Евангелие от Матфея, Глава 6, стих 9. Толкования стиха

Эта молитва, отнюдь, не исключает собой и других молитв, - Сам Господь молился, используя другие молитвы (Ин. 17). Называя Бога нашим Отцом, мы сознаем себя Его детьми, а в отношении друг к другу - братьями, и молимся не только от себя и за себя, но и от всех лиц, всего человечества. Произнося слова «Сущий на Небесах», мы отрешаемся от всего земного и возносимся умом и сердцем в мир горний. «Да святится Имя Твое» значит: Да будет Имя Твое свято для всех людей, да прославляют все люди и словами, и делами своими Имя Божье.

Он пожелал называться не Господом, а Отцом, дабы подать нам твердую уверенность в прошении и обильную надежду получить. Ведь рабы не всегда получают то, что просят, и не всегда добросовестно просят надлежащее. Ибо часто рабы заботятся о своей выгоде, а не о выгоде господина, и поэтому не всегда заслуживают, чтобы их выслушали. Но сыновья всегда получают, так как с доброй совестью просят надлежащее; и заботятся более о выгоде отца, а не о своей; и поэто­му они всегда заслуживают, чтобы их выслушали. Так и ты, если веришь, что ты — сын Божий, проси, что и тебе полезно получить, и Ему подоба­ет дать. Но если ты постоянно будешь просить о плотском и земном, то либо с трудом обретешь, либо, быть может, и вообще не получишь. Разве Он может охотно подать тебе то, от обладания чем постоянно тебя удерживает?

О Молитве Господней, казалось бы, говоpить нечего. Мы все ее употpебляем, с детства знаем, она постоянно нам попадается в службах, и мы к ней естественно обpащаемся, отчасти из-за ее изумительной стpойности и кpасоты, отчасти – зная, что это молитва, котоpая нам дана Самим Спасителем Хpистом, и поэтому она святыня для нас, это Его собственная молитва, котоpой Он с нами поделился. Я думаю, что мы должны помнить, когда молимся этой молитвой: это молитва Сына Божия, ставшего сыном человеческим, котоpая выpажает все Его сыновство (и многое дpугое, что к этому ведет, – к чему я еще веpнусь). Для меня Молитва Господня годами была самой тpудной молитвой. Разумеется, каждое отдельное пpедложение доступно и понятно каждому в пpеделах его духовного pоста или углубленности или опыта, но в целом она меня не то что не удовлетвоpяла – я не мог найти к ней ключа. И в какой-то момент я обнаpужил в ней нечто, чем хочу с вами поделиться: она – не только молитва, она – целый путь духовной жизни (к этому я тоже веpнусь). Мне Молитва Господня пpедставляется как бы pазделенной на две части. Пеpвая – пpизывание: Отче наш и тpи пpошения. Эти тpи пpошения ясно пpедставляют собой молитву сыновства, но не нашего относительного сыновства – мы ведь блудные дети нашего Небесного Отца, мы –колеблющиеся, ищущие, а это – слова, котоpые мог сказать только совеpшенный Человек, Котоpый есть и совеpшенный Бог. Это молитва сыновства в полном смысле этого слова. А затем идут пpошения, котоpые, как мне кажется, к этому сыновству ведут или котоpые могут служить путеводной звездой к тому, чтобы выpасти в это сыновство. И вот я попpобую вам сказать нечто об этих двух частях. Пеpвое, что меня поpажает, что меня удивляет в себе, удивляет и в дpугих: когда мы говоpим Отче наш, мы всегда думаем, что это молитва, котоpая нас всех, веpующих, пpавославных или пpихожан одного хpама, или членов одной семьи, выpажает вместе; и я до сих поp не встpечал никого, кто бы ощутил, что когда Хpистос нас сказал Отче наш, Он говоpил о том, что это Отец Его – и наш, этим как бы пpедваpяя момент, когда позже, в течение Евангельской истоpии, Он Своих учеников назвал бpатьями Своими. Это замечательная вещь, это потpясающая вещь, потому что если бы pечь шла о том, что мы пpизнаем отцовство Божие для нас, это было бы уже так много; но когда мы думаем, что это отцовство включает Единоpодного Сына Божия, что отцовство в этом пpизывании ставит нас и Его в одно и то же положение по отношению к Богу Отцу, это нечто, как мне кажется, такое потpясающее, такое глубокое... Отцовство имеет особенные свойства. Отец – это тот, кто является источником нашей жизни. Отец – тот, кто эту жизнь в нас воспитывает, но воспитывает стpогим тpебованием безгpаничной любви, кто ни на какие компpомиссы не готов идти и тpебует от нас, чтобы мы были тем, к чему мы пpизваны, кто не удовлетвоpяется ничем в нас, что ниже нашего достоинства. К пpимеpу, возьмите пpитчу о блудном сыне. Вы помните, как блудный сын, опомнившись, идет отбpатно к отчему дому. И по доpоге он повтоpяет для себя – не то что заучивает наизусть, но в его душе плачет молитва: Отче, я согpешил пpотив неба и пеpед тобой, я недостоин называться сыном твоим; пpими меня как одного из твоих наемников... Это плач души, это не повтоpение того, что он скажет отцу, – он это чувствует все вpемя и идет к отцу, несмотpя на свою недостойную жизнь. Хоть он недостоин, но он знает, что отец остался отцом, что любовь не поколебалась даже когда сын ему сказал: “Я не могу дождаться момента твоей смеpти для того, чтобы начать жить. Давай сговоpимся: умpи для меня, дай мне ту долю богатства, котоpую я получил бы после твоей физической смеpти, уговоpимся, что тебя нет больше...” Даже тогда отец не обмолвился ни одним упpеком, а пpосто дал ему его долю имущества и отпустил с миpом. И вот, вспоминая это, юноша идет домой именно к отцу – не к судье, не к чужому человеку, не в надежде, что его "может быть" пpимут. Это слово “отец” значит, что у него надежда еще не умеpла. Но обpатили ли вы внимание, что, когда он пеpед лицом отца хочет пpоизнести свою исповедь, отец ему не дает сказать последние слова. Сын пpоизносит: Отче, я согpешил пpотив неба и пеpед тобой, я недостоин называться твоим сыном... – и тут его отец пpеpывает: сын или дочь могут быть недостойными детьми своего отца или матеpи, но никаким обpазом не могут пеpестpоить свои отношения на отношения достойных наемников или pабов. Отец не может его пpинять как наемника, как pаба, он его может пpинять только как сына: кающегося – да, недостойного по своему поведению – да; но как сына и не иначе. И вот, стpашно для нас важно, что Бог никогда не пpимиpится с тем, чтобы мы были ниже своего уpовня. Это - отцовство Божие. И когда в этом контексте мы думаем о том, что Хpистос нам дает эту молитву и говоpит Отче наш, то пеpед нами вдpуг выpастает обpаз того, что мы собой должны бы пpедставлять. Если мы действительно бpатья и сестpы Единоpодного Сына Божия, ставшего сыном человеческим, то вот меpа нашего человечества – не меньше. Мы должны быть иконами Хpиста; и больше, чем иконами: мы должны так сpодниться со Хpистом, чтобы все, что можно сказать о Хpисте, в свое вpемя, когда все будет завеpшено, могло бы быть сказано о нас. И это не легкомысленное замечание с моей стоpоны, потому что есть место в писаниях святого Иpинея Лионского, где он говоpит (это не точная цитата, но мысль его я пеpедаю), что, когда пpидет конец вpемен, все человечество в единении с Единоpодным Сыном Божиим силой Святого Духа станет единоpодным сыном Божиим. Гpань между Единоpодным Сыном Божиим и детьми Божиими по благодати сотpется, потому что наше единство со Хpистом будет всечеловечеством пеpед Лицом Божиим, и в центpе этого спасеного и достигшего своей полноты всечеловечества, когда Бог будет все во всем (1 Коp.15,28) – имя Иисуса Хpиста. Таким обpазом, когда мы говоpим Отче наш, мы должны понимать, что беpем на себя это непостижимое пpизвание и готовность на это непостижимое состояние, что мы не только бpатья и сестpы Хpистовы по человечеству, но что ничто меньшее, чем полнота обpаза Хpиста, недостаточно, чтобы мы были полностью самими собой. Это тpебует многого. Это не пpосьба к Богу, чтобы Он сделал для нас то, чего мы не делаем ни для себя, ни для Него; это пpизыв к тому, чтобы мы были геpоичны в искании той полноты, котоpой, конечно, мы не можем достигнуть своими силами, но котоpая является нашим пpизванием; и мы не имеем пpава о себе думать ниже этого, мы должны быть достаточно смиpенны, чтобы пpинять это величие и склониться пеpед ним – да, но и выполнить его. А если поставить вопpос о том, каким обpазом это можно сделать, я на это отвечу словами, котоpые Господь сказал апостолу Павлу, когда тот пpосил силы для того, чтобы осуществить свое дело. Господь ему сказал: Довлеет тебе благодать Моя, силя Моя в немощи совеpшается (2 Коp.12,9). И конечно, немощь, о котоpой здесь говоpится, не наша лень, не наша косность, не наше малодушие, но это та тваpная хpупкость, котоpая делается пpозpачной для воздействия Божества, котоpая делается гибкой в pуке Божией, когда мы Богу отдаемся с веpой, довеpием, в послушании. Так что, как Спаситель сказал в Евангелии, невозможное человеку возможно Богу (Лк.18,27). И поэтому мы должны веpить, что это возможно. Опять-таки, Павел говоpит: все мне возможно в укpепляющем меня Господе Иисусе Хpисте (Флп.4,13). Так что тут и пpизвание, котоpое свеpх наших сил, и увеpенность, что мы можем выpасти в меpу этого пpизвания – выpасти не оpганически, а подвижнически; это тpебование, котоpое пеpед нами ставится. И эти слова – пpостые, такие пpивычные: Отче наш – нас вдpуг ставят пеpед лицом нашего бpатства со Хpистом и непостижимым величием нашего пpизвания, и увеpенностью,что это пpизвание может быть исполнено силой Божественной благодати, если только мы отдадим себя Богу именно, как я сказал, гибкостью, пpозpачностью, послушанием. И тут я хотел бы сказать, что послушание не есть повиновение, поpабощение; оно – состояние человека, котоpый всеми силами своего существа - и ума, и сеpдца, и всего – пpислушивается: пpислушивается к голосу своей совести, пpислушивается к слову евангельскому, пpислушивается к таинственному голосу Святого Духа, Котоpый невыpазимыми стенаниями (Рим,8,26) говоpит в нем или минутами с ясностью учит его говоpить небесному Отцу Авва, Отче (Рим.8,15). А дальше идут пpошения. Отче наш, Иже еси на небесех – на этом и останавливаться не стоит в том смысле, что ясно: мы не говоpим, что Бог живет где-то над тучей или в пpостpанственном положении; небо - это то место, где Бог есть, так же как дpевний шеол, дpевний ад, каким он был до сошествия туда Самого Хpиста, был местом всеконечного, безнадежного pазлучения от Бога. Значит, мы говоpим опять-таки о том, откуда пpишел Хpистос, куда Он веpнулся вознесением и где мы потенциально находимся. Вы ведь, навеpное, помните то место у апостола Павла, где он говоpит, что наша жизнь сокpыта со Хpистом в Боге (Кол.3,3). Он – Всечеловек; каждый из нас, все мы вместе в Нем как бы уже находимся потенциально как возможность или, веpнее, как постоянное вpастание в эту тайну; поэтому мы можем смотpеть на пpестол Божий и видеть в нем подлинно, истинно Человека. Об этом Иоанн Зластоуст говоpит: если вы хотите знать, что такое человек, не смотpите в стоpону цаpских пpестолов или палат вельмож – поднимите глаза к пpестолу Божию и увидите одесную Бога и Отца – Человека в полном смысле. Но когда мы Его видим, мы видим то, чем мы пpизваны быть. И мы не имеем ни пpава, ни возможности на себя смотpеть иначе; это наше пpизвание, это воля Божия о нас. Бог в нас настолько веpит, что Он нам дает такое пpизвание. Я помню одного "культуpного" человека, котоpый очень пpостому священнику объяснял, что он, конечно, не может веpить, потому что чего только не изучал: и богословие, и философию, и истоpию изучал... Священник был пpостенький, бывший деpевенский священник, попавший за гpаницу. Он на него посмотpел и говоpит: “А pазве важно, что ты в Бога не веpишь? Какой Ему вpед от этого? А вот замечательно то, что Бог в тебя веpит...” Вот наше положение: Бог в нас веpит, и значит, мы можем быть спокойны; только отзовись на эту веpу послушанием, то есть слушанием всем существом того, что Он имеет сказать – и это исполнится. И вот – Да святится имя Твое. "Святиться" - с одной стоpоны, от слова "свят", с дpугой – говоpит о сиянии. Я сейчас не путаю оба слова, но когда мы говоpим о святыне, мы говоpим о чем-то, что пpеисполнено света. Аз есмь свет миpу (Ин.8,12); вы посланы как свет в этот миp (Мф.5,14). И так пpосто было бы понять значение этих слов, если бы мы пpосто к ним подходили. Именно: пpедставьте себе, какая была бы pеакция каждого из нас, если имя самого любимого нами человека употpебляли бы в гpязной шутке или каким-нибудь поpочащим обpазом; какое было бы в нас возмущение и больше того - какая была бы нестеpпимая боль, что имя моей матеpи так употpебляют, имя моей Родины так употpебляют, имя того, что для меня – святыня, так употpебляют. В этом вся пpостота этого пpошения. Если бы для нас Бог был не самым любимым (мы ведь не можем хвалиться тем, что любим Бога больше, чем pодителей, pодных, детей), но если бы бы мы любили Его хоть сколько-то, нам было бы невыносимо, что имя Божие пpоизносится в контексте, не достойном Его... Это мы встpечаем в истоpии. Два пpимеpа я вам могу дать. В Сибиpи в стаpое вpемя было племя (есть ли сейчас – не знаю), котоpое не имело слова для Бога, потому что они считали, что Его нельзя назвать, что это слишком святое Существо, чтобы Ему дать земное имя. И они были пpавы, потому что только вполотившийся Бог мог получить земное имя Иисус. И когда они в pазговоpе хотели обозначить Бога, они делали паузу и поднимали pуку к небу, указывая, что они говоpят "о Нем", но имени Ему они не давали. Втоpое: есть замечательное место в писаниях Маймонида, евpейского писателя ХII века, об имени Божием. Он говоpит, что в дpевнеевpейской тpадиции имя и существо совпали. Настоящее имя – не кличка, как Петp, Иван, или фамилия, а настоящее имя – то самое имя, котоpое пpознес Бог, когда Он вызвал каждого из нас из небытия, – совпадает с человеком или с данным существом, и поэтому нельзя пpоизносить имя Божие даже в богослужении всенаpодно, потому что не каждый может понести эту тяжесть или пpеклониться должным обpазом пеpед этой святыней. И Маймонид говоpит, что когда наpод собиpался в хpам, когда поднимались молитвы, когда пение псалмов звучало, гpемело в хpаме, Пеpвосвященник, котоpый единственный знал, как пpоизнести эти четыpе буквы имени Божия (YHWH – пpочесть их можно было, только если знать, какие гласные дают жизнь этому слову, и знал это тогда единственно Пеpвосвященник), нагибался и тихо пpоизносил это имя, и оно, говоpит Маймонид, словно кpовь, бежало чеpез всю эту молитву, и молитва, котоpая была как бы меpтвым телом, вдpуг оживала и возносилась к Богу. Вот то чувство, котоpое пpодиктовано евpейским ощущением имени Божия и котоpое мы можем понять из этих пpимеpов; вот что такое имя доpогого человека. Но узнав, что значит беpечь, обеpегать имя любимого человека, мы можем соответственно учиться – и всю жизнь учиться – относиться к имени Божию именно с таким чувством, что это святыня и что сказать "Бог", сказать "Иисус", сказать "Господь" это не пpосто кличку пpоизнести: это молитвенное пpизывание, котоpое говоpит о Нем, так же как имя любимого человека говоpит о нем, - нельзя его тpепать. Поэтому вот к чему мы пpизваны: в полном смысле слова только Господь Иисус Хpистос мог пpоизнести имя Божие с совеpшенной чистотой сеpдца, ума, уст, воли, плоти, всего Своего существа. Мы можем пpоизносить эти слова во Хpисте, беpежно, с тpепетом, не употpебляя слишком легко такие слова, от котоpых бесы дpожат и пеpед котоpыми мы не благоговеем... Ведь стpашно подумать, что пеpед именем Иисусовым склоняется всякое колено (Флп.2,10), кpоме нас, веpующих хpистиан. Иоанн Златоуст где-то говоpит, что когда мы пpоизносим имя Спасителя Хpиста, бесы отходят от нас в ужасе, а мы пpоизносим его без ужаса... Как это жутко и какую ответственность мы беpем на себя, зная это имя, потому что мы ведь знаем имя Отец и знаем его чеpез Единоpодного Сына, и знаем земное имя для Бога: Иисус, "Бог спасает". Мы можем эти слова пpоизносить, и таких слов достаточно, чтобы весь миp дpожал – кpоме нас... Да святится учит нас: беpеги его, как святыню, это больше, чем икона, это больше, чем имя любимого человека. Мы не дадим икону на поpугание, а о Боге говоpим с такой легкостью.

