К Галатам послание ап. Павла, Глава 1, стих 11. Толкования стиха

Каждое доброе дело непременно имеет какое-нибудь препятствие или толкуется и вкривь и вкось. Где Бог ставит Церковь, там, говорят, и дьявол устрояет себе и своим слугам приют. И чем выше, бескорыстнее доброе дело, тем дьявол злее становится и старается более повредить благотворителю чрез своих слуг. Это мы видим постоянно в жизни, нам современной, в кругу людей, нам близких и знакомых; это же явление заметно и издревле. Вот и сегодня вы слышали несколько стихов из послания св. апостола Павла к галатам. В них св. апостолу Павлу пришлось защищать себя, свою деятельность, ограждать души, колеблющиеся от лжеучителей. Св. апостол Павел, повинуясь голосу свыше, вдалеке от иудейской земли возвещал Христа в Галатии, где большая часть жителей была язычниками. Добродушные люди приняли проповедь Павла, крестились, стали жить по-христиански. Но лишь только Павел, образовав в Галатии христианское общество или Церковь, удалился из пределов Галатии, как туда пришли постоянные враги Павла – крещеные иудеи, которые терпеть не могли Павла за то, что он не предлагал своим ученикам учение Христа с присоединением еще иудейских обрядов, даже с обрезанием. А многие из крещеных иудеев того времени думали, что помимо еврейства никто не спасется, что язычник, если хочет быть христианином, должен сначала перейти в иудейство, а потом уже в христианство. Апостол же Павел, хотя был сам из иудеев, но не так учил. Крещеные иудеи, пришедши к галатам, говорили им, что они не вполне христиане, поелику обошли еврейский закон, что Павел, их обративший, не настоящий, не первостатейный апостол, что он не так учит, как другие апостолы, обращавшиеся среди евреев. И поэтому враги Павловы предлагали галатам-христианам отпасть от учения Павлова и принять обряды еврейские и то учение, которого держались они, пришельцы. А между тем, эти обряды стесняли совесть и отнимали у галатийцев свободу. Свобода же, христианством просвещенная, есть высшее благо в мире.

Как часто и ныне бывает, что христианин, не вполне усвоивший учение Христово и дух Евангелия, останавливается на простом только обряде богослужения, требует и от других такого же отношения к вере Христовой и даже выражает нелюбовь к христианину, иначе живущему и иначе смотрящему на религию Христову. Такие «старообрядцы» с оттенком злости, а иногда и с изуверством бывают в каждом вероисповедании. Наблюдая за жизнью христиан, мы замечаем, что одна часть людей по преимуществу живет внешностью, обрядами богослужения, постами, богомольями, посещением святых мест по обещаниям, иногда во вред семейным и общественным обязанностям; а другая – дышет преимущественно верою во Христа, возвышенною любовью к Богу и ближнему, благотворительностью, хотя вместе с тем и не оставляет правил Церкви по отношению к священной, православно-обрядовой жизни. Подобает и это творити, и онех не оставляти (Мф. 23:23).

Враги Павловы при обличении галатов руководились не любовью к ним христианскою, а злостью к их учителю, пристрастием к своей узкой, односторонней благовидной жизни. Да и можно ли ожидать от них доброго сочувствия к другим, когда они так зло отзывались о святом человеке?

Ревность этих неумеренных ревнителей по жидовству как плод, хотя и ложных, убеждений, подействовала на галатов. Уже галаты, по выражению апостола несмысленные, готовы были оставить истину евангельскую (Гал. 3:1); они по иудейскому закону, растолкованному лжеучителями, уже начали до мелочности наблюдать особенности известных дней, месяцев, какие дни тяжелые, какие легкие, и проводили известные часы в эти дни с особенною тщательностью в обрядах, в праздности, как у нас иные «понедельничают» и постятся в этот день, в праздности проводят некоторые пятницы, без пользы для души, осуждая других, ссорясь с ними, а в то же время думают, что они этими понедельниками и пятницами особенно угождают Богу. На беду для их совести у таких суеверных людей имеются книжки, ценимые ими выше Евангелия и здравого смысла. Попробуйте иных разуверить в ложности этих жалких книжек и вы встретите в них такую же ревность к своему заблуждению, какую в свое время проявляли в Галатии крещеные, но не вполне просвещенные христианством евреи.

