Евангелие от Матфея, Глава 4, стих 3. Толкования стиха

«Скажи, — говорит искуситель, — чтобы камни сии сделались хлебами». Но этот единый и единственный учитель отвечает: «Не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4:3—4). Так показал он, что должно быть побеждаемо желание удовольствия, чтобы не поддаваться даже голоду!
*** См. 1 Ин. 2:16

Это был завершительный приступ искусителя, так как, по Луке, дьявол не переставал искушать Господа в течении всех сорока дней (Лк. 4:2). Какой смысл в этом искушении Господа от дьявола? Придя на землю для того, чтобы разрушить дела дьявола, Господь мог бы, конечно, уничтожить их одним дыханием уст Своих, но необходимо помнить, что дела дьявола укоренились в заблуждениях свободной человеческой души, которую Господь и явился спасти, не лишая свободы, этого величайшего дара Божьего. Человек был создан не пешкой, не бездушным автоматом и не животным, руководимым инстинктом, но свободной и разумной личностью. В отношении к Божеству Иисуса Христа, это искушение явилось борьбой духа зла с Сыном Божьим, пришедшим спасти человека, за сохранение своей власти над людьми с помощью призраков счастья. Это искушение было подобно тому искушению Иеговы, которое позволили себе израильтяне в Рефидиме, ропща на недостаток воды: «Есть ли Господь среди нас или нет?» (Исх. 17:7). Так и дьявол начинает свое искушение словами: «Если Ты Сын Божий...» И как о сынах Израиля Псалмопевец говорит, что они искушали Господа в пустыне, так и дьявол искушал Сына Божия с намерением раздражить Его, прогневить, укорить и оскорбить (Пс. 77:40-41). Главным же образом искушение направлено было против человеческой природы Иисуса, на которую дьявол надеялся простереть свое влияние, совратить ее на ложный путь. Христос пришел на землю для того, чтобы основать среди людей Свое Царство - Царство Божье. Два пути вело к тому: тот, о котором мечтали тогда иудеи, путь скорого и блистательного воцарения Мессии как земного царя, и другой путь - медленный и тернистый, путь добровольного нравственного перерождения людей, сопряженный со многими страданиями не только для последователей Мессии, но и для Него Самого. Дьявол как раз и хотел отклонить Господа от второго пути, попытавшись прельстить Его по-человечески, легкостью пути первого, сулившего не страдания, а только славу. Прежде всего, пользуясь голодом, который мучил Иисуса как человека, дьявол попытался убедить Его использовать Свою Божественную силу для того, чтобы избавиться от этого тягостного для каждого человека чувства голода. Указывая на камни, которые и по сию пору в этой местности хранят форму хлеба, он говорит: «Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (ср. Лк. 4:3). Дьявол надеялся, что соблазнившись этим однажды, Иисус будет и впредь поступать так же: оградит Себя легионами Ангелов от толпы врагов, сойдет с креста и призовет Илию на помощь (Мф. 26:53, Мф. 27:40, 49), и тогда дело спасения человечества крестными страданиями Сына Божья не осуществилось бы.

Я думаю, что нам надо внимательно вдуматься в то, что представляет собой это искушение, потому что совершившееся со Христом в пустыне совершается временами с каждым из нас. Конечно, не в такой обстановке, не с такой выпуклостью, не так резко, но однако это бывает. Всякий из нас в какие-то мгновения вдруг чувствует, что в нем открылась глубина, которой он не подозревал, что в нем разверзлись такие силы, о которых он не имел понятия, что ему море по колено, что все ему возможно, что он готов сразиться со всем злом мира, готов строить только добро. И в этот момент мы, как и Христос, находимся перед лицом искушения силой. Диавол Ему сказал: если Ты Сын Божий… — то есть: «Докажи, что Ты Сын Божий! Ты в Себе чувствуешь такую громадную силу, на Тебя сошел Святой Дух, все Твое человечество трепещет полнотой своего бытия, — докажи это. Вот Ты проголодался. Сорок дней Ты постился, разве Ты не имеешь теперь власти над всем сотворенным? Смотри, вокруг Тебя камни лежат, возьми хоть один из них, прикажи ему стать хлебом и насыться…» Разве это не то, что случается с нами, когда мы чувствуем в себе некий подъем силы и, однако, мы в какой-то нужде; нельзя ли эту силу, которая чисто духовна, употребить для удовлетворения настоящей, насущной нужды? Неужели я должен умереть с голоду, когда имею возможность что-то сделать этой силой?.. Иисус отвечает: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим». А слово Божие — это не заповедь, это то животворное слово, которое Бог произносит, когда каждый человек вызван из небытия в бытие, это то слово, которое нас держит, благодаря которому мы существуем, благодаря которому мы живы и можем вырасти в полную меру нашего существа. Христос отверг унижение этой Божественной силы в Себе ради жалкого удовлетворения Своей нужды: меньше чем на служение Богу, меньше, чем на служение людям такую силу нельзя употребить.

Для чего диавол при каждом искушении спрашивает об этом Христа, говоря: аще Сын еси Божий? Слова эти сходствуют с тем, чтó сказано им первоначально в раю. Адаму говорил он: в оньже аще день снесте, отверзутся очи ваши (Быт. 3:5), показывая тем, что прародители обмануты Богом. Потому и здесь после каждой речи своей постоянно присовокупляет: аще Сын еси Божий, то-есть, если глас, наименовавший Тебя Сыном, истинен; то почему не подтвердишь сего, сделав, что говорю тебе?