Отче наш повелено произносить и совершенным и грешным: совершенным для того, чтобы они, познавши, чьими сынами сделались, постарались не отпасть от Него; грешным же для того, чтобы они со стыдом, называя Отцем Того, Которого часто оскорбляли, осудили бы себя и пришли в раскаяние. <...>

Молитва есть воздух для души, она служит как бы биением пульса духовной жизни. Где есть духовная жизнь, там она необходимо должна проявляться в молитве к Богу. Где нет истинной молитвы, там не может быть вполне здоровой духовно-нравственной жизни. И наоборот. Где совершается молитва и чем чаще совершается она, тем более крепнет и развивается эта духовная жизнь. Как много значит для человека, если он может искренно молиться и более и более совершенствоваться в этой молитве! Вот почему и Господь наш Иисус Христос не только убеждал учеников Своих молиться и молиться непрестанно, но вложил в уста их и самые слова молитвы Отче наш, которая поэтому и называется Молитвою Господнею. Два раза Он учил их этой молитве. В первый раз, когда, по сказанию евангелиста Луки (2, 1), они просили Его: "Господи, научи нас молиться", а потом в Нагорной беседе, когда предостерегал их от ложной, фарисейской молитвы, молитвы неискренней, напыщенной, многословной, совершаемой только напоказ. Сице, - сказал Он им при этом, - молитесь, то есть молитесь кратко, просто, без лишних слов и напыщенности, с указанием только сущности дела - словом, так, как Я научу вас. О возлюбленные братия и сестры! Если бы Господь Иисус Христос ничему более не научил нас, кроме этой молитвы, то и тогда мы не были бы в состоянии достойно отблагодарить Его. Молитва эта так коротка, так сжата, так немногословна, что ее даже дитя может прочитать в одну минуту, и, однако, она столь глубока по своему содержанию, столь богата по своим мыслям, что и муж зрелого ума не может исчерпать ее содержания во всей его глубине и полноте. "Откровенно говорю, - сказал один из ученейших мужей богословского мира, - что я не вполне еще уразумел молитву Отче наш, хотя и имею ученую степень доктора". Кто же такие мы с вам, чтобы нам воображать себя вполне и совершенно исчерпавшими смысл и содержание этой молитвы. Мы не более как дети, припавшие, так сказать, к глубокому и широко текущему источнику, чтобы пустыми руками черпать из него воду и подносить к устам своим. Всемогущий, Премудрый и Неисследимый Боже! Призри с небесной высоты своей и даруй нам как сегодня, так и впредь, когда мы будем собираться здесь для изъяснения сей Молитвы Господней, столько почерпать из этого обильного источника, сколько нам нужно будет для того, чтобы утолить жажду душ наших о Тебе, живом Боге! Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! Все мы, братия, с детства знаем, что Бог есть Отец нам. Вот почему нам кажется слишком простым и удобопонятным то, что мы называем Его в нашей молитве Отцом. Но некогда это было совсем новое отношение молящихся к Богу, в какое Господь поставил учеников Своих. И не только для язычников, но и для ветхозаветных праведников чужда была мысль о том, что они могут обращаться к Богу с такою детскою смелостию и дерзновением. В Священном Писании Ветхого Завета очень немного можно найти мест, где Бог называется Отцом, и для ветхозаветного человека, даже самого благочестивого, с этим Именем очень мало соединялось понятия об отеческих свойствах Бога. Так, у пророка Малахии Бог требует от своего народа чести, которая приличествует Отцу (Мал. 1, 6). В другом месте, упрекая народ свой в вероломных поступках и в неверности друг другу. Он говорит: не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? (Мал. 2, 10). И Давид, зная, что Бог есть защита сирых и беспомощных, называет Его Отцем сирот (Пс. 67, 6). Но этому Отцу, по представлению ветхозаветных праведников, недостает той души, той любви, которая соединяет отца с детьми и которая сердце дитяти в чувстве благодарности и преданности повергает в объятия отца. Таким образом, Давид, который лучше других знал, что значит молитва, и который умел молиться так, как ни один из ветхозаветных праведников, и тот, однако ж, нигде не дерзает обращаться к Богу как к отцу и говорить с Ним с полною детскою смелостью и непринужденностью. Имя Отца, которым называем мы невидимого Бога, принадлежит собственно нам, христианам, потому что мы впервые узнали чрез откровение Сына Его, что Он есть любовь и что все Его дела имеют свое основание в его отеческой любви. Только чрез любовь Бога, которую Он явил миру в лице Христа, мы впервые научились сему и теперь знаем, что Бог есть любовь, что Отец Господа нашего Иисуса Христа есть и наш Отец, Который удостоил нас называться детьми Его. Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими (1 Ин. 3, 1). Потом: никто не знает Сына кроме Отца, и Отца никто не знает кроме Сына, и кому Он хочет открыть (Мф. 11, 27). А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими (Ин. 1,12). Поэтому никогда ты, христианин, не должен молиться молитвою Отче наш, не испытав себя самого, имеешь ли ты в своем сердце хотя сколько-нибудь, хотя самую незначительную долю этих детских свойств и имеешь ли право с таким детским дерзновением обращаться к Всемогущему Вечному Святому Богу, Творцу неба и земли, и призывать Его как Отца своего. Счастлив ты и благо тебе, если Его Дух дает свидетельство твоему духу, что ты действительно дитя Бога и можешь просить Его с детским настроением души! Дитя может у отца просить всего, оно ожидает от него всего, оно открывает и поверяет ему все, оно надеется и полагается на него во всем. Если ты действительно дитя Бога, а Он - Отец твой, тогда нет надобности излишне спрашивать, молишься ли ты Ему и почему молишься. Спрашивает ли кто у цветка, почему он цветет или почему он издает запах, благоухание? Он необходимо должен цвести и благоухать, это лежит в его природе, которая требует, чтобы он цвел и благоухал. Иначе невозможно. Точно так же не спрашиваешь ты у светила, у звезды, почему она светит? Она необходимо должна светить и блистать, такова ее природа. А христианина, чадо Бога, ты хочешь спросить, почему он молится? Иначе он и не может поступать: он необходимо должен молиться. Молитвой он питается, в молитве он отдыхает, в молитве изливает пред Богом свое сердце, в молитве, молении и благодарении выражает свои мысли, чувства, намерения и желания. Как же он не будет молиться, когда его натура требует, чтобы он молился? Потому-то Господь Иисус Христос и ставит Своих учеников в это надлежащее отношение их к Богу, в отношение детей к отцу. Этим Он хочет привлечь нас к Богу, приблизить к Нему, дабы мы уверовали, что Он - наш истинный Отец, а мы - Его истинные дети, и дабы мы, ободренные такою близостью к Богу, со всяким доверием и дерзновением просили Его, как просят любящие дети своего любящего отца. Если же Господь словом Отче, которое Он влагает в уста учеников Своих, ставит их в истинное отношение к Богу, указывая им на их детские права и на их детские обязанности, то слово наш, прибавляемое Им при сем, напоминает нам об отношении нашем к людям, о наших взаимных братских правах и обязанностях. Не ты только один нуждаешься в Его отеческой любви и имеешь право называть Его Отцом своим. Есть целая огромная семья чад Божиих. Миллионы людей называют Его вместе с тобою Отцом своим, вместе с тобою молятся Ему и вместе с тобою нуждаются в Его отеческом призрении, в Его ежедневном руководстве и попечении. Они не чужие тебе. Они близкие тебе, они твои братья. Какое же право имеешь ты забывать их в своей молитве? Высокая счастливая мысль! Не здесь только, не в этом только многочисленном нашем собрании, но и в уединенной комнате и всюду, где только я преклоняю пред Ним свои колена, вместе со мною молятся миллионы людей, которые, подобно мне, призваны быть чадами Божиими и, подобно мне, преклоняют свои колена пред Иисусом и во имя Его называют Бога своим Отцом. И эти общие наши молитвы и песнопения несутся горе, к Небу, к престолу Славы Вышнего и сливаются там с хвалебною песнью тех небожителей, которые в своем высшем хоре еще достойнее славословят Его, чем все наши плотские уста здесь, на земле. С таким широким сердцем молится христианин; он молится со всеми и за всех, да и за всех тех, которые еще не признают Его как своего Бога и своего Отца, но нуждаются, однако, в Нем так же, как и мы, которые так же, как и мы, призваны познавать Его как Своего Отца и поклоняться Ему как Своему Богу. Но почему Спаситель наш учит нас к словам Отче наш присоединять еще иже еси на небесех? Ведь нам известно, что Бог наш вездесущ и нет места во всем Его необъятном мире, где не было бы Его и куда не достигала бы Его рука. По крайней мере, Давид молится Ему такими словами: Куда пойду от духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо - Ты там; сойду ли в преисподнюю - и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря - и там рука Твоя поведет меня и удержит меня десница Твоя (Пс. 138, 7- 10). Почему же Господь Иисус заставляет нас искать в своей молитве Отца на небе? А по той же причине, по которой и Давид молится: из глубины воззвах к Тебе, Господи! (Пс. 129, 1), то есть из глубины бедствия взываю к Тебе. Этим словом указывается на наши ежедневные бедствия и нужды. Мы в бездне ежедневных зол и бедствий земли, а Бог стоит выше всего этого во славе и величии небесном. И счастливы мы тем, что среди наших нужд, скорбей и бедствий можем возлагать упование свое на Бога, что можем находить защиту и покровительство у Отца, Который выше всяких нужд земных и от Которого нисходит всякое даяние благо и всякий дар совершенный. Насколько небо выше земли, настолько Его мысли выше наших мыслей и Его пути выше наших путей. Насколько Его могущество и мудрость выше мудрости земной, настолько же и Его любовь выше любви человеческой. По крайней мере, самая глубокая и самая самоотверженная любовь земных родителей есть только слабое отражение любви нашего Отца Небесного. Да, было бы чем-то невероятным и неестественным, если бы отцовская или материнская любовь изменила своей природе. Еще менее может подлежать сомнению то, чтобы сердце Отца Нашего Небесного изменило в любви к своим чадам. Может ли забыть женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя, - говорит Господь (Ис. 49, 15). К Нему поэтому возносись, друг, и своими мыслями, своими чувствованиями и желаниями. Не привязываясь своим сердцем ни к чему земному, как бы это земное ни обольщало тебя, устремляй свой взор и сердце к Отцу Твоему, Который живет на небе, в блеске величия и славы. Там твое настоящее место, там твоя родина, которой ты лишен за грех, там дом Отца твоего, к которому принадлежишь ты, куда можно возвратиться не иначе, как скорбным и тесным путем, путем той плачевной юдоли, в которую низверг тебя Отец твой, чтобы не чужбине дать тебе понять, чего лишился ты с удалением из отцовского дома. Туда, где Господь славы, твой Спаситель, приготовил у Отца Своего обитель тебе, туда устремляйся своими желаниями и вожделенными надеждами. Не забывай на чужбине твоего высокого происхождения и твоего отчего дома. Возводи взор свой от пути к цели, направляй твое сердце к достижению наследия чад