Обращает на себя внимание, что евангелист Матфей завершает первые чудеса исцелений (очищение прокаженного, исцеление слуги сотника, тещи Петровой и многих больных и бесноватых; Мф. 8:2-16) цитатой из пророчества Исаии, из так называемой Песни Отрока (или Раба) Господня: «Когда же настал вечер, к Нему привели многих бесноватых, и Он изгнал духов словом и исцелил всех больных, да исполнится реченное через пророка Исаию, который говорит:
“Он взял на Себя наши немощи
и понес болезни” (Ис. 53:4)».
Ведь Иисус был для Матфея не только чудотворцем, который приводил в порядок расстроенный частный мирок отдельного человека. Нет, Он был тем Рабом Божиим, о Котором пророчествовал Исаия, и Который с самого начала своей жизни – а не только на Кресте – возложил на Себя страдания и скорби всех, потому что с самого начала Его задача – искупление и спасение не только отдельных людей, но всего народа Израиля. Вспомним благовещение Ангела Господня Иосифу-обручнику: «Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:20-21).
Так что не случайно, что Матфей уже теперь, после столь значимых встреч Иисуса со «множество народа», находит необходимым говорить о следовании этого народа за своим Искупителем Иисусом (Мф. 8:18-22). И здесь, в вопросе следования за Иисусом, возникает несколько проблем, кратко отраженных в следующих диалогах.
Звучит мотив пути, ухода. Иисус готов отправиться в путь: «Увидев же вокруг Себя народ, Иисус повелел переправиться на другую сторону» (8:18). Народ, окружающий Иисуса, готов следовать за Ним. Эти люди воплощают Церковь, идущую сквозь историю за своим Предводителем. Поэтому следующие диалоги можно понимать как условия для последователей Иисуса Христа в церковном обществе. А общество это многообразно, оттого и условия следования за Иисусом различны.
Вот первая история: некий книжник, то есть знаток Закона Моисея, желая следовать за Иисусом, объявляет о своей безусловной готовности следовать за Учителем: «я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел». Но несмотря на эти полные энтузиазма слова, Иисус принимает книжника без особого восторга (если вообще принимает его). Кто хочет быть Его последователем, должен знать, в какие житейские трудности он себя вовлекает. Он советует книжнику взвесить все следствия такого решения, указывая ему на суровые условия существования Сына Человеческого: нет ни родного дома, ни приюта, ни защиты, ни безопасности…. Он – странник Божий, Который постоянно находится в пути. Иисус выражает это, прибегая к простым поэтическим метафорам: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (8:20). – Эти слова ставят перед каждым из нас вопрос: чувствуем ли мы, что принадлежность к Церкви Христовой предполагает столь жёсткие требования, пусть и не буквально те же самые, на которые указывал Иисус Христос?
Хотя встреча с Иисусом дает человеку шанс исцеления и спасения, следовать за Ним вовсе не так просто, потому что каждый, кто соединяет себя с Ним, фактически уходит из «ветхого» мира и вступает в новый мир. И «плата» такого перехода велика! Вспомним слова апостола Павла: «мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним» (Рим. 6:8); «я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:19-20). Следование за Христом в новый мир Его Царствия «оплачивается» потерей своей привычной безопасности в привычном мире, так сказать «смертью» для прежней жизни! И кто думает, что он может просто вернуться назад, стоит ему только захотеть, тот заблуждается. Именно об этом предупреждает Христос. Но, слушая Его слова, слышим ли мы их?
Затем евангелист Матфей иллюстрирует эту диалектику жизни и смерти второй историей. И этот второй диалог звучит для наших ушей как гром среди ясного неба. Один из учеников тоже хочет последовать за Иисусом. Он подходит к Иисусу перед Его уходом и обращается к нему с просьбой. Его просьба проста и понятна: прежде чем пойти вослед Христу он желает похоронить своего отца, то есть выполнить сыновний долг, который в иудействе считался абсолютно необходимым: погребение родственников в то время считалось выше всех прочих заповедей Закона Моисея. Но Иисус отвечает ему решительным отказом в промедлении: «Иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8:21-22 ). И если этот ответ Иисуса звучит как гром среди ясного неба для наших ушей, то можно себе представить, каким скандальным шоком он звучал для людей, окружавших Иисуса! Отказать в погребении родного отца? Мыслимо ли это?