Правило 27. К подтверждению того, чтò делаем или говорим, надобно прежде всего пользоваться свидетельством Писания, а потóм ужé и тем, чтò известно из общего употребления Глава 1. Всякое слово или дело дóлжно подтверждать свидетельством богодухновенного Писания в удостоверение добрых и в посрамление злонравных. И пристýпль к Нему искуситель речé: аще Сын еси Божий, рцы, да кáмение сие хлéбы будут. Он же отвещав речé: писано есть: не о хлебе едúнем жив будет человек, но о всяцем глаголе исходящем изо уст Божиих (Мф. 4:3, 4). <...>

Но если мы обозреваем самый порядок искушения Его, то помыслим, с какою трудностью мы освобождаемся от искушения. Древний враг восстал против первого человека, нашего прародителя, тремя искушениями, потому что искушал его обжорством, суетной славой и любостяжанием. Но искушением победил, потому что подчинил его себе через согласие. Он искушал его обжорством, когда указывал на запрещенную пищу дерева, и убедил к снеди. Искушал и суетной славой, когда говорил: будете яко бози (Быт. 3:5). Искушал и успехом в любостяжании, когда говорил: ведяще доброе и лукавое. Ибо любостяжание относится не только к деньгам, но и к возвышению. Поэтому справедливо называется любостяжанием чрезмерное домогательство высокости. Если бы хищение не принадлежало к любостяжанию чести, то Павел о Единородном Сыне Божием никак не сказал бы: не восхищением непщева быти равен Богу (Флп. 2:6). Но диавол довел нашего прародителя до гордости тем, что побудил его к любостяжанию высокости. Но какими способами низложил он первого человека, с теми же самыми способами подвернулся он и ко Второму, искушаемому Человеку. Ибо он искушает Его обжорством, когда говорит: рцы, да камение сие хлебы будут. Искушает суетною славою, когда говорит: аще Сын еси Божий, верзися низу. Искушает любостяжанием высокости, когда показывает Ему все царства мира, говоря: сия вся Тебе дам, аще пад поклонишимися. Но от Второго Человека он побеждается теми же способами, которыми славился, как победитель первого человека, для того, чтобы он выходил из наших сердец, будучи пойман при том самом входе в них, которым, впущенный внутрь, содержал нас в плену. Но есть, возлюбленнейшая братия, другое, что мы должны обсудить в этом искушении Господнем. Поскольку Господь, искушаемый от диавола, отвечает ему заповедями Св. Писания, и Тот, Кто был тем Словом, Которое могло своего искусителя низвергнуть в бездну, не обнаруживает силы Своего могущества, а дает только одно внушение из Св. Писания, то Он представляет нам пример Своего терпения, для того, чтобы мы, когда что-либо терпим от людей нечестивых, возбуждались более к назиданию себя, нежели к отмщению. Взвесьте, каково терпение Божие, и каково нетерпение наше. Мы, когда подвергаемся обидам или какому-либо оскорблению, тогда, подвигнутые неистовством, или сами мстим, сколько можем, или грозим отомстить, если не можем. - Вот Господь перенес оскорбление от диавола и ничем ему не ответил, кроме слов кротости. Он терпит того, кого мог наказать, для того, чтобы тем выше восходила слава Его через то, что Он победил врага Своего не истреблением его, но терпением.

Марк и Лука сказали, что Он был искушаем и в течение сорока дней (Мк. 1:13; Лк. 4:2); откуда ясно, что тогда он искушал издалека: во сне, в печали и т. п. А после того, как увидел Его алчущим, приступает ближе и открыто склоняет Его к свойственной голоду страсти, именно чревоугодничеству. И смотри, что делает. Он слышал и от Иоанна, и от голоса, бывшего с неба, что это есть Сын Божий, но не зная, что Сын Божий вочеловечился,– тайна вочеловечения была скрыта от него, – он подозревал, что это человек, но за Свои добродетели усыновленный Богу. Посему он уже завидовал Ему в столь великой чести, как и древнему Адаму, и старался лишить Его этой чести, как и того. Приступив ближе, он выдвигает первое искушение, объедение, посредством которого он пленил и первого Адама. Так как нигде не было пищи, по причине весьма пустынного места, а он знал, что при голоде хлеб бывает весьма кстати, то сам, однако, не приносит хлеба, так как Христос не взял бы его от врага, а приказывает сделать камни хлебами. Но чтобы Христос не предположил навета, – обрати внимание на хитрость и величие лукавства, – не сказал просто: сделай, чтобы камни эти были хлебами, но предпослал: аще Сын еси Божий, чтобы показать, что он ищет превращения камней в хлебы для доказательства того, что действительно Он есть Сын Божий. Дьявол думает, что таким словом Христос будет огорчен, и устыдится того, что Его не признают Сыном Божьим, и, не зная хитрости, превратит камни в хлебы, как имеющий от Бога власть; затем, увидев эти хлебы и чувствуя сильный голод, будет побежден чревом. Но не могло скрываться это от Того, Который уловляет премудрых в коварстве их.

«Скажи... камням сим, чтобы они стали хлебом». Послал стрелу, возбуждающую к насыщению, дабы при алчбе, которую испытывал Господь после поста, смутить Его и таким образом искусить Господа. * * * Этими словами уста сатаны засвидетельствовали, что Тот, Кто от Бога (исшел), может камни сделать хлебом. * * * Говорит (сатана): «Скажи... камням сим, дабы они стали хлебом», – ибо хлеб есть средство питания для рожденных от жены.

Испытывающему голод говорится нечто подходящее. Но ты, дьявол, становишься в двойное противоречие. Если по Его могуществу камни могут сделаться хлебами, то напрасно ты искушаешь Того, Кто настолько могущественен. А если Он этого сделать не может, то напрасно ты подозреваешь в Нем Сына Божия говоря: Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.