А лжеучение прелестью новизны, подобно заразе, исподтишка, незаметно привлекло сочувствие к себе и в галатийцах. Апостол узнал об этом, находясь вдалеке от Галатии, именно в Ефесе. Что же он делает? Он шлет туда собственноручное письмо; в нем он выражает свою скорбь по поводу неблагоприятных слухов о легковерии галатийцев; в нем он был вынужден защищать свое учение, свои права, доказывать или указывать на свое равенство с другими апостолами, обличать узость взгляда в иудействующих христианах; и в этом же письме он с любовью вразумляет заблуждающихся галатийцев, называя их братьями.

Он говорит в прочтенной ныне его речи:

(гл. I, ст. 11) Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое,

(ст. 12) ибо и я принял его и научился не от человека, например от апостолов Петра или Иакова, но через откровение Иисуса Христа. Следовательно, и я такой же апостол, как и прочие апостолы. Хотя я не был учеником Христа во время Его земной жизни, но Христос просветил и мне очи, открыл мне чудесным образом всю волю Свою. Мое обращение ко Христу, как бы так говорит Павел, есть, действительно, чудо.

Кто бы мог подумать, чтобы я – заклятый враг христиан, горячий защитник жидовства, готовый всех противников моего убеждения истребить, чтобы я в минуты моей самой злостной решимости истребить всех христиан сделался сам христианином, и мало того, что христианином – апостолом Христовым, страдальцем за Него, узником, в поношении у людей, отверженным своими родными?

Сегодня мы можем удивляться тому упорству, с которым апостол Павел подчеркивает независимость своей проповеди от человеческого влияния. Он настаивает на сверхъестественном происхождении его Евангелия, на том, что никто из людей его этому Евангелию не обучал, но принял он его от Самого Бога через откровение Иисуса Христа. Будучи убежденным и ревностным иудеем, будущий апостол относился к Церкви со смертельной ненавистью. Воистину, с ним должно было произойти нечто чудесное, чтобы он в одно мгновение из гонителя Церкви Савла превратился в апостола язычников Павла. Это чудо произошло, когда Савла настиг свет той молнии, которая испепелила все его фарисейство, всю его гордость ревнителя отеческих преданий. Таким чудом было откровение Савлу Воскресшего Христа на дороге в Дамаск. Ослепительное сияние этого откровения апостол позже сравнивал со светом в начале Творения (2 Кор. 4:6), а себя, преображенного этим светом, осознавал «новой тварью» (Гал. 6:15).

Мы еще можем понять те практические соображения, которые побуждали Апостола Павла настаивать на сверхъестественной причине радикальной перемены в в его мыслях, образе жизни, а также на Божественном происхождении его апостольства: слишком уж подозрительным могло казаться его современникам превращение рьяного разрушителя Церкви в самоотверженного ее строителя и защитника. Но нам труднее понять, почему апостол так упорно настаивает на сверхъестественном, Божественном происхождении Евангелия Христова, которое он проповедует. Ведь сегодня, когда люди – даже далекие от Церкви – слышат такие слова как «Евангелие Христово», «проповедь апостола Павла», они неизбежно представляют себе что-то «божественное», возвышенное, высоконравственное, святое, праведное и благочестивое. Но это – результат двухтысячелетнего влияния христианства на культуру, даже если она имеет к христианству косвенное отношение, или вообще никакого отношения не имеет – просто такова привычка, общее место. И мало кому в голову приходит, что Евангелие, которое возвещал апостол, в его окружении и в его время могло восприниматься совсем иначе. И не только могло, но часто и воспринималось как соблазн, обман или безумие (1 Кор. 1:23).

Почему так? Дело в самой сути того, о чем возвещает Евангелие. Мы по привычке не даем себе труда задуматься над тем, насколько противоречит Евангелие тому, что есть в мире, тому, что мы знаем о нашем мире. А в мире действуют законы, известные нам со школьной скамьи. Это законы физики, по которым действие равно противодействию. Это законы биологии, по которым выживает сильнейший или самый приспособленный. Это законы этики и здравого смысла: «без труда не вытащишь и рыбку из пруда», «что посеешь, то и пожнешь»…

Подобные законы действовали и в религиозной жизни людей, которые тысячелетиями были убеждены в том, что для получения земных и посмертных благ человек должен совершать определенные действия, угодные богам, которые в язычестве олицетворяли природу с ее законами. Но даже при более развитых библейских представлениях о Едином Боге и Творце религиозная жизнь ветхозаветного иудейства руководствовалась аналогичными представлениями. Отеческие предания, о которых пишет апостол Павел, составляли многочисленные толкования Закона Моисея и точно указывали, какие действия необходимо исполнять для получения заслуженной награды от Бога.

