Евангелие от Матфея, Глава 27, стих 31. Толкования стиха

108.Неслучайно перед восхождением на Крест Он снял царские одежды, чтобы ты знал, пострадал Он как человек, а не как Царь и Бог. Человек, а не Бог, хотя во Христе есть и то и другое, был пригвожден ко Кресту. Не иудеи, а воины понимали, когда и какая одежда подобает Христу. На суд Он предстал как победитель, на казнь — как смиренный осужденный.

Когда Пилат решил быть по прошению первосвященников и Иисуса предал в их волю (Лк. 23:24—25), воины взяли Иисуса, сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его; и вышел Он со двора претории, неся крест Свой; и повели Его к месту казни, за город.

Об устройстве креста

Евангелисты ничего не говорят ни об устройстве креста, на котором был распят Христос, ни о том, как производилось распятие; все это было слишком хорошо известно современникам их. Надо полагать, что первосвященники, торопившиеся как можно скорее предать смерти Иисуса, и воины, исполнявшие казнь, не имели ни времени, ни охоты отступать в данном случае от установившегося порядка казни. Поэтому кажется вполне возможным признать, что крест Господа нашего Иисуса Христа ничем не отличался от других крестов. Кресты же в то время делались из бревен или досок; основанием служил прямой столб или доска, которые вкапывались в землю, к верхней части столба или доски приделывалась перекладина, иногда к самому верхнему концу, иногда немного ниже его. Посредине столба укреплялось так называемое седалище, которое служило точкой опоры для распятого. Приделывалось ли к столбу еще и подножие, к которому прибивались гвоздями ступни ног, — неизвестно, древнейшие писатели об этом не упоминают. Вверху столба, над головой распятого, прибивалась белая дощечка, на которой черными буквами писалось имя его и преступление.

О совершении казни через распятие

Самое распятие производилось так: крест вкапывался в землю и укреплялся в ней нижним концом своим, чтобы стоял крепко и не мог покачнуться. Распинаемого поднимали на крест; распинали руки его по перекладине и привязывали их веревкой; туловище и ноги направляли по столбу ниже перекладины, и ноги тоже привязывали веревкой; затем ладони рук и ступни ног прибивали гвоздями к кресту. Иногда же клали крест на земле, на нем распинали, и затем уже с распятым человеком поднимали крест и вкапывали его в землю. Кресты не делались высокими; Евангелисты Матфей, Марк и Иоанн свидетельствуют, что один из воинов поднес к губам распятого Иисуса Христа губку с уксусом, насаженную на трость иссопа, следовательно, он не мог рукой достать до головы Иисуса; но так как трости из иссопа бывали небольшой длины, около аршина, то и полагают, что от земли до ступней ног распятого Иисуса было около полутора аршина. Распятые умирали не скоро, иногда лишь через несколько дней. Это была медленная и самая мучительная смерть. И на такую смерть люди осудили своего Спасителя!

Шествие на Голгофу

В то время содержались в темнице осужденные на смерть два разбойника, которых тоже надлежало распять на крестах. Их привели в преторию и повели вместе с Иисусом на Голгофу. По обычаю приговоренный к смерти должен был сам нести свой крест до места казни, поэтому на плечи Иисуса и разбойников возложили их кресты. По всей вероятности, впереди ехал римский сотник, за ним, под охраной небольшого отряда воинов, шли осужденные, потом торжествующий синедрион и вся бывшая у претории многотысячная толпа народа. К шествию присоединялись встречавшиеся по пути и нарочно выходившие навстречу; присоединился и небольшой кружок друзей и почитателей Иисуса; тут были: Богоматерь, Мария Магдалина, Мария Клеопова (Ин. 19:25), Саломия (Мк. 15:40) и Апостол Иоанн.

Измученный бессонной ночью, нравственными терзаниями и бичеванием, Иисус стал изнемогать под тяжестью Своего креста. Крест, судя по размерам его, весил, вероятно, около ста килограммов; тяжесть его несколько уменьшалась тем, что нижний конец его волочился по земле, но все-таки для обессилевшего Христа это была непомерная тяжесть, и Он стал падать.

Если бы не надо было спешить с казнью, если бы можно было отложить ее до восстановления сил Иисуса, то первосвященники и их единомышленники радовались бы такому бессилию своей жертвы; но теперь это бессилие привело их в смущение. «А что, если Сей Человек (думали они), не дойдя до Голгофы, умрет? Ведь Он тогда избегнет позорной казни!» И вот, из опасения, что, пожалуй, не придется насытить свою кровожадность мучительной крестной смертью своего Обличителя, первосвященники заявляют римскому сотнику о необходимости освободить Иисуса от несения креста. Ни сотнику, ни воинам его не было нужды заботиться, чтобы осужденные непременно дожили до своей казни; не все ли равно для них, когда и как, они умрут?

