К Евреям послание ап. Павла, Глава 2, стих 15. Толкования стиха

«Детьми» называются здесь все спасаемые, то-есть все смертные люди. Смысл этого изречения тот, что Христос для поражения диавола, подчинившего людей смерти, и для уничтожения страха перед смертью, Сам, подобно нам, принял на Себя «плоть и кровь», то-есть смертную человеческую природу. «Также воспринял плоть и кровь» — этим словом обличается ложь еретиков-докетов, будто Господь Иисус Христос имел только призрачную человеческую природу.

См. Евр. 2:10

И чтобы избавить от страха тех, которые из боязни пред смертию во всю жизнь свою повинны были рабству ея, т. е. били рабами страха смерти. Ибо Христос Своею смертию вложил смелость против смерти в учеников Своих, вооружил их против нея и, убедив их презирать ее, таким образом избавил их от рабскаго страха пред нею. Так что те, которые всю жизнь свою трепетали пред смертию, теперь, пренебрегая ею, стали считать ее за ничто.

Итак, Он умер для того, чтобы смертью Своей освободить тех, над кем царствовал страх смерти, и кои во всю жизнь повинны были рабству вечной смерти.

Для чего вы стра­шитесь, говорит, для чего вы боитесь упраздненной (смерти)? Она уже не страшна, – она попрана, презрена, стала ничтожною и ничего не стоящею. Что же означают слова: «которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству»? Что выражает ими (апостол)? То, что боящийся смерти есть раб и предпринимает все меры, чтобы не умереть; или то, что все люди были рабами смерти и, так как она еще не была побеждена, находились в её власти; или, если не это, так то, что люди жили в постоянном страхе: ожидая постоянно, что они умрут, и боясь смерти, они не могли чувствовать никакого удовольствия, потому что этот страх постоянно был в них, о чем и намекает (апостол) словами: «через всю жизнь». Здесь он показывает, что скорбящие, гонимые, преследуемые, лишаемые отече­ства, имущества и всех прочих благ проводят жизнь приятнее и свободнее, нежели те, которые постоянно живут в рос­коши, не терпят ничего подобного и благоденствуют, – потому что последние во всю жизнь находятся под этим страхом и суть рабы его, а первые свободны от него и посмеиваются над теми, чего последние боятся. Подобно тому, как если бы кто-нибудь стал утучнять обильным кормлением узника, обречённого на смерть и постоянно ожидающего её, так точно и смерть в древности (поступала с людьми). А теперь происхо­дит то, как если бы кто-нибудь, отогнав страх, побуждал подвизаться с удовольствием и, предложив подвиг, обещал вести уже не на смерть, а на царство. Скажи же, в числе которых желал бы ты находиться, – тех ли, которые утучняются в темнице, ежедневно ожидая своего приговора, или тех, ко­торые много подвизаются и трудятся добровольно, чтобы облечься диадемою царства? Видишь ли, как (апостол) возвышает их душу и возводит их горе? При том он внушает, что не только смерть упразднена, но через нее поражен и тот, кто постоянно восстает и ведет против нас непримиримую войну, т. е. диавол, потому что кто не боится смерти, тот находится вне власти диавола. Если «кожу за кожу, а за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него» (Иов. 2:4), то кто решается пожертвовать и ею, тот чьим может быть рабом? Он не боится никого, не страшится никого, выше всех и свободнее всех. Ведь кто пренебрегает собственной душой, тот тем более (пренебрежет) остальным. Когда диавол находит такую душу, то он не может выпол­нить на ней ни одного из своих намерений. В самом деле, скажи мне, что (он может сделать с нею)? Будет, ли угро­жать ей лишением имущества, бесчестием и изгнанием из отечества? Но все это маловажно для того, кто не дорожит даже собственною душою, подобно блаженному Павлу (Деян. 20:24). Видишь ли, что свергающий с себя тяжкую власть смерти сокрушает и силу диавола? Кто умеет безмерно любомудрствовать о воскресении, тот будет ли бояться смерти, станет ли страшиться чего-нибудь другого? Потому не скорбите и не гово­рите: для чего мы терпим то-то и то-то? – потому что таким образом достигается славнейшая победа; а она не была бы славною, если бы (Христос) не разрушил смертию смерть. И удивительно то, что тем самым Он и победил её, чем она была сильна, явив везде и могущество свое и мудрость. Не предадим же сообщенного нам дара: «вы не приняли, – говорит (апостол), – духа рабства» (Рим. 8:15), «но силы и любви и целомудрия» (2 Тим. 1:7). Будем стоять мужественно, посмеиваясь над смертию. Но мне приходится тяжко вздохнуть (при мысли), куда возвел нас Христос, и куда мы низводим сами себя. Когда я представляю вопли, раздающиеся на площади, рыдания, какие бывают по отшедшим от жизни, стоны и прочие бесчинства, – то, поверьте, я стыжусь язычников, иудеев и еретиков, кото­рые видят это и решительно все смеются за это над нами, и что бы я ни говорил после того о воскресении, слова мои будут напрасным рассуждением. Почему? Потому что язычники обращают внимание не