И вот появляется некто, провозглашающий конец Закона! «Конец Закона – Христос» (Рим. 10:4), – возвещает Апостол Павел, для которого еще вчера такая мысль была невообразимой. Это, по сути, и есть Евангелие свободы, объявляющее о том, что отныне люди – не наемные работники у Бога, который расплачивается с ними за проделанную тяжелую работу, но свободные сыны Божии и наследники неистощимых Божественных благ.

Нам трудно себе вообразить, какою смелостью должен был обладать человек, дерзнувший утверждать новые основы духовной жизни, шедшие вразрез со всей исторической практикой человечества. Естественно, проповедь апостола Павла вызывала недоумение и сопротивление. И мы знаем, чем закончилось это сопротивление мира для самого апостола – его мученической кончиной.

Евангелие, освобождающее от Закона? Спасение не преуспеянием в делах Закона, не ревностью об отеческих преданиях, не заслугами, но благодатью Божией и верой в Иисуса Христа? Апостола Павла упрекали в том, что он этим учением о спасении подрывает основы религии и нравственности, и делает он это из желания угодить людям, понравиться им, подольститься к ним. Нет, – отвечает на упреки апостол, – желание нравиться миру и возвещать Евангелие Христово – вещи несовместимые. Евангелие – не слово лести (1 Фес. 2:4), и одобрение мира может стать тревожным сигналом для христианской проповеди и для Церкви. Невозможно одновременно поддакивать людям и быть служителем Христовым. Нет, Евангелие не имеет ничего общего с подобными человеческими расчетами на легкий успех и популярность. Оно чуждо человеческих мерок, но есть нечто абсолютно новое, прорывающее человеческие и все земные масштабы. Иначе оно не было бы истинным Евангелием, то есть Благой Божественной Вестью, ибо всякое истинное благо имеет начало в Боге. Весть о высшем благе спасения не только для Израиля, но и для язычников открылась Павлу при встрече с Воскресшим, явление Которого озарило всю его личность светом знания о том, что с Крестом и Воскресением Сына Божия в мир вошло то, что превыше всех законов физики, биологии и так называемой «естественной нравственности». В мире открылась любовь Творца к Его созданию. Откровение Христа было для апостола Павла одновременно и откровением Евангелия, которое возвещало не мнимое спасение Законом дел, но истинное спасение Законом Божественной любви. В Евангелии Христовом ему открылась последняя истина, состоявшая в том, что Крест и Воскресение – начало конца ветхого и привычного мира с его ветхими законами и ветхой историей. Законы порабощают. – Любовь освобождает!

Но ветхий мир греха иначе как по своим «законам греха» (Рим. 7:23-25) существовать не может. Он не может оставаться равнодушным и безучастным к вести о своем конце. И, разумеется, он сопротивлялся и будет всегда сопротивляться Евангелию. Это сопротивление может принимать форму прямой враждебности и насилия, может принимать форму лицемерного согласия или попыток превратить Евангелие любви в некий новый, – а по сути ветхий, – закон долга. Однако попытки эти тщетны, ибо Евангелие Христово – не вымысел человеческий, но Благая Весть о Божественной «победе, победившей мир» (1 Ин. 5:4).

***

Павел, апостол языков, возвестил людям Евангелие. Этим утверждением начинается сегодняшнее чтение из Послания к Галатам. Слово «евангелие» означает «благая, добрая весть». И время от времени народам Римской империи власти возвещали «добрые вести». Например, о какой-нибудь очередной победе над варварскими племенами или о других событиях, которые должны были вызвать радостный восторг у населения – скажем, о дне рождения императора. Как тут не радоваться?! Но в устах апостола Павла слово «Евангелие» означает нечто иное. Это Благая Весть с большой буквы, Весть о спасении, о победе над злом и смертью, над теми силами, которые сильнее всех победоносных армий и империй на свете. И при этом – о чудо! – новизна Евангелия состояла в том, что спасение пришло ко всем людям без исключения, независимо от их происхождения и социального положения, от их пола, от их прежних грехов, независимо от их усилий. Спасение просто «пришло», то есть было дано от Бога как незаслуженный дар благодати. – Эта весть апостола была настолько необычной, настолько противоречила всем тысячелетним убеждениям, всему «здравому смыслу» опыта человеческой жизни, что не могла не вызвать подозрения в безумии или обмане. Так и случилось: Евангелие, провозглашенное апостолом Павлом было, как он пишет в другом своем послании, «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23).

«Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой» – то или иное понимание этих слов известной песни сопровождало всю религиозную практику человечества, как язычников, так и иудеев. Жертвы, жертвы, жертвы… вот что должен был приносить человек богам или Единому Богу, чтобы добиться благосклонности «небес». Но чтобы вот так, незаслуженно, без всяких жертв обрести спасение – эта мысль казалась безумной человеческой выдумкой или коварным способом привлечь на свою сторону грешников, не желающих ничем жертвовать, прилагать усилий, чтобы заслужить спасение. Зачем привлечь? Трудно сказать. Вероятно, ради каких-то тайных корыстных соображений. И вот мы читаем, что апостола Павла постоянно преследовали упреки в том, что он своим свободным от Закона Моисея Евангелием желает угодить людям и тем самым иметь какую-то выгоду. Апостол решительно отвергает такое подозрение: «У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Гал. 1:10). Нет, желать понравиться людям и возвещать Евангелие – вещи несовместимые. Невозможно одновременно поддакивать людям и быть служителем Христовым. Евангелие – не слово лести, а Слово спасения.

Человеческая ли выдумка Евангелие Христово? – на этот вопрос и отвечает Апостол Павел в сегодняшнем отрывке. И отвечает он однозначно: Нет. Ни он сам не придумал Евангелие, ни научился ему ни от какого человека. Да и как можно придумать такое, чтобы не люди своими жертвами и следованием предписанным правилам зарабатывали себе спасение, не люди приносили жертвы Богу, но Бог принес жертву людям ради их спасения? Все переворачивается, всё становится небывалым, новым, не совместимым со старыми религиозными представлениями. Как говорил Иисус Христос, «никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани. … Не вливают также вина молодого в мехи ветхие» (Мф. 9:16-17). Иначе всё прорвётся, всё пропадет. И вот апостол торжественно заявляет о независимости своего Евангелия от людей. Такое, каким он его возвестил, оно чуждо человеческих мерок, но есть нечто абсолютно новое, прорывающее человеческие масштабы.

Разумеется, внешние формы новой христианской веры Апостол Павел «принял» от своей церкви, в Дамаске или Антиохии (1 Кор. 15:3). Но сущность Евангелия как безусловной Вести о спасении ему никто из людей не сообщил. Она открылась в нем при встрече с Воскресшим Христом, явление Которого озарило Божественным светом всю его жизнь.

Эти слова, равно и как все последующее повествование, доказывают апостольское достоинство Павла, отвергаемое теми, которые хотели смутить новообращенных христиан и извратить благовествование Христово; к числу таких в последнее время присоединился суемудрый граф Толстой. В своем «Исповедании Братства Иисусова» он пишет о св. апостоле следующие кощунственные слова. «Он (Павел) сам себе присвоил звание апостола. Иисуса он в глаза никогда не видал» (против этого направлены слова Павла: «Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам», ст. 15–16, ср. 2, 8; и в др. послании: «не Апостол ли я? – не видел ли я Иисуса Христа Господа нашего?» 1 Кор. 9:1). «Проповедь свою Павел начал пять лет спустя после крестной смерти Спасителя» (а чрез сколько лет после смерти Своей и после Своего восстания Христос уже не мог являться людям? Напротив Он может являться всегда, так как сказал: аз возлюблю того, кто возлюблен будет Отцем Моим, и явлюся ему сам, Ин. 14:21, и выше: «вы увидите Меня, ибо я живу, и вы будете жить», ст. 19). «Савл, жестокий гонитель первых учеников Иисуса» (это и удивительно, это и требует чудесного явления Христова, которое только и могло из жестокого гонителя превратить Савла в апостола), «переименовал себя в Павла и начал проповедь свою с утверждения, что лично уполномочен на это Иисусом в откровении и видении на пути в Дамаск» (как будто Павел проповедал больше и прежде всего о себе, а не об Иисусе, яко сей есть Сын Божий, Деян. 9:20. О том, что он есть «избранный сосуд» Христа, люди в первый раз узнали не от него, а от Самого Христа в явлении, бывшем Анании, ст. 15). «Он не знал духовной сущности учения от непосредственных учеников Христа» (но он знал ее по бывшим ему откровениям), «начало проповеди Павла соответствует 38 году после Рождества Христова, а только в 41 году он приезжал повидаться с апостолом Петром» (это мы знаем от самого апостола Павла, Гал. 1:18, но этим подтверждается только то, что он не от человека принял благовестие и не от человека научился ему, но чрез откровение Иисуса Христа). «Четырнадцать лет после этого первого посещения Павел еще раз прибыл в Иерусалим, но уже с тем, чтобы свое учение навязать апостолам» (это было учение о необязательности обрядового закона Моисеева для христиан из язычников: так неужели Толстой думает, что сообразнее было с духовной сущностью христианства проповедать противное?). Таким образом Толстой дерзко отрицает богооткровенное достоинство проповеди ап. Павла, апостол же (отдавший самую жизнь свою за Слово Божие) удостоверяет нас в том клятвою, говоря: яже пишу вам, се пред Богом, яко не лгу (Гал. 1:20). Кому же мы должны верить?

