К Евреям послание ап. Павла, Глава 6, стих 20. Толкования стиха

Итак, клятва Ветхого Завета уступает якорю нового, вере и надежде в любви, и ожидание обещанного превращается в проникновение вовнутрь, в самую суть, во Святое Святых, за завесу. То есть это проникновение в живой опыт богообщения, прямо и непосредственно, туда ведет нас, как предшественник, первосвященник по чину Мелхиседекову. Стало быть, Сам Христос. Так вера побеждает клятву, а благодать – закон.

Вот и другое для нас утешение: Ибо Он за нас вошел, чтобы и нам туда войти. Он наперед вошел, чтобы потом ввести следующих за Ним, по Слову Его: „иду уготовати вам место“ (Ин. 14:3) по чину Мелхиседекову первосвященник быв во веки. Это в достаточной мере изъяснено выше. Там объяснено нами речение Давидово: Ты еси священник во век по чину Мелхиседекову (Евр. 5:10). Желая показать вообще большое преимущество Новаго Завета пред Ветхим, Апостол еще в начале этого Послания выразил мысль, что тем (отцам) Бог говорил в лице пророков, а нам возглаголал в Сыне, равным образом и в других местах он часто повторял мысль об этом; но здесь, в виду намеченной цели. Он значительно сильнее ведет речь об этом предмете. И прежде всего он увазывает преимущество Христа пред (ветхозаветными) священниками, выставляя прообраз Его в лице Мельхиседека.

Не во Святая святых, куда входил Моисей, но во внутреннее место, за завесу на небесах, куда Предтеча наш вознесся и вошел Иисус Христос по синодальному переводу (русскому): Куда предтечею за нас вошел Иисус, сделавшись Первосвященником навек по чину Мелхиседека (Евр. 6:20) и сделался Священником вовек, – не для того, чтобы совершать жертвоприношения, как Аарон, но чтобы возносить молитву всех народов, как и Мелхиседек.