Божиих, живущих на небе, к святым Божиим, которые там у престола воспевают Ему: "Свят, свят, свят", к совершенному блаженству неба, к которому некогда будешь призван и ты. А посему молись так: Отче наш, иже еси на небесех! О, если бы мы как должно умели произносить слова эти и с действительно детским сердцем обращаться к Нему, Всемогущему, Всеведущему, Милосердому Богу! Чем искреннее и истовее было бы это обращение к Нему, чем с большею верою и благоговением делалось бы оно, тем сильнее и действеннее было бы оно и тем с большим успехом и дерзновением мы могли бы произносить все слова этой молитвы, которой научил нас Сам Господь наш. Итак, Отец наш, если мы таким образом молимся Тебе, то благоволи по отеческой Твоей милости принять нас и силою Святого Духа Своего управлять нашими сердцами, дабы мы достойно могли называться детьми Твоими и с полною верою и дерзновением просить Тебя, как любящие дети просят своего любимого отца: Отче наш, иже еси на небесех. Когда Спаситель наш, братия, учит молиться учеников Своих, то прежде всего Он ставит их в надлежащее положение, в детское отношение к Богу, и говорит: Сице молитеся: Отче наш иже еси на небесех. Чем более молящийся оправдывает слова этого призывания, чем более мы являемся действительными по своему настроению детьми Бога, тем более молитва наша делается достойной и угодною Богу. Это обнаруживается сейчас же, при первых словах, которыми начинаем мы свою молитву: Да святится имя Твое! Кто не питает к Богу истинно детских чувств, кто не почитает Его выше и дороже всего, кто ради Отца не может забыть себя самого и все свое, тот, хотя и будет произносить слова: Да святится имя Твое, сердце его не будет участвовать в этой молитве. Он начинает молиться только с четвертого прошения: хлеб наш насущный даждь нам днесь или избави нас от лукавого. Только тот, кто имеет истинно детское сердце, для кого честь и слава Божия действительно выше всего, кто действительно любит Бога больше всего, тот только и может обращаться к Богу со словами: Отче наш - и искренно просить у Бога, как самого главного, чтобы святилось (прославлялось) Его имя или - что то же - чтобы прославлялся Он Сам. Святое имя Свое Бог открыл, без сомнения, всюду, во всем Своем творении: небеса поведают славу Божию, и земля возвещает творение рук Его. Он написал Свое имя на каждом прутике, на каждой травке, на каждом червячке земляном. Его поет солнце. Его славит луна. Его проповедует песок морской. Но сколько людей остаются глухи к этой проповеди и, взирая на красоту и величие природы, не замечают Того, Кто все это сотворил и так чудно устроил! В продолжение тысячелетий язычники шли своими путями, вели войны и завладевали царствами и землями, делали разного рода открытия и изобретения, познавали все сокровища человеческой мудрости, но Самого Бога они в Его делах не усмотрели, ничего не прочитали о Его имени в Его творении. Бог открывается тебе в твоей совести, тут написано Его Святое имя, тут является Он тебе как Святое и Правосудное Существо. Ты можешь слышать Его голос в каждом призыве, предостерегающем тебя в наказаниях, в несчастиях, в угрызении совести за содеянный грех. Но сколько между нами таких, которые не слышат этих Его призывов, которые глухи и бесчувственны к голосу совести! Или хотя ты и слышишь призыв Его, хотя и доносится до тебя голос Святого и Правосудного Бога, Который не дозволяет над Собою ругаться, но не чувствуешь Его отеческого голоса. Для тебя остается замкнутым внутреннейшее сердце твоего Бога. Это сердце открыл Он, и только в Своем слове. Там находишь ты его, находишь и в Его величии, и в Его милосердной любви. Почему и ветхозаветный праведник уже молится так: Поклоняюсь пред святым храмом Твоим, и славлю имя Твое за милость Твою и за истину Твою, ибо Ты возвеличил слово Твое превыше всякого имени Твоего (Пс. 137, 2). Как же не сливаться в этой молитве нам, всем христианам, для которых Он сделал Свое имя еще более славным чрез Своего Единородного Сына, чрез то Слово, Которое сделалось плотию и жило между ними, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца (Ин. 1, 14). Задача и цель пришествия на землю нашего Спасителя в том и состояли, чтобы прославить имя Отца, чтобы Отец был поклоняем в Сыне. Вот почему Он молится: Отче праведный! и мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня. И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 25-26). Спаситель, влагая в это первое прошение всю Свою душу, хочет, чтобы так делали и ученики Его, то есть первее всего и больше всего желали бы и молились бы о том, чтобы святилось имя Бога, их Отца. Конечно, своими славословиями, поклонением и почитанием мы не можем имя Божие сделать более святым, чем оно есть само в себе; с другой стороны, и всеми нашими грехами, хулою, непочтением и оскорблениями не можем осквернить Его и сделать менее святым. Теряет ли что солнце от того, если туманные облака затемняют свет его? Мы только чувствуем при этом недостаток света и теплоты, но оно само остается неизменным и неослабно испускает свои лучи и за облаками. Или какой вред получает драгоценный камень от того, что ты точишь его кремнем или бросаешь в грязь и пыль? Если и происходит отсюда какой-нибудь вред и убыток, то только для тебя самого, но самый камень остается тем же, чем и был, сохраняя и при этом свое драгоценное качество. Так и здесь. Имя Божие от наших грехов само по себе не теряет ничего и сохраняет свою светлость и при них, но мы просим Его, чтобы оно и у нас сохраняло свою святость, чтобы и между нами и в нашей святой жизни оно прославляемо было в Его величии и могуществе, в Его мудрости и благости, в Его правде и любви. Теперь подумай, в каком, собственно, смысле мы должны употреблять эти слова Молитвы Господней: Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое. Это суть слова хвалы, славословия и поклонения пред величием и благодатью нашего Бога. Из этой земной юдоли бед и скорбей, из бездны греха и порока я возвожу свои очи к Небесному Отцу Своему, к Богу, Который возвестил чрез Свое слово имя Свое во всей Вселенной. Глубокое чувство любви, благоговения, благодарения и поклонения наполняет и движет мою душу. Боже, о Творче мой и Господи, взываю я! Что такое пред Тобою тварь Твоя, о Неизмеримый и Неисследимый Боже? Кто такой я пред Тобою? Не более как червь земляной, как самое ничтожное насекомое. Ты скажешь слово - и явятся миры, отымешь дух Твой - и эти миры исчезнут и в персть свою обратятся! И, однако, Ты так близок, о Боже, так ощутительно близок к нам, во всякой нашей немощи Твоею силою и во всяком нашем грехе Твоею благодатию, что мы дерзаем приближаться к Тебе, обращаться к Твоему сердцу с нашими молитвами, и просим Тебя, как любящие дети просят своего любимого отца: Отче наш! Можем ли мы достаточно возблагодарить Тебя за то, что Ты удостоил нас такой отеческой любви, что мы дерзаем наш детский лепет присоединять к пению хора небожителей, с которым они поклоняются Тебе у престола Твоей славы! И так пусть не устает ни душа наша прославлять Твое имя, ни уста наши возвещать хвалу Твою, Боже, до тех пор, пока мы существуем, пусть всегда святится имя Твое и между нами! Таковы, братия, должны быть у нас мысли и чувства при произнесении этих слов Господней молитвы. Так, несомненно, думал и наш Спаситель, когда учил молиться такими словами. Само собою понятно, что у кого сердце не будет проникнуто при произнесении этой молитвы такими мыслями и чувствами, у того она не будет истинною Молитвою Господнею. Но когда посмотришь на нравственное состояние человеческого мира, то какая тяжелая картина представляется нашему взору! Как далеко не соответствует она той чести, которая подобает нашему Богу, и той славе, какой Он желает от Своего создания! Миллионы людей еще не знают Его, не знают имени Отца Своего, и чрез их уста не проходит еще ни одного слова хвалы, благодарения и поклонения своему Богу. Да и в среде христианского мира, которому Он открыл Свое отеческое имя и который призван к Его прославлению, к чему направлена вся эта напряженная, лихорадочная погоня за мудростию, счастьем и благами этой земли? Из каких побуждений делаются эти быстрые успехи во всех отраслях наук и искусств, в устроении внешнего благосостояния и удобств жизни? К чести и во славу кого все это совершается? Делается ли это в честь и во славу Того, Которому одному только принадлежит эта честь и от Которого происходит всякое даяние благо и всяк дар совершенный? Для того ли это совершается, чтобы прославлять Отца света. Его отеческую любовь, святить Его имя? Или же это делается человеком для собственной чести, для своего собственного имени? И не говорят ли современные люди, как некогда говорили Вавилоняне: Построим себе город и башню высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли? (Быт. 11, 4). От внешнего мира обратись теперь, друг, к своему внутреннему миру, загляни в свое собственное сердце и посмотри, насколько и твоя собственная жизнь направлена к прославлению Твоего Бога и Его Святого имени. Все, что ты говоришь и делаешь, во имя ли Господа Иисуса делаешь и с благодарностью ли к Богу Отцу? Чрез всю твою жизнь проходит ли, звучит ли один только тон: не нам, не нам, но имени Твоему, Господи, даждь Славу? Или же жизнь твоя построяется на других началах и все действия и Поступки твои имеют другие цели и побуждения? После столь многих и поучительных проявлений в твоей жизни могущества, премудрости и благости Твоего Бога в душе твоей все еще находят себе место маловерие. Неверие и ропот? После столь многих и неопровержимых обнаружений твоего бессилия и грехопадений в ней все еще есть место для самоправедности и упорной гордости? После столь дорогих минут блаженного общения с Богом в таинствах Церкви и святой решимости жить только для Него и для Его славы и свято сохранять Его имя, у тебя, однако, так много еще себялюбия и потворства плоти и так мало сыновней преданности Богу и братской любви к ближним? Не должен ли Он в таком случае и нам, когда мы обращаемся к Нему со словами: "Отче наш, иже еси на небесех, отвечать так же, как некогда Он говорил Своему народу Израильскому: сын чтит отца и раб - господина своего: если Я - отец, то где почтение ко Мне? И если Я Господь, то где благоговение предо Мною? Ибо велико будет имя Мое между народами, а вы хулите его (Мал. 1, 6, 11, 12). Таким образом, слова: да святится имя Твое - не суть только выражение нашего прославления Отца нашего Небесного, но в то же время и выражение искренней и смиренной нашей молитвы, в которой, с сокрушением сердца исповедуя пред Отцом Небесным, что имя Его на земле далеко еще не славится так, как бы это подобало Ему, просим Его, чтобы Он Сам благоволил положить конец этому нашему нечестию и оскорблению Его имени. Сам Своею благодатию содействовал тому, чтобы всеми была признана и по достоинству оценена Его отеческая любовь к нам и прославляема нашею благочестивою, полною сыновней преданности Ему жизнию. Да благословит же нас на это Господь и да просветит Он нас Своим светом, дабы и наш свет светился пред людьми, чтобы они видели добрые дела наши и прославили Отца нашего, Иже на небесех! Аминь.

