Евангелие от Матфея, Глава 5, стих 22. Толкования стиха

Так что же нам делать? Кто скажет брату своему: «безумный», подлежит геенне огненной (Мф. 5:22), но язык укротить никто из людей не может (Иак. 3:8). Поэтому все попадут в геенну огненную? Да не будет! Господи! Ты нам прибежище в род и род (Пс. 89:2). Справедлив гнев Твой: никого не посылаешь Ты несправедливо в геенну. Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу (Пс. 138:7), если не к Тебе? Поэтому давайте понимать так, мои возлюбленные, что если язык укротить никто из людей не может, то следует искать прибежище в Боге, Который может укротить наш язык. Ведь если ты пожелаешь укротить его, то не сможешь, потому что ты — человек. Язык укротить никто из людей не может. Посмотрите на сходство с теми животными, которых мы укрощаем. Лошадь не укрощает сама себя; верблюд не укрощает сам себя; слон не укрощает сам себя; змея не укрощает сама себя; лев не укрощает сам себя: так и человек не укрощает сам себя. Но чтобы укротить лошадь, быка, верблюда, слона, льва, змею, требуется человек. Так и Бог необходим, чтобы укротить человека.

Что такое «рака»? Ответ. Речение местное, не слишком оскорбительное, употребляемое с людьми близкими.

Спаситель сказал: «иже аще (всуе) речеш брату своему, «рака» (пустой или негодный человек): повинен есть сонмищу» (Мф. 5:22) — Брань, очевидно, отличается от клеветы и пересудов: потому что она состоит не в том, чтоб отнести к ближнему известный постыдный поступок, а вообще в словах или движениях ругательного свойства. Это есть по преимуществу злословие. Но не равна брань. Например, название человека, в лицо, а тем более в присутствии других, словом: «подлый» совмещает в себе целый ряд бесчестных поступков. А название «бессовестный, отчаянный» тем еще хуже; «потому что отнимает у человека и надежду быть честным и добрым: таким обр. за последнее слово уже делается угроза «геенною» огненною; т. е. не временным уже наказанием, а вечным. Ругательство: «скотом» или именем одного из скотов лишает человека разума и смысла, сравнивает человека с бессловесными. Подобная брань признается личным оскорблением и тогда, как касается только личности жены, родителей или детей. Нам кажется чрезмерно строгим такой приговор слова Божия за одно бранное слово. Но ничем незаслуженная личная брань в роде «бессовестного» доказывает уже прекращение всякой любви к ближнему. А с прекращением братской любви прекращаются и все добрые отношения к человеку; во вражде то и заключаются все грехи к другим, например, кража, клевета, убийство, как напротив в искренней братской любви — «исполнение закона» (Рим. 13:9). Ругательство, как признак оскудения любви, усилятся в числе прочих пороков пред кончиною мира (2 Пет. 3:3) Но и когда столь строго осуждает евангелие за одни бранные слова ближнему,—как же между тем легко многие оскорбляют других этими словами, например, называют другого «подлецом, бессовестным, скотиною, злодеем, мерзким человеком»,—называют так даже в семейном быту?! Одно лишь уменьшает тяжесть этого греха, или ослабляет страх наказания за него: это - именно то, что многие так бранятся не по злости, а в минутном гневе и по силе привычки. — Затем, обида ближнему на письме также считается личною, если письмо прямо следует в руки обижаемого: вместо слуха ближний принимает здесь обиду зрением. Брань на письме, равная по смыслу и выражениям той словесной брани, о которой мы сейчас сказали, еще виновнее; потому что перо менее стремительно, чем язык, следовательно, предполагает большую умышленность и хладнокровность в обиде, к тому же написанное с ругательствами письмо можно было бы удержаться — отправить. Особый вид письменной обиды — такие знаки или изображения, которые имеют целью опозорить чужую честь. О, это и дерзкая и жестокая личная обида! (Так, например, выбивают у кого либо стекла, чернят ворота дегтем). — Нет, благопочтенный читатель! не допускай и в самом сильном гневе бранных слов на кого либо. У благородного человека и гнев-то выходит благородным, чужд каких либо грубых, ругательных слов. Что же до бесчестных знаков на ближнего, которые делаются из-за угла и между тем составляют публичное бесчестие ближнему, то никогда твоя душа не должна мириться с этою низкою мерою повредить ближнему.

Наперед смягчив сердца их блаженствами и возбудив к добродетели, касается и больших заповедей. Начинает с более плотских страстей, т.е. гнева и похоти. Сначала говорит о гневе, затем рассуждает и о похоти. Следует также поискать причины, почему Он не начал с заповеди, которая в Законе поставлена первою. Так как она говорит о Божестве, то следовало бы ее восполнить и прибавить открыто о Своем Божестве. Но для этого еще не пришло время. Если даже после учения и знамений говорили, что Он имеет беса, хотя открыто Он ничего не сказал о Своем Божестве, то чего не сказали бы и не сделали бы, если бы прежде всего этого Он попытался сказать что-либо такое? И почему открыто не сказал, что Он – Бог? Потому что мог бы смутить слушателей. Если ученики, знающие Его и ежедневно Им наставляемые, видящие Его чудеса и ставшие участниками несказанного, получившие даже от Него силу воздвигать мертвых, – если они не могли всего вместить до сошествия Святого Духа, то каким образом народ, неразумный и не получивший такой силы, мог не смущаться или не подумать, что Он скорее противен Богу и бесстыдно присваивает Себе Его честь? Посему мудро и благоразумно, что, совершая чудесные и свойственные Богу дела, Он предоставляет им возвещать, что Он – Бог, и что к Своему учению иногда присоединяет слова, показывающие Его Божество. Очевидно, что Он говорит о Себе большею частью со смирением, ради слабости слушателей, так как знал, что откроют это Его дела, каких не совершил никто другой. Говорить о Себе Самом что-нибудь великое – надменно и подозрительно. Но возвратимся к предмету нашей речи и посмотрим, каким образом Он не нарушает Закона, а скорее восполняет как несовершенный. Он говорит: законодатель сказал древним евреям: не убивай единоплеменника, человек! а кто убьет, будет подлежать осуждению, чтобы потерпеть наказание соответственно убийству. Я же говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, неблаговременно, будет подлежать осуждению. Этим Он уничтожил не всякий вообще гнев, а отверг только несвоевременный; своевременный же гнев полезен. Так бывает благовременным гнев против тех, которые живут вопреки заповедям Божьим, потому что мы гневаемся не для собственной защиты, но для пользы самих худо живущих из привязанности и братолюбия, с подобающим уважением. Гневайтеся, говорит, и не согрешайте (Пс. 4:5), т.е. гневаясь не заблуждайтесь, пользуясь гневом не так, как должно. Назвал нас братьями друг другу, как имеющих одного и того же Бога и одного прародителя, одну природу и веру, одни заповеди и обетования наград. Но смотри, что Он прибавил: вырубил корень убийства. Кто так гневается, никогда не дойдет до убийства, подобно тому как вырубивший корень не допускает, чтобы когда-либо произросла ветвь. Иже речет: уроде, повинен есть геенне огненней. Выше осудил того, который только гневается, а здесь – того, который уже дошел до слов. Рака – слово еврейское, обозначающее – ты. Когда кто-либо гневается на другого, то, не желая назвать его по имени, как бы недостойного, вместо имени употребляет ты, в знак гнева и ненависти. Господь осудил и такого, как гнушающегося общею природою, и сделал его вину подсудною сонмищу старейшин народа, чтобы он был наказан ими. А иже речет: уроде, повинен есть геенне огненней. Этого еще более осудил, так как он отнимает у брата разум, которым мы отличаемся от бессловесных, – или лучше – так как оскорбляет веру. Если верующий брат безумен, то безумна и его вера. Здесь впервые встречается имя геенны огненной. Одни говорят, что она названа геенной, как всегда рождающая (γεννωσα) огонь, а другие, – что это еврейское название, обозначающее такого рода наказание. Если же Он так наказал такие обиды, которые мы считаем незначительными, то какого осуждения достойны мы, когда беспрестанно наносим своим братьям значительные? Наказал Он такие по видимому малые обиды ради больших, чтобы мы, зная, что и тех нужно бояться, эти считали еще более страшными; с другой стороны, и потому, что людей гневливых не только значительные обиды подстрекают к убийству, но часто и незначительные, воспламеняя гнев подобно искре.