Когда, говорится, взалкал Иисус, приступль искуситель, рече Ему: аще Сын еси Божий, рцы, да камение сие хлебы будут. После того как слышал уже голос, снишедший с неба и свидетельствующий: сей есть Сын Мой возлюбленный (Мф. 3:17), слышал столь же славное о Нем свидетельство Иоанново, искуситель вдруг видит Его алчущим. Это приводит его в недоумение: припоминая сказанное об Иисусе, он не может поверить, чтобы это был простой человек; с другой стороны, видя Его алчущим, не может допустить, чтобы это был Сын Божий. Находясь в таком недоумении, он приступает к Нему с словами сомнения. И, как некогда, приступив к Адаму, выдумал то, чего совсем не было, чтобы узнать истину, так и теперь, не зная ясно неизреченного таинства воплощения, и того, кто пред ним, коварно сплетает новые сети, чтобы, таким образом, узнать сокровенное и остававшееся в неизвестности. Что же говорит он? Аще Сын еси Божий, рцы, да камение сие хлебы будут. Не сказал: если алчешь; но: аще Сын еси Божий, думая обольстить Его похвалами. Об алкании он умалчивает, чтобы не показалось, что он выставляет это Ему на вид и хочет уничижить Его. Не постигая величия действий, относящихся к домостроительству спасения, он почитал это за постыдное для Иисуса. Поэтому он льстит Ему и коварно напоминает только о Его достоинстве.
*** <...> победитель виновника смерти освободил нас от той и другой смерти. У нас двоякая смерть. Одна свойственна смертной природе, другая зарождается чрез потерю знания; неведение о Боге подобно мертвенной бесчувственности. Виновник обеих – диавол. Христос, сокрушив его, освободил природу от той и другой смерти: душу восставил животворным учением, а смертное снискал себе воскресением. Если гонитель пал, то гонимое встанет. И картина этой борьбы оставлена (нам) для жизни, чтобы, взирая на нее, укрепляться. Где же картина? Посмотри на пустыню: там благодать воскресила нас образом, гибельным для тирана, и преследует тирана в пустыне. Местом борьбы мы видим пустыню, диавол же – рука, изображающая голод Господа; три нападения, три ответа; (таков) закон борьбы, что она состоит из трех частей. И считай три части этой борьбы. "Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами" (Аще Сын еси Божий, рцы, да камение сие хлебы будут) (Мф. 4:3). Этим начал борьбу диавол с Господом. Христос же ему: "не хлебом одним будет жить человек" (не о хлебе едином жив будет человек) (Мф. 4:4). Господь остался невредимым. "Если Ты Сын Божий, бросься вниз" (Аще Сын еси Божий, верзися низу) (Мф. 4:6). Это второе нападение демона. "Не искушай Господа Бога твоего" (Не искусиши Господа Бога твоего) (Мф. 4:7). Этим изречением прекращено испытание. "Все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне" (Сия вся тебе дам, аще пад поклонишимися) (Мф. 4:9). Вот начало третьего состязания, в котором Господь, подобно некоему атлету, отбросил диавола за поприще, как сварливого противника. "Отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи" (Иди за мною, сатано, писано бо есть: Господу Богу твоему поклонишися, и тому единому послужиши) (Мф. 4:10). Увидев борьбу, научись бороться; сделайся из созерцателя борьбы учеником. Первая борьба Господа с диаволом учит тебя борьбе против удовольствий. Голод был началом состязаний; голод – это неограниченная страсть; голод – это главное в удовольствиях. Желание пищи – стремление необузданное; желудок видит неотвратимое удовольствие; и многие, не будучи в состоянии исцелиться от этого, уклоняются обычно к отрицанию промысла, будто нет Бога, попечителя о голодных. Диавол и Христа на это наталкивает, задумав поколебать Его, как человека, мучимого голодом; он не знал о сочетании в Нем божества: иначе не подошел бы к божеству, будто голодающему. Зная о собственной природе, что она не может голодать, он и не говорил бы о пище, узнав Бога. Но глядя, как на человека, как человеку говорит: "Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами". Он, ненужный исследователь усыновления, попечитель о пище, опаснейшей голода, с самого начала внушил обожение от древа, теперь от сильного желания – указывает на пустыню, где нет ничего, кроме камней, чтобы голодное место, усилив отчаяние из-за пищи, стало для души как бы толчком к неверию, и уничтожило бы сыновство. Но поглядим на искусителя и вникнем в коварство слов его. "Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами". "Ты назывался, – говорит, – Сыном недавно, при крещении, и я слышал слова голоса: "Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение" (сей есть Сын мой возлюбленный, о немже благоволих) (Мф. 3:17). Смеялся я над этим приветствием, дутостью его, над этой многозначительной шуткой, над честью, в действительности пустою; а Тебе, может быть, эта речь была в угоду, и веришь, что истинно любим, смел, будто на небе поставлен, и рад, будто для Бога очень желанен. Какой отец не печется о голодном сыне? Какой покровитель не питает своего просителя? А Ты 40 дней изнываешь от голода, и Отец не печется о Тебе голодном, пренебрегает многодневным голодом. Какой чадолюбивый отец с радостью не дает хлеба дитяти? Хорошо ли голодному сыну, если он не кормится отцом? Пусть Он покажет Свою любовь охотным дарованием хлеба; пусть накормит Сына, голодающего в пустыне. Он может камни обратить в хлебы; проси от голода об этом; пусть бы Он оказал благодать, чтобы Ты оставался в красе Сына; но прежде, чем получить это, не шути с Своим названием". О, человеколюбие ненавистника людей! О, сострадание человекоубийцы! О, гибельная заботливость! О, сладкий яд! Падший побуждает к неверию и вызывает к требованию пищи, – не с тем, чтобы напитать голодного, но, соблазнив на требование, столкнуть его, как неверного, с Богом. Обратись к Богу, Которым Ты обманываешься, (что) "Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение". Что же (на это) Господь Христос? Он не открывает сокрытого Бога, чтобы не отогнать от Себя добычу, но отвечает, как простой человек: "Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (писано есть: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем изо уст Божиих). Не изумляет Меня, – говорит, – недостаток пищи, не смущает голодание в пустыне, не