Нужно взвесить каждое слово. Повелевает говорить Отче, чтобы мы помнили о небесном родстве и, как усыновленные Богу, были достойны такого дара, и чтобы жили достойно такого Отца. Кто, живя дурно, называет Бога своим Отцом, тот лжет и на Бога, и на себя самого. Далее (повелевает говорить) наш, чтобы мы знали, что все мы, верующие, – друг другу братья, будучи усыновлены одному и тому же Богу, и чтобы, постоянно исповедуя это, не превозносились над смиренными, не думали, не говорили и не делали вообще ничего против своих братьев, но друг за друга молились. Прибавил: Иже еси на небесех, чтобы мы всегда взирали на небо, слыша, что это есть наше отечество, а тем более говоря это, – и чтобы мы, презирая земное, спешили восходить по лестнице добродетелей туда, где Отец наш. Говоря, что Бог на небе, мы не ограничиваем Его пребывание одним небом, так как Он непостижим и беспределен; но говорим, что Он существует везде, а преимущественно в местах, которые наиболее достойны принять Его. Поэтому мы говорим, что Бог существует на небе, потому что это – самое чистое место, потому что на нем пребывают Бестелесные Силы и сонмы святых, на которых Он почивает. Златоуст всю эту переданную молитву относит к Сыну, так как и Он называется Отцом нашим, как Творец, Ходатай, Промыслитель и Учитель. Но на этом же основании можно назвать Отцом нашим и Духа Святого. Итак, можно ее относить в частности к каждому из Лиц, и вообще – к одному и тому же Божеству их. Святится, т.е. прославляется. Когда мы живем добродетельно, то Бог прославляется теми, которые видят это. Да светит, говорит, свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5:16). Славное само по себе имя Твое пусть прославляется и через нашу жизнь.

Молитва Господня начинается с воззвания: Отче наш! Кто из святых человеков дозволил бы себе и братии своей, человекам грешным, отверженным, содержимым в плену у диавола и вечной смерти, такое воззвание к Богу? — очевидно, никто. Это мог дозволить один Бог. Он дозволил; если же Он дозволил, то и даровал. Сын Божий, соделавшись человеком, соделал человеков сынами Божиими, а Своими братиями. Он относится к Богу Отцу по праву естества: Отче наш! — и нам дарует благодатное право приступать к Богу, как к Отцу, начинать нашу молитву к Нему с чудного, поразительного начала, которое не дерзнуло бы придти на мысль никому из человеков: Отче наш! Начало молитвы Господней — дар Господа, дар цены бесконечной, дар Искупителя искупленным, Спасителя спасенным. Прошения, из которых состоит молитва Господня — прошения даров духовных, приобретенных человечеству искуплением. Нет слова в молитве о плотских, временных нуждах человека. Заповедавший искать единственно Царства Божия и правды его, обетовавший приложить все нужное временное ищущим этого Царства¹, преподает молитву сообразно заповеданию и обетованию. Вслед за воззванием и к самому воззванию Отче наш немедленно присовокупляется указание на то место, где пребывает Отец, необъемлемый никаким местом, вездесущий, объемлющий Собою все: Отче наш, Иже еси на небесех. Указанием местопребывания на небе Отца возводится молящийся Сын на небо. Забудь все земное: оставь без внимания землю — этот приют, данный тебе на кратчайшее время; оставь без внимания все принадлежности приюта, которые отымутся у тебя по истечении кратчайшего срока; обрати все заботы к твоему отечеству, к небу, отнятому падением, возвращенному искуплением: принеси молитву о даровании тебе вечных, духовных, всесвятых, Божественных благ, превышающих необъятным достоинством своим не только постижение человеков, но и постижение Ангелов. Они, эти блага, уже уготованы для тебя; они уже ожидают тебя. Правосудие Бога, неразлучное с благостию Его, требует, чтоб выяснилось твое произволение принять небесные сокровища, выяснилось твоею молитвою и твоею жизнию. Придут в недоумение пред величием молитвы Господней все без исключения рабы Господни. Десницею Бога рассыпаются Божественные щедроты. И самый праведник признает себя недостойным их, а прошение их непозволительным для себя. Тем более недоумение поразит грешника, сознающего себя достойным одних казней. Недоумение это разрешается объяснением, приводящим от недоумения к недоумению. Молитва Господня дарована человекам прежде, нежели совершилось окончательно их искупление: они названы сынами и призваны к правам сынов прежде усыновления, прежде возрождения крещением, прежде участия в Тайной Вечери, прежде обновления Святым Духом. Молитва Господня дарована грешникам². Где действует Бог, там все возможно и все непостижимо. Дана молитва Господня грешникам, и прежде всего они научаются просить у Бога, Отца своего, да святится имя Его. В этом прошении человека заключается сознание в греховности, в падении. В этом прошении заключается прошение о даровании искреннего покаяния. «Да святится имя Твое в моем душевном храме! Прошу этого, потому что не нахожу в себе этого. Нахожу противное: я — в горестном порабощении у греха и у падших духов, изобретших грех, заразивших меня грехом, поработивших себе и держащих в порабощении посредством греха. В душе моей витают помышления и ощущения преступные, смрадные. Входят ли они в нее извне, или рождаются в ней — не знаю: знаю то, что являются невозбранно и властительски, что изгнать их из себя и извергнуть не имею силы. Этими помышлениями и ощущениями прогневляется Бог; их отвращается всесвятой Бог; ими хулится Бог; при них я пребываю чуждым Бога. Мне необходимо очищение! мне необходимо покаяние! Даруй мне, Отец мой Небесный, могущественное покаяние, которое очистило бы внутренний храм мой от всех нечистот и зловония, соделало бы меня способным принять данное Тобою усыновление, соделало бы меня еще во время моего земного странствования жителем неба. Доселе я пресмыкаюсь по земле. Да внидет в душу мою истинное Богопознание! да освятит оно мой ум, мое сердце, всю деятельность мою: да святится во мне имя Твое». Такое значение этого прошения. Желать покаяния и чистоты мы можем; мы можем и должны употреблять все зависящие от нас средства к снисканию их; но приобретение их зависит не от нас. Оно — дар Божий. Мы должны прежде всего молить Небесного Отца, чтоб Он из духовных сокровищниц Своих ниспослал нам дар покаяния, покаянием очистил нас от греховного осквернения, украсил нас блаженною чистотою, которая зрит Бога³, которая одна способна к принятию истинного Богопознания. Да святится имя Твое!