Святые отцы пытались как-то объяснить это. Например, блаженный Августин по этому поводу выразился чрезвычайно красиво и даже поэтично: «Amandus est generator, sed praeponendus est Creator» (нужно любить производителя, но предпочитать Создателя) Августин. Sermo 100,2.. Нам остается лишь спросить Августина: а сам-то он понимал, что конкретно означала его красивая фраза? И при чем здесь похороны?
С глубокой древности читателей Евангелий тревожил вопрос: Как мог произнести такие слова Иисус, Который столь ясно выражал Свое уважение к заповеди почитания родителей (Мк. 7:9-13)? Здесь же Он, напротив, говорит о разрыве с семьей ради Царства Божия. Да и не только в этом месте. Вспомним такие места Евангелий:
«И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его. Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя. И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои? И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мк. 3:31-35).
«Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14:26).
«И начал Петр говорить Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою. Иисус сказал в ответ: истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной» (Мк. 10:28-30).
«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его» (Мф. 10:34-36).
Нет, эти требования, предъявляемые последователям Иисуса, вряд ли соединимы с заповедью любви. Они – выражение бездонной противоположности между Царством Божием, которое возвещает Иисус, и привычным этим миром. Все это крайне серьезно, радикально, бескомпромиссно и… страшно! Разве не так?
Множество церковных толкований пытались всячески обойти эту радикальную серьезность, всячески смягчить слова Иисуса. Говорилось, например, о том, что здесь мы имеем, мол, неправильный перевод арамейских слов Иисуса Христа на греческий язык. Иисус, якобы, сказал, что человек может предоставить погребение своего отца специальным могильщикам, которые, мол, неправильно переведены как «мёртвые». Пусть, мол, могильщики занимаются похоронами, а ты иди за Мной!
Говорилось также, что всё надо понимать в некотором переносном, «духовном» смысле. Мол, «мертвые» – это не просто мертвецы, а духовно мертвые люди. Это все неверующие, грешники и язычники, с которыми не следует общаться и иметь с ними никаких дел Августин, О Граде Божием. 20,6.. Пусть, мол, неверующие грешники хоронят друг друга, а ты – следуй за Мной! Фома Аквинский говорил: «Между верующими и неверующими семейная любовь прекращается» Фома Аквинский, Lectura Nr.722.. Ибо мир – это «царство мертвых», с которым не стоит иметь никаких дел. Во всех этих внешне благочестивых, хотя по сути далеких от Евангелия толкованиях с их ненавистью к миру слова Иисуса Христа понимались как иносказание, как метафора, как некая загадка с сокрытым смыслом. И смысл этот оказывался полностью противоположным заповеди Иисуса: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19).
В Древней Церкви бытовали и другие, так сказать, более сентиментальные и прямо-таки сладостные толкования слов Господа. Вот, например, как их объясняет святой Иоанн Златоуст Беседа на Матфея. 27,3.: «Конечно, Иисус запретил ему не потому, чтобы повелевал не воздавать почтения родителям, но с целью показать, что ничто не должно быть для нас необходимее небесного, и что с великим тщанием должно стараться о небесных благах и не забывать о них даже на самый краткий срок, хотя бы отвлекали от того самые нужные и неминуемые дела. В самом деле, что может быть необходимее погребения отца и что легче? На это потребно было немного времени. Если же и на это малое время не безопасно оставлять духовные предметы, то представь, чего будем достойны мы, которые всегда оставляем дела христианские и самое маловажное предпочитаем необходимому, и без всякого побуждения предаемся нерадению.