Потому что это имя (безумный) также оскорбляет человека по причине (выражаемого им) пренебрежения. Человек, хотя и простой, понимает течение времени, мудрый же понимает течение помыслов¹. Итак, совершенных хотел привести к совершенным, то есть совершенных – к Ангелам. У Господа праведники виновны, дабы и сами признавали себя виновными друг перед другом. Бог дал свободу человеку, которого создал по образу Своему, дабы тот властвовал над желанием, – как и Бог, имеющий (это) по (самой) Своей природе. И примет, как и Бог, хотя уже всем владел по природе, однако свободно подверг Себя изменчивостям человеческой жизни. «Кто говорит брату своему: пустой или глупый» (ср. Мф. 5:22). Заметь, что не так воздается тебе, как ты разделяешь. Ибо если скажешь прелюбодею: «прелюбодей», то ни тебе нет за то никакой награды, и он² не потерпит большего наказания, чем заслуживает. Если же прелюбодей приложит внимание к тому, что сказано о нем, то наследует двойное, вместо того, что было прежде; на тебя же придет то, что говорит Писание: «пусть будет ему (так), как он хотел сделать брату своему». Ибо правда, по которой ты спешишь воздать ему то, что он заслуживает, не медлит и не понерадеет воздать также и тебе то, чего ты заслуживаешь³. Таким образом и человекоубийство того, кто ложно подвергается порицанию за человекоубийство, падает на порицающего, как и прелюбодейство оклеветанного падает на клеветника. Прелюбодейством названо идолослужение народа. Потому не будет несоответственным также и клевету этого⁴ назвать прелюбодеянием, так как и он отступил от истины. Исследуй сие и пойми, что (все это) во всех отношениях одно и то же и равно. Итак, бывает время, когда сатана вводит человека в нечестие⁵ через один из членов его и возбуждает его (ко злу), – и бывает время, когда устами других ложно бросает в человека одно из позорных названий и оскверняет его: так самого (клевещущего) подстрекает к укоризнам, слушающих (же располагает) верить им.

Стихи Мф. 5:20-22. В объяснение недостаточности праведности, достигаемой исполнением заповедей ветхозаветных, Иисус Христос проводит параллель между определениями Закона и пониманием их с точки зрения того начала, на котором основаны эти определения. Он не отвергает и не опровергает заповедей, но сводит их к основному началу любви. По этому началу самый гнев — если он напрасен, неоснователен — подлежит суду, а осуждение близкаго — осуждению на муку в геенне. Гневайтеся и не согрешайте. Примечание. Геенна, от Иудейскаго геенном; так называлась долина на Север от Иерусалима, по имени своих прежних владельцев — сынов Енномовых. В дни царей, покланявшихся идолам, там стоял жертвенник Молоха и раскладывались костры для проведения детей через огонь. Впоследствии сюда вывозили навоз, сор и всякую падаль, и постоянно горели огни и дымились кучи навоза для уничтожения заразы от разлагающихся трупов, как это бывает и теперь во многих Восточных и Южных городах. Огонь, смрад, дым, скрежет зубов хищных животных и прочее сделали это место образом места вечнаго мучения.

Кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону; Рака — это бранное слово, обозначающее ничтожность. Всякий, кто подобным поношением оскорбит человека, исполненного Святым Духом, подлежит суду святых и должен будет искупить оскорбление Святого Духа наказанием по решению святых судей. А кто скажет «безумный», подлежит геенне огненной. Опасность великого наказания грозит за оскорбление и название безумным того, кого Бог назвал солью земли, и за очернение и обвинение в глупости того, кто осоляет. Такой человек станет пищей вечного огня. Таким образом, какие бы действия ни осуждал закон, евангельская вера порицает уже за одну готовность произнести оскорбительные слова.