+++Примечания к Апостолу и Апокалипсису в обличение штундистов и подобных им сектантов. Владимир-на-Клязьме, 1904. С. 90++

О Божественном происхождении Евангелия святой апостол Павел сказал: «Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо я принял его и научился не от человека, но чрез откровение Иисуса Христа». И Святая Церковь учит о том, что во всех книгах Священного Писания, а больше всего в святом Евангелии и во всех Посланиях апостольских, Сам Дух Святой говорит нам. Это не простая книга, это Божественное Откровение.

Когда начинаем вникать и разбираться, что такое Божественное Откровение и почему оно было необходимо для рода человеческого, то с горькой печалью обнаруживаем, как бесконечно много людей, которым не нужно никакого откровения, которые дерзко отрицают все сверхъестественное, а Божественное Откровение, конечно, сверхъестественно. Они не признают ничего, что не может познать их человеческий разум и что по их мнению противоречит ему.

Жизнь человеческая прежде всего, и жизнь всего мира полна загадок и тайн, непостижимых для нас. Неужели человечество своим умом надеется постигнуть окружающий его мир, найти ответы на те тяжелые вопросы, которых никому никогда не избежать? Сколько горя и нищеты в жизни! И невозможность дать объяснение тем мучительным противоречиям, которые на каждом шагу доставляет жизнь, больше всего гнетет людей.

С тех пор как человек начал мыслить, он терзается вопросами о добре и зле и не может найти ответа на них. Как уйти от страданий, как уйти от того гнета, которым нас давит зло мира сего? Где найти покой и спасение? Как не заблудиться в житейском лабиринте? Как избавиться от власти зла – от власти диавола? Эту власть чувствуют и не могут не чувствовать все те, кто не помышляет о диаволе и в него не верит. Пусть не верят! А он будет давить их и мучить. Всем нам нужно освободиться от его власти, уйти из непроглядного мрака нашей жизни, найти путь спасения.

Великие умы древности с незапамятных времен исследовали эти вопросы и старались проникнуть в тайны бытия, не оставляющие людей в покое. Несравненны по глубине мысли греческих философов, создавших системы философии, изумляющих нас и доныне. Послушайте, что говорит один из наиболее выдающихся умов человечества, философ Платон: «Мы подождем Того, будь это Бог или Богоодушевленный человек, Который научит нас нашим религиозным обязанностям и отнимет мрак от глаз наших». Значит, он не мог постигнуть наших религиозных обязанностей, нашего отношения к Богу, не мог своей могучей мыслью осветить мрак своих глаз.

Другие великие философы: Цицерон, Демокрит, Анаксагор, Эмпедокл и прочие пришли к заключению, что «чувства наши ограничены, дух слаб, течение времени кратко, а истина лежит глубоко; только мнения и привычки господствуют повсюду, для истины не осталось места, все покрыто мраком».

Эти глубочайшие умы древнего мира пришли к безнадежным заключениям, что истина недостижима для нас, хотя мы и стремимся заткнуть зияющие дыры нашего познания.

