К Титу послание ап. Павла, Глава 3, стих 3. Толкования стиха

Бехом бо иногда и мы несмысленни, Были неправо мыслящими. Эта речь имеет в виду собственно учеников. Но Апостол в ряд с ними поставил и самого (себя) учителя, нисколько не считая это для себя унизительным. и непокориви в отношении к Истинно Сущему Богу и ко благу. и прельщени, Быв введены в заблуждение учением, чуждым благочестию. работающе похотем злым, вредным. и сластем различным, Ибо страсть к удовольствиям проявляется во многих видах и образах. в злобе и зависти живуще, Злобою он называет здесь собственно лукавство, или коварство и обман. мерзцы суще, Но своим безчестным и скверным деяниям будучи ненавистниками в отношении к людям добродетельным. и ненавидяще друг друга, По причине отсутствия любви. Те, которые были некогда сами таковыми, а затем освободились от всякаго греха благодатию Христовою, теперь не должны злословить и осуждать заблуждающихся, напротив должны милостиво относиться к ним, молиться за них и по возможности оказывать им всякую помощь. Итак, когда в тебе возбудится порыв к злословию и осуждению, то помысли о своей прежней жизни, да и о том, что будущая твоя жизнь тоже неизвестна, и таким образом останавливай свой порыв.

Ибо... были некогда... и мы такими же, как и они, – и в тех пороках, каким предаются они теперь, вращались и мы, – и те деяния, какие нам не желательно видеть у них, совершали и мы. Неразумны были мы, как и они; и непокорны мы были подобно им; заблуждающимися были мы, как и они; рабствующими различным похотям подобно им; в ненависти и... злобе, в коих пребывают они, вращались и мы; также ненавистны Богу мы были и друг друга преследовали ненавистью подобно тому, как и они.

Бехом бо иногда и мы несмысленни. Апостол изображает состояние людей до обращения к Христианству и разумеет преимущественно язычников, хотя сам таковым не был. На первом месте полагает неразумие, то есть неведение Бога, потом непокорность заповедям Божиим; далее заблуждение, уклонение от прямого пути истины и добродетели, и, наконец, рабство похотям и удовольствиям. Апостол с намерением упоминает о рабстве, чтобы показать, что и при внешней свободе можно находиться под тяжёлым игом.

