но он делается более достойным жизни, когда желает спасти других. Сверх того, Иона, видя, что прочие пророки посылаются в овцам погибшим дома Израилева для того, чтобы склонить народ к покаянию, и что также прорицатель Валаам пророчествовал о спасении народа израильского (Чис. 23-24), скорбит о том, что только он избран для того, чтобы быть посланным к ассириянам, врагам Израиля, и в самый большой город врагов, в котором господствовало идолослужение и где ее знали Бога, и, — что́ еще важнее, — он боялся, чтобы после того, как они, вследствие проповеди его, обратятся к покаянию, не был совсем оставлен Израиль. Ибо чрез того же Духа, которым было вверено ему дело проповеди у язычников, он знал, что когда уверуют язычники, тогда погибнет дом Израилев, и опасался, чтобы в его время не произошло то, что должно было совершиться впоследствии. Поэтому Иона, удаляясь, подобно Каину (Быт. 4), от лица Господня, хотел бежать в Фарсис, под которым Иосиф понимает Киликийский город Тарс, изменяя, впрочем, первую букву; но насколько можно заключать из книг Паралипоменон, так называется одна местность в Индии. Евреи полагают, что слово «Тharsis» означает вообще море, как в следующих словах: «духом бурным сокрушиши корабли Фарсийския» (Пс. 47:8), то есть морские, и у Исаии: «рыдайте, корабли Фарсиса» (Ис. 23:1, 14). Об этом, помнится мне, сказано мною, много лет тому назад, в одном письме к Марцелле². Таким образом пророк не желал бежать в определенное место, но, отправляясь по морю, спешил удалиться куда бы ни было, и человеку убегающему и испытывающему страх более свойственно воспользоваться первым случаем для отплытия на корабле, нежели выбирать место для безопасного убежища. Мы можем также сказать, что он полагал, что только в Иудее ведом Бог и у Израиля велико имя Его (Пс. 75:2); но испытав действие Его на водах, он сознается и говорит: «я еврей, и боюсь Господа небесного, сотворившего море и сушу» (Ион. 1:9). Но если Он сотворил море и сушу, то почему ты полагаешь, что, оставив сушу, можешь на море спастись от сотворившего море? В тоже время чрез спасение и обращение корабельщиков ему дается знать, что также и многочисленное народонаселение Ниневии может спастись чрез подобного рода исповедание (или обращение). Относительно же Господа и Спасителя нашего мы можем сказать что Он оставил дом и отечество Свое и, приняв плоть, как бы бежал с неба и прибыл в Фарсис, то есть в море века сего, сообразно с тем, что в другом месте говорится: «сие море великое и пространное; тамо гади, ихже несть числа, животная малая с великими; тамо корабли преплавают, змий сей, егоже создал еси ругатися ему» (Пс. 103:25-26). Ибо потому Он при страдании говорил: «Отче! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26:36), чтобы вследствие общих криков народа: «распни, распни Его» (Ин. 19:6) и: «не имамы царя, токмо кесаря» (Ин. 19:15), не вошло полное число язычников и чтобы неотломились ветви от маслины, вместо которых могли вырасти отрасли дикой маслины (Рим. 11). Его любовь и преданность народу была так велика вследствие избрания праотцев и обетований Аврааму, что, находясь на кресте, Он говорил: «Отче, отпусти им; не ведят бо, что творят» (Лк. 23:34). Так как «Фарсис» означает «созерцание радости», то, может быть, пророк, прибывающий в Иоппию,что́ значит «красивая», спешит достигнуть радости и насладиться блаженным покоем, всецело предаться созерцанию, полагая, что лучше наслаждаться красотою и разнообразием знания, нежели, вследствие спасения других племен, видеть погибель того народа, из которого должен был родиться по плоти Христос. Ион.1:3. И сошел он в Иоппию, и нашел корабль, отправляющийся в Фарсис, и отдал перевозную плату за него, и сошел на него, чтобы плыть с ними в Фарсис от лица Господа. LХХ: И взошел он в Иоппию, и нашел корабль, отправляющийся в Фарсис, и отдал