Книга пророка Аввакума, Глава 3, стих 16. Толкования стиха

«Сохранихся, и убояся сердце мое от гласа молитвы устен моих, и вниде трепет в кости моя, и во мне смятеся крепость моя» . Он обратил внимание на то, о чем говорил, и сам устрашился своей речи, которая изливалась у него пророчески и в которой он созерцал будущее. Ибо при смущении многих народов он видел непрерывные скорби Церкви, сознавал себя ее членом и потому говорил как принадлежащий к числу терпеливых в скорби, постоянных в молитве (Рим. 12:12). «А я, – говорит он, – должен быть спокоен в день бедствия, когда придет на народ мой грабитель его», т. е. он решительно удаляется от злобного народа, родственного ему по плоти, – народа, который не странствует на сей земле, взыскуя горнего отечества.

В этой жизни пророк желает бед и скорбей и сокрушения духа, чтобы в будущей быть сопричисленным к сонму мужей, уже царствующих со Христом. Из этого видно, что здесь борьба и подвиг, а победа в будущем.
*** Вульгата ее имеет слова: «Моегo», «чтобы я присоединился к народу моему, готовому в путь.» — И теперь мы представили только один Еврейский текст, так что о переводе Семидесяти будем рассуждать отдельно, ибо он во многом отличается от перевода всех других. «Ты подверг проклятию», — говорит он, — «скиптры<», т. е. царства его, — несомненно, — нечестивого, о котором выше сказал: «Ты поразил главу от дома нечестивого; обнажил основание даже до шеи.» А под нечестивым мы понимаем или Навуходоносора, или всякого врага народа Божия. Ты подверг проклятию не только скиптры его, но и вождя воителей, которых Ты поразил, которые пришли, как вихрь, чтобы рассеять меня, т. е. чтобы победить в конец Израиля и отвести в разные места в плен. Таким образом ликовали пожирающие бедного и покоренного ими Израиля, как будто они делали это в потаенном месте и терзали нас, не зная Тебя. Ты же пришел в битву за народ Свой и, вводя колесницы Свои в воды, т. е. в среду многих народов, Ты устроил им путь в пучине вод многих, т. е. так, что попираешь их и как бы грязь разбрасываешь копытами коней и колесами колесниц Своих. А в следующих словах, — «Я услышал и вострепетала внутренность моя при звуке голоса» как бы подразумевается: «Твоего, задрожали уста мои. Разрушение да проникнет в кости мои и пусть гной ползет из-под ног моих, чтобы я остался спокоен в день страдания, чтобы я приступил к народу нашему, препоясанному, — смысл такой: Ныне мы охотно претерпеваем всякого рода утеснения и под влиянием угроз Твоих содрогаемся всею глубиною существа своего; ныне трепещут уста мои, и на лице обозначается страх трепетной мысли; и не только этого я прошу или по крайней мере желаю, но и другого: пусть разрушение пройдет в костях моих (или: в кости мои) и чтобы гнойные черви ползли из-под меня, т. е. я охотно выношу то, что́ претерпел Иов: я хочу, чтобы не только плоть моя, но и мозг костей моих подвергся разложению, и чтобы ложе мое было покрыто гноем и бесчисленным множеством червей для того, чтобы по перенесении всего этого, я мог успокоиться в день горестей, страдания, крайней нужды и утеснения, и чтобы я вошел в народу нашему, препоясанному в путь, — т. е., храброму, воинственному, и задорно вызывающему на бой. И прекрасно говорит: «чтобы вышел» я, ибо всегда входят к народу препоясанному в путь; изящно и слово «нашему» народу, который был в скорбях и с охотою перенес угнетения, который бедствиями настоящими приготовил себе будущие награды; он смело говорит нашему, чтобы и сам уснул подобно Аврааму, Исааку и Иакову в старости доброй, многолетней и приложился к предкам своим. Но, если кто-либо скажет: „Вот ты, когда не знаешь чего-нибудь при изложении истории. то запутываешься в сетях иносказания и примешиваешь к истории о́бразные толкования», таковой пусть узнает, что исторические образы не всегда являются иносказанием, потому что часто сама история