требую приготовления хлебов из камней; много путей божественного попечения и разнообразно покровительство. Он предоставил людям питаться пищею; пища – хитрость плоти; но Божественное писание учит Меня, что Бог переступает границы природы. Я помню божественный голос к людям, чтобы они не боялись голода, когда печется Бог. Не жалей голодного, и не указывай на пустыню в отчаянии; пусть заботится Бог, хотя подле и не будет хлеба. Есть животворящий Бог и без питания, и плоть будет жива без пищи, если повелевает ей жить Бог. Так написано, и Я смело верую в божественное изречение, и не жду жизни только от питания". На этом споткнулся Адам; Христос примиряет. Так как Адам пал по неверию и из-за пищи (он был отвергнут, когда не поверил Богу и вкусил), то пришедший и воскресивший нас Христос начинает воздержанием и верою. Итак, диавол вступает наконец в борьбу самолично. "Пред рождением, – говорит, – я замышлял против Младенца чрез подозрение в прелюбодействе; потеряв надежду (в этом), я ошибся (также), гоняясь чрез Ирода за рожденным; оставаясь всегда побежденным, я теперь буду бороться сам". О, сварливый слепец! Побежден Младенцем, и с возмужавшим вступает в борьбу! Подойди, и отведай, диавол, возмужавшего; узнай Его силу еще раз. Уже он был поражен, когда подошел к голодному (вы слышали, как он пал); но, рассчитав одержать победу, Он удваивает свою дерзость. Так как он обманулся в первой хитрости и голодного не обольстил, то прибегает ко второму коварству. "Безуспешно, – говорит, – мое старое средство; расстаюсь с хитростью, низвергшею Адама; оставляю обольщение пищи; этот, по-видимому, царь над удовольствием. Он не может расслабляться удовольствием от пищи, давно не ищет хлеба. Нисколько не повинуется голоду; Его нельзя взять бранью плоти. Задумал я другую уловку борьбы; у меня есть одна удочка еще слаще – (это) слава, усладительная для души. Приятна петля тщеславия; не только приятна, но и вдвое скручена; рядом с тщеславием стоит безумие. Кто полюбил славу, ужасен в хвастовстве; а у Него есть предлог к этой страсти. Может быть, Он очень много думает о Себе, как многодневный постник. Пощекочу хвастливость; подошедши, как к праведнику, напыщу псаломским изречением, будто для Него раньше сказанным, обольщу лукавым вопросом. Пусть будет обрыв местом моего вопроса; потащу с собою на крыло (Храма), и на высоте предложу: "Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею" (аще Сын еси Божий, верзися низу, писано бо есть, яко ангелом свои заповесть о тебе, и на руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою). Он, конечно, или примет к Себе это изречение, или убежит. Если примет, то, как праведник, поспешно согласится на предложение упасть, сам бросится с высоты; а я посмеюсь над мертвым, если, упав, Он умрет; живым я ранил (Его) страстью тщеславия, убедив в доказательство мне броситься вниз. Если увижу, что (Он) отказывается, то поссорю Его с Богом, как Иова, такою клеветою на дар сыновства. Я прочитал Ему Тобою написанное изречение, сказал об обетовании Твоего спасения, – и Он не решился броситься в глубину; ясно, что Он не тверд в том, что Ты обещал. Как столь неверного Ты приветствовал Сыном?" Господь узнал его замысел, и дает увлечь Себя, как человек следует за человеком. Когда (Он) взошел, предлагает (Ему) свой замысел: "Если Ты Сын Божий, бросься вниз". На диавольское предложение мы отвечаем. Если ты считаешь Бога Отцом настолько овладевшего Собою мужа, чтобы оставаться невредимым при вреде, то у тебя уже есть доказательство того, что ты предлагаешь; это самое, диавол, есть показатель сыновства, что стоящего с тобою рядом ты не толкаешь в крутизну, хотя давно стараешься низвергнуть Его. Это значит ни что иное, как то, что, побуждая, он как бы говорит: "Ты невольно не падаешь, низвергнись по воле: бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею", – потому что и это показывает и уясняет (Его), как Бога. Если бы противник узнал (в Нем) Бога, то не предложил бы Ему пасть с высоты; он раньше знал, что Богу не опасны высота и широта, но поднимается Он до высокого и наполняет широкое; он раньше знал, что Божество свободно от преткновений; спотыкаться свойственно ногам человеческим, но не Божиим. Что он говорил не как с Богом, свидетельствуют слова диавола. Вникнем в смысл его слов. "Недавно Ты говорил: "Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих". И я похвалил Твою веру в Бога. Но так как есть другое изречение Божие, что Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею, то покажи, что веруешь слову Божию: чтобы, низвергшись, упасть без вреда, воспользуйся этой стремниной, (как) судьею Твоего сыновства, воспользуйся падением, (как) доказательством божественного попечения. Если, упав отсюда, встанешь невредимым, то название сыновства, высказанное Тебе, истинно: именно Тебе было обещано Богом раньше, что Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею" (Пс. 90:11). Ты, диавол, возобновил старую историю: изливаешь миро из пахучего сосуда. Сампсоном был убит лев, во рту которого был сотовый мед; он (лев), зловонный, был брошен (потом); и ты, львовидный, источаешь изо рта мед Писания, а окажешься повергнутым от ответа Господа: "написано также: не искушай Господа Бога твоего" (писано есть: не искусиши Господа Бога твоего). Он ни отказался броситься, ни согласился. Отказавшись броситься, Он дал бы диаволу довод, что Он не тверд в Боге; согласившись с предложением пасть, показался бы хвастливым и скорым на доказательство. Ни соглашения, ни отрицания нет в "не искушай Господа Бога твоего". Этим Он говорит диаволу: "Меня, твоего Господа, не искусишь". Поняв это, он не мог бы потом обещать, как человеку: "все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне". – "Псаломские слова, что предстательство есть у обещавшего Бога, Я принимаю, как истинные; знаю, что Он заповедует ангелам о людях, но не тогда, когда они будут кидаться в стремнины, когда будут умирать по своей воле, когда без нужды станут искушать". Так диавол пал вторично, (и) поднимается для третьего искушения. Но сущность третьего искушения есть долг, и у всех вас есть рукопись этого долга. Эта рукопись