перевозную плату свою, взошел на него, чтобы плыть вместе с ними в Фарсис от лица Господа. Иоппия — это гавань в Иудее и, как мы читаем в книгах Царств и Паралипоменон, туда также Хирам, царь тирский, доставлял плотами дерева с Ливана, которые затем сухим путем перевозились в Иерусалим³. Здесь есть место, где доселе указывают скалы на морском берегу, к которым некогда была прикована Андромеда, спасенные чрез помощь Персея. Образованному читателю известна эта история. Также, соответственно природе страны, о пророке, спустившемся с горной и возвышенной местности в равнину к Иоппии, вполне справедливо говорится, что он сошел, и нашел корабль, отчаливающий от берега и отправляющийся в море, и отдал перевозную плату за него или плату за корабль, то есть за перевоз на нем по еврейскому тексту, или же перевозную плату за себя (или свою), как перевели LХХ. И сошел на него, как говорится собственно в еврейском тексте, ибо «iеred» означает «сошел», потому что убегая он беспокоился о том, чтобы найти убежище, или же «взошел», как написано в общепринятом издании (vulgata), чтобы прибыть туда, куда бы корабль ни отправился, полагая, что он спасется, если оставит Иудею. Также Господь наш на крайнем приморском берегу Иудеи, который, как находившийся в Иудее, назывался прекрасным, не хочет брать хлеб у детей и давать его псам (Мф. 15:26), но так как Он пришел к овцам погибшим дома Израилева, то отдает плату корабельщикам, так что, желая сначала спасти Свой народ, Он спасает живущих при море, и среди водоворотов и бурь, то есть при Своем страдании и крестном поношении, погрузившись в преисподнюю, спасает тех, коих оставлял без внимания, как бы будучи спящим на корабле (Мф. 8). Благоразумного читателя я должен просить, чтобы он не искал того же порядка в иносказательном объяснении, как в историческом. Ибо и апостол в Агаре и Саре видит образ двух заветов (Гал. 4); однако мы не можем иносказательно объяснять все то, что истории сообщает о них. Также в послании к Ефесянам, говоря об Адаме и Еве, он сказал: «сего ради оставит человек отца и матерь, и прилепится к жене своей, и будета два в плоть едину; тайна сия велика есть: аз же глаголю во Христа и во церковь» (Еф. 5:31-32). Можем ли мы все начало книги Бытия, и сотворение мира, и создание людей отнести к Христу и церкви на том основании, что в таком смысле употребил это свидетельство апостол? Положим, что слова: «сего ради человек оставить отца своего» мы можем отнести ко Христу в том смысле, что Он оставит Бога Отца на небе, чтобы присоединить языческие народы к церкви; но как мы можем объяснить следующие за тем слова: «матерь свою»? Разве, может быть, в том смысле, что Он оставил небесный Иерусалим, который служит матерью святых? Много есть и других, гораздо больших затруднений. Также написанное тем же апостолом: «пияху бо от духовного последующего камене; камень же бе Христос» (1 Кор. 10:4; сн. Исх. 17) отнюдь не обязывает нас относить всю книгу Исход ко Христу. Ибо что мы можем сказать? Только то, что Моисей ударил в этот камень не один раз, по два раза, что потекла вода и наполнила потоки (Чис. 20). Неужели по этому поводу все историческое повествование в этом месте мы должны объяснить аллегорически? Не должно ли, скорее, каждое место, соответственно тому или другому характеру повествования, получать различный духовный смысл? Таким образом как эти свидетельства имеют соответствующее им объяснение, и предшествующее не требует такого же аллегорического объяснения, как последующее; так и книга пророка Ионы не может, без опасности для толкователя, вся быть отнесена к Господу, хотя в Евангелии говорится: «род лукав и прелюбодей знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка. Якоже бо бе Иона во чреве китове три дни и три нощи, тако будет Сын человеческий в сердцы земли три дни и три нощы» (Мф. 12:39-40).

