Иов, Глава 42, стих 5. Толкования стиха

Этих двух примеров достаточно было Иову, чтобы признать свое ничтожество и Божие величие. Удостоенный счастия слышать и видеть Господа, он смиряется пред Ним и отрицается от своего прежняго намерения судиться пред Господом (42, 1—6).

Примеч. Разсматривая беседы Господа к Иову, мы на­ходил в них много вопросов, относящихся к явле­ниям мира физическаго и животнаго и притом таких, которые при нынешнем состоянии развития естественных наук кажутся уже доступными человеку и решенными,— тогда как Господь предлагает их Иову, как неразреши­мые. Но если бы даже это было так, то не нужно забы­вать, что решение означенных вопросов не отнимает значения у самых явлений, на которыя указывал Господь, а для Иова, при тогдашнем состоянии естествознания, это решение было вовсе недоступно. Если же проверить и взвесить сделанныя нами решения, то они окажутся очень ограниченными и для большинства надолго недоступными. Вот напр. вопрос о происхождении земли, с котораго

начал свою речь Иегова, не смотря на все попытки на­уки решить его, останется всегда вопросом,—и все ре­шения его, кроме откровеннаго в св. Писании, будут принадлежат к области гипотез. Пли, вот человек гордится тем, что он своим умом и искуством по­корил себе водную стихию и наперекор ветрам бороз­дит поверхность морей. Но может ли он так же сво­бодно опускаться и в бездны морския или безпечно пре­небрегать ярость волн; так ли легко он останавливает грозную стихию, как это делает Всемогущий? Что напр. удерживает страшную силу волн, от которых и огром­ные корабли разбиваются в щепы и вечныя гранитныя скалы подмываются ии сокрушаются? —Ничтожный песок, который так слаб, так непрочен, что уступает дав­лению ноги человеческой и возметается к облакам от малейшаго дуновения ветра. Самая сильная волна разсы­пается в малейшия брызги о песчаный берег; на нем кик бы начертаны слова Творца: «доселе дойдеши и не прейдеши»,—и посрамленныя волны с ропотом и покор­ностью возвращаются во чрево матери своей — бездны! Высок гений человека, разгадавшаго причины и объяс­нившаго способы образования дождя и снега, инея и росы, открывшаго и страшную силу грозы; но все торжество человеческой науки привело лишь кь тому, что человек имеет возможность ближе наблюдать к сих явлениях премудрость, благость и всемогущество Божие,—но подчи­нить себе управление ими, производить их по своему произволу—он не может. Еще менее, конечно, доступно власти человека управление движением свода небеснаго, который неизменно в роды родов вращается над голо­вами людей и еженочно выводит пред взоры их пре­красныя созвездия. Сколько ни изучает человек небо, оно навсегда останется для него только предметом наблю­дения и величественною картиною всемогущества и муд­рости Божией! А животныя с их чудными инстинктами, сколько представляют они доказательств премудрой заботливости Творца о своих тварлях! Человек едва только попинает способность некоторых животных находить себе пропитание, а для Господа это—дело постоянной за­боты. Он указывает всем животным пищу, тогда как человек, может быть, и не придумал бы, чем прокормить их. Человек может покорить своей силе и своему искуству самых диких животных, может укро­тить их, сделать предметом любопытства многих; он может побеждать и слона, и крокодила, и кита: но кань далека эта дрессировка диких животных от приручения свойственнаго животным домашним: как унизительна и опасна и борьба человека с чудовищами животнаго цар­ства! Но’ в то время, как человек истощает свои 'усилия на покорение разных диких Животных, домашния животныя покорно несут для него службу свою,—как бы желая тем самим доказать человеку, что они не человеком приручены, а по милости Творца покорены власти его (Пс 8, ₇.₈).— Обращаясь к значению таких явлений для Иова, мы можем легко понять, что Иов теперь сам увидел, сколько надобно могущества и премудрости для уп­равления миром Физическим, для того, чтоб удержать в порядке и подчинении не только движение волн морских или те­чение звезд небесных, но и произвольныя — по видимому— действия животных, при чем ничто не остается забытым, ничто но преступает положенных границ. Сколько же боль­ше требуется могущества, мудрости и всеведения, чтоб уп­равлять миром нравственным, в котором свободный раз­гул страстей грешника и неукротимая жажда преступления сталкивается с кроткою п уступчивою волею доброде­тельнаго п стойкою терпеливостью благочестия! — В своих речах Господь не разрешает вопроса, занимающаго друзей Иова,—да н нет надобности в этом решении, потому что пути Господни многи и стези Его различны: то, что в одном случае достаточно объясняет причины Его действий, то в других случаях необъяснимо и для человека неудобопонятно: яко не испытаны судове Εгο и не изследована, путие Его (Рим. 11:33₃). Иов, действительно, не требует решения вопроса о том, почему он стра­дал, будучи невинен,—не хочет знать и того, отчего правосудный Бог поступает так жестоко с людьми не заслужившиими наказании. Одно счастие слышать и ви­деть Господа было лучшею и высшею наградою для чело­века, так много пострадавшаго. За это счастие он го­тов был вновь страдать. Так одно присутствие Божие смиряет всякое дерзновение, взимающееся на разум Божий!