сладка, и только для диавола горька, потому что уплата заключается в падении его. Итак, я убежден, что (это пока) два платежа по рукописи обещания; остается долг больше; думаю, он затруднительнее всего для уплаты. Остальной долг – это третье коварства диавола; третье по порядку, по величине первое; оно – последний по счету обман, но первый по коварному искусству. Сначала он был терпим во всяком лукавстве; он не требовал прямо отступничества от Бога, но, злоупотребляя памятью о Боге, и обращаясь к Нему: "если Ты Сын Божий", придал благочестивый вид своей богоборной хитрости. в третьем искушении в наготе низкая ярость, выглядывает непокрытое зло; он требовал поклонения от Поклоняемого, вообразив себе поклонение на основании того, что он (диавол) слышал (от Господа). Так как он увидел, что Господь всюду говорит с верою, и сказал, что Бога не нужно искушать, то он подумал, что Господь легко доступен вере, и не будет много хлопотать об испытании ее. И подходит с величественным видом, чтобы изумить зрелищем: "Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их" (поят его диавол на гору высоку зело, и показа ему вся царствия мира и славу их). Нарисовав в воздухе тенью, выдумал воздушные формы, составив грубое изображение мира и изготовив красоты лженачертанного царства, он надеялся блеском вымысла завлечь Господа, удободоступного в отношении веры. Но он теперь не чувствует, что спорит против себя и спешит к падению. Чтобы не пасть, обещает дары мира: "все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне". Кто не верит Павлу, что корыстолюбец – идолопоклонник, тот пусть послушает отца идолов, соглашающегося с словами Павла. "Поклоняющемуся мне, – говорит, – дам чужое". Итак, снискатель чужого – под покровительством диавола. Он сам обещает дать чужое, дарами вредит, и дает то, что крадет. И в отношении Господа у него та любочестивая мысль, чтобы незаметно повергнуть обещанием даров. "Этот, – говорит, – не слаб к удовольствию пищи, не пленяется страстью тщеславия. Он сразу сломал моих две стрелы, удобных к борьбе; нужно поискать иную крепкую стрелу; у всех есть страсть любоначалия; искать выгоды не противно никому; корыстолюбием все, так сказать, ранены; вынув эту (стрелу) из своего колчана, пущу. Но где буду стрелять? Какое место мне поможет? О, если бы Он пошел со мною на высокую гору! Высота удобна для зрелища; я показал бы с высоты плодородные страны; ко взору приблизил бы сокровища царей; представил бы для созерцания знаменитый блеск жизни, одно в действительности показывая, а другое воображая через хитрость. Человеческая природа очень податлива на корысть. Если Он увидит светлости земли, то устремится к приобретению, примет тень за истину, сейчас поверит показываемому, потому что Он всюду обнаруживает в Себе веру. Я сказал: "Требуй хлеба!" – и Он пропустил это мимо Себя, веруя, что Бог питает и без хлеба. Я сказал: "Низвергнись!" – и это слово Он отверг, говоря, что не должно искушать Бога. Итак, подойду к Нему с величественным видом. Он поверит моему обману, так как привык припадать к Богу; поверит, так как не пытлив; а когда поверит, я, насмеявшись, уйду". Зная эти мысли, Христос взошел с ним на высокую гору; и диавол начал свою хитрость: представил глазам разрисованный вымысел. Господь хитрости не обличил, но созерцает, будто не зная коварства. А ему думалось, что Он побежден хитрым вымыслом, и охвачен красотою явления; с этим предположением морочит, наконец, чудовищно властными словами: "Все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне". "Не видишь, – говорит, – человек, величия мира? Не созерцаешь богатства его? Не изумляешься множеству в нем царств? Владыка этого – я. Эти дары у меня распределяются между людьми, каждому по моему решению. Но Ты у меня предпочтительнее всех, и только Ты вправе царствовать на земле; получи же от меня всемирную власть, и за это воздай поклонением: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне". Наполовину ты пророчествуешь невольно, диавол: ты отдашь мир, который поработил злу, но не за поклонение, а бичевание. Не думаешь ли, что с Адамом ты говоришь? Адама он обольстил, убедил, что он будет богом, и, убедив, низверг. И Христу теперь обещает всевластие, рассчитывая, что Он падет на высоте надежды. Но услышал достойный ответ: "Отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи" (иди за мною сатано, писано бо есть: Господу Богу твоему поклонишися, и тому единому послужиши). "Отойди, сатана!" – кстати здесь он прибавляет имя сатаны; подобно некоему владыке, называет скрывающегося раба по имени, показывая, что он (для Него) очевиден. "Отойди!" (Иди) – грозна, думаю, кротость этого слова, – как гневающегося на него Господа. "Ты устал, лицемеря, и открыл свое притворство; отчаялся в победе, и льстишь мне дарами; уже ты хлопочешь о продаже Меня; уже ты приготовляешь Мне, что согласно с делом (Моего) предателя. Преждевременно позаботился, диавол, о продаже, обожди товарища своего, Иуду. Иди теперь: Я ожидаю креста; иди теперь: не купишь Меня; теперь иди: сбереги дары свои предателю; теперь Я говорю тебе только: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Не делись ты с Богом людьми, потому что только пред Ним они должники". "Тогда оставляет Его диавол" (Тогда остави его диавол). Велика победа над последним обманом. Как какой-нибудь благородный атлет, подняв противника на высоту, низвергает (его) сверху, так Господь Христос, подняв диавола на гору и исполнив мечтательными надеждами, низверг (его) с высоты надежды. Чудо победы, изумившее ангелов, составило (из них) охрану для победителя: "и се, Ангелы приступили и служили Ему" (се ангели приступиша, и служаху ему). Подобно ангелам, предадимся и мы в рабство Господу; будем угождать небу, исполняя ангельское служение на земле; отдадим душу свою в непобедимые руки; возлюбим исправителя падшей природы; обнимем Того, Кто обессилил общего врага; прославив победу, будем представлять себя копьеносцами; опозорим падшего диавола; и, срывая бесстыдную голову, воскликнем полною грудью: "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи". Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