Потом присовокупляет и удостоверение, – чтобы она была не только надеждою, но и надеждою совершенно истинною; после клятвы приводит еще нечто другое, именно, доказательство от дел: «куда предтечею за нас вошел Иисус». Предтеча есть тот, кто идет пред кем-нибудь, как например Иоанн -(предтеча) Христов. И не просто: «вошел», – но: «предтечею за нас вошел», так что и мы должны следовать за ним, потому что между предтечею и следующими за ним не должно быть большого расстояния, – иначе он не был бы предтечею. Предтеча и следующие за ним должны быть на одном и том же пути; дел первого – идти впереди, а последних -следовать за ним. «Сделавшись, – говорит, – Первосвященником навек по чину Мелхиседека». Вот и еще иное утешение – в том, что наш первосвященник выше и гораздо лучше (первосвященников) иудейских, не только по способу (избрания), но и по месту, и по скинии, и по завету, и по лич­ности. Впрочем это говорится (о Христе) по плоти. Итак, нужно быть лучшими и для тех, у кого Он первосвященником; насколько велико различие между Аароном и Христом, настолько же велико различие должно быть между нами и иудеями. Смотри, мы имеем горе жертвенного агнца, горе первосвященника, горе жертву. Потому мы должны приносить такие жертвы, которые могли бы быть возложены на таком жертвеннике, – не овец и волов, не кровь и тук. Все это пре­кратилось, а вместо того введено словесное служение. Что такое словесное служение? Душевное, духовное, – «Бог, – говорится (в Писании), – есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4:24), – такое, для которого не нужно ни тела, ни орудий, ни мест; таковы: кротость, целомудрие, милосердие, незлобие, долготерпение, смиренномудрие. Такие жертвы еще в ветхом завете издавна предуказаны. «Приносите Богу, – говорит Давид, – жертвы правды» (Пс. 4:6); и еще: «Тебе принесу жертву хвалы» (Пс. 115:8); и еще: «Кто приносит в жертву хвалу, тот чтит Меня» (Пс. 49:23); и еще: «Жертва Богу – дух сокрушенный» (Пс. 50:19); и еще: «чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. 6:8)? «Жертвы и приношения Ты не восхотел; Ты открыл мне уши; всесожжения и жертвы за грех Ты не потребовал. Тогда я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о мне: я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце » (Пс. 39:7–9); и еще: «Для чего Мне ладан, который идет из Савы» (Иер. 6:20); и другой (пророк): «Удали от Меня шум песней твоих, ибо звуков гуслей твоих Я не буду слушать» (Ам. 5:23); но, вместо того, «Я милости хочу, а не жертвы» (Ос. 6:6) Видишь, какими жертвами нужно благоугождать Богу? Ви­дишь, что те жертвы давно уже прекратились, а эти введены вместо них? Их мы и будем приносить. Те – жертвы людей богатых и достаточных, а эти – жертвы добродетели; те – внешние, а эти – внутренние; те может приносить всякий, а эти – немногие. Насколько человек лучше овцы, настолько эта жертва (выше) той, потому что здесь ты приносишь в жертву свою душу. Есть и еще жертвы, поистине – всесожжения; это – тела святых мучеников; у них святы и душа и тело; они испол­нены великого благоухания. И ты, если захочешь, можешь при­носить такую жертву. Каким образом, когда ты не можешь предавать тела своего на сожжение? Ты можешь (предавать себя) другому огню, например, огню произвольной нищеты, огню скорби. Когда кто-нибудь, имея возможность жить роскошно и великолепно, умерщвляет себя жизнью подвижническою и прискорб­ною, то не есть ли это – всесожжение? Умертви тело свое и распни его, и ты также получишь венец мученичества. Что там совершает меч, то здесь пусть совершает усердие. Пусть не воспламеняется и не овладевает (тобою) сребролюбие, но пусть дожигается и истребляется эта безумная страсть духовным огнём, пусть отсекается мечом Духа. Это – добрая жертва, для которой не нужен священник, но только сам приносящий её, – жертва прекрасная, которая совершается на земле, но тот­час же принимается на небе. Не дивимся ли мы, как в древ­ности сошёл огонь и истребил все (3 Цар. 18:38)? Может и ныне сходить огонь, гораздо более чудный, и истреблять все предлагаемое, или лучше, не истреблять, но возносить на небо, – так как он не в пепел превращает дары, но приносит Богу. Таковы были приношения Корнилия: «молитва твоя, – сказано (ему), – и милостыни твои воспомянулись пред Богом» (Деян. 10:31). Вот прекрасное сочетание! Тогда и мы бываем услы­шаны, когда сами слышим приходящих к нам нищих. «Кто затыкает, – говорится (в Писании), – ухо свое от вопля бедного, молитвы того не послушает Бог» (Притч. 