К Евреям послание ап. Павла, Глава 11, стих 19. Толкования стиха

Верою Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака и, имея обетование, принес единородного, о котором было сказано: в Исааке наречется тебе семя. Ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить, почему и получил его в предзнаменование (Евр. 11:17-19). В чем смысл этой притчи, как не в том, о чем говорит тот же апостол: Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас (Рим. 8:32)? Поэтому-то, как Господь нес Свой крест, так и Исаак сам нес для себя на место жертвоприношения дрова, на которые должен был быть возложен. Наконец, поскольку Исааку не надлежало быть убитым после того, как отцу его запрещено было поднимать на него руку, — кто был тот овен, закланием которого закончилось знаменательное кровавое жертвоприношение? Когда Авраам увидел его, он стоял, запутавшись рогами в кустах. Кого таким образом представлял он собою, как не Иисуса, увенчанного перед Своим закланием иудейским тернием?

То есть в предзнаменование того, что Отец Небесный принесет в жертву за грехи людей Сына Своего Единородного, Который в третий день воскреснет.

...А когда Авраам был искушаем, то верою принес Исаака (Евр. 11:17); тот принес в жертву единородного сына, кто (о нем) получил обетование; и, отдавая сына своего на жертву, он воздал поклонение Сыну Божию; а когда ему возбранено было заклать Исаака, он узрел в образе агнца Христа, предавшего Себя в жертву Богу. Ибо Патриарх через Исаака был только искушаем, а в действительности принесен был в жертву не он Исаак, но Тот, о Котором прообразовательно возвещено у Исайи, что Он как агнец веден был на заклание и как овца пред стригущими ее безгласна (Ис. 53:7), — Тот, Который несет (на Себе) грех мира (Ин. 1:29). Поэтому и Аврааму возбранено было возложить руку на отрока, дабы иудеи, если бы они захотели от жертвоприношения Исаака взять повод (для неверия в Христа), пророческие слова об Искупителе нашем как все вообще, так в особенности те, которые изречены были через Псалмопевца: Жертвы и приношения Ты не восхотел; уготовил мне тело (Пс. 39:7; LXX), и все им подобные не могли относить к сыну Авраама. Ибо жертва состояла не в правоте Исаака, но Авраама, Который приносил ее (жертву), будучи через то искушаем. Поэтому Бог принял благое произволение приносившего жертву, но не допустил, чтобы обреченный на жертву был заклан; ибо смерть Исаака не могла даровать миру освобождение; но — только смерть нашего Искупителя, язвою Которого все мы исцелились (Ис. 53:5). Ибо павших Он восставил, недужных исцелил, алчущих насытил, терпевших лишение исполнил изобилия и — что наиболее дивно — всех нас воскресил от мертвых; поскольку Он упразднил смерть, а нас от бедствий и скорби возвел к упокоению и радости сего празднества, — радости, имеющей продолжаться и на небесах.

Помыслив, яко и из мертвых воскресити силен есть Бог. Потому что как от умерщвленнаго для деторождения Он произвел его, так и его самого умерщвленная воскресит. Темже его и в притчи прият. В знак и образ воскресения: ибо будучи умерщвлен произволением отца, он ожил по гласу остановившая заклание. Или иначе: „в притчи“, т. е. во образе овна: ибо „воззрев, говорит Писание, виде, и се овен (един) держимый (рогама своима) в саде Савек: и иде и взя овна и вознесе его во всесожжение вместо Исаака сына своего“ (Быт. 22:13). Все это были образы. Авраам представлял собою Бога Отца, предавшая на заклание за нас единородная Сына Своего. Исаак, без сомнения представлял собою самого Бога Сына, принесенная в жертву на кресте; овен же — образ вочеловечившагося Сына, плоть коего пострадала, при безстрастно пребывающем божестве Его.