Спаситель, имея нетленный образ Божий и подобие, должен был также искуситься в тех страстях, в которых Адам был искушен, когда был еще в невинном состоянии, т.е. в чревоугодии, тщеславии, гордости. Ибо это — чревоугодие, по которому он съел плод запрещенного дерева; это — тщеславие, когда говорится: откроются глаза ваши; это — гордость, о которой говорится: «и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:5). Итак, в этих трех страстях и Господь Спаситель был искушаем. Это — чревоугодие, когда дьявол говорил Ему: «скажи, чтобы камни сии сделались хлебами»; это — тщеславие: «если Ты Сын Божий, бросься вниз»; это — гордость, когда, показывая Ему все царства мира и славу их, говорил: «все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф. 4:3, Мф. 4:6, 8, 9). Спаситель допустил дьявола с искушением, чтобы Своим примером научить нас, как мы должны побеждать искусителя, именно теми же способами, какими Он отразил искусителя. И тот и другой называются Адамом. Тот первый послужил к падению и смерти; а Этот первый — к воскресению и жизни. Через того весь род человеческий осуждается, а через Этого весь род человеческий освобождается. Тот образуется из грубой, невозделанной земли; а Этот рождается от Девы Марии (1 Кор. 15:22, 45, 47). Итак, Иисусу Христу надлежало перенести сказанные искушения, а больше не было надобности переносить (Это место яснее можно изложить так как второму Адаму, Иисусу Христу нужно было перенести и победить искушения страстями чревоугодия, тщеславия и гордости, которыми был искушен и пал первый Адам, такие было необходимости Иисусу Христу перенести еще другое искушение, т.е. плотской похотью, которой не был искушаем и первый Адам в состоянии невинности). Ибо победивший чревоугодие не мог быть искушаем похотью, которая происходит от пресыщения, как корня, которою и первый Адам не был бы искушаем, если бы, обольщенный лестью дьявола, не принял сперва породившую ее страсть. И поэтому о Сыне Божием не говорится, что пришел в плоти греха, но — «в подобии плоти греховной» (Рим. 8:3); потому что в Нем хотя была плоть истинная: Он ел, пил, спал, истинно терпел мучения (на кресте), но греховной наклонности ее, которая произвела преступление, Он не имел. Ибо Он не испытывал огненного жала плотской похоти, которое по устроению природы уязвляет нас против нашего желания; Он принял только подобие нашей природы. Когда все, относящееся к нашей обязанности, Он истинно исполнил, понес все слабости людского рода, то думалось, что Он подвержен и этой страсти, так что из-за человеческих слабостей казалось, будто Он в своей плоти носит семя и этого греха. Наконец дьявол искушает Его только в тех (страстях), в которых обольстил и первого Адама, предполагая, что Он, как человек, также и в прочих страстях будет обольщен, если бы удалось искусить Его в том, чем низложен был первый Адам. Но побежденный в первой борьбе, он уже не мог нанести Ему второй болезни (т.е. возбудить плотскую похоть), которая происходит от корня начального порока (т.е. чревоугодия). Ибо видел, что Спаситель не имеет начальной причины этой болезни, и было напрасно ожидать от Него плода греха, семян или корней которого Он никак не принял. Евангелист Лука последним искушением называет следующее: «если Ты Сын Божий, бросься... вниз» (Лк. 4:9). Здесь можно бы понимать страсть гордости. А в том, что дьявол, показывая все царства вселенной во мгновение времени, обещал Ему их (Лк. 4:5—7), можно бы понимать страсть сребролюбия, потому что после победы над чревоугодием, будучи не в силах искусить Его похотью, перешел к сребролюбию, которое, как он знал, есть корень всех зол. Но, будучи опять побежден, не смея уже внушать Ему никакого порока из тех, которые за ним следуют (ибо он знал, что они происходят от его корня и подстрекательства), перешел к последней страсти — гордости, которою после победы над всеми пороками можно искушать даже совершенных, от которой, как помнил, и сам он, когда был Люцифером, и многие другие ниспали с неба без подстрекательства предыдущих страстей. Итак, с этим порядком, который описывается у евангелиста Луки, и само подстрекательство и образ искушений, с которыми хитрейший враг приступал и к первому и ко второму Адаму, представляются сообразными. Ибо тому (первому Адаму) он говорит: откроются глаза ваши; этому (второму Адаму — Иисусу Христу) показывает все царства мира и славу их; там говорит: будете, как боги; здесь: если Ты Сын Божий.