Там (апостол) устрашает будущим: «кто думает, что он стоит, – говорит, – берегись, чтобы не упасть» (1 Кор. 10:12); здесь же вразумляет не будущим, а прошедшим, продолжая так: «Ибо и мы были некогда несмысленны». То же самое говорит он и в послании к Галатам: «Так и мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира» (Гал. 4:3). Итак, никого не порицай, потому что и ты был таким же. «Ибо и мы были, – говорит, – некогда несмысленны, непокорны, заблуждшие, были рабы похотей и различных удовольствий, жили в злобе и зависти, были гнусны, ненавидели друг друга». Таким образом, со всеми такого рода людьми мы должны вести себя кротко. Бывший прежде таким и изменившийся не должен укорять подобных людей, но молиться и благодарить Дарующего ему и им освобождение от прежних зол. Никто не дол­жен хвалиться, поскольку все согрешили. Итак, когда ты, бу­дучи сам исправен, хочешь порицать кого-нибудь, то вспомни о своей прежней жизни и неизвестности будущего, и удержи свое негодование. Если бы ты с самого детства жил доброде­тельно, однако и тогда ты имел бы много грехов; а если не имеешь их, как ты думаешь, то знай, что это зависит не от твоей добродетели, но от благодати Божьей; если бы Он не призвал (к вере) твоих предков, то и ты был бы неверным. Смотри, как (апостол) исчислил все пороки. Не ты­сячекратно ли Бог и через пророков и всеми мерами делал нам внушения? Слушались ли мы? До пришествия Христова было всего хуже человеческое зверство; все были как будто врагами и противниками друг другу; отцы закалали своих детей, матери бесновались страстью к сыновьям; не было ничего твердого, – ни закона естественного, ни закона писанного, – но все извращено. Постоянные прелюбодейства, убийства, и что, пожалуй, хуже убийств – кражи. Некто из внешних (язычников) говорит, что все это счи­талось даже делом добродетельным; и неудивительно, когда они почитали и бога таким; зачастую исходили от оракула повеления убить того или другого. Сказать ли о чем-нибудь из тогдашнего времени? Некто Андрогей, сын Миноя, придя в Афины и одержав по­беду в борьбе, был наказан и убит. Аполлон, врачуя зло злом, приказал принести в жертву за него дважды семь отроков. Что может быть жесточе такого насилия? И, однако, это было, и человек, приступивший к исполнению безумного повеления беса, заколол бы детей, – у язычников это заблуждение было сильно, – но так как другие восстали и отомстили за себя, то дело не исполнилось. Если бы это было дело справедливое, то не следовало бы мешать его исполнению; а если – несправе­дливое, как это и было в действительности, то не нужно было и сначала давать такого повеления. Они поклонялись кулачным бойцам и борцам. У них были постоянные междоусобные войны в городах, в деревнях, в семействах. Они блудодействовали с мальчиками; один философ даже узаконил не позволять рабу блудодействовать с мальчиками и натираться мазью, как будто бы это было делом благородным и заслуживающим особенного уважения. Поэтому в домах они от­крыто совершали такие дела; и если бы рассказать все, что делалось у них, то всякий ясно увидел бы, что они оскорбляли самую природу, – и никто у них не запрещал этого. Все их драмы полны тем же прелюбодейством, невоздержанием, распутством. Ночные собрания их были развратны, и женщины приглашались для зрелища. О, бесстыдство! На зрелищах про­водили всю ночь, и девицы сидели между страстными юношами и пьяной толпой. Их торжества были тьмой и все совершаемое ими – мерзостью. Поэтому и говорит (апостол): "Ибо и мы были некогда несмысленны, непокорны, заблуждшие, были рабы похотей и различных удовольствий". Один из них, говорят, имел пре­ступную связь с мачехой, а она – с пасынком, и удавилась. О страсти же к мальчикам, которая обыкновенно называлась любовной забавой, и говорить не нужно. Но это что! Хочешь ли видеть браки сыновей с матерями? У них и это бывало и, что особенно ужасно, делалось бессознательно, и боги их не запре­щали этого, а напротив снисходительно смотрели на искажение природы, совершаемое при том людьми знатными. А когда те, которым нужно было держаться добродетели, если не для чего иного, то, по крайней мере, для приобретения славы от народа, были так склонны к нечестию, тогда что должно было совер­шаться в народе, между людьми, живущими в неизвестности? Что может быть гнуснее такого сладострастия? Одна влюбилась в постороннего мужчину, и в угоду прелюбодею убила пришедшего к ней мужа. Может быть, многие из вас знают это происшествие. Сын убитого убил прелюбодея, заколол и изменницу; потом пришел в бешенство, как бы преследуе­мый фуриями; а впоследствии сам, воспламенившись страстью, убил другого и взял себе жену его. Что может быть хуже таких зол? Привожу эти примеры из внешних (языческих писателей) для того, чтобы показать язычникам, какое зло господствовало тогда во вселенной. Но, если угодно, приведем примеры и из наших (Писаний). "И приносили", – говорит (Псалмопевец), – "сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам" (Пс. 105:37). Также и жители Содома погибли не за что иное, как за блудодеяние с мальчиками. И в начале земной жизни Христовой дочь царя, проплясав на пиршестве среди упившихся, не потребовала ли убийства, не потребовала ли в награду за пляску головы про­рока? "Кто изречет могущество Господа" (Пс. 105:2)? "Были гнусны", – говорит (апостол), – "ненавидели друг друга", так как неиз­бежно должна произойти великая ненависть, когда мы допустим к душе все наслаждения. Почему? Потому, что только там никто не обижает другого, где любовь соединена с доброде­телью. Смотри, что говорит Павел: "Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас" (1 Кор. 6:9-11). Видишь, как господствовали тогда все виды зла, как велик был мрак, как нарушалась справедливость? Если имевшие у себя пророчества и видевшие столько зол, как у себя, так и у врагов своих не воздерживались, однако, но совершали множество новых злодеяний, то, что сказать о других? У них некто повелел бороться нагим девицам перед глазами мужчин. Да подаст вам Бог великие блага за то, что вы не хотите даже слышать об этом; а у них этого дела не стыдились даже философы. Другой философ, главный между ними (Платон), повелевает женщинам ходить на войну и быть общими, словно какой сводник и развратитель. "Жили в злобе и зависти", – говорит (апостол). Если философы их узаконивали подобные дела, то, что сказать о тех, которые не были философами? Если носившие длинные бороды и одевавшиеся в плащи говорили так, то, что сказать о других? Нет, человек, не для того сотворена жена, чтобы она была общей для всех. О, вы, извращающие все, блудодействующие с мужчинами, как с женщинами, а женщин выводящие на войну, как мужчин! Поистине это дьявольское дело – все перемешивать и извращать, колебать положенные изначала законы и нарушать то, что установил Бог в природе. Жене Бог назначил заботиться только о делах домашних, а мужу – исполнять дела общественные. Ты же ставишь голову на место ног, а ноги на место головы, вооружаешь женщин, и не стыдишься? Но что я го­ворю об этом? Они вводят к себе какую-нибудь женщину, даже убившую своих детей, и не краснеют и не стыдятся, передавая вслух такие мерзкие рассказы.