21:13); «Блажен, кто помышляет о бедном...! В день бедствия избавит его Господь» (Пс. 40:2). Это не иной какой-нибудь день, но тот день, который будет тяжким для грешников. Что значит: «помышляет»? Понимающий, что такое нищий, вникающий в его бедствие, – ведь кто постигнет его бедствие, тот, конечно, тотчас окажет ему милость. Когда ты увидишь нищего, то не отворачивайся от него, но тотчас подумай, каков был бы ты сам, если бы был на его месте, чего хотел бы ты получить от всех? «Помышляет», – говорит. Представь, что и он свободен так же, как ты, имеет одинаковую с тобою благородную природу, и все у него общее с тобою; и между тем его, который нисколько не хуже тебя, ты часто не равняешь даже с своими собаками; эти вполне насыщаются хлебом, а тот нередко засыпает голодным, так что свободный становится ниже твоих рабов. Но рабы, скажешь, оказывают нам услуги. Какие, объясни мне? Они тебе хорошо служат? Но если я докажу, что и он оказывает тебе услугу гораздо больше их, – что ты скажешь? Он предстанет в день суда, и избавит тебя от огня. Могут ли все рабы сделать что-нибудь подобное? Когда умерла Тавифа (Деян. 9:36–42), кто воскресил её? Рабы ли, окружавшие ее, или бедные? А ты не хочешь поставить свободного наравне даже с ра­бами. Вот сильная стужа; нищий лежит на помосте, одетый в рубище, умирая с холода, скрежеща зубами, и видом и одеждою возбуждая сострадание; но ты, одетый тепло и опьяневший, проходишь мимо (не обращая на него внимания). Как же ты желаешь, чтобы Бог избавил тебя, когда находишься в несчастии? Ты часто говоришь: если бы я был в таком положении, что кто-нибудь много согрешил бы против меня, то я простил бы его, – Бог ли не простит мне? Не говори этого; сам ты презираешь того, который даже ни в чём не согрешил против тебя, и которому ты мог бы помочь. Если же ты презираешь такого (человека), то как Бог простит тебе грехи твои против Него? Не заслуживает ли это геенны? И вот что странно: нередко тело мертвое, безжизненное, уже не чувствующее почестей, ты прикрываешь множеством разнообразных позолоченных одежд; а тело страждущее, болезненное, мучимое и изнуряемое голодом и холодом, ты презираешь; более угождаешь тщеславию, нежели страху Божию. И, о, если бы только это! Но тотчас (начинаются еще) укоризны на подходящего (бедняка). Почему, говоришь ты, он не работает? Зачем ест хлеб, не трудясь? Но ты сам, скажи мне, своими ли трудами приобрёл то, что имеешь? Не отцовское ли получил наследство? А если бы ты и трудился, то неужели поэтому ты можешь укорять другого? Разве ты не слышал слов Павла: «Вы же, братия, не унывайте, делая добро»? И это говорит после того, как сказал: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3:13, 10). Но он, говоришь ты, обманщик. Что говоришь ты, человек? Из-за одного хлеба и одежды ты называешь его обманщиком? Но он тотчас продаст ее, говоришь ты. А ты сам хорошо ли распоряжаешься всем своим имуществом? Как, неужели все нищие сделались такими от праздности? Неужели никто от кораблекрушений, никто от судилищ, никто от воров, никто от несчастий, никто от болезней, никто от каких-нибудь других обстоятельств? Между тем мы, слыша бедного, жалующегося на подобные несчастья, взывающего громким голосом, устремляющего взоры на небо, с открытою головою, с распущенными волосами, одетого в рубище, тотчас называем его обманщиком, плутом, лицемером. Не стыдно ли тебе? Кого ты называешь обманщиком? Если не хочешь ничего дать, то, по крайней мере, не поноси человека. Но, говоришь ты, он имеет средства и притворяется. Это служить к осуждению тебя, а не его; он знает, что имеет дело с людьми жестокосердыми, скорее со зверями, нежели с людьми, и что, сколько бы он ни произносил жалобных слов, никого не тронет, а потому и принужден принимать нa себя вид еще более жалкий, чтобы преклонить твою душу. Когда мы увидим, что кто-нибудь подходит к нам в опрятной одежде, то говорим: он обманщик, он подходит в таком виде, чтобы показать, что он из благородных; а когда увидим кого-нибудь в противоположного свойства одежде, то укоряем и его. Что же им делать? О, жестокость! О, бесчувственность! Для чего, говоришь ты, они обнажают изувеченные члены? Для тебя. Если бы мы были сострадательны, то им не нужно было бы прибегать к таким средствам; если бы они могли трогать с первого взгляда, то не ухищрялись бы подобным образом. Какой несчастный захотел бы так вопить, принимать на себя отвратительный вид, вместе с обнаженною женою рыдать пред всеми, вместе с детьми