А затем Иов произносит свои последние – важнейшие, итоговые – обращенные к Богу слова:

Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне, Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле (Иов. 42:4-6).

Святитель Григорий Великий отмечает хорошо заметную парадоксальность первых слов этого обращения Иова к Господу. При этом Двоеслов пользуется здесь чтением Вульгаты: Услышь, и я буду говорить, спрошу Тебя и ответь мне (Иов. 42:4; Вульгата). По замечанию святителя Григория, из этого текста прямо следует, что Иов призывает Господа услышать его еще прежде, чем страдалец что-либо произнесет. Он как бы просит Творца: сначала услышь меня, а уж затем я стану к Тебе говорить. В связи с этим святитель Григорий припоминает адресованные Богу слова из Псалтири: «Я воззвал, потому что Ты услышал меня (Пс. 16:6; Вульгата). Ведь не сказал Псалмопевец «Ты услышал, потому что я воззвал», но напротив, сказал: «воззвал, потому что Ты услышал меня"» Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXXV. 4. PL. 76. Col. 752C..

Но что же такое должен был услышать Бог, если обращенное к Нему слово не было пока что произнесено Иовом? По убеждению святителя Григория, Иов умоляет Бога услышать тишину его «молчащего сердца». Страдалец еще молчит, не произносит устами никаких слов, но уже сама эта смиренная сердечная тишина может сказать о нем очень многое. Ибо даже молчащее сердце праведника не перестает биться и живет: и вот в этой-то самой жизненности оно и не прекращает рваться, стремиться к Источнику своего существования – к Богу. Именно из живой сердечной глубины и тишины сердца Иова ни на миг не перестает возноситься чаяние Бога: как некая бессловесная мольба о подлинной встрече с Ним – лицом к Лицу. Как подчеркивает в связи с этим святитель Григорий, если обыденная физическая «человеческая способность слышать означает, что ухо приспосабливается к звуку, исходящему извне», то «для Бога, вне Которого в отличие от нас не существует ничего, слышать в собственном смысле слова означает воспринимать восходящие к Нему наши чаяния. Следовательно, говорить к Богу, знающему сердца молчащих, – это не гортанными звуками выражать мысли, но испытывать сильное влечение к Нему» Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXXV. 4. PL. 76. Col. 752B..

При этом святитель Григорий свидетельствует и о том, что такую просьбу Иова к Богу – познать благоговейную внутреннюю тишину сердца страдальца – Господь исполнил. Бог хорошо «расслышал» напряженное «сердечное молчание» молитвенной устремленности Иова к своему Творцу: «Тот, кто ныне говорит» (Иов), «был уже и раньше», (еще прежде, чем он начал говорить), «услышан Богом в своих осуществляющихся устремлениях» Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXXV. 4. PL. 76. Col. 752C..