представляется под известными образами и напр., под образом женщины или одного мужа говорится о целом народе. Так и теперь мы можем сказать от лица народа: „Охотно я подчиняюсь плену, с покойным духом я переношу утеснения и гнет очень тяжкого ига Вавилонян и с радостию терплю (или буду терпеть) все, что ни составляет крайнюю и тяжкую нужду, лишь бы только успокоиться в то время, когда ты проклянешь скиптры нечестивого, и когда кони Твои будут попирать пучину вод многих, и чтобы возвратиться потом в землю обетования со святыми Твоими Зорававелем и Иисусом, сыном Иоседековым, со священником Ездрою и Неемиею. Чтобы не показаться совершенно пренебрегающими историею, мы до настоящего времени некоторым образом употребляли насилие над разумом и отнесли к плену не относящиеся к нему мысли; а теперь обратимся в Семидесяти толковникам и к переносному (таинственному) смыслу. LХХ: Ты разделил в оцепенении главы могущественных. — Как Христос есть глава всей Церкви и всякого человека (1 Кор. 11:3), так главою всех демонов, которые неистовствуют в веке сем, является Вельзевул князь демонов, и отдельные легионы их имеют свои главы и своих князей. Так, напр., духи блудодеяния имеют предстоятеля своего, духи скупости имеют своего начальника (ἄρκοντο), духи тщеславия, духи лжи, духи скупости, духи неверия имеют начальников злобы своей. Итак премилосердный Бог, пославший смерть на головы нечестивых и поднявший оковы до самой шеи, наконец, разделяет и головы могущественных, наводя оцепенение, так что сперва отделяет князей от подчиненных и как бы обезглавливает тело, а потом полагается глава наилучшая там, где была глава нечестивейшая. Возьмем пример, чтобы сказанное нами было более ясным. Если когда-либо убивают тирана, то низвергаются также его изображения и статуи, и только изменив их внешний вид и сняв голову приделывают сверху лице того, который одержал победу, так что на прежнем теле по снятии головы устрояется другая голова. Я охотно отношу это к сборищам еретиков, ибо по отделении еретических вождей от прочих народов, на их месте главою начинает быть Христос. Вместе с тем обрати внимание на значение слов св. Писания, — именно: оно не говорит: «Ты отрезал», или «подрезал головы могущественных», а «разделил»; действительно то, что́ разделяется, не столько отрубается и отбрасывается, сколько разделяется на части. Так что, подобно тому, как при столпотворении (Быт. 11) язык, дурно объединенный, был разделен и нечестивейший союз был рассечен благотворным разделением, и сии главы, по-видимому имеющие согласие с телами своими или между собою (ибо есть много глав еретиков, которые хотя имеют различные воззрения, однако неистовствуют одним, так сказать, языком хулений против Церкви) разделяются на части и, отделившись от обольщенных тел, дают место Доброй Главе. Этот отрывок мы можем применять в том случае, когда видим, что цари и вожди их проливали кровь христианскую, а потом последовало возмездие от Господа. — что́ недавно мы видели в Юлиане, а раньше его в Максимиане, а еще раньше в Валериане, Децие, Домициане и Нероне, — мы можем и говорить с радостию и песнопением ко Господу: «Ты разделил в оцепенении главы могущественных», т. е. в изумлении верующих, или всех народов, которые не думали, что они так быстро могут быть поражены. Когда я был еще отроком и упражнялся еще в грамматических занятиях, и все города еще были оскверняемы кровию жертв, вдруг во время самого жестокого преследования было возвещено о погибели Юлиана, то один из язычников не без хитрости воскликнул: „Как это христиане говорят, что Бог их есть снисходителен и терпелив (ἀνεξίχαχον)? Нет ничего более гневливого и более явного в ярости: Он не мог отложить мщения за свое оскорбление даже на некоторое малое время“. Это он сказал шутя. Но церковь Христова с веселием воспела: «Ты разделил главы могущественных в оцепенении». Да