К Римлянам послание ап. Павла, Глава 5, стих 13. Толкования стиха

Это сказано против тех, кто считает, будто грех можно снять законом. Апостол говорит, что через закон грех стал видимым, но не снятым. Когда он говорит: «Грех не вменялся, когда не был дан закон», он утверждает не то, что греха не было, но что грех не вменялся. И когда дан был закон, грех не был снят, но стал вменяться, то есть начал быть очевидным.

Апостол указывает на важное обстоятельство: до Моисея не было закона, и следовательно, грехи людей не могли им вменяться: «но грех не вменяется, когда нет закона», но тем не менее люди умирали и до Моисея: отсюда естественен вывод, что они наказывались смертью не за собственные грехи, а за грех первородный, перешедший на них от праотца Адама.

Пока не был дан закон... люди считали, что они могут грешить безнаказанно перед Богом, но не перед людьми. И естественный закон внутри них не был утрачен, так как они знали, что не должны другому делать того, чего не хотят самим себе. Грех, конечно же, не был им неизвестен. Иаков, когда тесть его Лаван искал у него своих идолов, осудил на смерть того, кто их похитил (См. Быт. 31:19-32). И Иосиф, пусть и несправедливо, но как виновный, был заключен в темницу (См. Быт. 39:7-20). Сходным образом наказаны были за поступок виночерпий и хлебодар фараона (См. Быт. 40:1-3). И Моисей, убив египтянина, испугался закона (См. Исх. 2:11-15). Каким же образом не вменялся грех, когда не было закона? И как за грех воздавалось, если не знали закона? Естественный закон есть всегда, он никогда не был неизвестен, но в те времена он считался единственным законом и к тому же не делающим виновными пред Богом. Тогда не знали, что Бог будет судить род человеческий, и потому грех не вменялся, будто он и не существовал перед Богом, Который об этом не заботился. Но когда закон был дан через Моисея, тогда стало ясно, что Бог заботится о делах людских и что в будущем делающие зло не останутся безнаказанными, как это было прежде.

Не думайте, говорит Павел, что до закона Моисея не существовало греха и что грех не вменялся людям в вину. Он существовал и вменялся, потому что был и закон. О каком же законе он говорит? О естественном, будучи движимы которым, мы различаем лучшее и худшее. Об этом законе он уже сказал (Ср. Рим. 2:14-15).

Впрочем, «до закона» Моисеева, благодаря коему умножились заповеди, «грех» некоторым образом «не вменялся»; сказал это, может быть, ради Адамовского закона, который потом пишет то, что прежде того «не было законом».

См. Рим. 5:12 До Закона грех бе в мире, (α̉μαρτία). Здесь разумеется греховность, прирождённая порча, наследственная наклонность ко греху. Не вменяшеся, (в Русском переводе: не вменяется). Невменение греха Апостол в этом месте понимает не исторически, а логически, безотносительно к действительности, потому что Закон исторически всегда существовал в мире, если не внешний, то внутренний — то есть всегда была и ответственность. Но говоря безотносительно к тому или другому Закону, можно положить, что когда нет положительнаго Закона, ограничивающаго чьи-нибудь действия или требующаго исполнения каких-нибудь обязанностей, тогда исполнение или неисполнение этих обязанностей остаётся безразличным. В приложении к истории, невменение греха нужно понимать только относительно, то есть как не было ясно осознаннаго Закона, так не было и строго определённаго вменения. Апостол имеет в виду доказать существование греха и до Закона, и доказывает это тем, что люди и до Закона умирали, а так как смерть есть следствие греха, то, значит, грех был и до Закона, хотя юридически говоря, греха не должно быть там, где ничто не запрещается и не требуется. Итак, грех или лучше смерть людей, живших до Закона, служит подтверждением той мысли Апостола, что грех и ответственность его распространилась от перваго человека на всех людей, не исключая и тех, которые не грешили подобно Адаму.

Некоторые думают, что апостол словом – «до закона» назвал все время, протекшее до дарования закона, то есть, когда жили Авель, Ной, Авраам и далее до самого рождения Моисея. Какой же грех был тогда? Иные утверждают, что апостол ведет речь о грехе в раю, так как грех этот, говорят они, еще не был отпущен и плод его процветал: этот грех и внес общую смерть, которая владела всеми и мучила. Но для чего (апостол) присовокупляет: «грех же не вменяется не сущу закону?» Те, которые держатся изложенного нами мнения, утверждают, что (апостол) сказал это в ответ на возражение иудеев: «если без закона нет греха, то как смерть истребила всех, живших до закона?» А по моему мнению, будет более согласно с разумом и с мыслью апостола то, что намереваюсь я сказать. Что же именно? Когда (апостол) говорит, что грех был в мире еще до закона, то этим, как мне кажется, он сказал то, что, после дарования закона, возобладал уже грех преступления и господствовал потом во все то время, пока существовал закон, так как грех не мог утвердиться, говорит (апостол), пока не было закона. Итак, если этот именно грех, происшедший от нарушения закона, породил смерть, то как умерли все жившие до закона? Ведь если смерть имела свой корень в грехе, а грех, пока не было закона, не вменялся, то как возобладала смерть? Отсюда ясно, что не этот грех, не грех преступления закона, но другой, именно грех преслушания Адама, был причиною общего повреждения. Чем же это доказывается? Тем, что умерли все жившие и до закона.