на то, что я говорю, а на то, что делается вами. Они тотчас скажут: сможет ли кто-нибудь из них когда-нибудь презирать смерть, если он не может видеть даже другого умершим? Прекрасно говорит Павел, прекрасно и до­стойно небес и человеколюбия Божия. Что же говорит он? «И избавить тех, которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству». Но вы не допускаете верить этому, опровергая слова его своими делами, хотя Бог употребил множество мер к тому, чтобы уничтожить ваш дурной обычай. Вот, скажите мне, что означают горящие светильники? Не провожаем ли мы умерших, как подвижников? Что (озна­чают) песнопения? Не прославляем ли мы Бога, не благодарим ли Его, что Он наконец увенчал отшедшего, освободил от трудов, избавил от страха и принял его к себе? Не для того ли гимны, не для того ли песнопения? Все это свой­ственно радующимся: «Весел ли кто, пусть поет псалмы», – говорит (апостол) (Иак. 5:13). Но язычник смотрит не на это. Не указывай мне, говорит он, на того, кто любомудрствует, не подвергаясь скорби, – это нисколько не важно и не удиви­тельно, – но укажи мне того, кто бы любомудрствовал среди самой скорби; тогда и я поверю воскресению. Не удивительно, когда поступают так мирские жены, хотя и это прискорбно, потому что и от них требуется любомудрие: «Не хочу же, – говорит Павел, – оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды» (1 Фес. 4:13); он писал это не к монахам и не к посвятившим себя на всегдашнее девство, но к мирским женам, сочетавшимся браком, и к мирским мужам. Впрочем это еще не так прискорбно; а когда кто-ни­будь, жена или муж, утверждающий, что распялся для миpa, он рвет на себе волосы, а она рыдает неутешно, то что может быть непристойнее этого? Поверьте словам моим, что, если бы делать, как должно, то следовало бы отлучить таких людей на долгое время от порогов церковных. Если кто истинно достоин слез, то это те, которые еще боятся и трепещут смерти, которые не веруют воскресению. Но, скажешь, я не воскресению не верую, а следую обычаю. Для чего же ты, скажи мне, когда отправляешься в путь и предпринимаешь да­лекое путешествие, не делаешь этого? И тогда, скажешь, я плачу и рыдаю, следуя обычаю. Но там действительно ты следуешь обычаю; а здесь ты отчаиваешься в возвращении. Вспомни, что поёшь ты в то время (при погребении)? «Возвратись, душа моя, в покой твой, ибо Господь облагодетельствовал тебя» (Пс. 114:6); и еще: «не убоюсь зла, потому что Ты со мной» (Пс. 22:4); и еще: «Ты покров мой: Ты охраняешь меня от скорби» (Пс. 31:7). Вникни, какой смысл в этих песнопениях. Но ты не внемлешь им, а беснуешься от скорби. Будь внимателен и благоразумен хотя при погребении других, чтобы тебе найти врачество при своем (погребении). «Возвратись, душа моя, в покой твой, ибо Господь облагодетельствовал тебя», – говоришь ты, и сам плачешь? Не при­творство ли это, не лицемерие ли? Если ты действительно ве­ришь тому, что говоришь, то напрасно плачешь; если же ты при­творяешься, лицемеришь и считаешь это баснею, то для чего и поешь? Для чего терпишь присутствующих? Почему не выго­няешь поющих? Но, скажешь, это свойственно беснующимся. А то еще более. Впрочем, я говорю теперь об этом между прочим, но впоследствии тщательнее разберу этот предмет, потому что я очень боюсь, чтобы таким образом не вкралась в Церковь какая-нибудь тяжкая болезнь. Это рыдание мы исправим после; а теперь говорю и объявляю богатым и бедным, женам и мужьям. Дай Бог, чтобы все вы отошли от жизни без печали, чтобы по определенному закону престарелые отцы были погре­бены сыновьями, и матери дочерями, внуками и правнуками, в маститой старости, и чтобы никогда не случилось с вами пре­ждевременной смерти; дай Бог вам это, о чем и я сам мо­люсь и предстоятелей и всех вас увещеваю молиться Богу друг о друге и возносить к Нему общую об этом молитву; если же, – чего да не будет и да не случится! – если постигнет кого-нибудь из вас тяжкая смерть, – называю ее тяжкою не по существу, потому что смерть уже не тяжка и нисколько не от­личается от сна, но называю ее тяжкою по отношению к на­шему чувству, – если она приключится и кто-нибудь наймет этих плакальщиц, то, поверьте словам моим, – я говорю не иначе, как должен говорить, а кто хочет, пусть гневается, – я отлучу такого от Церкви на долгое время, как идолослужителя. Если Павел называет лихоимца идолослужителем (Кол. 3:5), то тем более можно назвать так того, кто совершает над верным свойственное идолослужителям. И для чего, скажи мне, ты призываешь пресвитеров и певцов? Не для того ли, чтобы получить утешение? Не для того ли, чтобы по­чтить отшедшего? Для чего же ты оскорбляешь его, для чего бесчестишь, для чего бесчинствуешь, как бы на зрелище? Мы приходим, чтобы любомудрствовать о воскресении, чтобы возда­ваемою ему честью научить всех, даже и тех, которые еще не подвергаются ударам (смерти), переносить мужественно, когда случится с ними что-нибудь подобное; а ты