А вот что случилось с Ионою. Бог говорит ему: поди, возвести в городе Ниневии, где живет сто двадцать тысяч человек, исключая жен и детей: «еще три дни, и Ниневия превратится» (Ион. 3:4). Зная человеколюбие Божие, Иона не захотел пойти; но что делает? Предается бегству. Вот, говорит, я пойду проповедовать, а Ты, по Своему человеколюбию, отменишь Свой приговор, и убьют меня, как лжепророка. Однако ж море, приняв его, не скрыло, но возвратило земле и спасло для Ниневии, точно так как добрая служанка сохраняет свою сослужанку. «Сниде ...Иона, — говорит Писание, — еже бежати ...и обрете корабль идущ в Фарсис, и даде наем свой и вниде в он» . Куда бежишь, Иона? В иную землю уходишь? Но «Господня земля, и исполнение ея» (Пс. 23:1). Или в море? Но разве не знаешь, что «Того есть море, и Той основа е» (Пс. 94:5)? Или на небо? Но разве не слышал ты, что говорит Давид: «узрю небеса, дела перст Твоих» (Пс. 8:4)? Но, не смотря на это, он, объятый страхом, якобы убежал, потому что на самом деле невозможно убежать от Бога. Когда же море выбросило его, он пришел в Ниневию, и проповедовал так: «еще три дни, и Ниневия превратится» (Ион. 3:4). А что действительно он предался бегству, имея в мыслях то, что Бог по человеколюбию раскается о зле, которое определил ниневитянам, и что он явится лжепророком, это доказывает сам он. Проповедав в Ниневии, он вышел из города и наблюдал, что будет. Когда же увидел, что три дня прошли и нигде не случилось ничего, чем угрожал он, — возвращается к прежней своей мысли и говорит: «не сия ли убо словеса моя, яже глаголах, ...яко милостив Господь долготерпелив.., и каяйся о злобах человеческих» (Ион. 4:2)?
*** Но возвратимся к истории. Услышав эти слова, пророк сниде в Иоппию, еже бежати в Фарсис от лица Господня. Куда бежишь, человек? Разве ты не слышал, что говорит пророк: камо пойду от духа Твоего, и от лица Твоего камо бежу (Пс. 138:7)? На землю? Но Господня земля, и исполнение ея (Пс. 23:1). В ад? Аще сниду, сказано, во ад, тамо еси (Пс. 138:8). На небо? Но аще взыду на небо, Ты тамо еси (ст. 8). Или в море? Но и тамо, сказано, удержит мя десница Твоя (Пс. 138:10), что и с ним (Ионою) случилось. Но таков грех: он доводит душу нашу до великого неразумия. Как люди с отяжелевшею от опьянения головою бродят без цели и без разбора, и случится ли пред ними яма, или стремнина, или что другое, они падают туда от неосмотрительности, - так и стремящиеся ко греху, как бы опьянев, от желания совершить грех, не знают, что делают, не видят ничего - ни настоящего, ни будущего.
*** Пророки... пророчествовали, как следовало, с рассудком и совершенной свободою. Они властны были говорить и не говорить; они не были принуждаемы, но вместе с честью сохраняли и волю. Потому и Иона убегал, потому и Иезекииль уклонялся, потому и Иеремия отрицался. Бог же не принуждал их насильно, но советовал, убеждал, угрожал, не помрачая рассудка. Бесу свойственно производить помешательство, неистовство и большое помрачение, а Богу – просвещать и сознательно учить тому, чему должно.

Встал Иона и пошел, но не пошел в Ниневию: встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня. Здесь двойное преслушание: в городе, куда был он послан, он не только не проповедовал, но и не пошел туда.