Далее, мудрости учения Спасителя должно удивляться и потому, что Он … освободил его от бесчисленного множества зол, как-то: от рыданий, плача и всего отсюда происходящего. Действительно, после погребения нужно было рассматривать завещания, заниматься разделом наследства и всем прочим, что происходит в таких случаях, – и, таким образом, волна за волной, унося его все дальше, весьма далеко увлекли бы от пристанища истины. … Если же ты еще удивляешься и смущаешься тем, что ему не было дозволено находиться при погребении отца, то вообрази, что многие не извещают малодушных о смерти их ближних и не допускают быть при гробе, хотя бы умер отец, или мать, или сын, или другой кто-либо из родственников, и мы за это не обвиняем их в жестокости и бесчеловечии – и весьма справедливо. Напротив, допускать малодушных предаваться плачу – было бы делом жестокости». – Итак, следуя мысли Иоанна Златоуста, слова Иисуса были не суровыми, а, напротив, полные милости и жалости. Господь, мол, просто не хотел, чтобы сын, огорченный смертью отца, страдал еще больше, присутствуя на его похоронах. Вот если этот ученик последует за Иисусом, то все эти печали – если и не забудутся – то, по меньшей мере, не будут приносить больших страданий. При этом, правда, Златоуст как бы забыл только что сказанное Господом, что человек, который пойдет за Ним, должен будет разделить с Ним все скорби отсутствия родного дома, отсутствия защиты, безопасности вплоть до несения Креста на Голгофу, которая у каждого своя!
А в. 19-м веке господствовали другие, более рациональные объяснения, которые как бы облегчали душу читателя и снимали камень с его совести. Мол, вот оказывается все как просто! А мы-то испугались! А мы-то думали… Оказывается, что мы, якобы, понимаем жестокие слова Иисуса не совсем правильно. И до сих пор множество толкователей придерживается мнения, что речь идет вовсе не об умершем отце, в погребении которого отказывает Иисус Своему ученику. Нет, отец был не просто жив, но мог быть даже здоровёхонек и весьма далек от смерти. «Позволь мне прежде похоронить моего отца» на языке той среды и того времени, якобы, означало, да и сейчас у семитских народов означает: «Хорошо, я пойду за Тобой, но только после смерти моего отца, чтó может случиться очень нескоро. Ну а пока я позабочусь о последних годах его жизни, как то и повелевает Закон и обычаи». А Иисус как бы говорит ученику: «Нет! Иди за мной сейчас же! Об отце позаботятся твои родственники, которые «духовно мертвые», в то время как ты уже духовно ожил». Что ж, такое объяснение чуть-чуть утешает. Но разве что «чуть-чуть», ибо ведь даже такой ответ Иисуса противоречил Закону Моисея, который требует именно от сына «почитать» родителей, то есть не оставлять их без помощи в дни их старости. То есть Иисус и в этом случае порывает с Законом, с общепринятыми обычаями и нормальными гуманными чувствами человека, когда речь идет о радикальном призыве Бога в Его Царство из царства земного.
Нет, все эти толкования, – сколь бы благочестивыми или утешительными они ни казались, – принципиально ложные с экзегетической точки зрения. Они не учитывают одного очевидного, лежащего на поверхности факта: изречение Иисуса Христа – не загадочная метафора со скрытым смыслом, а не столь уж редко встречающийся в Его речах пророческий окси́морон, цель которого не увлечь людей загадкой о таинственном смысле слов «мертвые, мертвецы», а шокировать их и – в данном конкретном случае – прямо-таки отпугнуть.
Напомню, что окси́морон (от греческого ὀξύμωρον – «заостренная нелепость, умная глупость») – это такая стилистическая фигура речи, которая содержит сочетание слов с несовместимыми значениями. Цель оксиморона – встряхнуть мысль, заострить внимание на чем-то особенно важном и необычном. С таким стилистическим приемом в речи Иисуса Христа мы уже встречались – там, где Он говорил о «бревне в глазу». Ну а в современной жизни, литературе, искусстве можно напомнить о таких известных оксиморонах как «живой труп», «мертвые души», «Старый Новый год», «бесконечный тупик», «конец вечности»… Или вот названия фильмов: «Обыкновенное чудо», «С широко закрытыми глазами», «Правдивая ложь», «Назад в будущее» и так далее.