ήμεν impf. ind. act. от ειμί быть, ποτέ прежде, άνόητος непонятливый, глупый, άπειθής непокорный. πλανώμενοι praes. pass. part, от πλανάω обманывать, сбивать с верного пути. Имеется в виду проводник, который указывает неверный путь (Guthrie), δουλεύοντες praes. act. part, от δουλεύω быть в рабстве. Adj. part, в роли praed. adj. έπιθυμία сильное желание, похоть, ήδοναΐς dat. pl. от ήδονή удовольствие, ποικίλος разноцветный, разнообразный, κακίςι dat. sing, зло (TDNT; NIDNTT). φθόνος зависть, διάγοντες praes. act. part, от διάγω жить, проводить время, στυγητός ненавистный, презренный, μισοΰντες praes. act. part, от μισέω ненавидеть, αλλήλους acc.pl. от αλλήλων друг друга.

Философы иногда призывали людей подражать характеру Бога. Павел здесь использует тезис о благости Божьей по отношению к спасению грешников как обоснование того, почему христиане должныпроявлять доброту ко всем людям, в том числе к своим врагам. Философы считают, что большинство людей «обуреваемы страстями и стремятся к наслаждению» — до тех пор, пока не освободятся от этого ярма, познавистину философии; Павел соглашается с их оценкой тяжелого положения человека, но находит другой выход из этой ситуации (3:5). Определение «благодать и человеколюбие» Бога Павел позаимствовал у языческих моралистов, особенно в плане сочувствия, которое люди должны непременно испытывать друг к другу; для Павла Бог во Христе сочувствует человечеству. (Иногда понятие «любовь к человечеству» применялось также и по отношению к верховному Богу, но чаще всего — к благодетельному императору.) Павел показывает, как наиболее ценные, истинные добродетели его культуры отражают характер Бога.

В ближайшем приложении к критским христианам эти слова апостольские значат то, что критские христиане по собственному опыту должны были знать, когда были еще вне света христианской религии, как тяжело и трудно и даже невозможно язычнику господствовать над своими греховными страстями, а потому и не должно относиться высокомерно и раздражительно к языческим согражданам своим. Обобщая слова апостольские в приложении к христианам всех времен, находим истинный смысл их тот, что сознание немощности невозрожденной природы человеческой естественно должно располагать всех нас вообще к кротости и снисходительности по отношению к людям, коснеющим в темной области неверия или неведения христианской религии.

Этот стих содержит описание греховного состояния человека вне Христа (Еф. 2,1-3).

Павел, апостол от Израиля, приходил к нам, как по правде законной - непорочный (Флп. 3:6). Однако он говорит: ибо и мы, те, что от Израиля, были некогда несмысленны, непокорны. Итак, не только те, что от языков, были несмысленны, не только те, что от язычников, непокорны, не только те грешники, но и мы, наученные законом, были такими до пришествия Христова.

Апостол научает христиан проявлять кротость и снисхождение к неверующим согражданам, потому что христиане по собственному опыту знают, как тяжело живется в язычестве и как трудно язычникам отстать от своих пороков.

Приведем себе на память прежнее наше поведение, представим в уме, сколько в нас было худых качеств; и когда таковыми были, Бог всяческих сподобил нас спасения. Посему и мы будем переносить злонравие пребывающих еще в заблуждении. Божественный Апостол и себя включил в то же число, не как подлежащего всем этим обвинениям, но как бывшего гонителя; ибо не всем порокам подлежали и все, но одни тем, а другие другим, однако же все улучили спасение.