посыпать себя пеплом? Что может быть хуже такой крайности? Но и за это мы не только не оказываем им сострадания, а еще осуждаем их. Как же после того мы можем негодовать, что Бог не внемлет нашим молитвам? Как можем роптать, что Он не удовлетворяет нашим прошениям? Не страшно ли это, возлюбленные? Но, гово­ришь ты, я часто подавал. А ты разве не каждый день прини­маешь пищу? Разве ты отталкиваешь детей, хотя они и часто просят тебя? О, бесстыдство! Ты называешь нищего бесстыдным. Сам, похищая чужое, ты не считаешь себя бесстыдным; а просящий хлеба бесстыден? Ужели ты не знаешь, как сильна потребность желудка? Не делаешь ли ты все для него? Не оста­вляешь ли ты для него духовных предметов? Тебе обещано небо и царствие небесное; а ты, покоряясь насилию его (желудка), не переносишь ли все и не пренебрегаешь тем (обещанным)? Вот истинное бесстыдство! Не видишь ли ты увечных старцев? Но, – о, злословие! – этот, говорите вы, дает в долг по стольку-то золотых, а тот по стольку-то, и между тем выпрашивают (милостыни). Вы рассказываете басни и сказки малых детей, которые они всегда слышат от своих нянек; я не думаю, не верю, не может быть. Такой-то дает деньги в рост, а сам при своем достатке просит милостыни? Для чего же, скажи мне? Что может быть постыднее прошения мило­стыни? Лучше умереть, нежели просить. Но доколе мы будем жестокосердыми? Как, неужели все они дают деньги в рост? Неужели все обманщики? Неужели нет ни одного действи­тельно нищего? Есть, говоришь ты, и много. Почему же ты не оказываешь помощи им, если ты точно знаешь жизнь их? Нет, это – предлог и отговорка. «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф. 5:42; Лк. 6:30); «да не будет рука твоя распростертою к принятию и сжатою при отдании» (Сир. 4:35). Мы не по­ставлены быть судьями жизни других; иначе мы никому не подадим милостыни. Когда ты молишься Богу, то не говоришь ли: «грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай» (Пс. 24:7)? Так и о нищем, хотя бы он был великий грешник, думай то же и не поминай грехов его. Ныне время человеколюбия, а не строгого суда, – ми­лости, а не осуждения. Он хочет есть: если желаешь, дай ему; если же не желаешь, откажи, не исследуя, почему он беден и несчастен. Для чего ты и сам не подаешь ему, и желающих подать отклоняешь? Ведь когда кто-нибудь услышит от тебя, что этот (нищий) – обманщик, а тот – лицемер, ростовщик, то не подаст ни тому, ни другому, подумав, что они все таковы. Известно, как легко мы верим худому, и как нелегко – хорошему. Мы должны быть не просто милосерды, но как «Отец» наш «Небесный» (Мф. 5:48). Он питает и блудников, и прелюбодеев, и обманщиков, и вообще всякого рода злодеев. В настоящем мире необходимо быть и такого рода многим; Он же всех одевает, и никто никогда не умирал с голоду, разве только по собственной воле. Так и мы должны быть милосерды. Если кто просит у тебя и находится в нужде, помоги ему. Но мы ныне дошли до такого безумия, что поступаем так не только с нищими, хо­дящими по переулкам, но и с монашествующими: он, говорят, обманщик! Не внушал ли я вам и прежде, что если мы будем подавать всем без разбора, то постоянно будем ока­зывать милосердие; а если станем исследовать, то никогда не окажем милосердия? Что говоришь ты? Неужели он притво­ряется для того, чтобы получить хлеба? Если бы он просил талантов золота и серебра, или драгоценных одежд, или рабов, или чего-нибудь подобного, то справедливо можно было бы назвать его обманщиком; но если он не просит ничего та­кого, а только пищи и одежды, вещей самых умеренных, то, скажи мне, свойственно ли это обманщику? Оставим эту неуместную, сатанинскую, пагубную разборчивость. Когда кто-ни­будь станет говорить, что он принадлежит к клиру, или называет себя священником, тогда разведай, расспроси, потому что общение с таким человеком без исследования не без­опасно, – здесь великая опасность. А когда кто-нибудь просит пищи, то не исследуй; здесь ты не столько даешь, сколько сам принимаешь. Вспомни, если хочешь, как Авраам оказывал гостеприимство всем приходящим. Если бы он делал исследования о приходящих к нему, то не принял бы ангелов; может быть, не считая их ангелами, он вместе с другими отказал бы и им; но так как он принимал всех, то принял и ангелов. Разве за жизнь принимающих от тебя Бог дает тебе награду? Нет, – за твоё расположение, за твое милосердие, за великое человеколюбие, за доброту. Если будет она, то и ты получишь все блага, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