приводишь тех, которые разрушают наши действия, сколько это возможно для них? Что может быть хуже такой насмешки и такого глумления? Что может быть тяжелее такой несообразности? Посты­дитесь и образумьтесь; если же вы не хотите, то мы не потерпим, чтобы такие пагубные обычаи существовали в Церкви. «Согрешающих, – говорит (апостол), – обличай перед всеми» (1 Тим. 5:20). Потому мы чрез вас повелеваем тем жалким и презренным (плакальщицам), чтобы они никогда не приходили к погребению верных; иначе мы заставим их оплакивать собственные несчастия и научим сокрушаться более о своих бедствиях, нежели о чужих. Так любвеобильный отец, имеющий беспорядочного сына, не только ему запрещает иметь общение с людьми порочными, но и тем угрожает. Подобным образом и я заповедую вам, а чрез вас и им, чтобы ни вы не приглашали их, ни они не приходили (на погребение). Дай Бог, чтобы одни слова наши принесли какую-нибудь пользу и одна угроза имела силу; если же, – чего да не будет! – слова наши будут оставлены без внимания, то мы наконец прину­ждены будем привести угрозу в действие, – наказать вас по законам церковным, а их так, как следует (поступить) с ними. Если же и после этого кто-нибудь из дерзких не обра­зумится, то пусть он послушает Христа, который и ныне говорит: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18:15–17). Если (Господь) повелевает таким образом отвращаться от брата, согрешившего против меня, когда он не слушает обличений, то судите сами, как я должен поступать с тем, кто грешит против себя самого и против Бога, – вы ведь часто осуждаете нас, что мы не сни­сходительно обращаемся с вами. А кто презирает запрещения, налагаемые нами, того опять пусть научить Христос, который говорит: «что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф. 18:18). Хотя мы и маловажны, и ничтожны, и достойны презрения, как и действительно мы таковы, но мы не за себя взыскиваем, не гневу своему удовлетворяем, а заботимся о вашем спасении. Постыдитесь же, увещеваю, и образумьтесь. Если всякий терпеливо переносит (укоризны) друга, нападающего на него даже более надлежащего, зная цель его и то, что он делает это по благорасположению, а не по гордости, то тем более должно терпеть обличения учителя, и при том учи­теля, который говорит не своею властью и не как начальник, но как попечитель. Мы говорим это не для того, чтобы пока­зать свою власть – можно ли (так думать), когда мы желаем, чтобы они даже и не испытали её? – но из сожаления и сострадания к вам. Простите же, и никто из вас пусть не прези­рает церковных запрещений, потому что ими связывает не человек, а Христос, даровавший нам такую власть, соделавший людей обладателями такой чести. Мы желали бы употреблять эту власть на разрешение, или лучше, не желали бы иметь нужду и в этом, потому что не хотим, чтобы кто-нибудь из нас был связанным, – мы еще не так жалки и презренны, хотя и крайне ничтожны. Но когда мы бываем вынуждены, то простите: против собственной воли и желания мы налагаем запрещение, хотя сами скорбим более вас связываемых. А кто станет презирать это, для того настанет время суда и научит его. Не хочу говорить о последующем, чтобы не возмутить души вашей. Прежде всего мы молимся, чтобы нам не быть к тому вынужденными; когда же бываем вынуждены, то исполняем свое дело, налагаем запрещение. Если кто нарушит его, то я, сделавший свое дело, не виновен; а ты должен будешь отдать отчет Тому, кто повелел мне связывать. Ведь, если в присутствии царя кто-нибудь из предстоящих оруженосцев получит приказание связать кого-нибудь из находящихся в строю и наложить на него оковы, а этот не только оттолкнет его, но и разломает самые оковы, то не оруженосец получает обиду, а гораздо более царь, давший такое приказание. Подлинно, если (Господь) усвояет себе то, что делается верующему, то тем более, когда вы оскорбите поставленных на учительство, Он примет это за оскорбление Его самого. Впрочем, не дай Бог, чтобы кто из находящихся в этой церкви подвергся необходимости быть связанным. Как хорошо – не грешить, так же полезно – переносить наказание (έπιτίμησιν). Будем же переносить обличение и постараемся не грешить, а когда согрешим, то будем переносить наказание. Как хорошо – не получать ран, а когда это случится, то полезно – прилагать к ранам лекарство, так точно и здесь. Впрочем, не дай Бог, чтобы кто нуждался в подобных лекарствах: «…мы надеемся, что вы в лучшем состоянии и держитесь спасения, хотя и говорим так». (Евр. 6:9). Мы предложили более сильное (обличение) для больного предостережения. Лучше мне почитаться от вас строгим, суровым и гордым, нежели вам делать неугодное Богу. Надеемся на Бога, что это обличение не будет бесполезно для вас и что вы исправитесь так, что слова наши послужат к вашей похвале и чести. Дай же вам Бог проводить жизнь согласно с волею Божией, чтобы всем нам удостоиться благ, обещанных Богом любящим Его, во Христе Иисусе Господе нашем.