άχρι пока не, с gen. έλλογείται praes. ind. pass, от έλλογέω вменять кому-л. в вину (ММ), όντος praes. act. part. gen. п. sing, от ειμί быть.

Говоря: до закона, Павел имеет в виду закон Моисея, а добавляя: грех не вменяется, когда нет закона, он еще раз указывает на естественный закон, который преступил Каин и все те, кто после него нарушили естественный закон (См.Быт.4).

«Грех не вменяется не сущу закону» (Рим. 5:13), потому что, пока не приведен в полную ясность сущий в нас закон, повелевающий делать одно и запрещающий делать другое, согласно с понятиями о добре и зле, какие от природы запечатлены в нас, до тех пор не вменяется нам то, что грешим, ибо без закона грех мертв. Но как скоро по усовершенствовании поняли данною заповедью уяснен сущий в нас закон, немедленно отыскивается в нас стремление ко злу, и грех ожил.

Мы уже много раз говорили о том, что в этом послании Павел рассуждает о многих законах, но чаще всего о естественном, что в первую очередь обнаруживается также и в этом месте. Ибо до естественного закона грех мертв. Итак, в некотором возрасте, когда у человека появляется способность мыслить и отличать праведное от неправедного, справедливое от несправедливого, тогда говорится, что грех, который до того считался в человеке как будто бы мертвым, оживает, потому что внутри него уже есть закон, который запрещает, и разум, показывающий, чего не следует делать. Исследуем также и то, в каком смысле апостол говорит следующее: Грех был в мире, а не «в людях». Хотя в мире есть и животные, и деревья, и все, из чего этот мир состоит, однако же не считается, что в них есть грех. Мне кажется, что здесь он подразумевает людей, которые уже в состоянии мыслить и которые подчиняются естественным законам. Тот же возраст, в котором еще не достигнута способность к мышлению, он называет не столько людьми, сколько «миром», потому что они являются частью мира, но еще не дошли до того, чтобы при помощи мыслительной способности выразить в себе образ Божий, по которому, как сказано, был сотворен человек (См. Быт. 1:27)... Не получится ли, однако, в соответствии с теми, кто хочет подразумевать здесь закон Моисея, что этой фразой: Но грех не вменяется, когда нет закона, освобождается от греха даже дьявол и его ангелы?.. Если так, то каким тогда образом еще до закона Моисея был и змей осужден, и посредством дьявольской зависти смерть проникла во вселенную (См. Быт. 3:14-15, 17-19)?!

До закона грех был в мире. Закон пришел для наказания греха, и до его прихода грешники с легкостью наслаждались по крайней мере длиной этой жизни¹. Тем не менее грех был и до закона, но он не вменялся во грех, поскольку естественный закон был уже почти смыт. Но грех не вменяется, когда нет закона. Как же царствовала смерть, когда грех не вменялся? Ты должен понимать, что грех не вменялся «до времени».

Апостолу на его учение о происхождении смерти от одного человека могли возразить, что потомки Адама и сами грешили и что это и было причиною того, что они умирали. Апостол на это предполагаемое возражение отвечает: грех вменяется, как преступление, влекущее за собою смерть, только законом, устанавливающим смертную казнь. Таков был закон Моисеев. Но этот закон дан сравнительно в позднее время — при Моисее, спустя три тысячи лет после грехопадения. Тем не менее, все люди умирали, как преступники, заслужившие смерть. Они не нарушали какой-либо определенной заповеди, подобной той, какая была дана Адаму, и, однако, смерть поражала всех (даже и младенцев). Отсюда ясно, что причина смерти людей лежит не в их собственных грехах, а в грехе Адама, в котором они участвовали безвольно и бессознательно. Против такого доказательства противники Павла могли, конечно, указать на то, что у людей, и до закона Моисеева, был закон совести, за нарушение которого Бог и карал человечество (потоп, сожжение Содома и Гоморры). Но закон совести не угрожал определенно смертью за его нарушение, а потом и те наказания, какие обрушивал иногда Бог на головы людей, не были собственно юридическими, состоявшимися по известному юридическому масштабу. Это были скорее особые педагогические мероприятия, вызванные развитием беззаконий между людьми, перешедшим всякие пределы.