Видишь ли власть совершенную? Видишь ли образ действия, приличествующий Законодателю? Кто так говорил когда-нибудь из пророков? Кто из праведников? Кто из патриархов? Никто. Сия глаголет Господь, говорили они. Но не так говорит Сын. Те возвещали слова Владыки, а Он слова Отца Своего; слова же Отца суть вместе слова и Сына: Моя — Твоя суть, и Твоя — Моя (Ин. 17:10), говорит Христос. Те давали закон подобным себе рабам, а Он — рабам Своим. Теперь спросим тех, которые отвергают закон: заповедь — не гневайся противоречит ли заповеди — не убий? Или, напротив, она есть усовершенствование и подтверждение последней? Очевидно, что первая служит дополнением второй, а потому и важнее ее. Кто не предается гневу, тот, без сомнения, не решится на убийство; кто обуздывает гнев свой, тот, конечно, не даст воли рукам своим. Корень убийства есть гнев. Поэтому, кто исторгает корень, тот, без сомнения, будет отсекать и ветви, или — лучше — он не даст им и возникнуть. Итак, не для нарушения древнего закона, но для большего сохранения его Христос дал закон новый. В самом деле, с какою целью древний закон предписывал эту заповедь? Не с тою ли, чтобы никто не убивал ближнего своего? Итак, восстававшему против закона надлежало бы позволить убийство, потому что заповеди — не убий противоположно позволение убивать. Когда же Христос запрещает даже и гневаться, то тем еще более утверждает то, чего требовал закон, потому что не так удобно воздержаться от убийства человеку, имеющему в мыслях только то, чтобы не убивать, как тому, кто истребил и самый гнев. Этот последний гораздо более удален от такого поступка. Но чтобы и другим образом опровергнуть наших противников, рассмотрим все их возражения. Что же они говорят? Они говорят, что Бог, сотворивший мир, повелевающий солнцу сиять на злых и добрых, посылающий дождь на праведных и неправедных, есть какое-то существо злое. А умереннейшие из них, хотя этого не утверждают, но, называя Бога правосудным, не признают Его благим. Дают Христу другого какого-то отца, которого и нет, и который ничего не сотворил. Бог, которого они называют не благим, пребывает в своей области, и сохраняет принадлежащее ему; а Бог благий входит в чужую область, и без всякого основания хочет сделаться спасителем того, чего не был творцом. Видишь ли, как чада дьявола говорят по научению отца своего, признавая творение чуждым Богу, вопреки словам Иоанна: во своя прииде, и: мир Тем бысть (Ин. 1:10, 11). Далее, рассматривая древний закон, который повелевает исторгать око за око и зуб за зуб, тотчас возражают: как может быть благим Тот, Который говорит это? Что же мы ответим им? То, что это, напротив, есть величайший знак человеколюбия Божия. Не для того Он постановил такой закон, чтобы мы исторгали глаза друг у друга, но чтобы не причиняли зла другим, опасаясь потерпеть то же самое и от них. Подобно тому, как, угрожая погибелью ниневитянам, Он не хотел их погубить (ведь если б Он хотел этого, то Ему надлежало бы умолчать), но хотел только, внушив страх, сделать их лучшими, дабы оставить гнев Свой, — так точно и тем, которые так дерзки, что готовы выколоть у других глаза, определил наказание с тою целью, чтобы по крайней мере страх препятствовал им отнимать зрение у ближних, если они по доброй воле не захотят удержаться от этой жестокости. Если бы это была жестокость, то жестокостью было бы и то, что запрещается убийство, возбраняется прелюбодеяние. Но так говорить могут только сумасшедшие, дошедшие до последней степени безумия. А я столько страшусь назвать эти постановления жестокими, что противное им почел бы делом беззаконным, судя по здравому человеческому смыслу. Ты говоришь, что Бог жесток потому, что повелел исторгать око за око; а я скажу, что когда бы Он не дал такого повеления, тогда бы справедливее многие могли почесть Его таким, каким ты Его называешь. Положим, что всякий закон утратил свое значение, и никто не страшится определенного им наказания, — что всем злодеям, и прелюбодеям, и убийцам, и ворам, и клятвопреступникам, и отцеубийцам — предоставлена свобода жить без всякого страха по своим склонностям: не низвратится ли тогда все, не наполнятся ли бесчисленными злодеяниями и убийствами города, торжища, домы, земля, море и вся вселенная? Это всякому очевидно. Если и при существовании законов, при страхе и угрозах, злые намерения едва удерживаются, то, когда бы отнята была и эта преграда, что тогда препятствовало бы людям решаться на зло? Какие бедствия не вторглись бы тогда в жизнь человеческую? Не то только жестокость, когда злым позволяют делать, что хотят, но и то, когда человека, не учинившего никакой несправедливости, и страдающего невинно, оставляют без всякой защиты. Скажи мне, если бы кто-нибудь, собрав отвсюду злых людей и вооруживши их мечами, приказал им ходить по всему городу и убивать всех встречных, — могло ли бы что-нибудь быть бесчеловечнее этого? Напротив, если бы кто-нибудь другой связал этих вооруженных людей и силою заключил их в темницу, а тех, которым угрожала смерть, исхитил бы из рук беззаконников, — может ли быть что-нибудь человеколюбивее этого? Теперь примени эти примеры и к закону. Повелевающий исторгать око за око налагает этот страх, как некие крепкие узы, на души порочных, и уподобляется человеку, связавшему вооруженных злодеев; а кто не определил бы никакого наказания преступникам, тот вооружил бы их бесстрашием, и был бы подобен человеку, который роздал злодеям мечи и разослал их по всему городу. Видишь ли, что заповеди Божии не только не жестоки, но еще исполнены и великого человеколюбия? Если же ты за это называешь Законодателя жестоким и тяжким, то скажи мне, что труднее и тягостнее — не убивать, или даже и не гневаться? Кто более строг, тот ли, кто определяет наказание за человекоубийство, или тот, кто налагает его даже и за гнев? Тот ли, кто карает прелюбодея по совершении греха, или тот, кто за самое вожделение подвергает наказанию, и наказанию вечному? Видите, как мы дошли до заключения, совершенно противного лжеумствованиям еретиков! Бог древнего закона, называемый ими жестоким, оказывается кротким и милостивым; Бог же нового закона, признаваемый ими за благого, представляется, по их безумию, строгим и жестоким. Но мы исповедуем единого Законодателя в ветхом и новом завете, Который все устроил, как нужно было, и по различию самых времен постановил и два различные закона. Итак, ни ветхозаветные заповеди не были жестоки, ни новозаветные не обременительны и не тягостны; но и те и другие показывают одинаковую попечительность и любовь. А что и ветхий закон дал сам Бог, послушай, как говорит об этом пророк, или лучше сказать — что говорит сам Он в лице пророка: завещаю вам завет, не по завету, егоже завещах отцем вашим (Иер. 31:31, 32). Если же кто, зараженный нечестием Манихейским, не принимает этих слов, тот пусть послушает Павла, который говорит то же самое: Авраам два сына име, единого от рабы, а другого от свободныя. Сия бо еста два завета (Гал. 4:22). Как там две различные жены, но муж их один, так и здесь — два завета, но Законодатель один. А чтобы ты знал, что в том и другом открывается одно и то же человеколюбие, для этого там Он сказал: око за око, а здесь аще тя кто ударит в десную ланиту, обрати ему и другую (Мф. 5:39). Как там Он отклоняет человека от обиды страхом наказания, так равно и здесь. Каким же это образом, скажешь ты, когда Он повелевает обратить и другую ланиту? Ну так что ж из этого? Давая такую заповедь, Он не освобождает от страха, а повелевает только дать ему свободу вполне удовлетворить свой гнев. Господь не говорит, что оскорбляющий останется без наказания, но только не велит тебе самому его наказывать, и таким образом, как на того, кто ударил, наводит больший страх, если он пребудет во гневе, так утешает и того, кто получил удар. Но все это я говорил, рассуждая так сказать мимоходом о всех вообще заповедях. Теперь надобно обратиться к нашему предмету, и изъяснить все вышесказанное по порядку. Гневаяйся на брата своего всуе, повинен будет суду, говорит Христос. Этими словами Он не устраняет гнев совершенно: во-первых, потому, что человек не может быть свободен от страстей; он может сдерживать их, но совершенно не иметь их не властен; во-вторых, потому, что страсть гнева может быть и полезна, если только мы умеем пользоваться ею в надлежащее время. Посмотри, например, сколько добра произвел гнев Павла против коринфян. Он избавил их от великого вреда. Равным образом, посредством гнева же обратил он и отпадший народ галатийский, и многих других. Когда же бывает приличное время для гнева? Тогда, когда мы не за себя самих отмщаем, но обуздываем дерзких, и обращаем на прямой путь беспечных. А когда гнев неуместен? Тогда, когда мы гневаемся, чтобы отмстить за самих себя, что запрещает и апостол Павел, говоря: не себе отмщающе, возлюбленнии, но дадите место гневу (Рим. 12:19); когда ссоримся из-за денег, чего тоже апостол не позволяет, говоря: почто не паче обидими есте; почто не паче лишени бываете (1 Кор. 6:7)? Как этот последний гнев излишен, так первый нужен и полезен. Но многие поступают наоборот. Они приходят в ярость, когда обижают их самих, но остаются холодны и малодушествуют, когда видят, как подвергается обиде другой. То и другое противно законам евангельским. Итак, не гнев собственно есть нарушение закона, но гнев неблаговременный, почему и пророк сказал: гневайтеся и не согрешайте (Пс. 4:5). Иже аще речет брату своему: рака, повинен будет сонмищу. Сонмищем здесь Господь называет судилище еврейское. Он упоминает о нем теперь для того, чтобы не подумали, что Он во всем вводит новое и небывалое. Слово — рака не составляет большой обиды; оно выражает только некоторое презрение или неуважение со стороны того, кто его произносит. Подобно тому как мы, приказывая что-нибудь слугам и другим низкого состояния людям, говорим: пойди ты туда, скажи ты тому-то; так точно и говорящие сирским языком употребляют слово - рака вместо слова — ты. Но человеколюбивый Бог, чтобы предотвратить большие обиды, хочет прекратить и самые малые, повелевая нам во взаимном обращении соблюдать приличие и надлежащее друг к другу уважение. Иже аще речет брату своему: уроде, повинен будет геенне огненней. Для многих эта заповедь кажется тяжкою и неудобоисполнимою, потому что кажется невозможным, чтобы мы за одно простое слово подверглись столь великому наказанию; и некоторые полагают, что это сказано скорее гиперболически. Но я страшусь, как бы нам за то, что будем обольщать себя такими словами здесь, не потерпеть жесточайшего наказания на самом деле там. Почему, в самом деле, скажи мне, эта заповедь кажется тебе тяжкою? Разве ты, не знаешь, что большая часть грехов и наказаний происходят от слов? Чрез слова происходят хулы, чрез слова — отречение от Бога, ругательства, обиды, клятвопреступления, лжесвидетельства и убийства. Итак, не смотри на то, что тут только одно слово, но разбери, не влечет ли оно за собою великой опасности. Или не знаешь, что во время ссоры, когда возгорается гнев и душа воспламеняется, и самая ничтожная мелочь представляется чем-то великим, и не очень обидное слово кажется нестерпимым? Такие мелочи весьма часто порождают убийства и разрушают целые города. Как дружба и тяжкое делает легким, так, напротив, вражда и малое превращает в несносное, и хотя бы что сказано было просто, во вражде представляется, что это сказано с злым намерением. Доколе огонь заключается в малой искре, до тех пор, сколько бы ни прикладывали к ней дров, они не загорятся; но когда пламя разгорится и поднимается высоко, то пожирает с легкостью не только дрова, но даже камни и всякое другое вещество, какое только ни бросят в него, даже и то, чем обычно гасят огонь, теперь еще более воспламеняет его. (Тогда, как говорят некоторые, не только дрова, лен и другие удобосгораемые вещества, но и самая вода, которую льют на огонь, увеличивает его силу). Так и при гневе, всякое слово тотчас обращается в пищу этого злого огня. Чтобы предотвратить все это, Христос и подвергает гневающегося напрасно суду, говоря: гневаяйся повинен будет суду; а того, кто скажет — рака, предает суду сонмища. Но эти наказания еще не так велики, потому что они совершаются здесь. Но тому, кто назовет другого уродом, Он угрожает огнем геенским. Здесь в первый раз Христос употребляет слово: геенна. Сначала Он беседовал о царстве, а потом упоминает и о геенне, показывая, что первого мы удостоиваемся по Его человеколюбию и воле, а в последнюю ввергаем себя по своей беспечности. Смотри, как постепенно Он переходит от малых наказаний к большим, и тем как бы защищает Себя пред тобою, показывая, что Он сам вовсе не хотел бы употреблять подобных угроз, но что мы сами заставляем Его произносить такие приговоры. Я сказал тебе, говорит Он, не гневайся напрасно; потому что повинен будешь суду. Ты пренебрег этим первым предостережением. Смотри же, что породил гнев твой! Он тотчас заставил тебя оскорбить другого. Ты сказал брату своему: рака. За это Я подверг тебя еще другому наказанию — суду сонмища. Если ты, презревши и это, прострешь далее свою наглость, то Я не стану более налагать на тебя таких умеренных наказаний, но подвергну тебя вечному мучению гееннскому, чтобы ты наконец не покусился и на убийство. Подлинно ничто, ничто не бывает, так несносно, как оскорбление, ничто столько не угрызает душу человеческую; а чем язвительнее слова обидные, тем сильнейший возгорается огонь. Итак, не почитай за маловажное называть другого уродом (безумным). Когда ты отнимаешь у брата своего то, чем мы отличаемся от бессловесных, и что преимущественно делает нас людьми, т. е. ум и рассудок, ты чрез это лишаешь его всякого благородства. Итак, не на слова только должны мы обращать внимание, но и на самое дело и на страсть, представляя то, какой удар нанести может слово, и какое причинить зло. Вот почему и Павел извергает из царствия не только прелюбодеев и блудников, но и обидчиков. И весьма справедливо. В самом деле, обидчик разоряет благо, созидаемое любовью, подвергает ближнего бесчисленным бедствиям, производит непрестанные вражды, разрывает члены Христовы, ежедневно изгоняет любезный Богу мир, и своими ругательствами уготовляет дьяволу просторное жилище, и способствует его усилению. Потому и Христос, чтобы ослабить крепость его, постановил этот закон. Он имеет великое попечение о любви, поскольку любовь есть мать всех благ, есть отличительный признак Его учеников; она одна содержит в себе все наши совершенства. Поэтому Христос справедливо с такою силою истребляет самые корни и источники вражды, разрушающей любовь. Итак, не думай, чтобы в словах Христовых было преувеличение; но, размыслив, какие от этих постановлений происходят блага, удивляйся их кротости. Ведь Бог ни о чем так не печется, как о том, чтобы мы жили в единении и союзе между собою. Потому-то Господь и сам, и чрез Своих учеников, как в новом, так и ветхом завете, много говорит об этой заповеди, и показывает Себя строгим мстителем и карателем за пренебрежение ею. Ничто столько не способствует ко введению и укоренению всякого зла, как истребление любви, почему и сказано: когда умножится беззаконие, изсякнет любы многих (Мф. 24:12). Так Каин сделался братоубийцею; так предались жестокости Исав и братья Иосифовы; так бесчисленное множество зол вторглось в мир от разрыва любви. Потому-то Христос со всею заботливостью истребляет все то, что разрушает любовь.