Спрашивал ты, что значит: и избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе? Посему слушай. От грехов, наилучший, отвращает не смерть, но суд по смерти. Ибо нечестивые, держась той мысли, что душа есть искра, по угашении которой, как говорили они, тело будет пеплом, думая, будто им надлежит только умереть, а не предстать на суд (так рассуждали они в книге Премудрости, приписываемой Соломону, что и тебе известно; а если не известно, то взяв в руки книгу, приобретешь о сем понятие), ничего не признавали для себя недозволенным. Поскольку они считали, что не будут уже существовать по смерти, то решались делать все постыдное и достойное и смертей, и наказания, говоря: сия часть наша, и жребий сей (Прем. 2:9). Посему пришел Спаситель, чтобы, сверх всего прочего Им совершенного, избавить людей и от сего ложного мнения. Ибо, определив бессмертие души в словах: души же не могущих убити (Мф. 10:28), и благовестив воскресение тел в словах: в воскресение мертвых ни женятся, ни посягают, но будут яко ангели (Мф. 22:30), и указав на суд во многих местах в том числе и там, где сказал: убойтеся могущаго и душу, и тело погубити в геенне (Мф. 10:28), всех освободил от всякой таковой мысли, справедливее же сказать, - от сего рабства, ибо, содержа в уме Божий суд и как к цели устремляя к нему око, люди не осмелятся делать ничего худого. Посему думаю, что изречение сие мною объяснено. Если же угодно тебе, чтобы выражено было сие другими словами, скажу так: поскольку люди, ожидая своей смерти, безмерно порабощались грехами - страх смерти, представляясь для них грозным и порождая мысль, что по смерти они не будут существовать, приводил их в совершенное рабство греху, - то посему и пришел Христос избавить их от сего рабства. Если же и сие невразумительно, то пусть будет сказано яснее, так как апостольская мысль для многих неудобопонятна. Сказано: избавит сих от страха смерти, влагающего в них мысль о небытии, и приведет к помышлению о нелицеприятном суде после здешней кончины. Ибо помышляющие о сем охотно идут путем, ведущим к добродетели, окрыляемые надеждою получить венцы, и избегают греха из страха будущих наказаний. Но не ведет ли смысл апостольских слов и к другой мысли, предоставляю судить твоему разумению. Ибо, может быть, выражается ими и нечто подобное следующему. Поскольку многие, боясь смерти, как приводящей в небытие, и вопреки себе самим решались делать и терпеть многое постыдное, чтобы не понести наказаний от людей более сильных (ибо, полюбив и не достигая цели, употребляли хитрость и козни, плодом которых была смерть, как показывает бывшее с Иосифом и история о Сусанне), то пришел Спаситель научить людей тому, что смерть предпочтительнее порока и что лучше надлежит принять ее, нежели сделать или потерпеть что-либо постыдное. Ибо смерть будет истреблена воскресением, а постыдные дела кончатся наказаниями.