Иоппия есть город Палестины, лежащий при самом море, и вместе пристань для отправляющихся в морское путешествие с необходимыми жизненными припасами из Иудеи и в особенности в города, находящиеся к востоку. Итак Пророк уходит; потом нашедши корабль, отплывающий в Фарсис (ибо предпочел бежать туда, чем итти в Ниневию), отдал плату за путешествие и отплыл вместе с другими. Фарсисом же называет ныне именуемые Тарсы или Тарс. Некоторые же думают, что этим именем обозначается город, находящийся, у Ефиопов и Индийцев. Несомненно, что у тех есть Фарсис. Или Фарсисом обозначается целая Индийская страна. Впрочем думаю, что в настоящем случае пророческое слово указывает не на нее; потому что для желающих совершить плавание к народам индийским это путешествие надлежало бы совершить не чрез Иоппию, но лучше чрез море Еритрейское, если только не предположить, что пророк восхотел убежать внутрь страны Ефиопской, чрез страну Персов и Ассириян; но такое предположение совершенно не основательно. Итак Фарсисом, кажется, называет нынешние Тарсы, а это город Киликии, находящийся при реке Кидне и лежащий у самой подошвы Тарса, весьма высокой горы в Киликии. Итак пророк отправляется в путь и побуждением его отшествия служит (желание) бежати от лица Божия. Здесь, впрочем, нам нельзя оставить без исследования смысл этого изречения или лучше - образ бегства. Думаю, что бежать от лица Божия значит уклоняться от посольства и как бы укоснять служение. Но почему и что принимая в соображение Пророк устремляется в Фарсис, - этого не могу понять, если только не дозволить себе допустить такое предположение, что у него (пророка), как и у древнейших святых, было недостаточное понятие о Боге; ибо некоторые думали, что власть Бога всяческих простирается только на страну иудейскую, в ней как бы заключена и не касается никакой другой страны. Так божественный Иаков некогда уходил из отеческого дома и спешил к Лавану в Месопотамию; тогда он расположился на ночлег в одной стране и, по обычаю положив камень под голову, заснул, и видит лестницу, простирающуюся от земли до неба и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих по ней, и утверждающегося на ней Господа. Встав же от сна, Иаков сказал: яко есть Господь на месте сем, аз же не ведех (Быт. 28:16). Думаю поэтому, что нечто подобное помыслил в себе и блаженный Пророк, когда удалялся из Иудеи и отправлялся в еллинские города. А о причине, почему он медлил и не хотел с готовностью исполнить (возложенного на него) служения, мы узнаем из его же собственных слов; ибо он возвестил об этом позже, при отшествии (из Ниневии). Когда же не пришло в исполнение пророчество его, он сильно опечалился и сказал: о Господи, не сия ли убо словеса моя, яже глаголах, еще сущу ми на земли моей? сего ради предварих бежати в Фарсис, зане разумех, яко милостив Ты ecu и щедр, долготерпелив и многомилостив, и каяйся о злобах. И ныне Владыко Господи, приими душу мою от мене, яко уне ми умрети, нежели жити (Ион. 4:2-3). Как пророк, он не не знал об исходе своего служения; но он боялся, как бы Ниневитяне, после того, как не пришли в исполнение его предсказания, не оставили без внимания благости помиловавшего их Бога, не подняли на него рук и не умертвили его, как пустослова, обманщика и лжеца, возбудившего в них напрасное беспокойство; ибо варвар всегда склонен к ярости и весьма легко приходит в неистовство, хотя бы и не было достаточной причины к бешенству.