Камни не обращены Христом в хлебы, наилучший мой, не потому, что не настало еще время чудес, как провозглашают празднословы, но потому, что прошение было суетно и прилично только просившему. Бог подает все числом, и мерою, и сообразно с потребностью, а здесь и просимое было излишне, и чудотворение вовсе неблаговременно.

Сатана, желая вовлечь Христа в страсть честолюбия, не сказал Ему «ешь», но – «сотвори знамение». Он делал это не для того, чтобы оказать Ему помощь, но, как я уже сказал, для того, чтобы вовлечь Его в тщеславие. Зная это, Христос не послушал его. По этой причине и фарисеям, желающим увидеть от Него знамение, Он не согласился явить его. Ибо они не приступили к Нему без сомнения в сердце, как к Богу, а искушали Его, как человека. Пусть же это будет неизменным правилом для святых в их отношениях с неверующими и искушающими – не давать места честолюбию ни под каким, даже благовидным, предлогом.

προσελθών aor. act. part, (temp.) от προσέρχομαι приходить. "Когда он пришел..." πειράζω ν praes. act. part. Part, употребляется в знач. сущ.: "тот, кто все время искушает", ει если, поскольку. Вводит cond., в котором условие считается реальным и заключение из такого предположения следует логическим и естественным образом. О таких и других cond. см. RG, 1004-1022. υιός сын. Акцент обусловлен позицией слоба. ει praes. ind. act. 2 pers. sing, от ειμί быть. Дьявол предполагает божественную сущность Сына, είπέ aor. imper. act. от λέγω. ίνα чтобы. Нередко употребляется с гл. речи для обозначения повеления (BD, 200). γένωνται aor. conj. med. (dep.) от γίνομαι рождаться, делаться, становиться.

3.Древние приписывали подобные способности чародеям, которые утверждали, что могут превращаться в животных и превращать разные вещества, например камень, в хлеб. Многие иудеи уповали на новый исход, возглавляемый новым Моисеем и дополненный новой манной, или небесным хлебом. Сатана пытается склонить Иисуса откликнуться на эти упования. 4:4. Дьявол пытается оспорить Сыновство Иисуса (4:3) вопреки Божьему Слову (3:17). Но Иисус ссылается на Втор. 8:3, хорошо зная контекст этого отрывка: Он может рассчитывать на дарование манны в пустыне, потому что Бог приходится Иисусу Отцом точно так же, как Бог приходился Отцом Израилю (Втор. 8:5). В других еврейских текстах (как явствует из Свитков Мертвого моря и позднейших раввинских текстов) также используется формула «написано», предваряющая цитаты из Писания.

Диавол как бы говорит: напрасно Ты не пользуешься Своею силою для Своих же потребностей земных, что за нужда Тебе терпеть голод? Вот пустынные камни. Они удивительно похожи на хлебы, и ведь Тебе это ничего не стоит сказать слово, и камни обратятся хлебами. Ты утолишь голод и вместе с тем докажешь, что Ты действительно Сын Божий. Иначе кто же поверит в это, если Ты и этого не можешь сделать? Не сказал искуситель: “если ты алчешь,” — полагая, что это постыдно для Иисуса. Но сказал: если Ты Сын Божий, — надеясь обольстить Его похвалами. В то же время он не знает, что думать об Иисусе: простой ли Он человек или нет? Слышал он на Иордане глас с неба, назвавший Иисуса Сыном Божиим, слышал и славное свидетельство Иоанна. Но вдруг видит Его алчущим и недоумевает, как это может Сын Божий алкать. Это недоумение диавола слышится в его речах. Тайна вочеловечения сокрыта он него. Он полагал, что Иисус не больше, чем праведный человек, усыновлённый Богом за добродетель. И, конечно, по своему сатанинскому нраву он не мог не завидовать Иисусу в такой высокой чести, как завидовал он первому Адаму. Он не забыл и своего древнего искусства: чем соблазнил он Адама и чем погубил тысячи людей, тем же самым теперь начинает и теперь своё обольщение — невоздержанием чрева. Он притворяется благожелателем, как бы заботится об утолении голода Иисуса Христа. Но под этим видом благожелания незаметно старается склонить Его отложить терпение и злоупотребить силою чудодейственной к угождению плоти. Что же Христос Спаситель? Он прямо говорит о том, о чём умолчал диавол. Он не стыдится того, что алчет, но не хочет ни в чём повиноваться диаволу, чтобы и нас научить не слушаться его даже тогда, когда он будет внушать что-нибудь с виду полезное. Так и впоследствии Он повелевал бесам молчать, когда они называли Его Сыном Божиим.

(Лк. 4:3). Букв.: и, подойдя, искуситель сказал Ему. Относительно формы, какую принял при этом диавол, у экзегетов — полное разногласие. Одни думают, что это было реальное, внешнее, но чисто духовное явление, и диаволу незачем было принимать какого-либо внешнего образа, что возбудило бы только подозрение в Лице искушаемом, и потому искушение не имело бы большой силы; другие — что диавол, подойдя к Спасителю, принял какую-либо внешнюю форму (скорее всего, человека), оставаясь диаволом. Первое мнение опирается на наш собственный духовный и внутренний опыт, когда мы иногда подвергаемся сильнейшим искушениям, вовсе не замечая искусителя, и, однако, свои искушения относим именно к нему. Если обратить внимание на то, что ударение ставится в Евангелиях больше на искушениях, чем на личности искусителя, которая ясно совсем и не описывается, то можно допустить, что, искушая Христа, диавол не принимал внешнего образа. Этому, по-видимому, не препятствуют и выражения, по крайней мере, намекающие на некоторый реализм явления, как «приступил», «берет Его», «поставляет», «говорит» и проч., потому что все они могут быть объяснены антропоморфически, как объясняются подробные выражения и относительно Самого Божества. Если, однако, принять такое объяснение, то нужно будет допустить, что все искушение полностью происходило в пустыне, что поставление Христа на кровлю храма и затем возведение Его на высокую гору были явлениями только мнимыми. Возражая против этого последнего, экзегеты допускают, что диавол принимал действительный, реальный образ человека. Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Справедливо замечают, что в условном «если» здесь не выражается диаволом сомнения в достоинстве Христа как Сына Божия. Если бы диавол сомневался в этом, то не мог бы предлагать Христу совершить такое чудо, как превращение камней в хлебы. Таким образом, слова диавола имели возбуждающий смысл. Ты (как Раб, олицетворение раба-человека) почти умираешь с голоду; но Ты не должен умереть, потому что и Тебе Самому, и мне хорошо известно, что Ты — Сын Божий. Ты недавно открыто признан Сыном Божьим во время крещения. Для Тебя, поэтому, нисколько не трудно позаботиться о Себе. Тебе нужно сказать только слово и эти камни, которые Ты видишь, тотчас сделаются хлебами.