Итак, Иов сначала молит Бога о том, чтобы Он познал многообразные сердечные устремления праведника к встрече и соединению с Господом. По словам святителя Григория, Иов здесь как бы просит Творца: «"Милосердно уразумей мои желания, чтобы Твоя милость, восприемля их, помогла им возвыситься к Тебе во всем их множестве». Ведь благие устремления осуществляясь приумножаются» Там же. XXXV. 4. PL. 76. Col. 752B..

Однако Иов выражает в этой своей последней – обращенной к Богу – речи и то, чего от него очень настойчиво ждет Господь, – смиренное исповедание своего личного ничтожества перед Творцом. Для святителя Григория такое уничижающее восхождение Иова к высотам небесного смирения оказывается связано с его обращенными к Богу словами: Спрошу Тебя и ответь мне (Иов. 42:4; Вульгата). Святитель Григорий комментирует их так: «Из смиренного желания и ища ответа Божия... Иов как бы... говорит: «Я признаю себя невеждой, помышляя о Твоем ведении. Ответь же мне, вопрошающему, то есть наставь меня в смиренно признаваемом мною неразумии"». При этом, в понимании святителя Григория, для всякого стремящегося к единству с Творцом человека «вопрошать Бога означает смиренно признать себя перед Его Лицом невеждой» Там же.. Как раз так и поступает в своем новообретенном предельном смирении Иов.

Это смиренное признание собственного ничтожества перед Лицом Божиим будет еще яснее явлено в покаянных «словах Иова: поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле (Иов. 42:6); однако этому речению Иова будет предшествовать важнейшее свидетельство страдальца о том подлинном и таинственном опыте Богоявления, которого он сподобляется ныне. Вот как он говорит об этом сам: Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя (Иов. 42:5).

Олимпиодор, комментируя эти слова Иова, считает, что Иов, обращаясь так к Богу, как бы произносит: ныне «я стяжал более полное знание о Тебе» Олимпиодор. Commentarium in Beatum Job. 42. 5. PG. 93. Col. 452C..

Если в привычной нам версии этого стиха по синодальному переводу (Я слышал о Тебе слухом уха – Иов. 42:5) Иов свидетельствует перед Господом, что он ранее – до этого момента – обладал знанием о Боге еще лишь как бы «понаслышке», то в тексте Септуагинты он говорит несколько иное. Вот как этот стих звучит в Септуагинте: Я слышал Тебя слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя (Иов. 42:5; Септуагинта). Как видим, в соответствии с содержанием греческой Библии, Иов свидетельствует здесь о том, что он и прежде подлинно обладал опытом реального и личного богообщения, хотя и совсем иным, чем теперь, в этот миг. Раньше, с того момента, когда Бог впервые явился страдальцу в буре (ср.: Иов. 38:1), и до этого самого мига Иов непрестанно вслушивался в слова, исходившие из Божественных уст: Я слышал Тебя слухом уха (Иов. 42:5; Септуагинта; выделено нами. – П.М.). Однако ныне он достиг чего-то абсолютно нового, гораздо большего, чем прежде: ...теперь же мои глаза видят Тебя (Иов. 42:5; Септуагинта; выделено нами. – П.М.). Раньше Божественный глас – реальный и подлинный, прямо беседовавший с Иовом, нисходил к нему с небес через посредство облака: ...сказал Господь Иову в буре и облаке (Иов. 38:1; Септуагинта). Теперь же страдалец сподобляется некоего таинственного и непосредственного – прямого – боговидения. И это прямое лицезрение Бога, которого удостаивается страдалец, многократно превосходит тот прежний опыт богопознания, что был им обретен во время двух недавних речей Бога, обращенных к нему.