См. Рим. 8:3-4 *** См. Евр. 2:14

άπαλλάξη aor. conj. act. от άπαλλάσσω изменять, освобождать от (Grasser). Это слово используется в папирусах для обозначения освобождения от ответственности; например, от брачного контракта, от надзора за арендованным земельным участком, освобождение от общественной должности, от рабства (MM; Preisigke; CCFJ, 1:159-61; Weiss, οσος столький, сколь многий (BAGD). φόβω dat. sing, от φόβος страх. Instr. dat. (RWP). θάνατος смерть. Здесь объектн. gen., "страх смерти". Дион Хризостом говорит, что страх смерти настолько велик, что некоторые ускорили свою смерть из-за этого страха, а тираны живут в нем постоянно (DC, 6:42-45). Эпиктет спрашивает: "Как могу я избежать смерти?" и отвечает: "Я не могу избежать смерти" (Epictetus, Discourses, 24, 28:9). Сенека пишет: "Если человек боится смерти, страх не покидает его никогда" (Ita si timenda mors est, semper timenda est. — Seneca, Epistles, 30:17). Другие мнения о страхе перед смертью в античном мире см. в NW, 2, ii: 1084-88; DRU, 1:68-76; Attridge. ζην praes. act. inf. от ζάω жить. Inf. в роли subst. διά παντός τοΰ ζην всю жизнь, в течение всей жизни. О предлоге и инфинитиве здесь см. IBG, 56; RWP; МТ, 144; Attridge. ένοχος удерживаемый в чём-л., подверженный, ήσαν impf. ind. act. от ειμί быть, δουλεία рабство, зависимость.