Совершенно очевидно, что все смягчающие попытки толкователей придать словам Иисуса характер общеприемлемой заповеди, проваливаются перед их необычным, шокирующим характером некоего пророческого знака, символа. – Слова Иисуса «предоставь мертвым погребать своих мертвецов» напоминают некоторые места из апокалиптичекских пророчеств великих сынов Израиля. Например, пророк Иеремия (Иер. 16) говорит, что во дни эсхатологического пришествия Божия теряют свое значение обычные земные законы, обычаи и всё, связанное с грешным человечеством. Всё это рушится перед Богом, даже власть смерти, ибо «Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Лк. 20,38). Это в царстве земном люди умирают, их хоронят и оплакивают. Более того, в этом царстве все люди – потенциальные мертвецы. В Царстве Божием не умирают, там никто не женится и не выходит замуж, никто никого не оплакивает, и все живы вечной жизнью. Перед эсхатологической реальностью Царствия Божия теряют всякое спасительное значение обряды, связанные со смертью и погребением, теряет смысл даже их естественная основа – человеческие гуманные чувства и привязанности.
Писание неоднократно говорит нам, что оставление дома, родины, семьи, исход из социальных связей и обязательств – все это может быть свидетельством решительного следования призыву Божию и надежды на пришествие Его Царствия. Но это – не есть удел всех и каждого. Вспомним великие библейские уходы и исходы: Авраама, навсегда покинувшего родину и родственников (Быт. 12,1), вспомним уведенных в Вавилонский плен евреев, за плечами которых рухнула вся их прежняя жизнь, и остались только развалины и пепелища, вспомним братьев Иакова и Иоанна, по одному только слову Иисуса Христа покинувших своего отца Зеведея (Мк. 1,20), вспомним Савла, ушедшего по зову Воскресшего Христа из своей прежней жизни, которая тоже обратилась в руины, в прах, в ничто…
Уже в самом начале Евангельских повествований громко звучит особенная тема властного призыва: «Оставьте всё! Уходите отсюда! Следуйте за Мной!». Заметим, что этот призыв направлен к людям, которых избирает Сам Иисус, а не к тем, которые сами избирают себе Иисуса. Это призыв к избранникам: к апостолам, вестникам Царствия. Это они – Андрей и Симон, Иаков и Иоанн, Савл – оставляют всё. «Следуйте за Мной!» – эти слова не предполагают ни возражения, ни обсуждения. Так Иисус призывал Своих первых учеников и апостолов. Именно это движение вперед и означало для Иисуса Христа новое «покаяние»: «приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в это Евангелие» (Мк. 1,15). Покаяние, то есть обращение, поворот, для Него означало не как у Иоанна Крестителя «обращение назад», к законной праведности отцов и праотцев, но обращение вперед, движение по пути Самого Христа к Царству Божию. И непригоден для Царствия Божия тот, кто, взявшись за плуг, то есть становясь пророком Царствия, оглядывается назад.
Вот и в нашем случае евангелист Матфей снова говорит об «уходе, отплытии вдаль, на другую сторону». Поэтому здесь снова звучат суровые слова об оставлении всей прежней жизни с ее законами, привычками и заботами. Но звучат они не для всех и каждого, а для избранных, для тех немногих «делателей», которым предстоит идти в мир, чтобы собирать большую жатву.
Слова Иисуса Христа, тем не менее, оставляют много вопросов. Хотя ясно, что жестокий оксиморон – не всеобщая заповедь, которая несет в себе общую истину, и хотя ясно, что речь идет о своего рода пророчестве, предназначенном для ушей избранных последователей Иисуса, – всё равно слова Иисуса заставляют нас с беспокойством о них задумываться. Не несут ли они некий важный смысл и для нас, простых христиан?
Вспомним, сколь часто бывало в истории Церкви, и как это происходит в наше время, что христиане ищут в своей церковной жизни, которую они называют «христианской», стабильности, утешительного уюта, неколебимых традиционных устоев и структур (религиозных, культовых, политических, семейных). И это так понятно, так человечно, ибо конечно же безопасная стабильность всегда удобнее, чем какой-то там «уход», грозящий неопределенностью, а то и – страшно подумать – бедностью или бездомностью… Иначе говоря, христиане уподобляются Аврааму, который спокойненько вернулся бы в привычный родной дом; Израилю, вернувшемуся к своим египетским котлам с сытной пищей; рыбакам, которые продолжали бы закидывать свои сети, да при этом еще и много рыбы наловили бы; Савлу, который продолжал бы исполнять приказы своего уважаемого «праведного» начальства и воевать против «еретиков».