При этом тот же Олимпиодор подчеркивает, что такое превосходство нового опыта боговедения Иова над прежним не напрасно сравнивается им с прямым лицезрением, поскольку, как известно, познание окружающей действительности посредством зрения дает познающему – человеку – гораздо больше информации о том или ином явлении, чем восприятие явлений нашего мира через слух. Именно поэтому Иов, по Олимпиодору и говорит здесь Богу: «Я слышал Тебя слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя (Иов. 42:5; Септуагинта). Тем самым он как бы говорит: «я стяжал более полное знание о Тебе, насколько зрение имеет преимущество перед слухом"» Олимпиодор. Commentarium in Beatum Job. 42. 5. PG. 93. Col. 452D.. Итак, ранее Иов только слышал Бога, теперь же он Его видит.

Так что же узрел Иов в этом своем новом, бывшем ему прежде недоступным, Откровении боговидения?

Мы помнем, что Иов жил в те ветхозаветные времена, когда непосредственное боговидение было еще невозможно; ведь Сын Божий еще не воплотился, Бог тогда еще не воспринял того человеческого естества, что Он зримо явил людям ныне, в христианскую эпоху. И потому-то еще совсем недавно Елиуй вполне справедливо говорил Иову о Боге: скрывает ли Он лицо Свое, кто может увидеть Его? (Иов. 34:29). При этом мы хорошо знаем и о том, что все явления Бога в Ветхом Завете происходили лишь в тех или иных символических, прикровенных образах: Ангела (см., напр., Быт. 22:11-14), неопалимой купины (см.: Исх. 3:2-6), огненного и облачного столпа (см.: Исх. 13:21-22). Такие образы не столько открывали Бога человеку, сколько «скрывали» Его за «завесой» подобных символов от ветхозаветных людей – как подлинно и абсолютно Невидимого, Непознаваемого.

И лишь Сын Божий, придя в мир, восприняв от Пречистой Девы телесное естество, оживотворенное разумной душой, сделал Себя зримым нам по Своему Человечеству. Вспомним слова из Евангелия от Иоанна: Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин. 1:18).

Так Кого же тогда мог увидеть живший в ветхозаветную эпоху Иов? Как он мог лицезреть невидимого Бога – вне реальности Его Воплощения?

Проще всего было бы предположить, что Господь является здесь Иову в некоем, вполне характерном для ветхозаветных Богоявлений образе: в ангельском или ином подобном символическом виде. Однако тот же Олимпиодор весьма решительно утверждает, что свидетельство о видении Иовом Бога, присутствующее в словах страдальца теперь же мои глаза видят Тебя (Иов. 42:5; Септуагинта), провозглашается праведником именно «в связи с Таинством Вочеловечения Единородного» Олимпиодор. Commentarium in Beatum Job. 42. 5. PG. 93. Col. 452D.. Тем самым, по мысли Олимпиодора, Иову неким таинственным образом приоткрывается в Боге нечто зримое, доступное человеческому глазу и в то же самое время напрямую связанное с Воплощением Слова. Так что же это, по выражению святителя Григория Великого, за необычайный «свет Истины», который открывается здесь «внутреннему оку» Иова и видится праведником именно «благодаря страданию»? Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXXV. 5. PL. 76. Col 752D-753A.

Из слов святителя Иоанна Златоуста мы ясно узнаем, что «явившийся страдальцу... Господь оправдывает Иова и научает» его именно «тайне Христовой» Святитель Иоанн Златоуст. Synopsis. Liber Job. PG. 56. Col. 367. Русский перевод: Святитель Иоанн Златоуст. Обозрение книг Ветхого Завета. Книга Иова. Т. 6. Кн. 2. С. 670.. Причем, по мысли Святых Отцов, такое научение не следует понимать просто как некое словесное наставление, данное Богом Иову в отношении духовного смысла и обстоятельств будущего Боговоплощения, Голгофской Жертвы или Воскресения. Это именно видимое явление, в котором Иов подлинно – неким необъяснимым и непонятным для нас образом – пред-зрит, явственно наблюдает своими просвещенными Божественной благодатью человеческими очами человеческий же лик Христа.