Верою искушаем был Авраам и в жертву принес Исаака (См. Быт. 22:10), коего по обетованию он получил, чтобы в нем названо было ему семя (См. Быт. 21:12). Но Авраам нимало не усомнился в том, что если и умертвит его (Исаака), все же будет ему наречено в нем семя. Он думал и помышлял в душе своей, что Бог силен и из мертвых воскресить, почему и получил его в предзнаменование, то есть чтобы в нем научились воскресению мертвых, чтобы в нем познал сынов духа, которые были у него.

Темже того и в притчи прият, то есть как бы в символе и образе воскресения; ибо уже принесённый, так сказать, в жертву готовностью отца, он ожил по гласу Того, Кто воспринял эту жертву. С другой стороны, в нём преднаписан был также образ спасительнаго страдания (Феодорит).

Поистине, велика вера Авраама. В Авеле, Ное и Енохе происходила только борьба мыслей и нужно было стать выше человеческих помыслов; а здесь нужно было стать не только выше человеческих помыслов, но показать ещё нечто большее; здесь Божественное, на первый взгляд, противоречило Божественному же, вера — вере, повеление — обетованию. Так, (Бог) сказал ему: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего... ибо всю землю... тебе дам Я и потомству твоему навеки (Быт. 12:1, Быт. 13:15), и, однако, не дал ему в ней наследия, даже ни на один шаг. Видишь ли, как события противоречили обетованию? Ещё сказал: в Исааке наречется тебе семя (Быт. 21:12), и Авраам поверил; и ещё: принеси мне в жертву того, который имеет наполнить всю вселенную своим потомством. Видишь ли противоречие повелений обетованию? Он повелевал противное обетованиям, и, однако, праведник не смущался и не считал себя обманутым. А вы, говорит апостол, не можете сказать, что Он обещал вам покой и послал скорбь; вам Он, что обещал, то и делает. Как это? В мире, — говорил Он, — будете иметь скорбь (Ин. 16:33); и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10:38); Сберегший душу свою потеряет ее, и: если кто приходит ко Мне... не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником (Лк. 14:26, 33); и ещё: и поведут вас к правителям и царям за Меня (Мф. 10:18); и еще: враги человеку— домашние его (Мф. 10:36). Здесь скорби, а покой там. С Авраамом же было напротив: ему повелено было делать противное обетованиям, и, однако, он не смущался, не колебался и не считал себя обманутым. А вы не терпите ничего такого, что было бы чуждо обетованию, и смущаетесь. Он слышал противное обещанному от самого Обещавшего и не смущался, но исполнял как согласное (с обетованием); и, действительно, оно было согласно; оно противно было помыслам человеческим, но согласно с верою; а каким образом, это апостол сам объяснил нам, сказав: он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить. Смысл слов его следующий: по той же вере, по которой он веровал, что Бог даст ему сына, которого у него не было, по той же вере он был убеждён, что Бог воскресит и мёртвого, воскресит закланного. Одинаково было чудно, то есть по человеческому соображению, как то, что родится сын от утробы омертвевшей, устаревшей и уже сделавшейся неспособною к деторождению, так и то, что закланный воскреснет, — и однако он верил; прежняя вера руководила его (к вере) и в будущее. С другой стороны, он испытал приятное сначала, а прискорбное – напоследок, в старости; а с вами, говорит (апостол), происходит напротив: при­скорбное прежде, а приятное после. Это сказано к тем, кото­рые осмеливаются говорить, что Бог, обещав нам блага после смерти, быть может, обманул нас. «Бог силён, – говорит, – и из мёртвых воскресить»; если же «Бог силён и из мёртвых воскресить», то конечно воздаст нам всё; и если Авраам верил за столько лет, что Бог силён воскресить из мёртвых, то тем более мы должны верить этому. Видишь ли, что Бог, как я выше сказал, ещё прежде нежели вошла смерть, возбуждал в праотцах надежду воскресения и приводил их к такому убеждению, что они, по повелению Его, приносили в жертву своих сыновей, через которых надеялись наполнить вселенную, и закалали их с готовностью? И ещё нечто другое (апостол) выражает здесь словами: Бог искушал Авраама (Быт. 22:1). Что же такое? Разве Бог не знал, что он был муж терпеливый и доблестный? Совершенно знал. Если же знал, то для чего искушал его? Не для того, чтобы самому узнать, но чтобы другим показать и для всех сделать очевидным его мужество. Апостол показывает здесь причину искушений, чтобы не думали, будто они страдают потому, что оставлены Богом. Нам здесь неизбежно подвергаться искушениям, так как много есть гонителей и строящих козни; а там какая была нужда изобретать искушения, которых не было? Очевидно, что