Апостол говорит, что закон, придя, не устранил грех, но, пока закон был, и действовал, и господствовал среди людей, грех тоже возрастал, потому что установление закона ничем не могло им в этом помочь. Для доказательства предложенного утверждения он добавляет: Но грех не вменяется, когда нет закона, поскольку закон, по его словам, был настолько далек от устранения греха, что даже и греха не было бы, если бы не существовало закона. Законом в данный момент он называет любое различение, которое имеет начало либо в человеческой природе, либо в установлении. Поскольку если бы не было различения, то прегрешение не называлось бы грехом. Например, когда некто творит явное зло, которое отличается от добра.

Не живших до закона обвиняет Апостол, как предполагали иные, но всех в совокупности. Ибо говорит: до закона, то есть не до начала закона, но до конца закона, или пока закон был в силе, грех имел силу. А когда нет закона, невозможно совершиться преступлению.

Вот перифраз этого места, сделанный блаженным Феофилактом, согласно со всеми нашими толковниками! «Апостол хочет доказать, что и не евшие от запрещенного древа, и не согрешившие, подобно Адаму, по причине греха его также сочтены согрешившими и умерли. Доказывает же это так: грех царствовал до издания закона, то есть и прежде закона. Какой же это был грех? Грех ли от преступления закона? Но как мог быть такой грех, когда не было закона? Грех тогда вменяется, когда есть закон, и люди, преступающие закон, по необходимости называются грешащими. Но: смерть царствова даже до Моисея, — то есть до издания закона. Значит, был грех, чрез который смерть царствовала: если бы не было какого-либо греха, который утверждал бы смерть, она не царствовала бы. Поелику же доказано, что греха от преступления закона еще не было, то остается, что то был грех Адамов, чрез который смерть царствовала и над теми, которые не согрешили непосредственно (ибо не получившие закона и не преступившие его не называются согрешившими), но согрешили в подобии преступления Адама и сделались причастны падению его, как праотца, который есть образ Христа. Ибо как древний Адам сделал всех повинными в его падении, хотя они не пали (как он), так и Христос оправдал всех, хотя они не сделали ничего, за что следовало бы оправдать их. Вот почему он есть образ будущаго, — то есть Христа». Так все ясно, хотя нельзя отрицать, что и после сего могут возникать недоумения при чтении сего места. Для устранения их надо поиметь в мысли, что у Апостола не было в намерении представить вседовлетельное доказательство того, что во Адаме все согрешили, а только указать на некоторые очевидности, которые могли наводить на сию истину. И он указал их, как изъясняет блаженный Феофилакт. Но как можно говорить, что грех не вменился до закона? Каину вменен, вменен допотопным, вменен столпоздателям (Столпоздатели — строители языческих «священных» столбов), содомлянам, египтянам; и все они понесли соответственные кары Божии. — На это вот что! — Апостол разумеет такое вменение, по которому бы за грех присуждалась смерть, и смерть, общая всем. Ибо он ищет источника смерти людей после Адама, и, как смерть у него выше поставлена следствием греха, ищет такого греха, который был бы причиною смерти всех по определению Божию. Но такого греха не было; были грехи, но греха в таком значении не было. Не было грешащих по подобию преступления Адамова. Люди грешили, будучи уже насмертниками, осужденными на смерть. И на смерть некоторые осуждались, как допотопные, содомляне, египтяне; но это было не первоначальное, не неточное присуждение смерти, а только ускорение срока смерти, уже присужденной всем. Как еще: не сущу закону, — когда и до закона Моисеева был закон, — закон совести, Ноев закон, закон обрезания? Но Апостол требует как бы: укажи мне такой закон, при коем Бог Сам лично сказал бы: делайте так и так; если не будете делать, станете умирать. Но такого закона не было, как известно. Были законы, но с другими угрозами, а не с такою. Были и смерти присуждаемы за грехи, как потопом при Ное, огнем в Содоме и подобное. Но это не за нарушение какого-либо закона, данного с угрозою смерти за нарушение его, а за беззаконие вообще, возросшее до такой степени, что беззаконники сделались недостойными жизни. Это было приложение к делу судоопределения, на основании законов, данных прежде, без угрозы смертию. Смерть не в начале с этими делами сочетана, а после присуждена беззаконникам свободным определением правды Божией. Но зачем у Апостола имеется во внимании только период от Адама до Моисея, как будто после закона Моисеева иные пошли порядки суда Божия, и смерть можно объяснять как следствие