Святые Отцы решительно настаивают на том, что явившийся Иову Бог открыл ему здесь Себя отнюдь не в символическом образе, но именно как Сын Божий Христос, зримо являя ему «Вочеловечение Единородного» Олимпиодор. Commentarium in Beatum Job. 42. 5. PG. 93. Col. 452D.. Об этом явлении Христа Иову ясно пишет и блаженный Иероним. При этом он смиренно мечтает о том, чтобы и ему, Иерониму, довелось испытать невзгоды, подобные страданиям Иова; лишь бы и ему, как некогда и ветхозаветному праведнику, в их результате оказался явлен зримый лик вочеловечшегося Сына Божия. Блаженный Иероним говорит: «Когда Иов утратил имущество и потерял своих детей, все, казалось бы, было против него. Но так как он чтил Господа, претерпленное зло содействовало ему ко благу. Телесные недуги готовили ему небесный венец. До искушения Бог никогда не беседовал с ним; после же искушения Он явился к нему и беседовал с ним, как друг беседует с другом. Пусть постигнут нас невзгоды и всевозможные кары – лишь бы после невзгод явился и нам Христос» Блаженный Иероним Стридонский. Tractatus lix in Psalmos. Ed. By G. Morin. CCSL. 78. Turnhout, 1958. S. 39. Русский перевод: Библейские комментарии Отцов Церкви и других авторов I-VIII веков. Новый Завет. VI. Послание к Римлянам. С. 352..

Итак, Иов вступил в живое и реальное общение с грядущим воплотиться Словом; узрел он и сам образ такого будущего Воплощения – именно как человеческий лик Христа. Быть может, именно поэтому святитель Амвросий Медиоланский и пишет о том, что из всех когда-либо живших на земле святых «никто... больше Иова... не любил Христа»; при этом Иов любил Спасителя так самозабвенно «даже и в страданиях своего собственного тела». И потому-то для Иова эти раны его страданий оказываются «ранами любви», «ранами благими». Некогда, еще при начале своего спора с друзьями, восклицая: стрелы же Господни в теле моем, их ярость испивает кровь мою; когда начну говорить, ранят меня (Иов. 6:4), Иов как раз горестно свидетельствовал об этих мучительных ранах любви, наносимых ему Богом Святитель Амвросий Медиоланский. Exortatio virginitatis, 61 // Собрание творений (лат. и русск. тексты). Т. II. С. 524–525.. Однако тогда он даже не догадывался, что эти раны ему наносятся во Христе, что он через них состраждет с Самим Господом. Он не знал, что эти «стрелы» мучений являются «Господними», отнюдь не в том смысле, что их наносит Иову Сам Господь (как мы знаем, Иова ранил не Бог, а сатана). Эти язвы – «Господни» в том их значении, что некогда в земной истории подобные же мучительные раны будут наносится людьми Самому Богу – Сыну Божию, ставшему человеком, и что страдания Иова эти раны как раз и прообразуют.