όπου где. πρόδρομος тот, кто бежит впереди, предтеча. Это слово в особенности использовалось для обозначения людей или войск, которые посылались вперед на разведку, или первого плода (Westcott; Bruce; Spicq; ВВС), είσήλθεν aor. ind. act. от εισέρχομαι входить, τάξις чин. О священстве Мелхиседека и соответствующей литературе см. Hughes; Lane; Weiss; Attridge; ABD, 4:684-86; Bruce Demarest, A History of Interpretation of Hebrews 7:1-10 from the Reformation to the Present (Tiibingen: Mohr, 1976); NIDOTTE, 4:934-36; DLNT, 129-31.

Очевидно, подразумевается Божие присутствие на небесах (Святое Святых), куда вошел Иисус и воссел одесную Бога как наш Первосвященник и Ходатай.

... куда Предтечею за нас вошел наш Первосвященник - Иисус. Таким приемом речи апостол снова возвращается к важнейшему предмету своего послания - первосвященству Христову. - "Предтечею за нас вошел..." - вошел как первый, чтобы показать и нам путь туда и облегчить его.

Апостол добавил, что Христос сделался для нас Первосвященником навек, потому что Он привел Собою к Богу в надежде на воскресение всех верующих в каждом роде.

«Идеже предтеча о нас вниде Иисус». Ради нас, говорит Апостол, вочеловечился, ради нас предал тело на смерть и, сокрушив смерть, восшел на небеса, «начаток умершим бысть» (1 Кор. 15:20). Увеличил же сию уверенность нашу наименованием: предтеча. Ибо если наш Он «предтеча» и за нас восшел, то необходимо и нам последовать и получить право на восхождение. Сие и Господь сказал апостолам: «Обители многи у Отца Моего, аще ли же ни, рекл бых вам: иду и уготоваю место вам. И аще пойду и уготовлю место вам, паки прииду к вам и поиму вы к Себе, да, идеже есмь Аз, и вы будете» (Ин. 14:2–3). Так сказал и здесь: идеже предтеча о нас Иисус. Но Апостол обращается снова к слову о первосвященстве. «По чину Мелхиседекову Первосвященник быв во веки». Это взял он из пророческого свидетельства. Сказано: «Ты Архиерей во век, по чину Мелхиседекову» (Пс. 109:4). Христос же «Первосвященник во веки», не как приносящий жертву, потому что единожды принес Свое тело, но как Ходатай, приводящий к Отцу верующих. Ибо сказано: «Тем имамы приведение обои ко Отцу» (Еф. 2:18). И Сам Господь в Священном Евангелии говорит: «никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною» (Ин. 14:6). Надлежит же знать, что о данных Аврааму клятвах божественный Апостол упомянул в доказательство «непреложности Божия совета». К тому ведет, чтобы видима была твердость первосвященства по чину Мелхиседекову. Ибо как скоро коснулся оного, присовокупляется к слову клятва. Сравнение же, которое многократно готов был сделать Апостол, делается только теперь, и прежде всего приводит он на память историю Мелхиседека.

Куда предтечею за нас вошел Иисус. Сказавши, что надежда наша восходит на небо, подтверждает сказанное, удостоверяя это делами. Ибо и Он, Христос, вошел: и не просто вошел, но вошел предтечею, то есть как бы убеждая нас, что и мы должны войти. Ибо предтеча идет впереди кого-нибудь, следующих за ним, и расстояние между предтечей и следующими за ним совсем не велико, как и между Иоанном и Христом. Поэтому не смущайтесь: скоро и мы войдем туда, где наш предтеча. Но не удовольствовался, сказав: предтеча, но прибавил и: за нас, для большей убедительности, как бы так говоря: Сам Он не нуждался в том, чтобы войти туда: ибо зачем Ему это, когда Он — Бог? Но как ради нас Он воспринял плоть, так ради нас же Он вошел и внутрь неба, чтобы нам открыть путь. Посему необходимо войдем и мы сами. Или выражение за нас обозначает: чтобы ходатайствовать за нас пред Отцом, как и первосвященник входил во Святое Святых однажды в год, молясь за народ. Сделавшись Первосвященником навек по чину Мелхиседека. И это — величайшее утешение; если наш Первосвященник на небе, то Он и много лучше иудейских первосвященников, именно: по способу избрания, ибо Он — не по чину тех, но по чину Мелхиседека; и по месту, и по скинии, ибо Он — горе и на небе; по завету, ибо о более великих и более совершенных благах, и по постоянству, ибо вечный, а не временный, и, наконец, по личности, ибо Он — Сын Божий. Поэтому не падайте духом. Но все это сказано о Христе по плоти, ибо по плоти Он и стал Первосвященником.