Исходяще (выходя), или только из претории, где Господь был так измучен от разных поруганий, или уже — из города, когда Он изнемог до крайности, так что был уже не в силах продолжать нести Свой крест, и воины увидели необходимость снять с Него крест. Киринеянина, т. е. происходившаго из Киринеи или Кирены, африканскаго города в Ливии, на западе от Египта, который населен был во множестве Евреями. Симон или был переселенцем оттуда, или пришел в Иерусалим только на праздник Пасхи. Известные после в первенствующей Христовой церкви Александр и Руф были дети Симона Киринеянина (Мк. 15:21. Рим. 16:13). Заставили сего (сему задеша) нести крест. Распинаемые обыкновенно сами должны были нести крест свой до места распятия. Так понес было Свой крест и Господь; но потом до того ослабел, что не мог нести и уже донес Симон Киринеянин. Евангелист Лука прибавляет, что когда вели Господа на распятие, то в толпе, сопровождавшей Его, было много женщин, которыя плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратясь к ним, сказал: дщери иерусалимския, не плачьте обо Мне, а плачьте о себе и о детях ваших: ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодныя и утробы не родившия и сосцы не питавшие. Тогда начнут говорить горам: падите на нас и холмам: накройте нас и пр. (Лк. 23:27-31), т. е. Господь сказал, что Ему, как Спасителю мира, необходимо пострадать за грехи мира, а им придется терпеть великия скорби вместе с осудившими Его невинно, их отцами и мужьями, братьями и детьми. Таким образом Господь и в такия страшныя для Него минуты, думал не о Себе, но об ужасной участи, ожидавшей преступный иудейский народ.

Красный солдатский плащ должен был изображать пурпурные царские одежды, венок –корону, а палка –скипетр. Традиционно считается, что венок был сплетен из колючих веток терновника, чтобы усугубить мучения Иисуса. Но сейчас многие комментаторы полагают, что «корона» была сделана из веток одного из видов пальмы с очень длинными иглами, напоминавшими солнечные лучи – на монетах в таких венцах изображались императоры в виде бога солнца.

Шутовские приветствия с коленопреклонением сменились побоями и плевками. Затем «царский» наряд был снят, возможно включая «корону», хотя терновый венец стал непременной частью распятия в христианской иконографии. Воины были, вероятно, не римлянами, а принадлежали к вспомогательным частям, состоявшим в основном из сирийцев. Церковь всегда видела в этом эпизоде исполнение пророчеств (Ис. 50:6‑7; Ис. 53:3‑5).

Иисуса повели на казнь. Обычно осужденные на распятие должны были нести на плечах перекладину от своего креста, столб же был вкопан в землю на месте казни.

Но вот приговор начал приводиться в исполнение. Воины сколотили крест, взвалили его на плечи приговоренного к смерти, и страшное шествие двинулось за город, к месту казни, на Голгофу или лобное место, названное так по своей выпуклообразной форме. За осужденным по обычаю двигалась толпа народа, и теперь она была тем больше, что самая личность Узника и все обстоятельства суда над Ним взволновали весь город с его многочисленными паломниками. По дороге тяжесть креста, на котором висели грехи всего мира, надломила истощенный всеми предшествующими духовными и телесными муками организм Христа, и Он упал под своей ношей. Чтобы не замедлять исполнения казни, воины, сопровождавшие Узника, навалили крест на встретившегося им по пути некоего Симона Киринеянина, который таким образом удостоился великой чести участия в несении искупительного креста. Вся обстановка этого ужасного шествия имела надрывающий душу характер, и многие женщины, не выдерживая всех ужасов его, горько плакали. Бож. Страдалец обратил на них внимание и увещевал их плакать не о Нем, а о самих себе и о тех ужасах, которые ожидают весь иудейский народ и обетованную землю. Рядом с Христом на казнь ведены были еще двое разбойников, распятием которых при теперешней страшной обстановке Пилат хотел на­вести страх на других разбойников и тем хоть отчасти подор­вать сильно распространенное в это время разбойничество, часто переходившее в политические мятежи.

По прибытии к месту казни все три креста положены бы­ли наземь, и крест Иисуса как главного узника положен был для большего издевательства посредине. После этого с Него сняли все одежды и последовал самый страшный момент казни – прибитие ко кресту. Христа положили на орудие казни, руки растянули вдоль перекладины и посредине ладоней наставлено было по огромному железному гвоздю, которые ударами молотка вгонялись в дерево. По такому же гвоздю вбито было и в ноги, и затем воины с большими усилиями стали поднимать крест, с его пригвожденною живою ношею, чтобы установить его в заго­товленной яме. И в этот-то ужасный момент невообразимого страдания раздался голос Спасителя человечества с всепроща­ющей мольбой за своих зверских и безжалостных убийц: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34). Понятно, какие нестерпимые муки могли испытывать распинаемые; но муки эти были тем ужаснее, что несчастные жертвы могли долго то­миться на кресте, и сами страдальцы с воплем просили окружающих предать их смерти, которую они считали избавитель­ницей. Такова-то была смерть, на которую осужден был Христос; и хотя для Него она счастливо ускорилась от всего вынесенного Им предварительно, Он все-таки томился на кресте с пол­дня и почти до солнечного захода, прежде чем «испустил дух».