Говоря о такой предельной любви Иова ко Христу именно как, по слову святителя Амвросия, о любви «в страданиях собственного тела», следует обратить внимание еще на одно. Иов зрит человеческий лик Христа именно в то время, когда его, Иова, страдания еще отнюдь не прекратились. Святитель Иоанн Златоуст обращает наше внимание на то, что «Иов произносит» обращенные к Богу слова теперь же мои глаза видят Тебя (Иов. 42:5; Септуагинта) еще «не будучи избавлен от искушения, но... пребывая в страданиях». Иов «воспел эту палинодию» (греч. «παλινωδία», «покаянную песнь»), произнес отречение от своих прежних слов в отношении Бога, говоря: поэтому я уничижил сам себя и истомился, и мню себя землей и прахом (Иов. 42:6; Септуагинта) еще в то время, когда праведник продолжал терзаться болезнями. Иов встречает Христа именно в реальности собственных страданий, страстей, и потому эта радость сретения с Господом сочетается и как бы «смешивается» в нем с мучительной горечью переносимой им муки. Безвинно страждущий Иов, прообразующий собой грядущую муку Христову, встречает лицом к Лицу именно грядущего безвинно пострадать за мир Сына Божия; он зрит не просто Самого Христа, но Христа, идущего на Распятие, на вольную страсть. Вероятно, как раз в этом смысле и следует понимать значение слов Златоуста о том, что Иов в миг той личной встречи зримо научается именно «тайне Христовой» Святитель Иоанн Златоуст. Synopsis. Liber Job. PG. 56. Col. 367. Русский перевод: Святитель Иоанн Златоуст. Обозрение книг Ветхого Завета. Книга Иова. Т. 6. Кн. 2. С. 670. – узнает лично от Него Самого, от Христа, о таинстве Его будущей земной жизни, венчаемой мучительной смертью.

Эта тайна Христова, по убеждению Олимпиодора, открывается Иову особым действием Божественной благодати, в котором александрийскому толкователю видится реальное и ипостасное присутствие, участие Третьего Лица Пресвятой Троицы – Святого Духа. Именно Он, по мнению Олимпиодора, соучаствует в откровении Иову этого «таинства Вочеловечения Единородного». Ведь Иов, «прежде воспринимая неясно» эту тайну Христову, «удостоверившись» ей в явлении ему Самого Господа, «получает о ней совершенное знание благодаря сиянию Всесвятого Духа» Олимпиодор. Commentarium in Beatum Job. 42. 5. PG. 93. Col. 452D..

Вместе с тем, по убеждению святителя Григория Великого, даже удостоившись высочайшей степени богопознания, Иов хорошо понимает, насколько же нынешнее состояние его тварной падшей природы не соответствует той Богооткровенной духовной высоте, на которую он оказался вознесен. Иов твердо знает, что такое Откровение даруется ему по милости превосходящей все Божественной любви вопреки его теперешнему пребыванию под властью первородного греха. Как пишет святитель Григорий, Иов, «созерцая непосредственно внутренним оком свет Истины, лучше видит, различает и тьму своей человеческой природы», пребывающей под властью греха Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXXV. 5. PL. 76. Col. 752D-753A.. При этом Иов хорошо знает, что даже и сподобившись такого Богоявления Слова, он по-прежнему нуждается в Искупителе, он чает Христа, Который хотя и явился Сам – на некое мгновение – страдальцу, но в мир еще не пришел. Иов понимает, что тот зримый телесный образ Господа, который так ясно видят его глаза, – это только Откровение грядущего, а отнюдь не сама его реализация в историческом времени. Таинственно возвышенный до реальности надвременной Божественной вечности, в которой Жертва Христова за мир приуготована «предвечно» (ср.: Еф. 3:11), Иов вместе с тем по-прежнему не может освободиться от действующего в нем самом закона падшего естества.

Итак, по мысли древних толкователей, высочайшее Божественное Самооткровение и в то же время полное и смиренное осознание собственной порабощенности первородному греху, падшести своей природы, и подводят страдальца к тем покаянным словам, которые он произнесет: поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле (Иов. 42:6).

Что же такое это раскаяние в прахе и пепле? По убеждению того же святителя Григория, «раскаяться в прахе и пепле, после того как сподобиться созерцания Божественного Бытия, означает признать себя ничем иным, кроме праха и пепла» Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXXV. 7. PL. 76. Col. 753B..