позволено будет и мне сказать нечто подобное: „О Господи! раздели к изумлению всех Ахава и Иезавель (3 Цар. 21:18). Правда я не пророк Илия, но оные Ахав и Иезавель убили Навуфея и захватили виноградник его и обратили сад в место забавы для себя. Да найдется некий раб Твой Авдия, питающий нищего и бедного Твоего; кровь блудницы да предается псам, и нечестивый и скупой Ахав да будет убит стрелою Господа. LХХ: Они будут потрясены в ней или: в нем, «откроют узды свои как нищий, который ест тайно» или: в потаенном месте. — Когда головы будут отделены от тел и отделены в оцепенении, что́ по-гречески обозначено словом ἐν ἐχστάσει — почему в соответствии с этим словом согласуется слово ἐν αὐτῆ, т. е. «в ней» — тогда откроют они узды свои, или их (ибо можно понимать и то, и другое), чтобы оставляя ту власть, в силу которою они господствовали прежде над телами, подчиненными им, они уступили место лучшему всаднику и лучшему вознице. И это сделают они, как нищие, которые едят или: нищий, который ест в потаенном месте, не имея свободы и известного изобилия пищи, а только пищу, самую малую, съедая которую в скрытом месте, они не хотят обратить ничьего внимания на то, что они делают. Это место может быть объяснено также и иначе: Когда главы будут разделены в оцепенении, как бы отделенные от остального тела, они откроют уста свои, которые были связаны, как бы уздою осуждения, и, как те, которые едят, будут жевать сокрушенными зубами сильно желая есть, но не имея силы для этого. Пойми, что после пришествия Иисуса Христа главы демонов снова захотят иметь прежнюю власть над народами, бывшими прежде у них в подчинении и отделенными от них. Но так как они. отрезаны от тел, то не будут иметь полной силы к пожиранию их: они едят как бедные, и они не только бедные, но и бедняки в тайном месте; они бедны, потому что утратили прежние богатства; они едят в скрытом месте, потому что всегда находятся в засаде, чтобы в потаенном месте убивать невинного. Эти главы имеют те же зубы, как и стрелы. И хотя бы прежде они и говорили: „Взойду выше звезд небесных, устрою на высоте гнездо свое и буду держать ,,в руке своей весь мир, как яйцо“, однако они будут сброшены с высоты своей и, теряя свое прежнее украшение и все богатство дома своего, как бедняки, только тайно будут делать попытку есть и кусать. Я знаю, что Еврейский текст очень во многом несогласен с тем, что́ сказано. Но что делать мне, которому предложено за один раз толковать и Еврейский текст, и писания общеизвестные, принятые во всем мире? LХХ: И поверх моря Ты провел коней Своих, возмущающих воды многие. — После того как Бог послал смерть на головы нечестивых, а головы могущественных рассек в оцепенении, и сокрушил их на море. Ибо в Псалмах написано: «Ты сокрушил главы дракона» (Пс. 73:14) по избиении князей, или сокрушении их, и после победы над сильным, делается нашествие на дом его и расхищаются все драгоценные вещи его (Мк. 8:2). А под драгоценными вещами и домом сильного и утварью князя, что́ иное можем мы понимать, как не пучину века сего, в которой обитает дракон? Итак Бог, Всадник превосходный и Возница преимущественный, вводит коней Своих, т. е. ангелов, и высшие силы в море века сего, чтобы они возмутили воды многие, т. е. демонов и враждебные силы. Если же это место мы захотим понимать в отношении к пришествию Христа, согласно написанному в Апокалипсисе (Откр. 19:11-15), что Слово Божие восседает на белом коне и за Ним следует все войско на белых конях, то увидим, как Христос восшел на Апостолов, говоря им: Вот «Я с вами во все дни до скончания века» и «Идите, крестите все народы» и т. д. (Мф. 28:19-20). А потом Он взойдет на одного коня белоснежного, под которым я разумею не иного кого, как Апостола Павла, восседая на котором Он обошел весь свет. Взойдет же Слово Божие на коней Своих, чтобы воды многие были возмущены, т. е., или народы