Тут прежде всего видится, как и в выше приведенных апостолом словах, великое различие между Им и нами. Но есть и сходство. «Видишь ли, в чем сходство? - вопрошает святой Златоуст. - По плоти. И Той приискренне приобщися техже. Да устыдятся все еретики, да посрамятся утверждающие, будто Он пришел призрачно, а не истинно; апостол не сказал только: Той приобщися техже, и не остановился на этом, хотя довольно было бы, если бы он так сказал, - но выразил еще нечто большее, присовокупив: приискренне. Не привидением, говорит, и не призраком Он явился, но истинно; иначе не должно быть выражения: приискренне. Показав братство Его с нами, апостол далее приводит и причину такого домостроительства: да смертию, говорит, упразднит имущаго державу смерти, сиречь, диавола. Здесь он выражает ту удивительную вещь, что чем дьявол побеждал, тем и сам побежден, и каким оружием он был силен против вселенной, тем и его самого поразил Христос; также означает и великую силу Победившего. Видишь ли, какое благо произвела смерть Его? И избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе. Для чего вы страшитесь, говорит, для чего вы боитесь упраздненной смерти? Она уже не страшна - она попрана, презрена стала и ничего не стоящею. Что же означают слова: елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе? Что выражает ими апостол? То, что боящийся смерти есть раб и предпринимает все меры, чтобы не умереть; или то, что все люди были рабами смерти и, так как она еще не была побеждена, находились в ее власти; или если не это, так то, что люди жили в постоянном страхе, ожидая постоянно, что они умрут, и, боясь смерти, они не могли чувствовать никакого удовольствия, потому что этот страх постоянно был в них, о чем и намекает апостол словами: чрез все житие. Здесь он показывает, что скорбящие, гонимые, преследуемые, лишаемые отечества, имущества и всех прочих благ проводят жизнь приятнее и свободнее, нежели те, которые постоянно живут в роскоши, не терпят ничего подобного и благоденствуют, - потому что последние во всю жизнь находятся под этим страхом и суть рабы его, а первые свободны от него и посмеиваются над тем, чего последние боятся. Подобно тому, как если бы кто-нибудь стал утучнять обильным кормлением узника, обреченного на смерть и постоянно ожидающего ее, так точно и смерть в древности поступала с людьми. А теперь происходит то, как если бы кто-нибудь, отогнав страх, побуждал подвизаться с удовольствием и, предложив подвиг, обещал вести уже не на смерть, а на царство. Скажи же, в числе которых желал бы ты находиться: тех ли, которые утучняются в темнице, ежедневно ожидая своего приговора, или тех, которые много подвизаются и трудятся добровольно, дабы облечься диадемою царства? Видишь ли, как апостол возвышает их душу и возводит их горе? Притом он внушает, что не только смерть упразднена, но через нее поражен и тот, кто постоянно восстает и ведет против нас непримиримую войну, то есть дьявол, потому что кто не боится смерти, тот находится вне власти дьявола. Если кожу за кожу, а за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него (Иов. 2:4), то кто решается пожертвовать и ею, тот чьим может быть рабом? Он не боится никого, не страшится никого, выше всех и свободнее всех. Ведь кто пренебрегает собственной душой, тот тем более пренебрежет остальным. Когда дьявол находит такую душу, то он не может выполнить над ней ни одного из своих намерений. В самом деле, скажи мне, что он может сделать с нею? Будет ли угрожать ей лишением имущества, бесчестием и изгнанием из отечества? Но все это маловажно для того, кто не дорожит даже собственной душою, подобно блаженному Павлу (Деян. 20:24). Видишь ли, что свергающий с себя тяжкую власть смерти сокрушает и силу дьявола? Кто умеет безмерно любомудрствовать о воскресении, тот будет ли бояться смерти, станет ли страшиться чего-нибудь другого? Потому не скорбите и не говорите: для чего мы терпим то-то и то-то? - потому что таким образом достигается славнейшая победа, а она не была бы славною, если бы Христос не разрушил смертию смерть. И удивительно то, что тем самым Он и победил ее, чем она была сильна, явив везде и могущество Свое и мудрость». Дети - это мы, все люди. С тех пор, как согрешил Адам, нарушив заповедь, над ним, а через него и над всем родом человеческим, тяготели и тяготеют грозные слова Бога: смертию умреши; и еще: прах ты и в прах возвратишься. И сей приговор вошел в полную свою силу. Но до пришествия Христа Спасителя была двойная смерть - по телу и душе. Тело отходило в землю, а душа - во ад, откуда Христос после Своего воскресения вывел души всех праведников, с верою ожидавших славного Его пришествия. Люди находились в самом жалком и печальном положении, помощи неоткуда, казалось, ожидать, ибо все уклонились от истины и забыли древние благовещания праотцам. Дьявол был господином их; в его руках находилось сильное орудие - грех, а последствием греха была, разумеется, смерть со всеми ея страшными атрибутами. Дьявол, как искусный птицелов, расставлял свои сети для бедной души человеческой, клал в них приманку - раздражающую чувственность человека, который поддавался минутной сладости греха и погибал, терял самое драгоценное в себе - свою истинную свободу, и отдавался в рабство, в плен к исконному врагу рода человеческого. Надо было кому-нибудь освободить трепетавшие во вражьих руках души людей, предназначенных к прославлению имени Божия. Из тварных существ ни одно не могло принести себя в жертву за весь мир, которая вполне удовлетворила бы правосудию Божию. Сие мог совершить только Сам Создатель, и притом приняв непременно на себя природу человеческую, чтобы поймать имущаго державу смерти той самой удою, которой и этот последний ловил род людской. Следовало подобное подобным призвать. И вот Сын Божий Единородный приискренно приобщается детям, то есть нам, нашему естеству. Некоторые еретичествуюшие умы отрицали воплощение и плоть Христову считали призрачной, недействительной. Но Христос принял ту же самую плоть, в которую облечены мы, в нем была та же кровь, которая течет в наших жилах. Он во всем, кроме греха, уподобился нам, ходил, спал, жаждал, алкал, утомлялся, подвергался искушениям, страдал душою, плакал, был распят, подъял мучения на кресте, предал Дух Свой в руце Бога Отца, был погребен... Но смерть не могла удержать Жизнь, и Он воскрес в третий день, разрушив вереи ада и пленив плен. Смерть! Где твое жало? ад! где твоя победа? - восклицает апостол (1 Кор. 15:55). И в этом выражении смерть представляется под образом ядовитого змия, который жалом своим убивал всех, а когда отнято у него жало, стал не страшен и в посмешище детям. Ад, по обычному тогдашнему представлению, вместилище всех, отходящих из этой жизни, представляется забирающим всех в свою власть посредством смерти. Теперь и его жертвам конец. Через грех вошла смерть. Были мы поставлены в раю на бессмертную жизнь. Согрешили и осуждены на смерть. Грех ужалил нас насмерть - он есть смертное, смертельное жало. Истина сия осязательно испытывается грешащими: и душу и тело расстраивает и поражает грех, душу во всех ея способностях, тело в корне жизни; жизнь от него становится вялой. Но мы видим, что люди еще умирают. Где же победа? Торжество победы над смертью еще в будущем, но оно так верно, что Бог как бы уже отдал ее нам в руки. Победа в действии. В лице Христа Спасителя она уже состоялась; верою и мы ее усвояем себе, не уповательно только, но и действенно через приобщение жизни Иисуса Христа в крещении и причащении. Исторжение нас из челюстей смерти идет; основания блаженному бессмертию прочные кладутся. И все сие Господом нашим Иисусом Христом. Святой Златоуст говорит при сем: «Трофей воздвигнул Сам Христос, а венцов удостоил и нас не по обязанности, а по одному человеколюбию» (епископ Феофан).