Весь древний мир с великой тоской и мучением ожидал, когда явится Тот Человек, о Котором мечтал Платон, Тот, Кто, может быть, будет Самим Богом, Который разгонит тьму и научит, как нужно относиться к Богу. Древний мир ждал Откровения свыше, понимая, что без Божией помощи никогда не рассеется «мрак от наших глаз». Он ждал Искупителя, ждал спасения от зла, жаждал познания истины от Самого Бога через Откровение Божие. Древний мир понял, что ум человеческий безмерно слаб, что чувства наши до крайности ограничены и что сами мы без помощи Божией никогда не разрешим тех загадок и тайн жизни, которые повсюду окружают нас.

Древний мир сердцем чувствовал, что за пределами того, что мы видим, что можем осязать, взвешивать и измерять, есть еще безграничный мир невидимый, мир духовный, неизмеримо более богатый, чем мир видимый.

В результате глубочайших философских исследований древний мир пришел к заключению, которое надо считать высшим достижением человеческого разума, – в лице Сократа он познал, что он ничего не знает.

Чем глубже ум человека, чем обширнее и серьезнее его научные и философские знания, тем смиреннее и скромнее он становится, тем ближе и ближе подходит к великому и мудрому заключению: «Я ничего не знаю и знать не могу, ибо тайны бытия безграничны, ибо духовный мир для меня непостижим, а он, конечно, неизмеримо важнее этого жалкого мира, в котором мы живем».

Мир жаждал голоса из высшего мира, и он неоднократно раздавался уже в те древние времена, когда народ, избранный Богом, слушал Божие Откровение из уст святых пророков. Многое тогда было открыто людям через пророков, ибо их устами говорил Дух Святой.

Но в полной мере Божественное Откровение принес нам Иисус Христос. Его учение изумило всех, о таком род человеческий никогда помышлять не мог. Безбожники говорят, что религию выдумали попы. Но неужели они могли бы выдумать что-нибудь отдаленно похожее на евангельское благовествование? Неужели человеческому уму могла придти мысль о том, что Бог явится во плоти, будет рожден от Девы и, спеленутый, будет лежать в скотских яслях; что, недолго прожив, Он умрет мучительной и позорной смертью на Голгофском Кресте? Конечно, нет.

По человеческим представлениям Бог, Искупитель мира и Спаситель, должен был победить диавола силой Своей открытой власти. Он должен был быть могущественным, славным и величайшим Царем. А Бога, принявшего образ раба и спасающего мир Своей Кровью, человеческий ум никогда измыслить бы не мог.

Все, отрицающие сверхъестественное, должны вдуматься в то, что первое, величайшее из всех чудес есть Сам Господь Иисус Христос,– настолько Он отличен от всего, что знал род человеческий до Его пришествия.

Без Откровения свыше мир никогда не мог бы познать, что его тяжкие мучения могут быть рассеяны совершенно ему неведомой силой – Божией благодатью. Только Сам Бог дал нам познание о благодати, когда явил нам ее, когда открыл нам, что Он «есть Любовь» (см. 1 Ин. 4:8), что Он «есть путь, и истина, и жизнь» (Ин. 14:6). В этом было величайшее Откровение, и получили мы его в святом Евангелии.

Поэтому и говорит святой Павел, что Евангелие, которое он проповедует, вовсе не человеческое, что он принял его от Самого Господа Иисуса Христа. И это действительно так, ведь вы знаете, какое необычайное чудо совершилось над самим святым апостолом, прежде бывшим жестоким гонителем и ненавистником Христа, Савлом. Необычайно и чудесно произошло обращение его: в один миг переменились мысли и сердце, и ненависть ко Христу заменилась самой горячей любовью и преданностью Ему. Недаром апостол говорил, что ему жизнь не дорога, ничего он не боится – он живет лишь для Христа (см. Флп. 1:21).

Разве это не чудо, разве не доказывает это нам, что Евангелие Христово не человеческое дело, а Божие? И разве только на одного апостола Павла так действовало слово Господне? Было великое множество людей, которых слова Евангелия или внезапно потрясали с необычайной силой, или изо дня в день все больше и больше проникали во все тайники души и совершенно изменяли их. Они получали совершенно новое сердце – христианское, получали ум Христов.

Разве каждый из нас не испытывал глубокого душевного трепета, читая Евангелие, Послания и Деяния апостольские? Разве не поражалась наша мысль и не волновалось святыми чувствами душа наша, когда читали мы слова Священного Писания? Все мы испытали на себе эту ни с чем несравнимую силу Откровения.