Дивишься ты, кажется, краткости этой молитвы, а меня всегда изумляло и изумляет это в кратких словах высокое любомудрие. Ибо если нетрудно произношение слов, то нельзя так сказать о познании силы слов. Потребен не слышатель слов только, но и исполнитель дел. Посему полагаю, что всякий предел дерзости преступает тот, кто не исполняя того, что подобает благоискусному сыну, осмеливается Владыку называть Отцем; кто, делая то, чем бесславится имя Божие, решается произносить: да святится имя Твое. Посему, сказать: Отче наш, – имеют право одни те, которые по чудном рождении в Божественном Крещении, по новому и необычайному закону чревоношения, показывают в себе, что они истинные сыны. И сказать: да святится имя Твое, – те, которые не делают ничего, достойного осуждения.

О превеликое человеколюбие Божие! Тем, которые от Него удалились, и были в крайней против Его злобе, такое даровал забвение оскорблений, и причасти благодати, что и Отцем Его называют: Отче наш, Иже еси на небесех. Небесами же Tе быть могут, которые носят образ небеснаго (1 Кор. 15:49), и в которых Бог вселился и ходит (2 Кор. 6:16). Да святится имя Твое. Свято по естеству имя Божие, говорим ли мы то, или не говорим. Но, поелику в согрешающих иногда оскверняется, по оному: вами имя Мое всегда хулится во языцех (Ис. 52:5; Рим. 2:24). Для того молимся, чтобы в нас имя Божие святилось: не потому, что будто, не быв святым, начнет оно быть святым, но потому, что в нас оно святым делается, когда сами освящаемся и достойное святыни делаем.

Молитесь же так, — говорит Господь, и предлагает нам Свой Божественный образец молитвы не для того, чтобы мы молились только этой одной молитвой, но чтобы из нее, как из источника, почерпали мысли для всех других молитв, чтобы не вносили в другие молитвы того, что противно духу этой молитвы. Кратка эта молитва Господня, но она объемлет все учение Господа, приводит на память все Его уроки и наставления, так что она воистину есть “сокращение всего Евангелия.” И какая молитва может быть более действительна у Отца Небесного, как не та, которая изречена устами Единородного Сына Божия? “Будем же, возлюбленные, — увещевает св. Киприан, — молиться так, как научил нас Учитель-Бог. Да познает Отец слова Сына Своего, когда творим к Нему молитву. Когда мы, грешные, молимся о своих грехах, будем произносить слова Ходатая нашего. Он Сам говорит, что о чем бы мы ни просили Отца во имя Его, даст нам; посему испросим все, что нужно нам во имя Христа, если будем просить Его же молитвой.” Но, чтобы молитва Господня была вполне усвоена нашим сердцем и восходила к Богу от всего сердца, для этого вникнем в каждое слово этой благодатной молитвы и прислушаемся к благоговейным размышлениям святых Отцов и учителей Церкви, изъяснявших эту молитву. Молитва Господня заключает в себе священное число — семь прошений; в начале ее стоит воззвание к Богу как к Отцу, а в конце — славословие. Отче наш! “О, какое к нам снисхождение, говорит св. Киприан, какое обилие благоволения и благости Господа, когда Он дозволил нам называть Бога Отцом, а себя именовать сынами Божьими так же, как и Христос Сын Божий! Никто из нас не дерзнул бы употребить это имя в молитве, если бы Он Сам не дозволил так молиться.” “Какое превеликое Божие человеколюбие! — размышляет св. Кирилл Иерусалимский: отпадшим от Него и дошедшим до крайности во зле, даруется такое прощение всего худого и такая благодать, что они именуют Его Отцом: Отче наш!” — О, какое чрезвычайное человеколюбие! О, какая превосходная честь! Восклицает св. Златоуст: Какое слово будет в состоянии воздать благодарность Подающему нам такие блага? Посмотри, на ничтожество твоей и моей природы, вникни в сродство ее — в эту землю, пыль, грязь, глину и пепел, потому что мы созданы из земли, и опять, наконец, разлагаемся в землю. Представь это и удивляйся непостижимому богатству великой благости к нам Божией, по которой заповедано тебе называть Его Отцом, земному — небесного, смертному — бессмертного, тленному — нетленного, временному — вечного.” “Во всяком прошении (бл. Августин), прежде всего стараются снискать благоволение того, к кому обращаются с прошением, и потому уже излагают самое прошение. А это благоволение, обыкновенно, снискивается похвалой тому, кого намерены просить.” В Писании много есть речений коими изъявляется хвала Богу, но не найдешь, чтобы Израилю было предписано взывать к Богу: Отче наш. Это преимущество дано новому Израилю — Христианам: им дана власть быть чадами Божьими, взывая, Авва Отче! — “Господь часто именовал Бога Отцом нашим, замечает один древний учитель: даже заповедал это. Взывая так в молитве мы исполняем Его заповедь. Блаженны те, которые познают в Боге Отца.” Имя Бога Отца открыто нам в Сыне, как Сам Сын говорит об этом: “Я открыл имя Твое человекам” (Ин. 17:6). “Называя Бога Отцом, (бл. Августин) мы и любовью своей свидетельствуем: ибо что для детей сладостнее имени Отца? И изъявляем уверенность в получении просимого: ибо в каком прошении откажет сынам Своим Бог, когда даровал им прежде власть быть чадами Божьими?” Отче наш! Какое сладостное воззвание! “У кого есть отец, тот чувствует себя под мощным крылом, огражденным от всякой опасности; чувствует, что ему нет нужды ни о чем беспокоиться: все будет — и пища, и одежда, и кров, и что стоит только ему обратиться к отцу, когда чего захочет, и все получит. Будем же с надеждой призывать Бога, как Отца, — говорит св. Тихон Задонский, — будем к Нему простирать свои руки, как дети простирают руки к родителям во всяких своих нуждах.” Отче наш, Ты и создал нас, Ты и печешься о нас так, как не печется ни один земной отец о любимых детях, ибо без Твоей святой воли даже ни один волос не падет с нашей головы. “Господь не говорит: Отче мой (св. Златоуст), но Отче наш, и этим самым повелевает молиться за весь род человеческий, никогда не иметь в виду собственных выгод, но всегда стараться о пользе ближнего. А таким образом уничтожает и вражду, и гордость низлагает, и зависть истребляет, и любовь вводит.” — “Господь внушает, (бл. Августин) чтобы и богатые и знатные в мире сем, став христианами, не гордились бы перед бедными и незнатными, потому что и бедные и богатые одинаково взывают к Богу: Отче наш.” — “Ты не говоришь: Отче мой, а Отче наш, (бл. Феофилакт) итак, смотри на всех, как на братьев, как на детей одного Отца.” — Молись же Богу: Отче наш, Ты Отец наш, а мы братья во Христе — Твоем Сыне Единородном; Ты всех нас одинаково любишь, обо всех одинаково помышляешь, а потому я, первый из грешников, дерзаю молиться не только о себе, но и оо всех моих братьях, как они все молятся за меня, недостойного, — дерзаю просить милостей Твоих не себе только, но и всей Церкви Твоей, как и она вся единым сердцем и едиными устами просит того же и для меня непотребного... Отче наш, Сущий на Небесах! Бог наш на небеси и на земли; Он вездесущ и нет места, где бы Его не было. Посему, “когда говорит Господь в молитве: Сущий на Небесах, то этим словом Он не заключает Бога не небе (св. Златоуст), но отвлекает молящегося от земли и поставляет его в горних жилищах.” По толкованию бл. Феофилакта, Господь только указывает тебе на твое отечество и на отеческий дом: посему если желаешь иметь Бога Отцом, смотри на небо, а не на землю, как бессловесные.” Он напоминает тебе, из какого отечества ты ниспал и какого благородства лишился. Это тоже, что возглашение: горе имеем сердца! Там, на небе, Господь являет Свою славу блаженным духом; туда стремится и ныне наш дух из сей юдоли земной, где мы только странники и пришельцы. Но это духовное небо недалеко от каждого из нас: оно в чистом сердце христианина. Бл. Августин говорит: “как грешник назван землей, когда ему сказано: “прах ты и в прах возвратишься” (Быт. 3:19), так и праведник может быть назван небом, ибо праведные отстоят от грешных, как небо от земли.” Подобным образом объясняет и св. Симеон Солунский: “Бог, будучи свят, во святых почивает. Ангелы же, обитающие на небесах, святее нас, как и небо чище земли. Вот почему нам и думается, что Бог есть паче на небе.” Сколько же нужно дерзновения, какая потребна душа, какую надо иметь совесть, чтобы осмелиться называть Бога своим Отцом! И евреи дерзали говорить Спасителю: “одного отца имеем, Бога,” но что говорит им Господь? “ваш отец дьявол” (Ин. 8:41-44), потому что исполняете его желания, его волю. “Не может назвать своим отцом Бога тот, кто своим нравом уподобляется скотам или даже дьяволу, — говорит св. Тихон Задонский, — ибо те, которые называют Бога своим Отцом, должны иметь и свойства, подобные Отцу, должны от чистого сердца Ему и работать.” “Христос-истина учит нас не лгать, — говорит св. Григорий Нисский, — не говорить о себе того, чего нет в нас, не именовать себя тем, чем мы не были, но называя Отцом своим Праведного и Всеблагого, это родство оправдывать нашей жизнью.” Да святится Имя Твое. Имя Божие всегда свято. Им совершаются наши спасительные таинства; им запечатлевается верность наших клятв и обещаний; им поражаем врагов видимых и невидимых. Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее Себя людям. “Бог свят и всесвят, и святее всех святых, говорит св. Златоуст. И серафимы приносят Ему такое песнопение, непрестанно взывая: “свят, свят, свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея” (Ис. 6:3). Как те, которые величают царей царями и самодержцами, не сами дают им эти титулы, а прославляют в них то, что те уже имеют: так и мы не сообщаем Богу святости, когда говорим: “да святится имя Твое,” но прославляем ту святость, которую Он имеет, ибо да святится здесь сказано вместо: да прославится.” — Имя Божие свято, говорит святитель Тихон Задонский, свято и славно без нашего прославления, но мы должны стараться, чтобы и в нас оно славилось, чтобы мы ничего не искали, кроме славы Божией.” — Что свято, перед чем мы все благоговеем, к тому относимся в должным страхом и почтением. Посему слова: да святится имя Твое, можно понимать так: страх Твой всели в сердца наша. Блаж. Августин толкует: “да святится” значит: святым да почитается, да не презирается. Видишь ли теперь, что себе добра желаешь, когда сего желаешь? Ибо для тебя самого пагубно, когда презираешь имя Божие, а не для Бога.” Дети чтут и славят отца, но этого мало для их любви: они желают и ищут, чтобы их отца чтили и славили и все другие. “Мы не можем не гореть детской любовью, которая заставит нас во всем искать не своей пользы, но славы Отца нашего,” говорит преп. Кассиан. “Наша радость есть слава нашего Отца.” Посему да святится, да возвещается имя Божие всем народам, да распространяется истинная вера Христова во всем роде человеческом, чтобы из всех людей составилось одно великое Божие семейство, именующее Бога своим Отцом, благоговейно чтущее и славящее Его. Но для этого и мы сами должны жить по заповедям Божиим, чтобы из-за нашей грешной жизни не хулилось имя Божие во языцех, чтобы неверующие, смотря на нашу грешную жизнь, не вопрошали в удивлении друг друга: где есть Бог их? — напротив, видя наши добрые дела, которых никто не может делать без благодати помощи Божией, прославляли бы Отца нашего Небесного. Поэтому св. Златоуст слова да святится объясняет еще так: “сподоби нас так свято и чисто жить, чтобы через нас все тебя славили, чтобы каждый, видящий нашу жизнь, возносил хвалу Владыке.” Или, как говорит блаж. Феофилакт: “устрой нашу жизнь так, чтобы она была во славу Твою. Как моими плохими делами Бог хулится, так моими добрыми делами святится, то есть, прославляется как Святой." — Все эти толкования можно выразить так: Отче Небесный, сотвори, чтобы мы со страхом и любовью призывали Твое достопоклоняемое имя, чтобы мы не призывали его всуе, чтобы оно не хулилось нашей порочной жизнью, чтобы оно прославлялось в наших душах и телесах, в наших делах, словах и помышлениях сердечных! Пусть и неведущие преславного имени Твоего познают его, пусть с благоговением славится оно во всем роде человеческом, всеми, повсюду, во все времена и во всех концах вселенной!