И ПРИСТУПИЛ К НЕМУ ИСКУСИТЕЛЬ И СКАЗАЛ: напрасно Ты не пользуешься Своей силой для Своих потребностей земных; что за нужда Тебе терпеть голод? ЕСЛИ ТЫ СЫН БОЖИЙ, то вот камни пустынные, они удивительно походят на хлебы: СКАЖИ, ЧТОБЫ КАМНИ СИИ СДЕЛАЛИСЬ ХЛЕБАМИ. Ведь Тебе это ничего не стоит: нужно только слово сказать, и эти камни обратятся в хлебы, и Ты утолишь голод, а вместе с тем докажешь, что Ты действительно Сын Божий: иначе кто же Тебе поверит, если Ты и этого не сможешь сделать?.. Не сказал искуситель: если Ты, полагая, что это постыдно для Иисуса, но сказал: если Ты Сын Божий, надеясь обольстить Его похвалами. В то же время он не знает, что думать об Иисусе: простой ли Он человек или нет; слышал он на Иордане глас с неба, называвший Иисуса Сыном Божиим; слышал и славное свидетельство Иоанново; но вдруг видит Его алчущим и недоумевает: как же это может взалкать Сын Божий? Это недоумение диавола слышится и в его речах. Тайна вочеловечения была сокрыта от него; он полагал, что Иисус не более, как праведный человек, за добродетель усыновленный Богом. И, конечно, по своему сатанинскому праву он не мог не завидовать Иисусу в такой высокой чести, как он завидовал и первому Адаму. Он не забыл и своего древнего искусства: чем соблазнил он Адама, чем погубил тысячи людей, тем же самым теперь начинает свое обольщение - невоздержанием чрева. Он притворяется благожелателем, как бы заботится об утолении голода Иисуса Христа; но под этим видом благожелания незаметно старается склонить Его отложить терпение и злоупотребить силой чудодейственной к угождению плоти. Что же Христос Спаситель? Он прямо говорит о том, о чем умолчал диавол; Он не стыдится того, что взалкал; но не хочет ни в чем повиноваться диаволу, чтобы и нас научить не слушаться его даже и тогда, когда он будет внушать что-нибудь полезное. Так и впоследствии Он повелевал бесам молчать, когда они называли Его Сыном Божиим.

Этот соблазнитель слышал голос с неба: "Сей есть Сын Мой", но с другой стороны видит, что Он взалкал, и недоумевает, как Сын Божий может чувствовать голод. Поэтому искушает Его с целью удостовериться, говоря: "если Ты Сын Божий", он льстит Ему, думая, что Он что-нибудь скрывает. Но ты спросишь, что за грех было сделать из камней хлебы? Итак, знай, что послушаться дьявола в чем-либо — грех. С другой стороны, дьявол не сказал: "пусть будет этот камень хлебом", но "камни", желая ввергнуть Христа в излишество, ибо для голодного совершенно достаточно и одного хлеба. Поэтому Христос и не послушал его.

Итак, дьявол подстрекает, чтобы искушать, а Господь следует за ним, чтобы победить. Состязание же в этом искушении враг начал с такого обращения к Господу: Если ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Так, не зная таинства Божьего домостроительства, он спрашивает о том, чего не знает. Ибо он расспрашивает и говорит голосом сомневающегося: Если ты Сын Божий. Давайте посмотрим, почему он спрашивает, если сомневается, и почему спрашивает, если не знает. Он уже слышал весть, как ангел возвестил Деве, что она родит Сына Божия. Видел и то, как волхвы, оставив свое заблуждение пустого знания, с молитвой поклонились родившемуся Младенцу. Видел и то, как после крещения сошел Святой Дух, словно голубь. Слышал и голос Отца с небес, говорящий: Сей есть Сын Мой Мф. 3:16-17, Мк. 1:10-11. Слышал и то, как Иоанн при всем народе свидетельствовал: Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира Ин. 1:29. Итак, смущенный столькими свидетельствами, только что устрашенный этим голосом, из всего услышанного он больше всего испугался того, что, поскольку он сам наполнил мир грехами, придет Тот, Кто уничтожит грех мира. Хотя он был испуган множеством голосов, он до конца еще не поверил, потому что Того, Кто, как он слышал, есть Сын Божий, он видел в человеческом образе и видел во плоти Того, Кто, как он слышал, уничтожит грехи мира. Итак, испуганный и дрожащий, он проверял, действительно ли правда то, что он услышал. Хотя он видел, что Господь сорок дней и ночей постился, он, погибший, не сразу захотел поверить в Сына Божия. Ведь он помнил, что Моисей и Илия подобным образом постились сорок дней, и потому старался узнать по какому-нибудь знаку явленной силы, действительно ли он Сын Божий. Итак, он предлагает: Если ты, говорит, Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.