это искушение было по Его повелению. Другие искушения бывают по Его попущению, а это было по Его повелению. Если же иску­шения делают людей столь славными, что Бог и без причины подвергает им своих подвижников, то тем более мы должны переносить всё мужественно. Выразительно здесь (апостол) сказал, что «верою Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака»; не было никакой дру­гой причины принесения (Исаака в жертву), кроме этой. И далее Он раскрывает ту же мысль. Не может, говорит он, никто сказать, что он имел другого сына и от него ожидал исполнения обетования, а потому смело приносил Исаака в жертву: «имея обетование, – говорит, – принес единородного». Как – «единородного»? А Измаил? Он откуда? Называю единородным, говорит, по отношению к обетованию; и потому, сказав: «единородного», и желая показать, что в этом смысл так называет его, присовокупляет: «о котором было сказано: в Исааке наречется тебе семя», т.е. от него. Видишь ли, как удивителен поступок патриарха? Ему сказано было: «в Исааке наречется тебе семя», и однако он приносил сына в жертву. Далее, чтобы кто-нибудь не подумал, будто он сделал это в отчаянии и принятием такого повеления оставил прежнюю веру, а напротив, убедился, что и этот поступок подлинно был делом веры, апостол говорит, что и здесь он имел веру, и хотя она, на первый взгляд, противоречила прежней, однако он не противился, потому что не измерял силы Божией человеческими суждениями, а предоставлял всё вере. Потому он и не убоялся сказать, что Бог силен и из мертвых воскресить, почему и получил его в предзнаменование, то есть в образе, в агнце. Каким образом? Закланием в жертву агнца был спасён Исаак, так что за агнца он получил сына, заклавши в жертву первого вместо последнего. Это было некоторым прообразом; здесь был прообразован Сын Божий, закалаемый в жертву. И заметь, как велико человеколюбие Божие. Так как Он имел даровать людям великую благодать, то, желая сделать это не даром, а как бы должник, Он устрояет, что сперва человек отдаёт сына своего по повелению Божию, — чтобы не казалось великим делом то, что Он сам отдаёт собственного Сына, после того как человек сделал это прежде Него, — чтобы не думали, что Он делает это даром, но и по долгу. Кого мы любим, тому стараемся доставить и то, чтобы казалось, будто мы наперед получили от него какую-нибудь малость, и потом отдаём ему всё, и хвалимся не столько данным, сколько полученным от него, — не говорим: мы дали ему то-то, но: мы получили от него то-то. Почему, говорит, и получил его в предзнаменование, то есть в образ, так как агнец был притчей Исаака, или образом¹. Так как жертва была совершена и Исаак был заклан в намерении (Авраама), то Бог и даровал его патриарху. Видишь ли, как и отсюда открывается то, о чём я постоянно говорю? Когда мы сделаем ум свой совершенным и покажем, что мы презираем земные вещи, тогда Бог дарует нам и земное, но не прежде того, — чтобы мы, привязанные к земным благам, получивши их, ещё более не привязались к ним. Отреши себя наперёд от рабства, говорит Он, и тогда получай, — чтобы ты получил не как раб, но как господин; презирай богатство, и будешь богатым; презирай славу, и будешь в славе; презирай мщение врагам, и отмстишь им; презирай покой, и получишь его, — чтобы, получая, ты получал не как узник или раб, но как свободный. С малыми детьми мы поступаем так: когда дитя сильно желает детских игрушек, то мы тщательно скрываем их от него, например мяч, или что-нибудь другое, чтобы оно не отвлекалось от необходимых занятий; а когда оно не обращает на них внимания и не желает их, тогда мы без опасения даём их, зная, что от этого не будет ему никакого вреда и эта забава не сможет отклонить его от необходимых занятий. Так и Бог поступает с нами: когда Он видит, что мы не желаем земных благ, то позволяет нам пользоваться ими, потому что тогда мы владеем ими как свободные и как мужи, а не как дети. А что действительно, когда ты будешь презирать мщение врагам, тогда и отмстишь им, об этом, послушай, что говорит (апостол): «если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его», и прибавляет: «ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья» (Рим. 12:20). Что действительно, когда ты будешь презирать богатство, тогда получишь его, об этом послушай, что Христос говорит: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29). Что действительно, когда ты будешь презирать славу, тогда получишь её, об этом по­слушай, что опять Христос говорит: «кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою»; и еще: «кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 20:26, Мф. 