многие, которые прежде были в море и раболепно подчинялись дракону, Ибо широк и пространен путь ведущий к смерти (Мф. 7:13), сперва смутятся, оставляя свое давнишнее заблуждение, а потом в смущении поднимут на себя приходящего Всадника; или же бесовские легионы, о которых я говорил прежде, не будут уже больше господствовать на море, но отступят в смущении, в боязни тех ран, которые наносит воюющий Всадник. О если бы и на меня также взошло Слово Божие и острием уст моих поразило того, который царствует в водах многих, чтобы во время погибели царя своего воды, бывшие в подчинении у него, в смущении подставили выи Всаднику моему, и чтобы впряженные вместе в одну колесницу, мы сделались Херувимами Господа, что́ значит «множество познания». В самом деле, только в тех, которые объединяются между собою узами широкого познания, несется столь приукрашенный Всадник. LХХ: Я стоял на страже, и убоялась утроба моя от голоса молитвы уст моих, и трепет вступил в кости мои, и смутилась подо мною крепость моя, или, — как мы встречаем стоящим в другом месте, — ῆ ἓξις μου, которого мы не можем перевести словами: «положение тела моего», потому что различные экземпляры дают различные слова. Но и эти слова могут быть сказаны от лица пророка в связи с вышестоящими, и именно так: О Господи, так как Ты послал смерть на головы нечестивых и воздвиг узы даже до шеи их, и разделил головы могущественных в оценении, и навел на море коней Своих, возмущающих воды многие; то я со всяким опасением сохранил сердце свое, и содрогнулись внутренности мои, и пришла в смятение вся крепость моя, или положение тела моего, из боязни понести подобные бедствия. Впрочем это место можно рассматривать как имеющее самостоятельное начало мысли, т. е. как будто пророк рассказывает о страхе своем, как он боялся, не согрешил ли он или: чтобы не согрешить в чем-нибудь, и под влиянием звуков молитвы уст своих устрашился Бога настолько, что трепет вошел в кости его, и поставленный под высокою рукою Господа был потрясен всею силою души своей, или всем телом. Слова же его: «Вошел трепет в кости мои» мы должны понимать как слова, употребленные для большей выразительности (ἐμφατιχώτερον), чтобы видеть силу страха Божия, проникающего все силы души, и движущего всего человека для того, чтобы он не сделал чего-либо, неугодного Богу. А так как в переносном смысле под членами тела Писание разумеет также члены души, то под содрогающеюся утробою мы будем понимать ту силу души, которая воспринимает духовную пищу, а под устами те уста, которыми ум говорит сам с собою; под костьми же — твердые основательные учения, на которых держится весь строй душевной жизни. — Это сказано мною вкратце. А если кто-нибудь найдет нечто более разумное и верное по сравнению с сим, то предпочтите согласиться с его объяснением. LХХ: Я успокоюсь в день страдания моего, чтобы взойти к народу переселения моего. — Так как я со всяким опасением сохранил сердце мое и убоялась утроба моя от голоса молитвы уст моих, и трепет вошел в кости мои и погнулась сила моя, или положение тела моего, и так как я вследствие такого опасения сделался чужд грехов, то теперь я уверенно говорю: «Я успокоюсь в день страдания моего, чтобы взойти к народу переселения моего, т. е. к тому, который подобно мне странствует в сем мире». А взойду к нему, потому что я поставлен внизу, и устремлюсь со всею силою к нему, как бы направляющийся из низменного места к возможно более возвышенному, чтобы в то время, когда другие находятся в страдании и стесненном положении, у меня была забота только о восхождении, чтобы таким образом успокоиться с народом странствования моего в местах наиболее возвышенных. По моему мнению день страдания есть день конца мира, о котором и Исаия говорит: «День Господа неотвратимый, день ярости и гнева, чтобы обратить в пустыню весь круг земли и погубить грешников» (Ис. 14:6-7).