Да, слова Иисуса часто бывают удивляющими, вызывающими, провоцирующими. Ведь Он говорит о предельных вещах. В них звучит нечто запредельное обыденному, привычному, земному. И это бывает страшно: ведь человеку так трудно вырваться из своего окружения, часто духовно бесплодного и жалкого, чтобы последовать голосу свыше. Но… упусти он эту возможность взлететь, и он может уже никогда не вырваться из земных пут. Нет, Иисус совсем не хотел вызвать страх у слушателей, оттолкнуть их. Но Он стремился пробудить дремлющие в глубине их духа мысли и чувства, встряхнуть их.
И вот евангелист Матфей уже в начале своего Евангелия напоминает своей Церкви: Кто вступил на путь Иисуса Христа, тот должен осознать, что он оставил многое позади себя! Но может быть, он многое обрёл? Скажем, мир, безопасность или стабильность? Отнюдь нет! – Тот, кто следует за Иисусом попадает в бурю, о чем Матфей тотчас же и напоминает (Мф. 8:23-27). Но путь за Христом через Крест ведет в Царство Небесное. К этому Царству Он призывает и готовит всех людей. Но путь куда-то предполагает уход откуда-то. Неслучайно евангелист Матфей соединяет вместе с мотивом пути мотив трудностей следования за Христом, трудностей расставания с прошлым и неведомых трудностей на пути в будущее.
Рассказ Матфея об «уходе» Христа и о трудностях следования за Ним определенно носит знаковый, символический характер. Это становится очевидным, если мы сравним то, что написано в Евангелии от Матфея с тем, что написано о том же у евангелиста Марка. Сравнивая эти два текста, мы увидим значительную разницу в описаниях одного и того же события. Но при этом мы заметим, что Матфея гораздо меньше Марка интересуют бытовые и исторические детали и подробности. Он сокращает рассказы Марка иногда чуть не в два раза, избегая того, что ему кажется отвлекающим от основного, от того, что ему представляется существенным смыслом события. Это подобно тому, как если бы Марк давал нам живописное, портретное или фотографическое изображение события, а Матфей, отметая случайное, оставлял и даже подчеркивал существенное, предлагая нам не живописное полотно, а икону.
Итак, мы читали о том, что Иисус готов отправиться в путь: «Увидев же вокруг Себя народ, Иисус повелел переправиться на другую сторону» (Мф. 8:18). Народ, окружающий Иисуса, готов следовать за Ним. Этот народ для евангелиста Матфея как бы символизирует будущую Церковь. А в Церкви – самые разные люди. И условия вступления на путь Христов у них разные. Одни, увлеченные чудотворной деятельностью Иисуса готовы были бежать за Ним, куда бы Он ни пошел. Иисус не очень одобрительно относится к таким энтузиастам и указывает им на те трудности, которые ожидают их на пути. Нет, пусть они не думают, что встретят только радости чудесных исцелений и чудесных насыщений. Вполне возможно, что они должны будут разделить с Иисусом трудности Его пути, ибо «лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20). Все эти люди призываются в Царствие, но далеко не все они рискнут своим привычным благополучием и войдут в него.
Но есть другие, названные «учениками», которые удостаиваются избрания Самим Иисусом. Это те, которым Он беспрекословно, с Божественной властью говорит «Следуйте за Мной!». Таких совсем немного. В основном, это будущие апостолы. Здесь уместно вспомнить слова Иисуса: «много званых, а мало избранных» (Мф. 20:16; Лк. 14:24). Эти «избранные» оставляют свою прежнюю жизнь, как бы умирают для нее, и вступают на путь неопределенности, отсутствия привычных гарантий и стабильности. Ими движет только вера и «сверх надежды надежда» (Рим. 4:18), которая не обманывает. И это утверждает следующий рассказ об усмирении бури на море (Мф. 8:23-27).
Источник
Евангелие от Матфея.. Богословско-экзегетический комментарий. Т. 1. М.: 2020. С.326-335