23:12). Что говоришь ты? Если я даю пить врагу, то наказываю его? Если раздаю имущество, то владею им? Если смиряюсь, то делаюсь высоким? Да, говорит, такова моя сила; она производит противоположное через противоположное; Я богат и премудр, – не бойся; природа вещей повинуется моей воле, а не Я следую природе; Я всё совершаю, а не другое что-нибудь руководит мною; потому Я могу переменить и преобра­зовать всё. И удивительно ли, что так бывает в таких вещах, когда то же самое бывает и во всём другом? Так, когда ты вредишь (другому), тогда вредишь самому себе; а когда тебе вредят (другие), тогда ты не терпишь вреда; когда ты мстишь, тогда (не другому) мстишь, а себе самому. Кто любит неправду, говорит (Премудрый), тот «ненавидит душу свою» (Притч. 29:24, Пс. 10:5). Видишь ли, что в таком случае ты не (другому) вредишь, а себе самому? Потому и говорит Павел: «Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными» (1 Кор. 6:7)? Видишь ли, что это не значит – терпеть вред? Когда ты обижаешь (дру­гого), тогда обижаешь самого себя. Это отчасти многим известно: иногда говорят друг другу: отойдём отсюда, чтобы не унизить самих себя. Почему? Потому, что велико различие между тобою (оскорбляющим) и им (оскорбляемым); какие бы ты ни причинил ему оскорбления, они обращаются ему в честь. Будем так рассуждать всегда, и мы станем выше оскорблений; а каким образом, это я объясню. Если бы мы стали враждо­вать против носящего порфиру, то оскорбления, направленные на него, обратились бы на нас самих, так как, порицая его, мы сами делаемся достойными порицания. Что же, скажи мне, твои слова значат? Будучи гражданином неба, обладая горним любомудрием, для чего ты унижаешь себя самого наравне с тем, который помышляет только о земном? Хотя бы у врага твоего было несчетное имущество, хотя бы у него была власть, он не знает твоего добра. Не унижай же себя, оскор­бляя его; пощади себя, не его; воздай честь себе, не ему. Не говорит ли пословица: кто почитает (другого), тот почитает самого себя? И справедливо: не его он почитает, а себя самого. Послушай слов Премудрого, который говорит: «кротостью прославляй душу твою и воздавай ей честь по ее достоинству» (Сир. 10:31). Что значит: «по ее достоинству»? Если кто, говорит, обманул тебя из любостяжания, не делай того же; если оскорбил, не оскорбляй. Скажи мне, прошу тебя: если какой-нибудь бедняк возьмёт кусок грязи, валявшийся на дворе твоём, то неужели ты поведёшь его за это в судилище? Нет. Почему? Чтобы не унизить себя самого, чтобы не стали все осуждать тебя. Так и здесь. Богач есть бедняк; и чем более он богатеет, тем более стано­вится бедным истинною бедностью. Золото – это грязь, брошен­ная на двор, а не лежащая в твоём доме; дом же твой – небо. Потому, если ты за это позовёшь его в судилище, то не осудят ли тебя горние граждане? Не извергнут ли они тебя из своего отечества, – тебя, который так низок, так презрен, что из-за малого куска грязи решаешься вести тяжбу? Если бы даже весь мир был твоим и кто-нибудь отнял его у тебя, то и тогда тебе следовало бы только отвернуться от него. Разве ты не знаешь, что если увеличишь вселенную в десять раз, или во сто, или в десять тысяч, или вдвое против этого, и тогда она даже в малой доле не сравнится с благами небесными? Кто восхищается здешними благами, тот оскорбляет тамошние, если он считает достойными привязан­ности первые, так далеко отстоящие от последних; а лучше сказать, он и не в состоянии восхищаться последними, – как в самом деле (он может быть способным к этому), пристрастившись к первым? Расторгнем же когда-нибудь, увещеваю вас, эти цепи и сети, – т.е. земные дела. Доколе мы будем наклоняться к земле? Доколе будем строить козни друг другу, подобно зверям или рыбам? Впрочем и звери не строят козней сродным себе, но разнородным; так, медведь не скоро убьёт медведя, змея не убьёт змеи, уважая сродство; а ты даже того, кто сроден тебе и с кем ты имеешь бесчисленные соотношения, – одинаковость происхождения, разумность, познание Бога, силу над природою и многое другое без числа, -ты своего сродника, имеющего одну с тобою природу, убиваешь и обременяешь множеством зол. Что в том, если ты не вонзаешь в него меча и рукою не пора­жаешь его шеи? Ты делаешь хуже этого, подвергая его постоянным скорбям. Если бы ты сделал первое, то избавил бы его от забот; а теперь ты предаёшь его голоду и рабству, отчаянию и многим другим грехам. Говорю это, и не перестану говорить, не для того, чтобы побуждать вас к убийству или советовать – делать зло меньшее, но чтобы вы не надеялись остаться ненаказанными. «Хлеб нуждающихся есть жизнь