То внимание, которое могли соблюдать святые пророки в сердце и уме своем в то время как Дух Святой сообщал им познание будущего, они обыкновенно называют стражею или слухом. Посему и сам Аввакум говорит: «на стражи моей стану» и далее. И другой (пророк говорит): «слух слышах от Господа, известие во языки посла» (Авд. 1:1); а кроме того и божественный Давид: «услышу, что речет о мне Господь Бог» (Пс. 84:9). На нечто подобное пророк указывает и теперь, говоря: «сохранихся, и убояся сердце мое»; я вникал, говорит, в значение сказанного, и сильно убоялся «от гласа молитвы устен моих»; ибо вместе с песнью он сотворил молитву к Богу и песнь была у него способом пророчества. Но он страшился и думал не о гармоническом вещании, напротив, повержен был в горькие скорби и испытывал сильный страх, когда он духом созерцал имеющее совершиться с Израилем в последние времена. Но в особенности его приводило в смущение и возбуждало в нем страх, вероятно, одно то, чтобы он не был оставлен без внимания во время бедствий и ему не пришлось бы увидеть погибель народа, поражению смертью глав сильных, рассечение их в исступлении и сотрясении их в ней, сообразно с указанным нами прежде смыслом. Потом, показывая, что исполнится видение в свое время и что предвозвещенное не скоро совершится, и как бы выходя из тяжкой печали, говорит: «почию в день скорби моея, да взыду в люди пришелствия моего». Я не подвергнусь, говорит, таким бедствиям, меня уже не будет в сей жизни, когда наступит время, в которое непременно постигнут израильтян такие бедствия. Уйду, говорит, отсюда, и переселюсь к другому бывшему в настоящей жизни переселенцем, как и я сам, потому что и все святые всем мире «странники и пришельцы» (Евр. 11:13). Посему и говорят: «не имамы зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем» (Евр. 13:14). Негде и Давид воспевает Богу всяческих: «ослаби ми,... яко преселник аз есмь у тебе и пришлец, якоже вси отцы мои» (Пс. 38:13–14). Итак, достойна удивления решимость святых даже совсем не видеть того, что может прогневлять Бога; напротив, переселение из сего мира они считают приятнее самой жизни, если не соблюдалось нами то, что служит к славе Божией. Посему и божественный Павел сказал, что лучше «разрешитися и с самим Христом быти» (Флп. 1:23) для тех, которые пришли к убеждению, что жизнь в теле есть пришельствие.

Аввакум говорит об уповании и ликовании веры. Описание личного восприятия Богоявления. Я... колеблется. Аввакум глубоко потрясен откровением. а я должен быть. Аввакум может быть уверен в том, что Господь, верный Себе, покарает нечестивых. когда придет. Т.е. снова и снова будут нападать вражеские войска.