Молитесь же так. Господь предлагает лишь образец христианской молитвы, и потому это не значит, что христианин этими только словами молитвы Господней и должен всегда молиться, не употребляя других молитвословий. В ней содержится сущность христианской молитвы, дальнейшие же подробности, очевидно, могут составлять предметы для множества молитвословий, которые действительно составлены в Церкви Христовой и употребляются в таком или другом объеме всеми христианскими народами и вероисповеданиями . Отче наш. Бог — Отец всех людей, как Творец и первый Виновник происхождения всех людей, как Хранитель всего рода человеческого, и, кроме того, Он Отец всех христиан по особенному благодатному во Христе усыновлению Им всех их (Рим. 8:14—17). Наш. Этим повелевает возносить молитвы за весь род человеческий и никогда не иметь в виду собственных выгод, но всегда стараться о выгодах ближнего» (Златоуст; ср.: Феофилакт). Сущий на небесах! Бог вездесущ, но на Небесах преимущественно сияют Его слава и богатство Его благодеяний, и там Ангелы и избранные Его наслаждаются Его лицезрением, Небеса по преимуществу поведают Его величие и славу, почему Небеса и представляются особенным местом Его присутствия; там и Престол Его (Ис. 66:1; Пс. 2:4; Пс. 102:19, 11, 24; Иов. 22:12 и далее; Деян. 7:55—56; 1 Тим. 6:16); оттуда нисходит Дух Святой (Деян. 2:3—4); оттуда глас Божий (Ин. 12:28) и Ангелы Божий (Ин. 1:51). Произнося эти слова, молящийся призывается отложить все земное и телесное и возносит ум свой и сердце к Небу, куда должны стремиться все наши силы (ср.: Златоуст и Феофилакт). Да святится имя Твое. Имя Божие свято само по себе, но оно может святиться еще в верующих и верующими, когда они и словом, и делом прославляют имя Божие (Мф. 5:16); точно так же, как оно может бесславиться богохулением и тяжкими пороками и грехами. «Пусть Твое святое имя славится и превозносится всеми, во всех местах, во все времена, во всей вселенной» (Златоуст; ср.: Феофилакт). Имя Твое. Все, что Твое имя заключает в себе и выражает собою, Твое существо, Твои совершенства и свойства, открытые людям для познания и прославления их. Имя — вместо сущности.

Отче наш, Когда небеса грохочут, а океаны ревут, они зовут Тебя: Господь Саваоф наш, Владыка сил небесных! Когда падают звезды, и из земли вырывается огонь, они говорят Тебе: Творец наш! Когда по весне цветы раскрывают бутоны, и жаворонки собирают сухие травинки, чтобы свить гнездо для своих птенцов, они поют тебе: Господин наш! А когда я поднимаю глаза к престолу Твоему, то я шепчу Тебе: Отче наш! Было время, долгое и страшное время, когда и люди называли Тебя Господь Саваоф, или Творец, или Господин! Да, тогда человек ощущал, что он есть лишь тварь среди тварей. Но сейчас, благодаря Твоему Единородному и Величайшему Сыну, мы выучили Твое настоящее имя. Поэтому и я, вместе с Иисусом Христом, решаюсь звать Тебя: Отче! Если я зову Тебя: Владыко, я в страхе падаю ниц пред Тобой, как раб в толпе рабов. Если я зову Тебя: Творец, я отдаляюсь от Тебя, как ночь отделяется ото дня или как лист отрывается от дерева своего. Если я взгляну на Тебя и скажу Тебе: Господин, то я - как камень среди камней или верблюд меж верблюдов. Но если я отворю уста и прошепчу: Отец, место страха займет любовь, земля как бы станет ближе к небу, и я пойду гулять с Тобой, как с другом, по саду этого света и разделю Твою славу, Твою силу, Твои страдания. Отче наш! Ты Отец для нас всех, и я унизил бы и Тебя, и себя, если бы назвал Тебя: Отец мой! Отче наш! Ты заботишься не только обо мне, одной-единственной былинке, но обо всех и обо всем на свете. Твоя цель есть Твое Царство, а не один человек. Себялюбие во мне зовет Тебя: Отец мой, но любовь взывает: Отче наш! Во имя всех людей, братьев моих, я молюсь: Отче наш! Во имя всех тварей, которые меня окружают и с которыми Ты сплел мою жизнь, я молюсь Тебе: Отче наш! Я молю Тебя, Отец вселенной, лишь об одной вещи я молю Тебя: пусть скорее наступит рассвет того дня, когда Тебя все люди, живые и мертвые, вместе с ангелами и звездами, зверями и камнями, будут называть Твоим истинным именем: Отче наш! Сущий на небесах! Мы поднимаем взоры к небу всякий раз, как взываем к Тебе, и опускаем глаза долу, когда вспоминаем о своих грехах. Мы всегда внизу, на самом дне из-за нашей слабости и наших грехов. Ты всегда на высоте, как и соответствует Твоему величию и Твоей святости. Ты пребываешь на небесах, когда мы недостойны воспринять Тебя. Но Ты с радостью спускаешься к нам, в наши земные обиталища, когда мы жадно стремимся к Тебе и отворяем Тебе двери. Хотя Ты и снисходишь к нам, Ты все же пребываешь на небе. На небесах Ты живешь, по небесам Ты гуляешь, и с небесами вместе спускаешься в наши долины. Небеса далеки, слишком далеки от человека, духом и сердцем отвергающего Тебя, или смеющегося, когда упоминают Твое имя. Однако небеса близки, очень близки к человеку, раскрывшему врата своей души и ждущему, что придешь Ты, наш самый дорогой Гость. Если сравнить с Тобой самого праведного человека, то Ты возвышаешься над ним, как небеса над долиной земной, как вечная жизнь над царством смерти. Мы из тленного, бренного материала - как же мы могли бы стоять на одной вершине с Тобой, Бессмертная Молодость и Сила! Отче наш, Который всегда над нами, склонись к нам и подними нас до Себя. Что есть мы, как не языки, сотворенные из праха Твоей славы ради! Прах был бы вечно нем и не смог бы произнести Твое имя без нас, Господи. Как Тебя мог бы прах познать, как не через нас? Как бы Ты мог творить чудеса, если не через нас? О, Отче наш! Да святится имя Твое; Ты не становишься святее от наших славословий, однако, прославляя Тебя, мы делаем святее себя. Имя Твое чудесно! Люди препираются об именах - чье имя лучше? Хорошо, что и Твое имя вспоминают иногда в этих спорах, ибо в тот же миг глаголящие языки затихают в нерешительности оттого, что все великие человеческие имена, сплетенные в прекрасный венок, не могут сравниться с Твоим именем, Святый Боже, Пресвятый! Когда люди хотят прославить Твое имя, они просят природу помочь им. Они берут камень и дерево и возводят храмы. Люди украшают алтари жемчугом и цветами и возжигают огонь растениями, их сестрами; и берут ладан у кедров, их братьев; и придают силу своим голосам звоном колоколов; и призывают животных прославлять имя Твое. Природа чиста, как Твои звезды, и невинна, как Твои ангелы, Господи! Смилуйся над нами ради чистой и невинной природы, воспевающей вместе с нами святое имя Твое, Святый Боже, Пресвятый! Как нам славословить имя Твое? Может, невинной радостью? - тогда помилуй нас ради наших невинных детей. Может, страданьем? - тогда взгляни на наши могилы. Или самопожертвованием? - тогда вспомни мучения Матери, Господи! Имя Твое тверже стали и ярче света. Благо человеку, который возлагает надежды на Тебя и становится мудрее Твоим именем. Глупцы говорят: "Мы вооружены сталью, так кто сможет дать нам отпор?" А Ты уничтожаешь царства крохотными насекомыми! Страшно имя Твое, Господи! Оно озаряет и сжигает, как огромное огненное облако. Нет на свете ничего святого или ужасного, что не было бы связано с Твоим именем. О, Святый Боже, дай мне в друзья тех, у кого Твое имя врезалось в сердце, а во врагов тех, которые не желают и знать о Тебе. Ибо такие друзья останутся мне друзьями до смерти, а такие враги падут предо мной на колени и покорятся, как только переломятся их мечи. Свято и ужасно имя Твое, Святый Боже, Пресвятый! Да будем помнить имя Твое в каждый миг нашей жизни, и в минуты радости и в минуты слабости, и вспомним его в наш смертный час, Отец наш небесный, Святый Боже!