Аз же глаголю вам, яко всяк гневаяйся на брата своего всуе повинен есть суду. Есть гнев, истекающий из ревности о славе Божией и об истинной пользе ближних (Ин. 2:15, Мк. 3:5). Не такой разумеется здесь гнев, а тот суетный гнев, который истекает из себялюбия и побуждает нанести ближнему безчестие и вред. А иже речет брату своему: рака, (пустой человек) повинен есть сонмищу. Нужно при сем иметь в виду, что у евреев существовали судилища трех видов: 1) в каждом городе был суд трех мужей; 2) в больших городах существовал суд 23, или малый синедрион; 3) в Иерусалиме находился великий синедрион, сонмище, высшее судилище для важнейших дел. Кто выразит свой гнев на брата словами нетерпения и пренебрежения, тот, по учению Господа, совершит грех чрезвычайный, требующий и суда верховнаго, каким был суд синедриона в отношении ко всем прочим судам. Как понимать это, если несомненно, что и гнев и брань одинаково судиться судом Божиим? Очевидно, Господь называет здесь суды низший и высший с тою целию, чтобы в образах, близких к представлению евреев, означит различную тяжесть грехов. А иже речет (брату своему) уроде, повинен есть геенне огненней. Здесь указывается не место суда, а наказание: огонь геенский. Это наказание угрожает, конечно, и гневающемуся всуе, а тем более выражающему гнев словом пренебрежения. Но Господь не высказывал этого, сначала только означая видом суда возрастающую тяжесть греха гнева, оставляя для заключения разительную силу приговора Своего о самом покаянии. Тем неменее, человек, выразивший словом уроде крайнюю степень презрения и отвращения к ближнему, конечно подвергается и высшей степени геенских мучений сравнительно с человеком, только гневающимся или выражающим гнев менее оскорбительно. Геенна (γέεννα) по первому значению слова есть долина Еннона (Нав. 15:8), которая при нечестивых царях стала местом поклонения Молоху, где проводили юношей чрез огонь и приносили в жертву младенцев (Иер. 7:31). Она сделалась предметом ужаса и отвращения после прекращения идолопоклонства (срав. 4 Цар. 23:10), а ко времени Иисуса Христа имя ея стало означать место вечнаго осуждения.