бедных: отнимающий его, – говорит (Премудрый) – есть кровопийца». (Сир. 34:21). Удержим руки свои, прошу вас, удержим, или, лучше ска­зать, не удержим, но протянем их на добро, – не на любостяжание, а на милостыню; пусть не будет рука наша бесплодна и суха; суха же та рука, которая не творит милостыни, а та, ко­торая простирается на любостяжание, скверна и нечиста. Никто пусть не вкушает пищи с такими руками, потому что это – обида для приглашённых. Скажи мне: если бы кто-нибудь пригласил нас возлежать на коврах, мягком ложе и вышитых золотом одеждах, в блестящем и великолепном доме, и, окружив нас множеством слуг, потом поставив стол из серебра и золота и наполнив его различными роскошными яствами, просил кушать с тем только условием, чтобы мы не гнушались руками его, запачканными грязью или калом человеческим, и позволили ему в таком виде возлежать вместе с нами, – то вынес ли бы кто такую казнь и не счёл ли бы этого за обиду? Я думаю, что всякий тотчас убежал бы. Между тем теперь ты видишь не руки только запачканными грязью, но и самые яства, и не отказываешься, не убегаешь, не обли­чаешь, но если человек со властью, то считаешь великим делом (быть у него) и губишь душу свою, вкушая такую пищу. Ведь любостяжание хуже всякой грязи; оно оскверняет не тело, но душу, так что трудно бывает очистить её. А ты видишь за столом оскверненного этою грязью, видишь и руки, и лице его, и дом, и стол наполненными ею, – подлинно же такие яства сквернее и отвратительнее навоза, или что только есть ещё худшего, – возлежишь с ним, считая это за честь для себя и как бы получая удовольствие? Или ты не стыдишься Павла, который позволяет беспрепятственно приступать даже к столу язычников, в случае нашего желания, но запрещает быть у любостяжателей, хотя бы даже мы того желали? «Кто, – говорит он, – называясь братом, остается блудником», – называя здесь братом всякого вообще верующего, а не монаха. В самом деле, что доставляет нам братство? Баня пакибытия, возможность – называть Бога отцом. Потому оглашенный, хотя бы он был монахом, не есть брат; верующий же, хотя бы он был мирянином, есть брат. «Кто, – говорит, – называясь братом». Тогда ещё не было и следов монашества, – всё это блаженный (Павел) говорил, мирянам. «Кто, – говорит, – называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе» (1 Кор. 5:11). О язычниках он (говорит) не так, – а как? «Если кто из неверных, – разумея язычников, – позовет вас, и вы захотите пойти, то все, предлагаемое вам, ешьте» (1 Кор.10:27). «Кто, называясь братом, остается… пьяницею». Вот, какая строгость! А мы не только не убегаем от пьяниц, но сами идём к ним, чтобы участвовать в делах их. Потому у нас всё извратилось, всё смешалось, расстроилось и погибло. Скажи мне: если бы кто-нибудь из таких лю­дей пригласил тебя на приготовленное пиршество, – тебя, кото­рый считаешься бедным и презренным, – потом услышал бы от тебя: так как предлагаемое собрано любостяжанием, то я не стану осквернять свою душу, – тогда он не устыдился ли бы, не смешался ли бы, не смутился ли бы? Действительно, одного этого было бы достаточно для его исправления, для того, чтобы он считал себя несчастным при богатстве своём, а тебе удивлялся при бедности твоей, видя, с какою разборчи­востью ты пренебрегаешь им. Но мы, не знаю отчего, сделались рабами людей, тогда как Павел непрестанно внушает: «не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7:23). Отчего мы сделались рабами людей? От того, что наперёд сделались рабами чрева, богатства, славы и всего прочего, утратили свободу, которую даровал нам Христос. Что же, скажи мне, будет с тем, кто сделался рабом? Послушай, что говорит Христос: «раб не пребывает в доме вечно» (Ин. 8:35). Вот решительный приговор, что он никогда не войдёт в царство (небесное), – потому что оно именно обозначается этим домом: «В доме Отца Моего, – говорит (Господь), – обителей много» (Ин. 14:2). Таким образом раб не пребывает в доме во век, – рабом называет Он раба греху, – а кто в доме не пребывает во век, тот пребывает во век в геенне, ни откуда не полу­чая утешения. Но зло дошло до такой степени, что они из подобного имущества подают даже милостыню, и многие принимают. От этого мы лишились дерзновения и уже не можем укорять никого. Будем же хотя отныне убегать зла, которое происходит отсюда; а вы, которые осквернились этою нечистою, удержитесь от такого зла и обуздайте своё пристрастие к подобным пиршествам, чтобы нам хотя ныне умилостивить Бога и получить обещанные блага, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Хри­ста, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