В заключение своей "молитвы", а вместе с тем и всей своей книги пророк изображает свои впечатления от Богоявления, а также вызванные им и всем вообще содержанием пророчества чувства и мысли. Первое впечатление видения и откровения, полученного пророком, - впечатление охватывающего все существо ужаса и трепета (16а), подобно тому, как таково именно было впечатление видений на пророка Даниила (Дан. 8:18, 27; Дан. 10:8). При этом ужас, который охватил пророка, и о котором упоминал он еще в начале своей молитвы (ст. 2), вызван был не только сверхъестественностью и небесною природою Богоявления, но и грозным характером предвещаемых им событий, близко и роковым образом затрагивающих судьбу его родного народа: "движимый состраданием к иноплеменникам, пришел он в трепет и страх от предсказаний, изреченных в молитве" (блаж. Федорит, с. 38). Но как истинный вестник велений и судеб Божиих, пророк знает и возвещает людям, что рядом с ужасом бедствий должно быть и успокоение надежды на Бога и Его непрекращающуюся и среди гнева милость (ст. 16б, ср. Ис. 14:13; Ис. 57:18). Этого мало: в следующих стихах, 17-19, пророк, как истинный учитель веры и нравственности, святости и добра, высказывает возвышенную мысль о том, что прославлять Бога должно и среди величайших бедствий. В ст. 17 пророк рисует картину величайших и чувствительнейших жизненных лишений и затруднений: пророк предвидит близость такого времени, когда жители Палестины, этой земли кипящей медом и молоком, будут испытывать - по случаю нашествия неприятелей - крайний недостаток в насущных предметах жизненного довольства библейских евреев: не будет ни произведений садовой культуры - плодов смоковницы, виноградной лозы и маслины, ни плодов земледелия и нивы, ни продуктов скотоводства - яркая картина запустения святой земли, напоминающая подобное же изображение ее у пророка Иоиля в пору народного бедствия, нашествия саранчи (Иоил. 1:17-20). Но и при таких тяжелых условиях существования, не взирая на всю тяготу народных бедствий, пророк Аввакум, подобно пророку Михею в подобных же обстоятельствах (Мих. 7:7), выражает крепкую веру в Бога Иегову, совершенную надежду на Него и полнейшую преданность Ему, а потому выражает и полнейшую готовность восхвалять Его, ст. 18-19а. Здесь, как и во многих других библейских местах (напр. в Пс. 72:25-26), дано яркое и очевидное свидетельство абсолютной ценности религиозного блага, блага Богообщения, вообще истинной религии: каким бы злоключением ни подвергался человек, остается во всей силе долг "служить Господу со страхом и радоваться Ему с трепетом" (Пс. 2:11). И кто, подобно пророку, проникнется этим убеждением, тот обретет, подобно ему же, благодатную силу для своего религиозного подвига, и воскликнет с пророком: "Господь Бог - сила моя: Он сделает ноги у меня, как у оленя, и на высоты мои (т. е. на высоту спасения) возведет меня" (ст. 19), т. е., "подкрепит Бог естества моего немощь, и сделает, что подобно оленю буду попирать змеев и скорпионов и духов злобы, пока не взойду на высоту добродетели, и не воспою победную песнь Спасителю и Творцу моему" (блаж. Феодорит, с. 39-40). Об общем смысле "молитвы" пророка Аввакума блаженный Феодорит замечает: "Известно мне, что иные, всю молитву Аввакумову понимая исторически, утверждали, будто бы пророк предрек сие о возвращении из Вавилона. Не буду противоречить, если кому угодно полагать, что прообразовательное сие предречено о возвратившихся из плена; потому что такое разумение согласно и с моим толкованием; если ветхозаветное подлинно есть действительное прообразование новозаветного. Но почел бы я ни с чем несообразным, когда превозмогает действительность, и телом закрывается тень, о чем-либо другом понимать пророчество, не вполне тому соответствующее..." (с. 40). Из этого замечания церковного учителя, авторитетного толкователя Св. Писания следует, что оба элемента - исторический и типологический в изъяснении содержания "молитвы", а равно и всей вообще книги пророка Аввакума - должны находить свое равномерное, гармонически объединенное применение. То же правило должно быть соблюдаемо и при толковании других пророчеств Ветхого Завета.

Сохранихся, и убояся чрево мое, от гласа молитвы устен моих, и вниде трепет в кости моя, и во мне смятеся крепость моя. Пророк, заключив из сказаннаго, что постигнет неверующих иудеев по уверовании язычников, сказал, что, движимый состраданием к единоплемеиникам, пришел он в трепет и страх от предсказаний, изреченных в молитве. Однако же, говорит он, имею то утешение, что не буду самовидцем бедствия их. Почию в день скорби моея, да взыду в люди пришельствия моего. Прежде исполнения предречений буду иметь конец жизни, и освобожусь от преселничества жизни настоящей.