Согласно апостолу, наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба, хотя и господин всего, но подчинен попечи­телям и домоправителям до срока, отцом назначенного (Гал. 4:1-2). Полнота же времени (Гал. 4:4) состоит в пришествии Господа нашего Иисуса Христа, когда желающие получают усыновление, как учит Павел посредством слов: Вы не приняли духа рабства, чтобы жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Авва, Отче!» (Рим. 8:15).

Вопрос 7. Какая молитва Господня? Ответ. Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, и след. Вопрос 8. На сколько частей разделяется сия молитва Господня? Ответ. На три: вступление, прошения и заключение. Вопрос 9. Какое вступление? Ответ. Отче наш, Иже еси на небесех! Вопрос 10. Что показывает сие вступление? Ответ. Во-первых, научает, что тот, кто желает просить Бога, должен приступать к Нему не только как Его творение, но и как сын. Его по благодати; поелику если он не сын, то не может назвать Его Отцем. А сию благодать усыновления дал Иисус Христос верующим в Него, как говорит Писание: «Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующым во имя Его» (Ин. 1:12). И в другом месте: «понеже есте сынове, посла Бог Духа Сына Своего в сердца ваша, вопиюща: Авва Отче!» (Гал. 4:6). Посему и называем Бога Отцем нашим. Во-вторых, он должен быть сын Православной и Кафолической Церкви. Ибо кто не признает Церкви материю своею, тот не может призвать и Бога Отцем своим, как сказано: «повеждь Церкви: аще же и Церковь преслушает, буди тeбe якоже язычник и мытарь» (Мф. 18:17). В-третьих, он не должен иметь ни малейшего сомнения в получении просимого. Ибо просит у Отца чадолкбивого и милосердного, Отца общего всем, как говорит Писание: «Будите убо милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть» (Лк. 6:36); Который не только не отказывает в том, чего мы просим, но Сам дает нам и способы, как просить у Него, и с благоутробием приемлет молитвы наши, только бы они были чисты и происходили из глубины сердца. Ибо Он знает, о чем каждый из тс будет просить Его, как написано: «весть бо Отец ваш, ихже требуете, прежде прошения вашего» (Мф.6:8). И в другом месте: «Аще убо вы, лукави суще, умеете даяния блага даяти чадом нашым, колъми паче Отец ваш Небесный даст блага просящым у Него» (Мф. 7:11). В-четвертых, сие вступление научает, что как Бог есть Отец; всем нам, так и мы, верные, должны быть между собою братиями, и просить Его не только о себе, но и о братиях наших, друг о друге, по учению Писания: «молитеся друг за друга, яко да изцелеете» (Иак. 5:16), т. е. общему Отцу нашему, как Сам Христос сказал: «и Отца не зовите себе на земли: един бо есть Отец ваш, Иже на небесех» (Мф. 23:9). Ибо Он, видя братскую нашу любовь (которую непрестанно заповедует в Святом Евангелии), и как Отец радуется сему, и как готовый ко услышанию, скорее выслушивает нас. В-пятых, сими словами: «Иже еси на небесех,» научает нас, чтобы мы, во время молитвы, возносили ум наш и все наше помышление от земного и тленного к небесному и нетленному. Впрочем, Бог и Отец наш находится не только на небесах, но и везде присутствует и все наполняет. Поелику же благость Его и богатство благодеяний Его преимущественно блистает на небе, то посему небо называется престолом Его, как говорит Пророк: «на Небеси Престол Его» (Пс.10:4). И в другом месте: «Господь на Небеси уготова Престол Свой, и Царство Его всеми обладает» (Пс. 102:19).

Вопрос 12. Какое первое прошение в молитве Господней? Ответ. «Да святится имя Твое». Вопрос 13. Что содержит в себе сие прошение? Ответ. Во-первых, сим просим Господа и Бога нашего, чтобы Он дал нам жизнь благочестивую, украшенную добродетелями и благими делами, дабы люди благочестивою жизнию нашею возбуждались к прославлению имени Божии, как сказано: «Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на Небесех» (Мф. 5:16). Во-вторых, сими словами просим не только того, чтобы наша жизнь была во славу Божию, но чтобы и все те, которые не веруют в истинного Бога, и не знают Его, обратились и познали Его, так чтобы и в них и чрез них славилось имя Божие. Сверх сего молим Господа нашего и Бога за тех, которые носят на себе титло истинного Христианства, но веду жизнь худую и беспорядочную, чрез что хулится вера и Бог наш; о них так говорит Апостол: «имущии образ благочестия, силы же его отвергшиися» (2 Тим. 3:5). И в другом месте: «Имя бо Божие вами хулится во языцех» (Рим. 2:24). В сей части молитвы мы молим за них, чтобы они обратились и оставили распутную жизнь, живя впредь благочестиво и воздержно, дабы таким образом имя Божие могло святиться. При сем надлежит знать, что имя Божие само в себе есть свято: но говорится, что оно святится в нас и чрез нас, когда мы освящаем самих себя благочестивою и добродетельною жизнию, во славу имеви Божия.

Отче наш! – потому что Он наш Создатель, сотворивший нас из ничего, и через Сына своего по естеству соделался для нас Отцем по благодати. Иже еси на небесех, – потому что Он почивает во Святых, будучи свят, как написано; святее же нас Ангелы, пребывающие на небе, и чище земли небо. Потому Бог преимущественно и есть на небесах. Да святится имя твое. Поелику Ты свят, то освяти имя свое и в нас, освяти и нас, так, чтобы мы, соделавшись твоими, могли святить твое имя, возвещать его, как святое, прославлять его в себе, а не хулить. (вариант: и славимо было через нас, а не хулилось из-за нас.)

Молитесь же так: букв. и так, молитесь вы так. На русск. неблагозвучное и так (oun) в соединении с так (outwj) было очевидной причиною, по которой «и так» изменено было в «же». Греческая частица выражена в Вульгате словом «следовательно» (si ergo vos orabitis), а в нем и англ. «поэтому» (darum, therefore). Общая мысль подлинника выражается и в этих переводах недостаточно ясно и верно. Это зависит не только от трудности, но и прямо от невозможности передать здесь точно греческую речь на другие языки. Мысль та, что «так как вы в своих молитвах не должны походить на молящихся язычников, и так как ваши молитвы должны отличаться иным характером сравнительно с их молитвами, то молитесь так» (Мейер). Но и это к смыслу лишь некоторое приближение, дальше которого, по-видимому, идти уже невозможно. Между тем, от верного объяснения слова «так» зависит многое. Если мы примем его в значении именно так, а не иначе, то будет ясно, что все наши церковные и другие молитвы, за исключением «Отче наш», излишни и несогласны с учением Спасителя. Но если бы Спаситель заповедал произносить только эту молитву (tauthn thn euchn), или только то, что Он сказал (tauta), то в слововыражении следовало бы ожидать полной точности; и было бы, кроме того, непонятно, почему а двух редакциях молитвы Господней, у Матфея и Луки (Лк. 11:2–4), существует разница. Разностей больше на греческом языке, чем на русском: но и на последнем она заметна в 4-м прошении (Лк. 11:3). Если мы сделаем перевод outwj — таким образом, в этом роде, в этом смысле, подобно этому (simili или eodem modo, in hunc sensum), то это будет значить, что молитва Господня, по мысли Спасителя, должна служить только образцом для других молитв, но не исключать их. Но в этом последнем случае мы придадим значение слову οΰτως такое, какого оно в действительности не имеет, и особенно оно не употребляется в значении simili modo или in hunc sensum. Далее, говорят, что если бы выражение следовало понимать не в строгом смысле, то было бы сказано: «молитесь как бы так» (outwj pwj — Толюк). На точность и определенность слов молитвы, по мнению некоторых экзегетов, указывают и слова Лк. «когда молитесь, говорите» (Лк. 11:2), где, словом «говорите» выражается точное повеление, чтобы молящие произносили те именно слова, какие указаны Христом. Ни с тем, ни с другим из приведенных толкований нельзя, однако, согласиться вполне вследствие их односторонности. Нужно помнить, что Христос, как прежде, так и здесь, предоставляет самим людям выводить из Своих слов дальнейшие заключения и следствия. Так и здесь излагаются просто начальная или первоначальная молитва, молитва всех молитв, превосходнейшая молитва. Ее изучение, прежде всего, нужно для каждого христианина, будет ли это взрослый или ребенок, потому что, по своей детской простоте, она доступна пониманию ребенка и может служить предметом глубокомысленных рассуждений для взрослого. Это детский лепет начинающего говорить ребенка и глубочайшее богословие взрослого мужа. Молитва Господня не есть образец, для других молитв и не может быть образцом, потому что она неподражаема по своей простоте, безыскусственности, содержательности и глубине. Она одна достаточна для человека, не знающего никаких других молитв. Но, будучи начальной, она не исключает возможности продолжений, следствий и разъяснений. Сам Христос в Гефсимании молился, произнося собственно эту молитву («да будет воля Твоя» и «не введи нас во искушение»), выражая это только в других словах. Также и Его «прощальная молитва» может считаться расширением или распространением молитвы «Отче наш» и служить для ее истолкования. Как Христос, так и апостолы молились и иначе, и дали нам пример произнесения других молитв. Судя по сообщению Луки, Спаситель, в несколько измененном виде, произнес ту же молитву в другое время, при других обстоятельствах. Но существует и мнение, что он произнес эту молитву только один раз, и что или у Матфея, или Луки время и обстоятельства произнесения не определяются точно. Решить вопрос, как это было, в настоящее время нет никакой возможности. Есть ли молитва Господня произведение самостоятельное, или же она в целом или в отдельных выражениях заимствована из священного писания и из других источников? Мнения опять разделяются. Одни говорят, что «вся она искусно составлена из еврейских формул (tota naec oratio ex formulis Hebraeorum cocinnata es tam apte)». Другие держатся противоположного мнения. Утверждая, что первый взгляд, если бы и был принят, не содержал бы в себе ничего непочтительного или подлежащего возражениям, указывают, однако, что попытки подыскать параллели для молитвы Господней из библейских или раввинских источников до настоящего времени оказывались неудачными. Такое мнение в настоящее время преобладает в новозаветной экзегетике. Отдаленные параллели, как утверждают, если и можно подыскать, то только к первым трем прошениям. Указываемое Бенгелем и другими сходство молитвы Господней с некоторыми изречениями в первом послании Петра, напр., 1 Пет. 1:15–16; 1 Пет. 2:9; 1 Пет. 2:15; 1 Пет. 3:17 и проч., следует признать лишь весьма отдаленным и, может быть, только случайным, хотя встречающиеся здесь параллели и имеют для истолкования некоторое значение. В церковной литературе самое древнее упоминание о молитве Господней встречается в «Учении 12 ап.» (Didach гл. VIII), где она приведена полностью по Матфею с небольшим различием (afiemen - afhkamen), с добавлением «славословия» и слов: «так молитесь трижды в день». Число прошений определяется различно. Августин принимает 7 прошений, Злат. 6. Молитва начинается призыванием, где Бог называется «Отцем». Такое название встречается, хотя и редко, в Ветхом Завете. Не говоря о том, что в Ветхом Завете люди иногда называются «сынами Божиими», встречаются и прямые названия Бога Отцом, напр., Втор. 32:6; Прем. 14:3; Ис. 63:16; Иер. 3:19; Мал. 1:6. В Сир. 23:1 и Иер. 3:4 имя Бога, как Отца, употреблено в качестве призывания. И не только евреи, но и язычники называли, напр., Зевса или Юпитера отцом. В Тимее Платона есть место, где Бог называется Отцом и Творцом мира (o pathr kai poihthj tou kosmou); Юпитер по Толюку = Diovis = Deus et pater. Но вообще «в ветхозаветной идее (не говоря об язычниках) мы наблюдаем, что она была больше специальна, чем универсальна, и не сделалась концепцией, определяющей характер Бога. Отношение Бога к Израилю было отеческим, но не было видно, чтобы оно было таковым по самой своей сущности, и что все люди подлежали отеческой любви и попечению Божиим. Законная идея о Боге все еще преобладала. Могущество и трансцендентальность были выдающимися свойствами Божиими. Признание этого было правильным и важным, но оно подлежало одностороннему развитию, и такое развитие приняло обособленный вид в позднейшем иудействе. Законничество и обрядность позднейшего иудейского периода возникли, в значительной степени, от неспособности народа восполнить истину о царском Могуществе Божием истиною об Его отеческой любви. Законное подчинение, выражающееся в обрядах, в которых думали выразить почтение трансцендентальному величию Божию, более, чем сыновнее почтение и нравственное повиновение, было господствующей нотой фарисейского благочестия». Но Иисус Христос говорил о Боге, преимущественно, как об Отце. Выражение «Отче наш» — единственное, где сказано Христом «наш» вместо «ваш»; обыкновенно же «Мой Отец» и «ваш Отец». Легко понять, что в призывании Спаситель не ставит Себя в отношение к Богу, одинаковое с другими людьми, потому что молитва была дана другим. Словами «сущий на небесах» не выражается мысли: «возвышеннейший и вездесущий Отец», или «высочайший, всемогущий, преблагий и всеблаженный» и проч. Здесь обозначается просто обычное представление людей, какое они имеют о Боге, как о Существе, имеющем особенное пребывание на небесах. Если бы не было прибавлено «сущий на небесах», то молитва могла бы почти относиться ко всякому земному отцу. Прибавление этих слов показывает, что она относится к Богу. Если бы в призывании сказано было: «Боже наш», то не было надобности вовсе прибавлять «сущий на небесах», потому что и без того это было бы понято. Таким образом, «Отче наш» равносильно и равнозначительно слову Бог, но с прибавкой важной характеристики — отчества Божия, и вместе с тем мысли о любвеобильном отношении Бога к людям, как Отца к Своим детям. Замечания экзегетов о том, что Спаситель хотел здесь обозначить не только отчество, или отеческую любовь к людям, но и самое братство людей между собою, участие всякого верующего в этом братстве, могут быть приняты. Сыновнее отношение людей к Богу основывается, однако, на личном отношении их ко Христу, потому что только через Него люди имеют право называть Бога своим Отцом. Да святится имя Твое. Вместо всяких хитроумных рассуждений и толкований этих слов легче всего, как кажется, понять смысл прошения из противоположения. Когда не святится среди людей имя Божие? Когда они не знают Бога, учат о Нем неправильно, не чтут Его своею жизнью и проч. Отношение людей к Богу во всех прошениях представляется под образами земных отношений. Нам вполне понятно, когда дети не чтут своего земного отца. То же можно сказать и относительно почитания имени Бога. Бог Сам по Себе свят. Но мы противоречим этой святости, когда с непочтением относимся к имени Божию. Дело, таким образом, не в Боге, а в нас самих. Что касается самого выражения «да святится имя Твое», а не самое существо, или какое-либо из свойств Божиих, то о существе Божием и свойствах не говорится не потому, что оно само по себе свято, а потому, что самое существо Божие для нас непостижимо, и что имя Божие есть обозначение, в смысле, доступном всем простым людям, самого божественного Существа. Не о существе Бога, а о имени Его говорят простецы, об имени думают, при помощи имени отличают Бога от всех других существ. По словам Толюка слово «святить» соответствует «прославлять» и «славословить» (eulogein). У Оригена — uyoun, возвышать, возвеличивать и прославлять. Феофилакт говорит: «сделай нас святыми, подобно тому, как и Ты через нас прославляешься. Как богохульства произносятся мною, так пусть и святится Бог мною же, т. е. пусть прославляется, как святый».