λογισάμενος aor. med. (dep.) part, от λογίζομαι считать, подсчитывать. Павел использует этот гл. в значении подводить итоги и сводить счета на основании неоспоримых доказательств. Это слово предполагает внутреннее убеждение, уверенность, а не просто более или менее достоверное мнение (Hughes). Part, может обозначать причину и объяснять, почему Аврааму хватило смелости принести в жертву Исаака, хоть на первый взгляд казалось, что это действие сведет на нет обещания Бога (Moffatt). έγείρειν praes. act. inf. от εγείρω ι#1586) поднимать. Инфинитив как дополнение к последующему adj. δυνατός способный; "что Бог способен воскресить", όθεν поэтому, παραβολή dat. притча, аналогия; здесь используется как наречие: "образно говоря" (Hughes; Michel; Westcott). έκομίσατο aor. ind. med. от κομίζωдостигатьили получать, принимать.

Исаак был прообразом Господа; как человеческий ребенок был он сыном Авраама, как Христос — Сыном Божьим. В качестве Господа Он есть жертва; но, будучи Господом, не погиб Он при этом. Исаак нес дрова для жертвоприношения: подобно этому Господь нес крестное древо. Но Он таинственным образом смеялся, предрекая, что Он радостью исполнит нас, спасенных от гибели Его кровью. (Лишь в том несходство, что) Исаак не страдал, начатки страдания уступив Господу, и через то, что не был он принесен в жертву, символически изобразив Божество Господа, ибо после погребения Господь восстал, как если бы не страдал Он, оставшись, подобно Исааку, не тронутым смертью.