Если бы Откровение не противоречило разуму человеческому, что так не нравится гордым людям, то оно не было бы Откровением, поскольку оно ничего неведомого не открывало бы. Откровение непременно должно вести нас гораздо дальше, чем можем мы идти, следуя по путям своего ума. Оно вводит нас в великие тайны бытия, разгоняет тяжкий мрак жизни, оно есть величайшее чудо Божие.

Поэтому неудивительно, что в богооткровенном Священном Писании так много чудес, которых не признают неверующие, говоря: «Мы знаем законы природы, знаем, что они непреложны и что никаких отступлений от них быть не может».

Разве это может нас смутить? Эти слова свидетельствуют об отсутствии глубины мысли у тех, кто так говорит. Не от Бога ли, Творца мира, законы природы? Конечно, от Него. Законы Божии царят не только в нашей вселенной, но и во всем безграничном невидимом мире. Притом разве не должно быть неведомого нам, но чрезвычайно глубокого взаимодействия между законами невидимого мира, которые нам неизвестны, и законами той небольшой части видимого мира, который мы до некоторой степени познаем? Постоянное взаимодействие между этими законами обязательно должно быть.

Если же мы видим то, что называем чудом, то смеем ли мы дерзко, по-детски говорить, что раз мы не понимаем, как могло произойти чудо, то его и не может быть? Ведь мы многого не понимаем. Разве не во власти Божией, не во власти Творца всех законов видимого и невидимого мира дать им такое направление, какое Он Сам пожелает? Разве не во власти Его вмешиваться в действие законов видимого мира Своими высшими законами?

Богу все возможно, у Него есть множество законов, которых мы не знаем. Он может их видоизменять, а мы не смеем перечить, мы должны смиренно преклониться и с глубоким сознанием своего невежества признать, что в безграничном мире есть много нам непонятного. Мы не смеем говорить о том, что чудеса невозможны.

Английский философ Бэкон Веруламский сказал мудрые слова: «Мы должны наш дух расширять до величия Божественных тайн, а не тайны суживать до узких пределов нашего ума».

Другой философ, которого все единогласно признают главой современной новой философии, Кант сказал относительно Евангелия: «Можно вполне допускать, что если бы Евангелие не научило нас всеобщим нравственным законам в их полнейшей чистоте, то разум доселе не понимал бы их в таком совершенстве». Кант признает безмерное нравственное превосходство Откровения Евангелия над всем, что может понять и измыслить человеческий ум.

Но если совершенно непреложны, необходимы и возможны чудеса, то кто посмеет отрицать действительность великого чуда воскресения сына Наинской вдовы? Кто посмеет сказать, что Богу невозможно воскрешать мертвых, после того, как воскрес Сам Господь Иисус Христос? Воскресение Христово – событие достоверное, и его признают даже неверующие. Если же Господь воскрес, если Господь есть Бог, то почему Он не может воскрешать мертвых?

У пророка Иезекииля есть пророчество о всеобщем воскресении мертвых: «Была на мне рука Господа, и Господь вывел меня духом и поставил меня среди поля, и оно было полно костей. И обвел меня кругом около них, и вот весьма много их на поверхности поля, и вот они весьма сухи. И сказал мне: «Сын человеческий, оживут ли кости сии?» Я сказал: «Господи Боже! Ты знаешь это». И сказал мне: «Изреки пророчество на кости сии и скажи им: «Кости сухие! Слушайте слово Господне!"" Так говорит Господь Бог костям сим: «Вот, Я введу дух в вас, и оживете. И обложу вас жилами, и выращу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживете, и узнаете, что Я Господь"" (Иез. 37:1–6).

Разве Дух Божий не всесилен? Если весь мир, вся природа сотворены словом Божиим, если дух человеческий имеет начало от Духа Божия, который вдунул Господь в тело, сотворенное из земли, то где же предел животворящей силе Духа Святого? И если может Он оживить кости сухие, то почему же Своим Божественным Духом не мог Господь Иисус Христос оживить сына Наинской вдовы?

Почему не можем мы верить в то, что довольно было одного слова Божия, одного повеления мертвому воскреснуть, чтобы он сел и, озираясь кругом, начал говорить? Конечно, мы верим в это, потому что мы, христиане, как дети, которые, безусловно, доверяют словам Отца Небесного. Если сказано в Евангелии, что Господь воскресил сына Наинской вдовы, то, значит, так и было. Если в Евангелии говорится, что все мы воскреснем по гласу трубы на Страшный Суд, то, значит, так и будет.