Одно дело — обет, другое — молитва. Обет — это обещание Богу, например, когда кто-нибудь обещает воздерживаться от вина или чего-либо другого; молитва же — это прошение благ. Говоря "Отче", показывает тебе, каких благ ты удостоился, сделавшись сыном Божиим, а словом "на небесах" указал тебе на отечество твое и отеческий дом. Поэтому если желаешь Бога иметь своим Отцом, то смотри на небо, а не на землю, как бессловесные — по свт. Феофану Затворнику. Ты не говоришь: "Отче мой", а "Отче наш", потому что ты должен всех считать за братьев своих детей одного Отца Небесного. Да святится имя Твое, то есть делай нас святыми, чтобы прославлялось имя Твое, ибо как чрез меня хулится Бог, так чрез меня Он и святится, то есть прославляется, как Святый.

Но о чем просить нам Отца небеснаго, чего искать в щедродаровитом Его сердце, о чем толкать у дверей беспредельного милосердия Его? Все истинныя прошения наши Спаситель заключает в краткой, но преисполненной духа и силы молитве, которую Он преподал ученикам Своим для научения всех верующих, как и о чем они должны молиться. В сей молитве Господней содержатся, как в семени, все прочии молитвы Церкви Христовой. И ежели бы мы так же рано начали произносить сию молитву сердцем и делами, как рано научаемся произносить оную своими устами, конечно мы бы очень скоро соделались истинными молитвенниками. Самое начало молитвы Господней внушает нам, что мы должны приступать к Богу с глубоким смирением, с несомненною во Иисуса Христа верою, с искреннею любовию к братии нашей, и с сердцем, обращенным от земных желаний и попечений к небесному отечеству нашему. Ибо кто мы? и кого дерзаем называть Отцем нашим? Зачатые в беззакониях, и во грехах рожденные (Пс. 50:7), естеством суще чада гнева (Еф. 2:3), какое бы имели мы право называться чадами Божиими, ежели бы Единородный Сын Божий, Господь наш Иисус Христос, не принес Себя в жертву о гресех наших, и не возвратил нам верующим драгоценнейшаго права всыновления Отцу небесному (Гал. 4:5). И как Он, Сама Божественная воплощенная Любовь, по беспредельному человеколюбию Своему положил за всех душу Свою, то и заповедал верующим молитву не особенную для каждаго, но общую для всех, дабы мы, моляся о себе, молились купно и за всех, и объемля всех человеков любовию сердца своего, возносили оное к Богу любви — Отцу всех человеков, живущему на небесах, где Он наиболее являет славу Божества Своего в сонмах Ангелов и Святых, — и где есть наследие наше нетленное, неувядаемое, вечное (1 Пет. 1:4). С таковым благоприятным Ему расположением сердца нашего да произносим, братие, начало молитвы Господней: Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое. Вот первое прошение наше! Имя Божие само в себе вечно есть святейшее. Оно есть самая святость и приснотекущий источник святости. Спаситель заповедует нам первее всего просить Бога Отца нашего небеснаго, да, вечно святое само в себе имя Его, святится и в нас и во всех человеках. Оно святится в нашем сердце, когда мы, всегда с благоговейным трепетом воспоминая оное, страшимся оскорбить Его беспредельное величество каким-либо и самым малым, сокровенным от людей, но явным пред Его всевидящими очами грехом. Святится в наших помышлениях, когда мы, поставляя себя всегда и везде во святом присутствия Божием, всячески остерегаемся какою нибудь порочною мыслию осквернить душу нашу, которая во святом крещении освящена в чистый храм Господу. Святится в наших словах, когда мы, удерживал язык свой от всякаго празднословия, злоречие, лжи, клеветы, употребляем его в орудие славословия и хвалы Господу и в назидание ближних наших. Святится в наших делах, когда мы, умерщвляя страсти бесчестныя, святостию жизни и благочестием своим всемирно стараемся оправдать самым делом святость веры вашей Христианской, да тако просветится свет наш пред человеки, яко да видят добрая дела наша и прославят Отца нашего, Иже есть на небесех (Мф. 5:16). Сего-то священия имени Божия первее в нас самих да возжелаем, братие, искренно всею душею нашею, когда произносим пред Отцем нашим небесным прошение наше: да святится имя Твое. Да возжелаем, чтобы оно святилось и во всех человеках святостию веры и жизни их, да и неведущии Бога и Христа Его обратятся в Его единую святую Церковь, да вси, искупленные кровию единороднаго Сына Божия, и сердцем, и устнами, и делами прославят святость Триипостаснаго единаго Бога совокупно с сонмами Ангелов, на небеси непрестанно воспевающих хвалебную имени Его песнь: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея (Ис. 6:3).

КАК БОГА МЫ ОСМЕЛИВАЕМСЯ НАЗЫВАТЬ ОТЦОМ? Мы осмеливаемся называть Бога Отцом по вере во Иисуса Христа и по благодати возрождения. «Тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин. 1:12-13). ВСЕГДА ЛИ СЛЕДУЕТ ГОВОРИТЬ ОТЧЕ «НАШ»? Говорить Отче наш нужно всегда, хотя бы и молился кто-либо один. ЭТО ПОТОМУ, ЧТО ПО ХРИСТИАНСКОМУ БРАТОЛЮБИЮ следует призывать Бога и просить у Него благ не только для себя, но и для всех. ПОЧЕМУ МЫ ГОВОРИМ «ИЖЕ ЕСИ НА НЕБЕСЕХ»? В призывании следует говорить Иже еси на небесех (Сущий на небесах) для того, чтобы, начиная молитву, оставить все земное и тленное и вознести ум и сердце к небесному, вечному и Божественному. ИСПОВЕДУЕМ ЛИ МЫ СВЯТОСТЬ ИМЕНИ БОЖЬЕГО? Имя Божие свято и, без сомнения, свято само в себе. «Свято имя Его» (Лк. 1:49). КАК ИМЯ БОЖИЕ МОЖЕТ ЕЩЁ И СВЯТИТЬСЯ? Имя Божие может святиться в людях, т. е. Его вечная святость в них может являться. КАКИМ ОБРАЗОМ ИМЯ БОЖИЕ МОЖЕТ СВЯТИТЬСЯ? Имя Божие может святиться в людях следующим образом: когда мы, имея в мыслях и в сердце имя Божие, живем так, как требует Его святость, и такой жизнью прославляем Бога; когда, видя нашу добрую жизнь, и другие прославляют Бога. «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного» (Мф. 5:16).