Почему Авраам решился на такое страшное дело, и притом явно несогласное с прежней волей Божией: ведь если он убьет Исаака, единственного сына своего от Сарры, то не исполнится пророчество Божие о том, что от Авраама произойдет великий народ?!.. Кто-либо скажет, что Авраам тут слепо повиновался Богу, как какому-то жестокому року. Нет, Авраам ясно верил, что все у Бога — благо. А в данном случае он рассуждал так: пусть я убью Исаака, а разве Бог не силен его воскресить? Вот глубина веры! Так и у нас, христиан. В самых, по-видимому, запутанных вопросах мы всегда верим Богу, так как ясно и непоколебимо убеждены, что все у Бога прекрасно и благо; вера наша сознательная, а не слепая. В защиту Христианской веры

Послушайте меня внимательно, вы, кто приблизились к Богу, кто уверовали в свою верность, и вдумайтесь глубже в то, как проверяется верность верных, на основе зачитанного нам: И было после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я (Быт. 22:1). Рассмотри внимательно все детали написанного. Ибо умеющий копать глубоко в деталях найдет сокровище. Быть может, там лежат неоцененные доселе драгоценные камеи таинства. Аврамом звали сего человека прежде, и мы нигде не найдем, чтобы таким именем звал его Бог или позвал его: Аврам! Аврам! Не мог ведь Бог позвать мужа сего именем должным образом упраздненным, но призывает его тем именем, которым Сам наградил его, и не только зовет по имени, но и повторяет «Авраам! Авраам!». И когда тот отвечает Богу: вот я, говорит ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе (Быт. 22:2). Почему дал Бог ему это имя и назвал его Авраам, растолковывается: ибо Я,— говорит Господь, — сделаю тебя отцом множества народов (Быт. 17:5). Это обещание дал ему Бог, когда тот уже имел сына Измаила (от Агари), но также сказал ему, что исполнится это обещание в сыне, которого родит ему Сарра. И вместе с тем зажег души их любовью к сыну, продолжателю рода, семени веры в обещанное. И сего, с кем связаны данные ему обещания столь дивные и великие, сего, повторюсь, сына, по которому получил имя свое Авраам, велено теперь принести во всесожжение на одной из гор (Быт. 22:2). Что скажешь на это, Авраам? Какие мысли рождаются в сердце твоем? Донесся голос Бога, который взвешивает и испытывает веру твою. Что на это говоришь? Что думаешь? Что переоцениваешь? Не о том ли думаешь, не переживаешь ли в сердце твоем, что «если в Исааке дано мне обетование, и его же представляю к всесожжению, остается или нет в силе обетование?» Или, скорее, ты думаешь и говоришь, что «невозможно солгать (Ср. Евр. 6:18) тому, кто принес обетование; и что бы ни случилось, обетование свершится»? Воистину я как « наименьший» (Ср. 1 Кор. 15:9) не могу ни постичь мыслей великого патриарха, ни знать глас Божий, что раздался к искушению, и какие мысли он пробудил, что в Духе принес, когда повелел единственного заклать. Но поскольку «духи пророческие послушны пророкам» (Ср. 1 Кор. 15:9), апостол Павел, который, как я в то верю, учил по духу, указал нам на то, что чувствовал и думал Авраам: Верою Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака и, имея обетование, принес единородного, о котором было сказано: в Исааке наречется тебе семя. Ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить, почему и получил его в предзнаменование (Евр. 11:17-19). Тем самым апостол передал нам мысли верного мужа, и что вера в воскресение уже тогда началась в Исааке. Ведь Авраам надеялся на воскресение Исаака и веровал, что случится в будущем то, что прежде не случалось. Какие же тогда «сыны Авраамовы» (Ин. 8:37) те, кто и сейчас не верят в то, что свершилось во Христе, и во что заранее верил патриарх в Исааке? Более того, скажу яснее: Авраам знал, что он предвосхищает образ грядущей Истины, знал, что из семени его родится Христос, Который был заклан как (более) истинная жертва (во искупление) всего мира и Которому предстояло воскреснуть из мертвых.