Фарсис. Фарсис был самым отдаленным из известных в то время географических пунктов. Хотя точное его местоположение неизвестно, чаще всего считают, что он находился на юге Испании, хотя ряд исследователей высказываются в пользу Карфагена в Северной Африке. При этом с полной уверенностью можно сказать, что это был крупный порт на западном побережье Средиземного моря. Иоппия. Иоппия находилась южнее современного Тель–Авива на Средиземном море. Этот портовый город упоминается в египетских и финикийских текстах, а также в хананейских источниках (письмах из Амарны). В период монархии он часто попадал под контроль филистимского города Аскалона. Корабль. Торговые суда были разных размеров и в среднем развивали скорость от двух до четырех узлов. В эпоху Соломона корабли, идущие в Фарсис, не возвращались обратно в течение трех лет. Корабль такого класса мог иметь команду, состоящую не менее чем из двенадцати человек. Перевозили в основном зерно, вино и оливковое масло. Плата за провоз. Многие исследователи на основании лингвистических данных приходят к выводу, что Иона нанял весь корабль полностью. Так это или нет, несомненно, что плата за провоз была весьма значительной.

Фарсис. Это название может означать определенную географическую точку в средиземноморском ареале, от Левантийского побережья до порта Тартессус на юго-западе Испании, или же, в обобщающем смысле, удаленные прибрежные страны Средиземноморья. от лица Господня. Поскольку присутствие Божие распространяется даже на "край моря" (Пс. 138,9), укрыться от Него невозможно.

Бывает, что человек человеку, по некоторым причинам, говорит: «Никуда я от тебя уйти не могу». Слышим это слово у людей, но оно, если рассудить, всякому человеку, какой бы он ни был, неправильно приписывается. Так как не только от простого человека, но и от самих царей, хотя они и длинные руки имеют, возможно уйти и скрыться, что и видим. Потому слова эти: «Никуда я от тебя уйти не могу», – одному Богу приличествует говорить. От Него мы уйти никуда не можем, куда ни побежим, и нигде скрыться не можем, где ни вздумаем скрываться. Везде Он нас предваряет, куда бы ни хотели бежать, и там присутствует, где бы ни хотели скрыться. В доме своем находишься? Тут Бог. В пути? Не оставляет тебя Бог. На квартиру пришел? Тут Бог. В городе или селе пребываешь? Там присутствует Бог. В пустыню или на край земли побежишь? Там прежде тебя Бог. В земле или на глубине морской хочешь скрыться? И там Он с тобой. Думаешь: «Не скроюсь ли во тьме и ночи от Него?» Нет, ненадежно это убежище! У нас – день и ночь, свет и тьма, но у Бога нет тьмы, нет ночи, а все свет и день. Очи Божии несравненно «светлее солнца, и взирают на все пути человеческие, и проникают в места сокровенные» (Сир. 23:27-28). Узнал псаломник, что от Бога никуда ни уйти, ни скрыться невозможно, и воззвал к Нему: «Куда пойду от Духа Твоего, и от Лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли во ад – и там Ты. Если подниму крылья мои поутру и поселюсь на краю моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя. И сказал я: «Может быть, тьма скроет меня». Но и ночь есть свет во услаждении моем, ибо ночь не будет темна от Тебя, и ночь будет светла, как день: какова тьма ее, таков и свет ее»* (Пс. 138:7-12). Некогда бежал было от лица Господа пророк Иона. Но десницею Божией удержан, и увидел себя во чреве кита, и оттуда той же десницей Божиею извлечен на землю (Ион. 1:3, 2:1–11). Никуда от Бога ни уйти, ни скрыться невозможно. О, бедный грешник! Куда ты убежишь от Того, Который есть везде? И где ты скроешься от Того, Который все видит? Знаешь ли, куда бежать? От правды Его к благости Его и от суда Его к милости Его беги. «Каково величество Его, такова и милость Его» (Сир. 2:18). И скрывайся верой в пресвятых язвах Христовых. Вот убежище, к которому христиане прибегают и где безопасно скрываются от гнева Божиего! О, Иисус! «Сыны человеческие под кровом крыл Твоих будут благонадежны» (Пс. 35:8). Как птенцы под крыльями птицы, так и грешники под кровом благости и человеколюбия Твоего скрываются. «Господи! Ты нам был прибежищем в род и род» (Пс. 89:2). «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11:28).