Но с той поры (См. Мф. 5:21) много прошло времени. Люди перестали быть детьми. Теперь фарисей не убивает брата, а в сердце злобствует на него да ещё хвалится своею праведностью: он ведь не нарушил Закон, то есть не убил. Но ведь это уже не исполнение, а извращение самого смысла Божией заповеди. Вот поэтому Господь разъясняет самую сущность древней заповеди и требует ничем не нарушать мира любви к ближнему; не только делом, но и словом или даже движением сердечным: А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, — безвинно, на всякого брата, потому что все люди братья, дети одного Отца Небесного, подлежит суду. “Видишь ли власть совершенную? — вопрошает святой Златоуст. — Кто из пророков говорил так? Кто из праведников? Кто из патриархов? Никто. ‘Господь говорит,’ — говорили они. Но не так говорит Сын Божий. Они, как рабы, возвещали Закон Божий таким же рабам, а Христос объявляет Свою волю, как полновластный Владыка и Законодатель: Я говорю вам… Что же Он говорит? Он не позволяет даже гневаться на брата своего напрасно.” Если гнев законный, справедливый, когда человек гневается на порок, на грех, который губит людей, когда гневается из ревности к славе Божией. Сам Бог гневается на грешников, Сам Христос Спаситель с гневом взирал на лицемеров, фарисеев и бичём изгонял из храма Божия торгующих. “Посмотрите, — говорит святой Златоуст, — сколько добра произвёл гнев апостола Павла против Коринфян: он избавил их от великого вреда.” Грешит тот отец, который не гневается на худые поступки своих детей. Худо делает тот начальник, который не хочет, где нужно, употребить строгость против своеволия своих подчинённых. Не о таком гневе говорит здесь Господь. Он осуждает гнев напрасный, гнев без причины, по самолюбию, по гордости или из зависти к ближнему. Всем подобным можно указать на слова святого Василия Великого: “Гневайтесь на свои грехи, а не на ближнего.” Помните, что Христос осуждает такой гнев столь же строго, сколь строго в Ветхом Завете осуждалось убийство. И апостол Христов говорит: Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца. (1 Ин. 3:15) Теперь спросим словами святого Златоуста: “Эти заповеди, не гневайся и не убивай, — противны ли одна другой? Очевидно, что первая служит дополнением ко второй. Кто обуздывает свой гнев, тот не даст воли и рукам своим. Не ясно ли, что Христос не разоряет Ветхий Завет, а ещё более утверждает его?” Итак, по слову Господа, кто гневается только в сердце своём на брата напрасно, тот уже повинен суду, хотя бы ещё ничем не показывал своего гнева. Никто, кроме Сердцеведца, не может судить такой грех, и потому слова Господа повинен суду надо понимать так: будет судим по смерти своей, будет истязан на мытарствах, когда душа его с телом разлучится. Если ты не выбросишь сразу из сердца первое движение гнева, то оно пустит там росток, грех гнева прорвётся наружу, и ты можешь смутить брата словом непочительным. А за это и наказание будет тебе строже: Кто же скажет брату своему рака (пустой человек) подлежит синедриону. А кто скажет безумный, подлежит геенне огненной. Слово “рака”, — говорит святой Златоуст, — не составляет большой обиды. Оно выражает некоторое презрение или неуважение к человеку. Но и за него Господь взыщет строго. Суд, о котором упомянул Он, у евреев состоял из трёх лиц, а Сонмище, или Синедрион, было уже верховное судилище иудейское, состоящее из 72 старцев под председательством самого первосвященника. Тут судили богохульников и других важных преступников. Синедрион произносил им смертный приговор. Поэтому толкователи Священного Писания под словом синедрион разумеют и страшный суд Христов, на котором двенадцать апостолов сядут, по слову Господа, на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. Но ещё строже, ещё решительнее уже теперь произносит Господь Свой Суд над тем, кто с гордым презрением и злобою поносит ближнего своего: А кто скажет, безумный, — нечестивый, бессовестный, такой поноситель ближнего, подлежит геенне огненной — вечному мучению во аде... Так, по суду Христову, можно и словом убить человека, и всякое бесчестие и поношение ближнего осуждается заповедью Божией: не убивай. “Смотри, — говорит святой Златоуст, — как постепенно Он переходит от малых наказаний к большим, и тем как бы защищает Себя пред тобою, показывая, что Сам Он вовсе не хотел бы употреблять подобных угроз, но что мы сами заставляем Его произносить такие приговоры. Я сказал тебе, — говорит Он, — не гневайся напрасно, ибо повинен будешь суду. Ты не послушался, смотри же, что породил гнев твой: он заставил тебя сказать брату ‘рака,’ и за это Я подверг тебя суду Сонмища. Но если ты и после этого не вразумишься, то Я подвергну тебя вечному мучению гееннскому, чтобы ты не покусился на убийство. Ибо ничто, ничто не бывает так несносно, как ругательство. Итак, не почитай маловажным называть другого безумным. Ты этим отнимаешь у брата своего то, чем мы отличаемся от бессловесных тварей и что именно делает нас человеками, то есть ум, рассудок, и через это ты лишаешь его всякого благородства. Не думай, что в словах Христовых было преувеличение; напротив, удивляйся их кротости. Ни о чём Бог так не печётся, как о том, чтобы мы жили в любви между собою. Вот почему Иисус Христос со всею заботливостью истребляет всё то, что разрушает любовь,” — поучает святой Златоуст. Когда Господь говорит: не убивай, — то Он запрещает злонамеренное убийство и гнев на ближнего, но вовсе не запрещает защищать отечество от врагов и преступников. Военная служба есть подвиг любви к ближнему, прямое исполнение заповеди Христовой: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. (Ин. 15:13). — Не грешно наказывать и преступников. Апостол Павел прямо говорит, что начальнику, от Бога поставленному, на то и дан меч, чтобы его боялись злодеи. (Рим. 13:4). “Положим, — говорит святой Златоуст, — что всем порочным позволено жить без всякого страха, не наполнятся ли тогда бесчисленными злодеяниями и убийствами города, торжища, дома, земля и море и вся вселенная? Это всякому очевидно. Если и теперь, при строгих законах, зло едва сдерживается, то какие бедствия не угрожали бы тогда жизни человеческой? Не только то есть жестокость, когда злым позволяют делать, что хотят, но и то, когда человека невинного оставляют страдать без всякой защиты.” Простое человеколюбие требует отнять такого страдальца из рук злодеев и связать их самих, чтобы они не могли вредить другим.

А Я говорю. Христос как полновластный законодатель говорит здесь, как и в других местах, яко власть имели, а не яко книжницы и фарисеи (Мф. 7:29). «Видишь ли власть совершенную? Видишь ли образ действия, приличествующий законодателю? Кто так говорил из пророков? Кто из праведников? Кто из патриархов? Никто. Сия глаголет Господь, говорили они, но не так говорит Сын. Они давали закон подобным себе рабам, а сей — рабам своим» (Златоуст). Гневающийся напрасно. Есть гнев, так сказать, законный, справедливый, когда он обращен на грех, на беззаконие, на преступление и происходит из ревности о славе Божией и спасении ближнего. Сам Бог гневается на грешников, Христос на фарисеев-лицемеров смотрел с гневом (Мк. 3:5). Не о таком гневе говорится здесь, а о гневе без справедливой причины, напрасном, по самолюбию, — о гневе, не основанном на любви к истине и добродетели. «Если кто гневается справедливо, для вразумления и по духовной ревности, тот не будет осужден» (Феофилакт). На брата своего. На всякого человека, ибо все люди суть дети одного Отца Небесного и, следовательно, между собою все братья или должны считать себя таковыми (Евр. 2:11 и далее). Подлежит суду. Подобно тому, как по Ветхозаветному Закону подлежал невольный убийца. Таким образом, такому же взысканию, какому подвергался в Ветхом Завете преступник, совершивший убийство на деле, в Новом Завете подвергается всякий, в мысли и сердце не расположенный к ближнему своему человек, и сей последний закон очевидно выше, совершеннее, духовнее первого и есть высшее исполнение того первого, ибо даже не гневающийся на брата своего очевидно совершеннее того, кто не убивает брата своего, даже не намеренно. Кто скажет: рака. Рака — сирское бранное слово, означающее презрение к ближнему: пустой человек или негодный и служит выражением гнева человека, произносившего это бранное слово. Подлежит синедриону. Синедрион — верховное судилище иудеев в Иерусалиме. Он состоял из 72 членов; верховный первосвященник был председателем его; впрочем, он имел право избирать себе председателя и кроме первосвященника; члены синедриона избирались из священников, старцев народных и книжников. Это судилище занималось самыми важными делами народными. До завоевания Иудеи римлянами ему принадлежало безусловное право жизни и смерти, но с тех пор ему оставлено право только произносить смертные приговоры, а на исполнение их требовалось согласие римского правителя Иудеи. Так как суду синедриона подлежали более важные дела, чем местным судам, то, очевидно, название ближнего словом рака большая вина, чем просто гнев на ближнего, потому что в последнем случае гневающийся уже не в силах сдержать своего гнева и не обнаруживать его (как в первом случае), а выражает его словами, оскорбительными для ближнего, для доброго его имени и чести, что на самом деле является более тяжким нарушением Закона. Кто скажет - «безумный». Так как у древних мудрость означала не столько просвещенный ум, сколько благочестивую жизнь, то безумием или глупостью называлось и нечестие, а глупыми назывались и виновные в каких-нибудь великих пороках (Нав. 7:15; Пс. 13:1); называющий всуе глупым своего ближнего с осуждением, злостью и гордостью обвиняет его в пороках и нравственных недостатках. Геенне огненной. Геенна означает долину Энномову. Это была некогда прекрасная долина подле Иерусалима, к юго-западу; небольшой поток прорезывал ее и потом опоясывал часть города. Когда евреи сильно предавались идолослужению, в этой долине совершались отвратительные служения Молоху (4 Цар. 16:3; 2 Пар. 28:3). Этот сирский идол был медный, с телячьей головой, увенчанной царскою короной; руки протянуты были так, как бы готовы были принять кого-либо; ему приносили в жертву детей, именно: зажигали внутри идола огонь, и когда он раскалялся, бросали ему на протянутые руки бедных детей, где они тотчас сжигались. Чтобы заглушить детский крик, во время этих жертвоприношений обыкновенно поднимали сильный крик и шум, употребляя при этом разные инструменты. После плена вавилонского, когда иудеи получили совершенное отвращение от идолопоклонства, у них явилось отвращение и к этому месту; оно было запущено, в него свозились нечистоты из города; тут же совершались иногда и смертные казни; воздух в этом месте постоянно был заражен; для очищения его здесь постоянно горел огонь. Место это было страшным и отвратительным и потому прозвано долиною огненною. Потому оно служило образом вечных мучений грешников. Итак, за напрасный гнев на ближнего человек подлежит суду, за выражение гнева в оскорбительном для ближнего бранном слове — синедриону, за злобное же и презрительное поношение ближнего — геенне огненной. Так как суд, синедрион и геенна употребляются здесь в смысле несобственном и Господь берет здесь эти слова для более удобопонятного иудеям обозначения важности разных степеней гнева, то общая мысль изречения может быть выражена так: напрасный гнев на ближнего — грех тяжкий, выражение гнева в бранных словах — грех еще более тяжкий, а злобное уничижение ближнего — такой тяжкий грех, виновный в котором подвергается осуждению на вечные мучения. «Некоторые признают этот приговор строгим и тяжким, но несправедливо. Ибо не достоин ли геенны тот, кто лишает брата разума и смысла, — чем мы отличаемся от бессловесных животных? Кто поносит и бесчестит, тот прекращает любовь, а с прекращением любви уничтожаются и все добродетели, подобно как при любви все оно в силе. Итак, поноситель, превращая любовь, прекращает все добродетели и посему справедливо подлежит геенне огненной» (Феофилакт; ср.: Златоуст).

Кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону. Рака, братья, это не просто слово, это насмешка и оскорбление, которое обычно выражается движением глаз, или зажиманием ноздрей, или скрежетом в горле, так чтобы доставить оскорбление и оставить источник обиды неизвестным. Но Бог, который знает намерения, видит стремления и судит чувства, приводит насмехающегося над братом в синедрион святых как обвиняемого, поскольку, насмехаясь над одним, он наносит оскорбление всем, и дело одного члена переходит на все тело, и скорбь тела поднимается к голове. Поэтому то, что насмешник сделал одному брату, охальник прочувствует и оплачет в небесном синедрионе, потому что оскорбил самого Бога. А кто скажет «безумный», подлежит геенне огненной. То, что гневливый держал в душе, а охальник скрывал в горле, злоречивый выражает голосом и тем самым, признавшись в оскорблении, сразу предается пламени геенны. Скрытую вину судит приговор Спасителя, чтобы путем исследования причин было вынесено справедливое решение; явное же преступление, совершенно очевидно, подлежит наказанию. Однако кто-нибудь скажет: «Сколь же велика сила слова, что тот, кто скажет брату своему: «безумный», подлежит высшему наказанию?» Очень велика, братья, очень велика, поскольку Христос — в нашем брате, а Христос — Премудрость Божия. И тот, кто скажет брату: «безумный», называет безумной Премудрость Божию.