«Думал, что Бог силен и из мертвых воскресить». Смысл слов сих следующий: по той же вере, по которой Авраам веровал, что Бог даст ему сына, которого у него не было, по той же вере он был убежден, что Бог воскресит и мертвого, воскресит закланного. Одинаково было чудно, т. е. по человеческому соображению, как то, что родится сын от утробы омертвевшей, устаревшей и уже сделавшейся не способною к деторождению, так и то, что закланный воскреснет, и однако он верил; прежняя вера руководила его к вере и в будущее» (Злат.). – «Почему и получил его в предзнаменование», – греч. όθεν αυτόν καί έν παραβολή εκομίσατο, – слав.: «тем же того и в притчи прият», т. е. «в образе, так как овен был притчей Исаака или образом. Так как жертва была совершена и Исаак был заклан в намерении Авраама, то Бог и даровал его патриарху» (Злат.).

Авраам поступил согласно своей вере. Уверовав через некоторые прообразы в воскресение, он принял смерть сына. Ибо, пребывая в великом ожидании, что Исаак ничто не претерпит от смерти, он поистине стал символом Того, Кому предстояло воскреснуть, поскольку Вкусивший на краткое время смерть (Ср. Евр. 2:9) воскрес, ничего не потерпев от смерти. А слова в предзнаменование сказаны вместо «в прообраз».

Бог обетовал множество потомков Исааковых соделать подобными песку морскому, и Сам повелел Исааку стать жертвою. Посему патриарх, осаждаемый двумя противоположными помыслами, когда, притом, и естество терзало его жесточае всякого исполнителя казни, все преодолел без труда и принес жертву. Но Апостол показывает и тот помысл, водясь которым Авраам рассеял все другие помыслы. «Помыслив, яко и из мертвых воскресити силен есть Бог». Патриарх преоборол родившийся в нем помысл о множестве потомков, уверовав, что и умерщвленному, по Божию изволению, можно стать живым. «Темже того и в притче прият», то есть как бы в знамение и прообраз воскресения. Ибо Исаак, умерщвленный готовностию отца, ожил по гласу Воспретившего заклание. Но в нем предначертан и образ спасительного страдания; почему и Господь сказал иудеям: «Авраам отец ваш рад бы был, дабы видел день Мой: и виде, и возрадовася» (Ин. 8:56).

Достойно удивления то, что он, не имея другого сына, на котором мог бы ожидать исполнения обетования, но имея только одного, однако принес его в жертву. Почему же? по великой вере. Ибо он веровал, что Бог силен и после заклания его, воскресив его из мертвых, исполнит обетование, и чрез него, ожившего, умножит семя. Что значит: в предзнаменование? то есть в образ, в показание тайны, относящейся ко Христу. Ибо как тогда Исаак был оставлен, овен же был заклан, так один Христос, будучи в одно и то же время Богом и человеком, по человечеству был принесен в жертву за нас, Божественная сущность же осталась непричастной страданию. Вообще же, Авраам был образом Бога Отца, Исаак — Сына Божия: так как Бог по Своему великому человеколюбию решил совершить это великое и превосходящее разум таинство — отдать Сына Своего за нас, то и желал даровать это, не как собственный Свой дар, но как бы отплатить долг, говоря при этом как бы следующее: Я ничего нового не даю человеческому естеству, принося за него в жертву Сына Своего. Ибо Авраам принес сына своего, чтобы для Меня заклать его. Почему Я возвращаю долг, а не дар даю. Или в предзнаменование, то есть в овне Авраам принес Исаака в жертву, то есть заменил овном, который был образом Исаака, то есть заклан был изображавший собой Исаака.