Бехом бо. Чрез это бо — речь сия связуется прямо с предыдущею, что не следует ни единого хулити. Почему? Потому что нам не следует уже быть такими. Были и мы таковы же; но теперь стали инаковы, по благодати Спаса нашего, обновившего нас и из худых сделавшего хорошими. Так святой Златоуст: «никого не порицай, ибо и ты был таким же. Бывший прежде таким же и изменившийся не должен укорять таких людей, но молиться и благодарить Дарующего ему и Готового дать им освобождение от прежних грехов. Никто не должен хвалиться: ибо все согрешили. Итак, когда ты, будучи сам исправен, хочешь порицать кого-либо, то вспомни о своей прежней жизни и неизвестности будущего и удержи свое негодование. Если бы ты с самого детства жил добродетельно, и тогда ты имел бы много грехов; а если не имеешь их, как ты думаешь, то знай, что это зависит не от твоей силы, но от благодати Божией; ибо если бы Он не призвал (к вере) твоих предков, то и ты был бы неверным». — Так блаженный Феодорит: «приведем себе на память прежнее наше поведение, представим в уме, сколько в нас было худых качеств; и, когда таковыми были, Бог всяческих сподобил нас спасения. Посему и мы будем переносить злонравие пребывающих еще в заблуждении». Но можно, отвлекши мысль от связи с предыдущим, видеть и в сем отделении (стихи 3 — 7), как и во встреченном уже нами выше (см.: 2, 11 — 14), указание на побуждение, почему особенно христиане должны быть чужды всякого порока и украшены всеми добродетелями. Потому что были нехороши, а теперь ограждены благодатию Духа в купели к новой святой жизни, чтоб, став праведными, сподобиться наследия жизни вечной, блаженной. Отличие настоящего отделения от встреченного выше то, что там говорится о призвании к святой жизни, а здесь о новом для сей жизни рождении и о снабжении нас достаточными к тому силами. На тех, кои возрождены и снабжены силами к святой жизни, лежит неотложный долг быть святыми. И если они не окажутся такими, то с таким неразумием ничто сравниться не может. Так отчасти Амвросиаст: «Апостол поминает, что сии блага, которых не имеет неверие, даны христианам; чтоб, сияя всякою правдою, они давали всем разуметь, что суть чтители истинного Бога. Ибо когда они, быв некогда несмысленными, являются ныне во всем благосмысленными, то чрез это в них прославляется Бог». Бехом бо иногда и мы. — Иногда — прежде уверования и освящения благодатию Божиею. — И мы. Апостол очевидно разумеет критян; но и себя причислил к ним, чтобы смягчить речь. У нас в ходячей речи соответствует этому фраза: и мы с вами. Блаженный Феодорит так объясняет это — и мы: «Божественный Апостол и себя включил в то же число, не как подлежащего всем этим обвинениям, но как бывшего гонителя; ибо не всем порокам подлежали все, но одни — тем, а другие — другим; однако же все улучили спасение». Несмысленни, и непокориви, и прельщени. Изображается сими словами, как, когда живут в грехах и страстях, поражены и извращены бывают все силы души. Мысленная сила поражается «несмыслием», теряет здравые понятия о Боге, мире, человеке, о цели настоящей жизни, о цели окружающих нас вещей и значении всего бывающего с нами. Потеряв же такие понятия, она теряет силу управлять жизнию человека, и он ходит как во мраке, впадая от неразумия в неразумие. Так с язычниками и было. «Не бессмысленно ли было служить таким богам (какие были у язычников) и приносить людей в жертву?» (блаженный Феофилакт). А изображения их жизни их же писателями читать нельзя без отвращения. — Деятельная сила заражается непокоривостию, по коей ни Божеских, ни человеческих законов знать не хочет, и никаких уважений не берет в счет, кроме своей воли. Так хочу, и никто мне не указ; а хочет только того, что внушает самость и самоугодие в удовлетворение страстей. Что ни говори, слушать не хочет. Απειθεις — именно таких и представляет, не принимающих никаких резонов. — Чувствующая сила бывает возобладана прелестию, по коей считает хорошим, приятным и красивым то, что по свойству своему дурно, отвратительно и безобразно. Она теряет природный свой вкус. Или можно полагать, что здесь указывается на поражение высшей духовной стороны человеческого естества: несмыслием — исчезновение помышления о Боге и страха Божия; непокоривостию - невнимание к гласу совести и заглушение его; прельщением — пристрастие к вещам чувственным. Это