Важно верить по-детски, всем сердцем, в то, что Евангелие Христово – Откровение Самого Бога, и смиренно принимать все, сказанное в Священном Писании. Тогда нас ожидает воскресение не в погибель, а в жизнь вечную, которой да сподобит всех нас Господь и Бог наш Иисус Христос. Аминь.

Защищая от клеветников свое апостольское достоинство и доказывая свое равенство с прочими Апостолами, Св. Ап. Павел:

а) во-первых, раскрывает божественное, а не человеческое происхождение проповедуемого им евангелия (Гал. 1:11–24), б) во-вторых, ставит на вид, что сие благовестие одобрили и старейшие Апостолы (Гал. 2:1–10), в) в-третьих, рассказывает, как он, в силу братского равенства, обличил самого Апостола Петра (Гал. 2:11–21).

а) Божественное, а не человеческое происхождение проповеданного Апостолом евангелия (Гал. 1:11–24)

Гал. 1:11–12. «Возвещаю вам, братья, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое. Ибо и я принял его научился не от человека, но чрез откровение Иисуса Христа». Чрезвычайно важно для нас сие заявление самого Апостола о явлениях ему Христа Спасителя. Очевидно, что явления сии были многочисленны и сопровождались вероятно не только членораздельными звуками, но и лицезрением самого Спасителя. Как высоко поднимается от сего достоинство великого Апостола языков! В послании к Ефесеям он также заявляет, что ему чрез откровение возвещена тайна христианства (Еф. 3:3).

Самозащита Апостола прежде всего касается достоинства его учения, которое не было его личным и вообще человеческим, но богооткровенным. Далее Апостол кратко раскрывает, как совершилось это откровение. Подробнее об этом изложено в книге Деяний святых Апостолов, написанной одним из его сотрудников, Евангелистом Лукою (в гл. 9). Но нельзя сказать, чтобы Апостол имел в виду здесь одно только откровение, бывшее при его обращении. Очевидно, он обобщил все откровения, бывшие ему доселе, из коих он мог в полноте научиться всем истинам христианской веры. Об этих откровениях Апостол упоминает в 1 послании к Солунянам (4:15), в 1 Кор. (9:1; 15:3), 2 Кор. (12: 2).

Апостол с особенною настойчивостью говорит о том, что он не от человека принял Евангелие и не научился ему. Та и другая форма восприятия весьма естественная и обычная, поэтому нельзя думать, чтобы он осуждал их; но по особенным обстоятельствам, а именно по причине унижения его сравнительно с другими Апостолами, он вынужден был сказать, что есть и еще иной способ познания Христа, притом наивысший – это Его личное откровение, которого и удостоился Ап. Павел, ставший чрез это равным по именованию с первоверховным Ап. Петром. Так как откровения, бывшие Апостолу, запечатлены были характером таинственности, то он и не раскрывает их здесь, памятуя опасность предложения бисера не могущим ценить его. «Смотри, говорит святой Иоанн Златоуст, как он и от высших и от нижних доказывает, что он был ученик Христа, Который Сам без посредства человеческого благоволил открыть ему разумение всего». К сему блаж. Феофилакт присовокупляет: «Тот Самый открыл мне Евангелие, Кто научил и прочих с Петром Апостолов». «Говорит же об этом для того, чтобы противопоставить то клеветам противников, давая знать, что и в сем не ниже он прочих Апостолов, ибо как они от Самого Господа прияли учение, так и он имел Его учителем». Между принять и научиться, по словам блаж. Иеронима, такое различие, что принимает Евангелие тот, кому оно внушается в первый раз, кто приводится только к вере в него; научается же тот, кто познает и все тайны его. К этому преосв. Феофан присовокупляет: «Он говорит как бы так: я от человек не принял его готовое, и сам не измыслил его; в каком случае – «ниже́ научихся», будет то же, что не сам изобрел его. Последняя мысль особенно важна в том отношении, что отвергает гадание тех, кои полагают, будто учение святого Павла есть его личное воззрение на Евангелие».

Для доказательства истины своего учения о свободе от Моисеева закона и о необязательности обрезания, об оправдании только верой во Иисуса Христа, ап. Павел указывает на его богооткровенный источник: «Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое. Ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» .

Поэтому, хотя ап. Павел и не был непосредственным учеником Христа при Его земной жизни, но Самим же Христом был поставлен на один уровень со всеми остальными апостолами и имеет равный с ними авторитет.