нарушения его? Можно предположить, что Апостол делает это условно. Откуда смерть? От греха. От какого же греха, когда, например, до Моисея и никакого не было торжественного законодательства, а не только с угрозою общей смерти, как при Адаме? Пусть бы говорил кто, что смерть пришла за нарушение закона, данного чрез Моисея; но откуда до Моисея смерть? Неоткуда ей быть, как от греха Адамова. При сем у Апостола совсем не было в намерении определять, что, как и почему было после Моисея. Для его цели достаточно было остановиться на этом периоде домоисеевом, чтоб указать: видишь смерть; а откуда она, когда не было закона? От Адамова греха. Святой Златоуст и говорит вообще: «ежели смерть имела свой корень в грехе, а грех, пока не было закона, не вменялся; то почему возобладала смерть над жившими до закона? Из сего видно, что не сей грех, не грех преступления закона, но другой, именно грех преступления Адамова, был причиною общего повреждения. Чем же это доказывается? Тем, что умерли все жившие до закона». Адам именуется образом будущего, то есть Иисуса Христа, — в каком отношении? В таком: «как Адам для своих потомков, хотя они и не ели древесного плода, соделался причиною смерти, введенной в мир Адамовым ядением, так и Христос для верующих в Него, хотя они и не имели праведных дел, соделался виновником праведности, которую даровал всем нам чрез крест. Апостол, как выше, так и ниже, поддерживает эту мысль и многократно повторяет оную; останавливается же особенно на сей мысли для того, чтобы на возражения иудея: каким образом род человеческий спасен заслугами одного Христа? — мог и ты возразить ему: каким образом весь род человеческий осужден за преслушание одного Адама? — тем более, что нет и сравнения между грехом и благодатию; а напротив, — бесконечное расстояние между одним и другою. Когда уже свойство дела, могущество совершившего оное и самое приличие, — так как для Бога приличнее спасать, нежели наказывать, — все показывает, что превосходство и победа на стороне Христовой; скажи мне, какой предлог имеешь ты к неверию? Так Апостол доказывает, что в деле спасения нет ничего несообразного с разумом» (святой Златоуст). Последние слова святого Златоуста выясняют смысл и значение последующих стихов (стихи 15 — 17), в коих Апостол сказывает, что дар не яко прегрешение. Они не представляют самостоятельных положений, а содержат придаточные и пояснительные мысли для усиления высказанного пред сим положения, что как одним грех и смерть, так одним же правда и живот. Доказав такое положение, можно было прямо излагать полнее содержание его в виде вывода, как это делается в 18-м и 19-м стихах. Но как цель Апостола в этом отделении (стихи 12 — 19) углубить убеждение в возможности спасения всех чрез одного, чтоб отстранить всякие колебания ума в признании сей истины, то, доказав пред сим, что как грех и смерть чрез одного, так нет основания сомневаться, что и правда, и живот чрез одного же, то есть что несомненность первого положения сильна удостоверить в несомненности второго, — он теперь выставляет, что для здравомыслящего последнее положение должно иметь большую достоверность и должно быть принимаемо с большим убеждением в истине его. Почему так? Потому, что не якоже прегрешение, тако и дар. Если грех подверг всех осуждению и смерти чрез одного, то тем паче благодать и дар чрез одного же сильны всех оправдать и спасти. Это преизбыточество благ во благодати пред обилием зол от греха святой Павел разнообразно разъясняет в 15 — 17 стихах; и, хотя некоторые в них термины и соотношения понятий затруднительно уразуметь, эта, однако ж, главная мысль ясна.

Апостол хочет доказать, что и не евшие от запрещенного древа и не грешившие, подобно Адаму, по причине греха его также сочтены согрешившими и умерли. Доказывает же это так: грех царствовал до издания закона, то есть и прежде закона. Какой же это был грех? Грех ли от преступления закона? Но как мог быть такой грех, когда не было закона? Грех тогда вменяется, когда есть закон, и люди, преступающие закон, по необходимости называются грешащими.

Я полагаю, что здесь Павел говорит о том грехе, который получается как следствие преступления закона Моисея и его предписаний: например, о том, что нужно обрезываться (См. Лев. 12:3), хранить субботу (См. Исх. 35:2), одно принимать в пищу, а от другого воздерживаться (Лев. 11:1-23). Тем не менее грех вообще был известен человеческой природе, и существовал, и вменялся - такой, как убийство, воровство, растление детей и тому подобное. Об этом свидетельствует пример Каина, Ламеха, тех, кто погиб при потопе, содомлян (См. Быт. 4-7;19). Ведь для этих грехов действовал и естественный закон.