все всегда и всюду имеет место, когда кто предается самоугодию и страстям, кто бы он ни был, язычник или христианин, ученый или неученый, простой или благородный. Ибо грех, как и яд, не имеет лицеприятия. Работающе похотем и сластем различным. Когда поражены высшие силы и высшая сторона человеческого естества, тогда место законов, лежащих в них и долженствовавших править деяниями человека, заступают похоти и сласти, и жизнь начинает течь по их требованиям. Высшие силы тогда у них в работе состоят: ум придумывает средства к удовлетворению их и прикрытию такого удовлетворения, которому непригоже быть видиму; воля, как ведомая, ведется вслед их, как осля на обрывочке; и чувство, не раз испытав безвкусие похотных сластей, все влечется к ним, прельщаемо бывая обманчивым чаянием — встретить и вкусить наконец и на этом пути какое-нибудь благо прочное. Тут настоящее рабство внутри человека — тирания греха. — Под похотями разумеются страсти душевные и телесные. Они возбуждают пожелания предметов, коими обычно удовлетворяются. А сласти суть те минутные приятности, какие доставляет удовлетворение страстей. Всякая страсть имеет свою сласть, которою манит к предметам своим; все же сласти сливаются в одной коренной — самоугодии. В сластях — сила страсти. Страсти побеждают всегда обещанием сластей. Грешник сластолюбив; оттого не разгибаясь работает страстям. Несмыслие, непокоривость, прелыценность, рабство похотям и сластям составляют внутренний строй грешника. Чем он обнаруживается вовне, в делах? Жизнию в злобе и зависти. Эгоизм и самоугодие все к себе стягивает. Как и вне встречаются они с такими же направлениями, то естественно вступают в столкновения. Полагающий им преграду возбуждает неприязнь к себе в разных степенях, на верху которых стоит злоба — желание уничтожить противника подсечением присущих ему сил: когда он богат, — истощением богатства; когда во власти, — подрывом власти и прочее. Это и есть злоба или злодейство. Оно имеет место особенно, когда эгоист горд, силен и характером, и подручными средствами. — Но бывает, что иной возбуждает неприязнь не помехою, а одним тем, что стоит выше и живет богаче и веселее. Из-за него начинает точить зависть, которая сильного тоже ведет ко злодейству, а бессильного самого снедает и истощает. Там, где господствуют страсти, злоба и зависть непрестанно в движении более или менее сильном. И бывает ли кто от них свободен? Мерзцы суще. Кто неприязнствует к другим в нескрываемой злобе и зависти, тот обратно к себе возбуждает неприязнь: от него начинают отвращаться, или гнушаясь им, или ужас к нему питая. Это и выражает: στυγητοι. Люди злобные и завистливые естественно отвратительны. И выходит таким образом, что люди, обладаемые страстями, живут ненавидяще друг друга. Потому что каждый один нераздельно хочет обладать благом, к которому с таким же желанием протягивает руку и другой. В природе эгоизма — себя только любить. Он наперед уже ко всем холоден; и лишь только встретит в других противное себе, тотчас претворяет свою холодность в неприязнь. Эгоизм умеряется иногда симпатическими чувствами; но это не погашает его ненависти, а только расширяет: ибо тогда ненавистью он ограждает не себя только, но и все принятое в сферу своего сочувствия; выходит партия на партию.

Ибо и мы были некогда несмысленны, непокорны, заблуждшие, были рабы похотей и различных удовольствий. В Послании к Коринфянам устрашает будущим, чтобы не осуждали, говоря: кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть (1 Кор. 10:12). Здесь же вразумляет прошедшим, говоря: не будем укорять других, так как и сами мы некогда более грешили. Что говорил разбойник другому разбойнику: и мы осуждены на то же (ср. Лк. 23:40). Когда же мы были несмысленны? До Христа. Разве не бессмысленно было служить таким богам? А приносить людей в жертву – разве это не величайшее заблуждение? Но мы служили еще различным страстям и удовольствиям. Здесь разумел мужеложество, брак с матерью или сестрой и прочие бесстыдства; ибо различно забавляется нами диавол. Жили в злобе и зависти, были гнусны, ненавидели друг друга. Жили в злобе и зависти, то есть всегда проводя время в злопамятстве и зависти и живя такой жизнью; поэтому мы и были достойны ненависти, так как ненавидели друг друга. Справедливо: от зависти происходит и ненависть.