Замечу, что в Вульгате этот стих выглядит несколько иначе, чем в синодальном переводе: Поэтому я сам себя укоряю и раскаиваюсь в прахе и пепле (Иов. 42:6; Вульгата). Исходя из такого его звучания святитель Григорий подчеркивает, что Иов, которому ныне открылось лицезрение подлинного Божественного совершенства, через это еще яснее познал, насколько же несовершенен он сам. И теперь Иов с готовностью и с покаянным, смиренным чувством это признает. Ведь обычно «чем меньше человек видит себя, тем больше себе нравится. И чем в большей причастности благодати воспринимает он Божественный свет, тем лучше понимает, что достоин порицания». Потому-то Иов, сподобившийся предельно возможной для ветхозаветного человека меры богопознания и при этом постигший, насколько же он сам не соответствует тому состоянию, что необходимо для совершенного богообщения, и совершает горький «плач раскаяния» Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXXV. 6. PL. 76. Col. 753AB..

Итак, Иов приносит покаяние за сказанное им прежде в отношении смысла собственных страданий, а также и за свою недавнюю ложную убежденность в том, что источником этих его страданий якобы был Сам Бог. Иов кается и за свои прежние обвинения Бога в жестокости и в равнодушии. Ведь по сути Иов оказался виновен перед Господом в том (как бы резко и жестко это ни прозвучало для нашего современного «гуманистического» сознания), что недооценил то величайшее счастье и благо страданий, которое подлинно возводит человека к духовному совершенству в Боге.

В связи с этим блаженный Августин, свидетельствуя о призвании христианской души смиренно и с радостью принимать попускаемые Богом нападения сатанинской злобы, говорит и о том, что нам следует всегда помнить: власть причинять страдание человеку дается Господом диаволу только ради людской пользы. Поэтому роптать на Бога за диавольские нападения означает для нас подвергнуть себя Божественному осуждению. Именно верная убежденность в том, что даже через сатанинские нападения и причиняемые диаволом страдания для праведника может произойти величайшая духовная польза, и была явлена Иовом – в конце его несчастий, при его личной встрече с Богом. Как раз поэтому, по убеждению блаженного Августина, Иов и мог бы теперь обратить к сатане те самые слова, что много позднее скажет Пилату Христос: Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше (Ин. 19:11)». Отныне эта воля Божия, казалось бы, столь жестоко попустившая Иову перенесенные им страшные страдания, делается для Иова поистине драгоценной. Подобное верное понимание спасительного значения собственных несчастий, присущее Иову, необходимо, по убеждению блаженного Августина, и каждому христианину, которому следует твердо знать: «воля Того, Кем... дается сатане эта власть злобы по отношению к добрым», то есть воля Божия, Который попускает христианам для их духовной пользы претерпевать все вражеские нападения и через это совершенствоваться, «должна быть для нас дороже всего» Блаженный Августин Гиппонский. De diversis quaestionibus tribus. LXXIX. 5. PL. 40. Col. 93. Русский перевод: Блаженный Августин Гиппонский. О восьмидесяти трех различных вопросах. 79. 5 // Трактаты о различных вопросах. М., 2005. С. 178..

Отмечу, что в версии Септуагинты 6-й стих 42-й главы отличается по смыслу от синодального перевода еще в большей степени, чем его версия по Вульгате: ...поэтому я уничижил сам себя и истомился, и мню себя землей и прахом (Иов. 42:6; Септуагинта). Тем самым, по словам святителя Иоанна Златоуста, Иов здесь как бы признается перед Господом: «Я считаю себя ничем...» Именно благодаря такому предельному смирению Иова, «когда Иов осудил себя, тогда Он Бог оправдал его» перед лицом друзей. Как известно, именно после этого Господь и «сказал его друзьям, что они должны искупить свой грех, и постоянно при этом называет Иова Своим слугой» Святитель Иоанн Златоуст. Commentaire sur Job. Т. II. SC. 348. 42. 3. S. 224. Русский перевод: Библейские комментарии. Книга Иова. С. 260., верным рабом.

Вот к этому-то моменту библейского рассказа – к обстоятельствам осуждения Господом друзей Иова и к оправданию страдальца – мы теперь и подошли.