    

«И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня». Под Фарсисом, куда бежал Иона, нужно разуметь страну, населенную потомками Фарсиса, сына Иована (Быт. 10:4). Первоначально потомки Фарсиса поселились в Киликии, где построили город Тарс; однако в данном случае нужно разуметь не близкий к Палестине Тарс, а скорее далекую Испанию, главное место морской торговли финикиян (Ис. 23:1–14; Иер. 10:9), от имени которого корабли далекого плавания назывались Фарсийскими (Пс. 47:8; 3 Цар. 10:22). Побуждением для Ионы бежать в Фарсис было несомненно то, что он хотел этим отклонить от себя посольство в Ниневию. Пример попытки уклониться от божественного посольства в истории ветхозаветных пророков – не единственный (Исх. 3:11, Иер. 4:10–13; Иер. 1:6), но он является особенным по своим мотивам и отчасти по форме (бегство). Пророк решил не идти в Ниневию потому, что не хотел ее спасения, не хотел, чтобы это спасение совершилось через него. «Потому я и побежал в Фарсис, ибо знал, что Ты – Бог благий и милосердый» (Ион. 4:2) говорил он в раздражении, тогда увидел, что Ниневия не погибла. Такие мысли и чувства достойны ли ветхозаветного пророка и мыслимы ли они, как черты характера посланника Божия? Чтобы правильно решить себе этот вопрос, нужно отрешиться от того предвзятого взгляда, по которому библейские священные лица для сохранения за ними ореола святости представляются нам в какой то духовной неподвижности. Нужно помнить что библейские святые – «подобострастные нам человецы» (Деян. 14:15), потому своей нравственной высоты они достигали не сразу, не без борьбы и мучений, не без зависимости от окружавших влияний времени и среды. И пророк Иона был человек своего времени и своего народа. Евреи же тогда вообще думали, что все язычники – враги Иеговы и заслуживают только Его гнева и наказания. Такое отношение к язычникам воспитывал в них отчасти сам закон в целях отвращения их от всего языческого. Вполне естественно, что и пророк Иона до своего призвания думал о язычниках так, как думали его соотечественники. Теперь, когда голос Божий внутри его призывал пророка идти с проповедью покаяния и спасения к ниневитянам, в душе его происходит глубокая борьба. Он должен был побороть в себе впитанный с рождения узкий религиозный национализм, по которому только евреи считались народом Божиим и усвоить противоположное воззрение, что у Бога милость для всех, что и язычники призваны и способны усвоить спасение Божие. Без проникновения этим убеждением пророк не мог идти на проповедь в Ниневию, его послушание Иегове не могло быть автоматическим. И вот пророк не скрывает от нас той человеческой слабости, какую он обнаруживает в этой душевной борьбе: без чрезвычайных знамений Божиих он не мог перевоспитать себя и потому решил «бежать в Фарсис от лица Господня». Такой способ уклонения от посольства Иона избрал вероятно потому, что полагал, что за пределами обетованной земли как места oсобенного присутствия Божия («лица Божия» ср. Быт. 4:14, 16), он уже не будет слышать в себе призывающий его на проповедь язычникам голос. Православная Церковь в своем песнопении дополняет сделанное замечание о мотивах бегства пророка Ионы тем, что пророк бежал «дабы пророчеству не солгатися» (канон Андрея Критского). Значит, пророк Иона не надеялся на искренность и прочность раскаяния язычников и думал, что, получив спасение за мимолетное раскаяние, а затем, вернувшись снова к своим грехам, они будут смеяться над не исполнившимся над ними пророчеством, глумиться над бессилием еврейского Бога и оскорблять Его. Таким образом, бегство пророка было не сознательным противлением воле Божией, а обнаружение особой ревности о славе Иеговы перед язычниками. «Пришел в Иоппию» – единственную у евреев гавань со времен Соломона. (О ней см. 2 Пар. 2:16; 2 Ездр. 5:53; 1 Мак. 10:76, 14:5).