А Я говорю вам: противоположение предыдущей речи: «сказано древним». По принятому выше толкованию сказано Богом через Моисея. Если бы Спаситель сказал: «Бог не велел убивать, а Я говорю вам убивайте», то в словах Его содержалось бы полное опровержение ветхозаветной заповеди и полное противоречие слову Божию. Значит, противоположение здесь только словесное, и не относится к существу самой заповеди. Так же, как и Бог через Моисея, Спаситель запрещает убийство, но еще с большею категоричностью, устраняя самые причины, от которых зависели и зависят убийства. В Ветхом Завете создавались препятствия факту убийства, но не обращалось внимания на его внутренние причины. Люди должны были воздерживаться от убийств не только вследствие заповеди, но и из боязни подвергнуться суду. Спаситель переносит дело, так сказать, с внешнего двора во внутренний — в сердце человека. Для понимания смысла этих слов опять нужно, прежде всего, иметь в виду людей, которым говорил Христос. Не думаем, чтобы около Него были члены Синедриона или местного суда, которым принадлежали решения о «смертной казни», или же какие бы то ни были правители, начальники, судьи, которые «носят меч». Но если они даже и были, то, конечно, не носили никаких знаков присвоенных им гражданских достоинств или обязанностей, смешиваясь с толпой и ничем от нее не отличаясь. Поэтому во всей Своей нагорной проповеди Христос, очевидно, не обращает внимания ни на каких начальников, а говорит только простому народу, который мог понимать Его слова не иначе, как исключительно в буквальном смысле. Так как главною причиною обыкновенных убийств в человеческом обществе всегда был, есть и будет гнев на брата, то в Новом Завете запрещаются не только самые убийства, но и гнев, от которого они происходят. При этом замечательно, что, так сказать, область гнева здесь ограничивается только отношениями к «брату», но ничего не говорится о гневе на врага или даже ближнего. Почему избрано именно слово «брата», а не какое-нибудь другое? Хотел ли Христос сказать, что гнев недозволителен только по отношению к брату и вполне уместен по отношению ко всем другим людям, нашим врагам и вообще не стоящих к нам в каких-либо особенно близких отношениях? Или слово «брат» следует принимать в обширном смысле — всех людей вообще? Adelfoj употребляется в Новом Завете весьма часто — для обозначения братства по рождению и братства в духовном смысле. В рассматриваемом стихе нужно понимать значение «брат» в смысле и кровного брата, и согражданина, и человека вообще (quivis alius homo — Mitmensch). Так, по крайней мере, думают Гримм и Кремер. Но, толкуя слово «брат» в этом именно смысле, мы должны признать, что, по мысли Христа, воспрещается не только убийство братом брата, или человеком человека, но даже и гнев одного человека на другого. Т. е., другими словами, на основании заповеди Христа, мы должны отрицать всякого рода и всевозможные убийства. Так именно, но не иначе, и могли понять речь Христа собравшиеся к Нему люди. Они не были людьми «официальными» в нашем смысле, и потому никакого поучения для себя относительно «официальных» убийств из речи Христа не могли извлечь. Продолжая толкование и отдаляясь от толпы, мы и здесь тотчас вступаем в область отвлеченностей. Но мы должны всегда помнить, что «официальное» и «неофициальное» придуманы людьми. Пред Христом же все люди равны и никаких подобных различий не существует. Пред Ним вся область «официального» сглаживается и все «официальные» люди должны смешаться с окружающей Христа толпой, если хотят слушать и понимать Его речь. Отсюда ясный вывод, что никаких официальных убийств, убийств на войне или казней преступников, согласно учению Христа, не должно быть. Это закон. Все остальное есть отступление от закона. Но тогда возникают дальнейшие вопросы: как же поступать, когда на нас нападают неприятели, — следует ли на них также идти войною и убивать? Как поступать, если убийство требуется, например, в целях защиты при нападениях разбойников, которых, если не убить, то они сами совершат много убийств, и притом, лиц совершенно невинных и беззащитных? Можно ли оправдать убийства на войне и вообще в целях защиты? Можно, и именно так же, как они оправдывались в Ветхом Завете при существовании ясной, категорической и непреложной заповеди «не убий». В Ветхом Завете дана была эта заповедь, которая, собственно, направлена была против ветхого человека с его похотями, и, однако, «ветхозаветный» человек существовал. В Новом Завете была дана новая заповедь, которая дополняла ветхозаветную. Но это отнюдь не значит, что как только дана была новозаветная заповедь, так ветхозаветный человек тотчас и прекратил свое существование. Он существовал после Христа, существует и теперь. Цель Нового Завета — изгнание и обезоружение ветхого человека, и эта цель постоянно достигается. Но это очень медленный процесс. Когда все люди сделаются новозаветными, тогда, конечно, не будет никакой надобности ни в войнах, ни в смертных казнях преступников. Но пока продолжается Ветхий Завет и живет ветхозаветный человек, войны и смертные казни являются делом практической необходимости, хотя и бывают отступлением от закона. Нужно только всегда и непременно помнить, что, защищая войны и смертные казни, как защитники их, так и преступники, которых они убивают, ни в каком случае не вращаются в сфере чисто новозаветных понятий, а ведут все свои рассуждения только на ветхозаветной почве. Будучи сами ветхими людьми, они борются по необходимости с ветхозаветным человеком, и очень часто при этом совершенно забывают о свете, данном в ветхозаветной заповеди «не убий», и об учении, данном Христом. Слово «напрасно» служит обыкновенно для оправдания не напрасного гнева. Но «напрасно» нет в кодексах Син., Ват., оно выпущено Тишендорфом и Вест. Хортом. В некоторых кодексах, замечает Иероним, добавляется напрасно (sine causa); но в верных кодексах — мысль определенная, и гнев совершенно уничтожается, когда Писание говорит: гневающийся на брата своего (т. е. без добавления: напрасно). Ибо если нам заповедуется бьющему нас подставлять другую щеку, любить врагов наших и молиться за гонителей, то всякий повод к гневу прекращается. Следовательно «напрасно» нужно выпустить, потому что гнев человека не творит правды Божьей. Ориген говорил, что некоторые некстати (mh kalwj) присоединяют в Евангелии eikh, думая, что в некоторых случаях возможен разумный гнев. Слово «напрасно» выпускают Василий Великий и Афанасий Александрийский (не Ириней, Иустин, Евсевий, Григорий Нисский, Златоуст и др.). Но Евфимий Зигабен говорит, что «присоединив eikh Спаситель устранил не всякий гнев, а только неблаговременный. Потому что благовременный гнев полезен. Последний бывает против поступающих вопреки заповедям Божьим, когда не для мщения, а для пользы худо живущих, из любви и человеколюбия предаешься гневу с должным благоприличием». Мы согласны с тем, что при опущении слова напрасно, т. е. при понимании изречения Спасителя в абсолютном смысле, трудно объяснить «гнев» Спасителя (Мк. 3:5). Но слово orgh, приложенное к Нему, не имеет, по-видимому, того смысла, какой оно имеет в 22 стихе. Выражение последнего находится в прямом соответствии с 21 стихом. Там подлежит суду тот, кто убивает (не сказано напрасно); здесь — кто гневается на брата и наклонен вследствие этого к убийству. Гневающийся подлежит суду, но не во всех, конечно, случаях. В дальнейших выражениях содержится указание на различные степени гневного состояния, которые именно предосудительны. Orgizomenoj подразумевает продолжительный, но более скрытый, затаенный гнев, который может вести к убийству, не выражаясь в каких-либо поступках или словах. Гневное состояние, затем, выражается в произнесении рака, словесном оскорблении или оскорблениях. Слово рака объяснялось различно. Златоуст считает его выражением незначительного гнева и больше — презрения и пренебрежения. Это слово, по Златоусту, на сирском языке равнозначительно «ты». Августин считает более вероятным, что это слово не означает чего-нибудь (определенного), но выражает движение разгневанного духа, и относит слово рака к гневным восклицаниям. Феофилакт и Евфимий Зигабен согласны с Златоустом. Иероним полагает, что слово равнозначительно еврейскому рака, которое значит «пустой», безмозглый. Морисон считает слово до настоящего времени не разъясненным. Производство рака от арамейского река или рейка = пустой представляет лингвистические затруднения. Можно принять только одно, что словом этим, которое сходно с несколькими еврейскими и арамейскими выражениями, обозначается вообще презрение, неуважение, оплевание и проч., хотя точный смысл его неизвестен. Слово mwre, выражающее, как видно из ответственности, уже сильный, непримиримый гнев, сближали с евр. море (унизительный; или непокорный, строптивый — Втор. 21:18; Чис. 20:10), но неудачно. Это греческое слово, соответствующее евр. навал и значит глупый. Между рака и mwre трудно установить точное различие. Мнение Пана, что Иисус Христос здесь хочет наказать раввинов подражанием их методу, и что для Христа служили здесь образцом казуистические раввинские различения и рассуждения, встречающиеся во множестве почти в каждом трактате мишны, едва ли может быть принято. В настоящем случае смысл слова, который сам по себе темен, можно определить только, если мы обратим внимание на большую ответственность, которая указывается Христом, за произнесение этого слова. Из этой ответственности ясно, что mwre не значит просто «глупый» и не равно рака, но что-нибудь другое, потому что в противном случае не было бы надобности выделять это преступление из общей подсудности человеческим учреждениям. Но каково именно точное значение mwre, трудно сказать. Лучшее объяснение этого слова и следующего за ним наказания в том, что здесь разумеется гнев на брата за его религиозные мнения, который, само собою разумеется, уже не подлежит светскому суду. Подтверждение этого находят в факте, что mwre = еврейскому навал, а это последнее употреблено во Втор. 32:21; Пс. 13:1; Пс. 52:2; Иов. 2:10; Иов. 30:8 (ср. 1 Цар. 25:3, 25) для обозначения преимущественно религиозных заблуждений. Что касается слов «суду», «Синедриону», «геенне огненной», то в этом стихе они имеют, несомненно, более определенное значение, чем в предыдущем, и указывают на низший суд, состоявший из 3 судей в местечках с населением около 120 человек, на суд из 23 — где население превышало 120 человек, и на высшее судилище — Синедрион из 71 (по Шюреру), бывший в Иерусалиме. Слово геенна указывает на место, бывшее на юге от Иерусалима, где совершалось служение Молоху (2 Пар. 28:3; 2 Пар. 33:6; Иер. 7:31; Иер. 19:2–6 и др.). Иосия «осквернил Тофет, что в долине сыновей Еннома, чтобы никто не проводил сына своего и дочери своей через огонь Молоху (4 Цар. 23:10)». Сюда бросались трупы преступников, животных и всякие нечистоты. Для уничтожения запаха и разлагающихся предметов там разводили огонь. Это место сделалось образом для обозначения загробных мучений. Слово геенна встречается несколько раз у Матфея, Марка, Луки и в послании Иакова (Иак. 3:6).