"От страха смерти... были подвержены рабству...", т.е. переживали крайне мучительное состояние, находясь под всегдашним страхом смерти, являвшейся единственным господином людей.

В ст. 2, 10–18 Апостол излагает причину, почему Сыну Божию нужно было избрать путь уничижения для спасения людей, путь, который связан с величайшим кенозисом Бога. Причина эта в том, что Бог, даровав людям бытие и Свой образ, был единственным, кто мог бы их спасти. А так как люди стали «причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные» (Евр. 2:14), чтобы взять на Себя всю ответственность за падение человечества. Но ответственностью их должна была быть смерть, поэтому и Он как человек умирает. Но так как Он был одновременно и Богом, то Своей смертью Он лишил силы «имеющего державу смерти, то есть диавола» (Евр. 2:14). Чтобы стать «верным первосвященником пред Богом для умилостивления за грехи народа» (Евр. 2:17), Сын Божий и воспринял «семя Авраамово», т. е. воплотился. Благовещение Деве Марии и есть событие этого восприятия, поэтому текст 2, 11–18 читается в этот праздник как Апостольское зачало.

Возможно ли было бы, говорит Апостол, Ему или называться нашим братом, или нас называть в подлинном смысле Своими детьми, если бы не обложен был тем же с нами естеством? Посему-то, восприяв на Себя оное, сокрушил владычество смерти и рассеял подавлявший нас страх. Ибо не переставали мы бояться всегда смерти, так как при нуждены были влачить иго смертности. И Апостол весьма кстати употребил слово «приискренне», чтобы обличить тем клеветливую мысль о призраке. Изложил же все сие, научая тем полагающих, будто бы Сын по причине страдания меньше Ангелов, что претерпел Он страдание по необходимости. Сему же еще яснее учит и в последующем: Ст. 16. Ибо не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово.
*** Кто вскоре потом имел даровать бессмертие всем телам человеческим, Тому нетрудно было бы собственное Свое тело соделать превысшим всякой нужды. Но попустил Он телу выказать собственное свое естество, чтобы яснее обличить лживость ересей, отрицавших восприятие Им тела. Как мог Он соделать тело победителем смерти (что и совершил Он по трех днях), но попустил ему и пострадать и умереть, чтобы исполнить тайну Домостроительства, так попускал телу и алкать, и жаждать, и утруждаться, и спать, чтобы докеты не имели никакого предлога к подтверждению лживой ереси. Посему голод, жажда, а сверх того утомление и сон свидетельствуют, что тело Господне есть тело человеческое. Подтверждая слово сие, божественный Апостол взывает, говоря: «понеже убо дети приобщишася плоти и крови, и Той преискренне приобщися техже, да смертию упразднит имущаго державу смерти,... и избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша» смерти (Евр. 2:14—15). А сим вполне дал видеть, что Владыка облекся в одно с нами естество. Если же не нравится кому слово: облечение, то пусть слышит, что предсказывает патриарх Иаков: «исперет вином одежду Свою, и кровию гроздия одеяние Свое» (Быт. 49:11); пусть слышит, что взывает и божественный Павел: «имуще убо дерзновение, братие, входити во святая кровию» Иисусовою, «путем новым и живым, егоже обновил есть нам завесою, сиречь плотию Своею, и иереа велика над домом Божиим: да приступаем со истинным сердцем во извещение веры» (Евр. 10:19—22) и проч. Ибо Апостол плоть Владычнюю назвал «завесою», как патриарх Иаков «одеждою» и «одеянием». Но излишнее дело продолжать о сем слово, потому что и Новый и Ветхий Завет ясно указуют нам на тело Господне.