А Я ГОВОРЮ ВАМ, ЧТО ВСЯКИЙ, ГНЕВАЮЩИЙСЯ НА БРАТА СВОЕГО, на всякого человека, потому что все люди – дети одного Отца Небесного и братья между собой, всякий, гневающийся на брата своего НАПРАСНО, безвинно, ПОДЛЕЖИТ СУДУ. "Видишь ли власть совершенную? – вопрошает святитель Иоанн Златоуст. – Кто так говорил из пророков? кто из праведников? кто из патриархов? Никто. Господь говорит – говорили они. Но не так говорит Сын Божий. Они как рабы возвещали Закон Божий таким же рабам, а Христос объявляет Свою волю как полновластный Владыка и Законодатель: А Я говорю вам... Что же Он говорит? Он не позволяет даже гневаться на брата своего напрасно". Есть гнев законный, справедливый, когда человек гневается на грех, на порок, который губит людей, когда гневается из ревности к славе Божией. Сам Бог гневается на грешников, Сам Христос Спаситель с гневом взирал на лицемеров фарисеев и бичом изгонял из храма Божия торгующих. "Посмотрите, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – сколько добра произвел гнев апостола Павла против Коринфян: он избавил их от великого вреда". Грешит тот отец, который не гневается на худые поступки своих детей, худо делает тот начальник, который не хочет, где нужно, употребить строгость против своеволия подчиненных... Не о таком гневе говорит здесь Господь. Он осуждает гнев напрасный, гнев без причины, по самолюбию, по гордости или зависти к ближнему. Всем таким можно сказать словами святителя Василия Великого: "Гневайтесь на свои грехи, а не на ближнего". Помните, что Христос осуждает такой гнев столь же строго, как строго в Ветхом Завете осуждалось убийство. И апостол Христов говорит: Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца (1 Ин. 3:15). Теперь спросим словами святителя Златоуста: "эти заповеди: не гневайся и не убивай – противны ли одна другой? Очевидно, что первая служит дополнением второй. Кто обуздывает свой гнев, тот не даст воли рукам своим. Не ясно ли, что Христос не разоряет Ветхий Закон, а еще более утверждает его?" Итак, по слову Господа, кто гневается только в сердце своем на брата напрасно, тот уже повинен суду, хотя бы еще ничем не показывал своего гнева. Никто, кроме Сердцеведца, не может осудить такой грех, и потому слова Господа: подлежит суду надо понимать так: будет судим по смерти своей, будет истязаем на мытарствах, когда душа его с телом разлучится. Если ты не выбросишь сразу из сердца первое движение гнева, то оно пустит там росток: грех гнева прорвется у тебя наружу, ты можешь смутить брата словом непочтительным, а за это и наказание будет тебе строже: КТО ЖЕ СКАЖЕТ БРАТУ СВОЕМУ, РАКА (пустой человек), ПОДЛЕЖИТ СИНЕДРИОНУ (верховному судилищу). "Слово рака, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – не составляет большой обиды; оно выражает некоторое презрение или неуважение к человеку". Но и за него Господь взыщет строго. Суд, о котором упомянул Он ранее, у евреев состоял из трех лиц; а Сонмище или синедрион было уже верховное судилище иудейское, состоявшее из семидесяти двух старцев, под председательством самого первосвященника. Тут судили богохульников и других важных преступников: синедрион произносил им смертный приговор. Поэтому толкователи Священного Писания под словом синедрион разумеют и Страшный суд Христов, на котором двенадцать апостолов сядут, по слову Господа, на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. Но еще строже, еще решительнее уже теперь произносит Господь Свой Суд над тем, кто с гордым презрением и злобой поносит ближнего своего: А КТО СКАЖЕТ: "БЕЗУМНЫЙ" (нечестивый, безсовестный), такой поноситель ближнего ПОДЛЕЖИТ ГЕЕННЕ ОГНЕННОЙ, вечному мучению во аде... Так, по суду Христову, можно и словом убить человека, и всякое безчестие и поношение ближнего осуждается заповедью Божией: не убивай. "Смотри, – говорит святой Златоуст, – как постепенно Он переходит от малых наказаний к большим, и тем как бы защищает Себя перед тобой, показывая, что Сам Он вовсе не хотел бы употреблять подобных угроз, но что мы сами заставляем Его произносить такие приговоры. Я сказал тебе, говорит Он, не гневайся напрасно, ибо повинен будешь суду. Ты не послушал, смотри же, что породил гнев твой. Он заставил тебя сказать брату: "рака" и за это Я подверг тебя суду Сонмища. Но если ты и после этого не вразумишься, то Я подвергну тебя вечному мучению геенскому, чтобы ты не покусился на убийство. Ибо ничто, ничто не бывает так несносно, как ругательство. Итак, не почитай маловажным называть другого безумным; ты этим отнимаешь у брата своего то, чем мы отличаемся от безсловесных и что именно делает нас человеками, т.е. ум и рассудок, и через это ты лишаешь его всякого благородства. Не думай, чтобы в словах Христовых было преувеличение: напротив, удивляйся их кротости. Ни о чем Бог так не печется, как о том, чтобы мы жили в любви между собой. Вот почему Иисус Христос со всей заботливостью истребляет все то, что разрушает любовь". Так поучает святитель Иоанн Златоуст. Когда Господь говорит: не убивай, то Он запрещает злонамеренное убийство и гнев на ближнего, но вовсе не запрещает защищать отечество от врагов и преступников. Военная служба есть подвиг любви к ближнему, прямое исполнение заповеди Христовой: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13). Не грешно наказывать и преступников. Апостол Павел прямо говорит, что начальнику, от Бога поставленному, на то и дан меч, чтобы его боялись злодеи (Рим. 13:4). "Положим, – говорит святитель Златоуст, – что всем порочным позволено жить без всякого страха; не наполнятся ли тогда безчисленными злодеяниями и убийствами города, торжища, дома, земля и море, и вся вселенная? Это всякому очевидно. Если и теперь, при строгих законах, зло едва сдерживается, то какие бедствия не угрожали бы тогда жизни человеческой? Не только то жестокость, когда злым позволяют делать, что хотят, но и то, когда человека невинного оставляют страдать без всякой защиты". Простое человеколюбие требует отнять такого страдальца из рук злодеев и связать их самих, чтобы они не могли вредить другим. Иудеи думали, что можно приносить Богу жертву и в то же время злобствовать в сердце на ближнего. Что же говорит им Христос Спаситель?

Христос сказал о двух вещах: о том, кто скажет брату своему: «рака» и кто скажет: «безумный», при этом безумие Он отнес к душе, а ничтожность к телу. Тем самым Он хочет сказать, что кто из гордыни превозносится над единоверцами, ненавидя и отвращаясь от них или испытывая омерзение и порой презирая их как не достойных даже упоминания, тот становится горделивым по причине либо своих телесных, либо душевных превосходств. Поэтому он и презирает единоверцев как совершенно его не достойных. Такой человек, говорит Христос, не избегнет Моего осуждения, ибо близок к убийству ненавидящий тех, кого особенно следовало любить по близости веры, поскольку существующая близость по природе уже способна вызвать к ним любовь.
*** Говоря же, что такой-то подлежит суду, синедриону и геенне огненной, Он подразумевает одно и то же наказание. Ведь различными словами Он обозначает одно и то же, а не различное возмездие. Если непозволительно сказать «безумец», как же Господь сказал «безумцы»? Не подобает называть безумцем брата, так как это слово гневливое, а не справедливое, и даже нечестивое, когда говорится о святом. Господь же правильно и по справедливости называет безумцами тех, кто нисколько не близки Ему, [называя их так не в гневе, но по истине. Геенна же — вечное адское орудие наказания.

Пророки, намереваясь изложить пророчество, заявляли: "это говорит Господь", Христос же, показывая Свою Божественную власть, говорит: "Я говорю". То были рабы, а Он — Сын и имеет все, что принадлежит Отцу. Тот, кто гневается на брата своего напрасно, будет осужден, но если кто гневается по разумным основаниям, в целях воспитания или по духовной ревности, тот не будет осужден. И Павел гневные слова говорит Елиме-волхву и первосвященнику, но не напрасно, а в силу ревности. Напрасно гневаемся мы в том случае, если гневаемся из-за имения или славы. Под "синедрионом" разумеется еврейское судилище, а "рака" тождественно со словом "ты". Мы имеем обыкновение говорить человеку, которого презираем: "поди ты"; а поэтому Господь побуждает нас не оставлять без внимания и такого маловажного выражения и поощряет нас уважать других. Некоторые говорят, что "рака" в переводе с сирского значит "презренный". Итак, если кто будет бесчестить своего брата, называя его презренным, то тот подпадет собору апостолов, когда они сядут судить двенадцать колен. Многие говорят и думают, что это — тяжелый и суровый приговор, но нет. Разве тот, кто лишает брата разума и смысла, лишает того, чем мы отличаемся от животных, разве он не достоин геенны? Кто поносит и бесчестит, тот разрушает любовь, а когда любовь разрушена, уничтожаются добродетели, сильные только при существовании любви. Итак, каждый, кто бесчестит, разрушая все добродетели, тем самым разрушает любовь и поэтому справедливо удостаивается огня.

Сколь велика у Господа братская любовь, мы понимаем, когда Он показывает, что пожертвованный Богу дар будет принят, только если жертвователь прежде, оставив гнев, примирится со своим братом. Наконец, мы находим, что Бог отверг дары Каина, который, не следуя законам любви, сохранял в душе гнев на брата. Поэтому не без основания Господь во многих местах Евангелия говорит, что чувство братской любви следует особенно сохранять: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга (Ин. 13:34). И еще: По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13:35). И неслучайно Господь говорит через пророка Захарию так: По истине и миролюбно судите. Никто из вас да не мыслит в сердце своем зла против брата своего (Зах. 8:16-17). И через Давида сходным образом Он призывает: Перестань гневаться, и оставь ярость (Пс. 36:8).