То есть чтобы освободить людей, которые были рабами смерти, боялись ее и были повинны ей, то есть содержались в рабстве у нее, так как она не была еще уничтожена. Или, что древние люди жили в постоянном страхе, всегда ожидая, что они умрут, и при таком страхе они не могли чувствовать никакого удовольствия. На это и намекает апостол, сказав: через всю жизнь. Итак, были повинны рабству, то есть всегда трепетали смерти, как рабы жестокого господина, не наслаждаясь ничем радостным. Отсюда пойми, что кто боится смерти, тот не свободен и раб всего. И это – утешение для страдающих верующих, если ныне гонимые и заключаемые в узы приятнее и свободнее проводят жизнь, нежели древние, которые, казалось, роскошествовали, когда смерть имела силу. Те, потрясаемые страхом смерти, были рабами, а вы свободны от этого страха.

Сказано, что Иисус Христос распят за нас в том смысле, что крестной смертью Своей Он избавил нас от греха, проклятия и смерти. 205. Об этом Священное Писание говорит так. Об избавлении от смерти: «понеже убо дети приобщишася (причастны) плоти и крови, и Той приискренне (также) приобщися техже, да смертию упразднит (лишит силы) имушаго державу смерти, сиречь (т. е.) диавола, и избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе» (через всю жизнь были подвержены рабству) (Евр. 2:14–15).

Един Иисус «избавляет сих, елицы страхом смерти повинни беша работе» (Евр. 2:15), и рассевает ужасы, ее окружающие. Он совокупляет все наши смерти в едину собственную смерть; возносит их с собою на крест; повергает в свой гроб и, по воскресении своем, оставляет в нем единые ризы, дабы показать, что и в нашем гробе останется только внешнее, из грубых стихий сотканное облачение существа нашего, а человек воспарит к высшей жизни небесной. Иисус во свете показует верующим бессмертие, в которое разум прозревает в сумраке. В Иисусе отдаленное обетование закона о жизни представляется в осязательной вещественности, так что Дух Святый употребляет уже простую человеческую клятву, когда хочет уверить нас, что смерть соединившихся со Христом не есть более смерть, но блаженное успокоение от трудов жизни. «Блажени мертвии умирающии о Господе отныне: ей, глаголет Дух: да почиют от трудов своих» (Откр. 14:13).

«Елицы страхом смерти». Прежде, говорит, уничтожена смерть, которой люди «чрез все житие повинни беша» и подвержены были страху рабства. Ибо они боялись смерти, которая не была еще уничтожена. И ничто из утех жизни не в состоянии было утешить благоразумных пред страхом смерти, судом строгаго и суроваго господина, всегда назирающаго и наводящаго страх на живущих на земле. «Повинни беша работе». Люди боялись смерти, как повинные этой работе. Работа же смерти – быть подвержену и покоряться греху. Ибо держава и жало смерти – грех. Итак, когда Христос упразднил имущаго державу смерти, сиречь дьявола, изобретателя и виновника греха, слабым естественно сделался грех, мы естественно освобождены от работы, вследствие победы Его естественно сделались свободными от страха смерти. И это ясно можно видеть на самых даже делах. Ибо раньше как величайшаго и непобедимаго зла боялись мы смерти и отвращались от нея, (теперь) с радостию же стремимся к ней, как перемене и исходу к лучшему; ныне, когда она происходит за Христа и Его Законы от гонителей. Не ясно ли разве, что Спаситель освободил нас от страха смерти и от проистекавшей отсюда работы?