Торжественная сентенция, в которой всенародно провозглашался такой приговор, не имела одинаковой, раз и навсегда установленной формы. От нее требовались только краткость и общепонятность, форму же ее каждый судья мог создавать и варьировать по собственному вкусу. Но кажется, «ibis ad (или in) crucem» было очень ходячею формою приговора для осужденных на распятие Petron. sat. 112: ibis in crucem.. Может быть, – по крайней мере, нет ничего невероятного, – что этими тремя словами и Пилат осудил на крестную смерть Господа Иисуса Христа. Мы не имеем никаких достоверных, документальных данных, на основании которых можно было бы сказать об этом что-нибудь более положительное. Христиан Адрихомий (конца XVI и начала XVII в.) говорит, что приговор Пилата имел такую форму: Jesum Nazarenum, subversorem gentis, contemptorem Caesaris et falsum Messiam, ut majorum suae gentis testimonio probatum est, ducite ad communis supplicii locum et cum ludibrio regiae Majestatis in medio duorum latronum cruci affigite. I lictor! expedi cruces Иисуса Назарянина, врага народа, презрителя Цезаря и ложного Мессию, как показало свидетельство старейшин его народа, ведите на место общей казни и при осмеянии царского величия среди двух разбойников распните. 1-й ликтор! выполняй приказ о распятии Theatrum terrae sanctae et biblicarum historiarum Auctore Christiano Adrichomio. 1593, p. 163 n. 115.. Ho те древние Анналы, в которых нашел он этот приговор, очень юны для того, чтобы за их свидетельством признавать несомненную достоверность Friedlieb. Archäol. d. Leid., s. 125 not. 4.. Известны и еще два «документа», содержащие в себе этот интересный приговор Понтия Пилата. Вот буквальное содержание одного из них, более краткого.

«Приговор, объявленный Понтием Пилатом, наместником нижней Галилеи, гласящий, что Иисус из Назарета должен умереть крестною смертью. – В 17-й год правления императора Тиверия и в 25 день месяца марта в священном городе Иерусалиме, когда Анна и Каиафа были священниками и жрецами Бога, Понтий Пилат, наместник нижней Галилеи, восседая на судейском седалище претора, присуждает Иисусу из Назарета умереть на кресте между двумя злодеями, так как великие и достоверные свидетельства народа показали: 1) Иисус соблазнитель. 2) Он бунтовщик. 3) Он враг закона. 4) Он называет Себя ложно Сыном Божиим. 5) Он ложно выдает Себя за царя израильского. 6) Он вступил в храм в сопровождении толпы, которая несла пальмы в руках. Приказывает первому центуриону, Квирилию Корнелию, вести Его на место казни. Запрещает всем, бедным и богатым, препятствовать исполнению смертной казни Иисуса. Свидетели, подписавшие смертный приговор Иисуса, суть: 1) Даниил Робани, 2) Иоанн Заровавель, 3) Рафаил Робани, 4) Капет книжник. Иисус будет выведен из города Иерусалима чрез ворота Struenea» См. G. Unruh. Das alte Jerusal., s. 168. Сравн. Hofmann. Das Leben Jesu nach d. Apokr., s. 368–369..

Доктор Тесмар в 49 году нашего столетия в одном периодическом издании в Кельне сделал такое сообщение об этом документе. «Приговор на еврейском языке гравирован на каменной плите, на обратной стороне которой находятся следующие слова: такая же плита была послана в каждое колено. Эта плита была найдена в 1820 г. в городе Аквилее, в Неаполитанском королевстве, во время раскопок, производившихся с целью открытия римских древностей, и позднее открыта комиссариями искусства, находившимися в Италии вместе с французским войском. До времени похода в южную Италию она сохранялась в одной Картезианской ризнице близь Неаполя, запертая в ящике из черного дерева. Этот ящик находится с тех пор в капелле города Казерты. Картезианцы добились своими просьбами того, что плита не была взята у них, из признательности к тем пожертвованиям, какие сделали они для французского войска. Членами комиссии искусств был сделан дословно верный французский перевод. Денон приказал изготовить такую же плиту, на которой был вырезан приговор. При продаже его кабинета она была куплена лордом Говард за 2890 франков» См. Ibid..

Трудно высказать какое-нибудь предположение относительно происхождения этого документа. Выражение: «такая же плита была послана в каждое колено» приводит на память свидетельства Иустина о том, что по смерти Господа Иисуса Христа иудеями были посланы послы, κηρύσσοντες, ὃτι αἳρεσίς τις ἄθεος καί ἄνομος ἐγήγερται ἀπὸ Ἰησοῡ τινος Гαλιλαιоν πλάνου извещающие, что появилось некая безбожная и беззаконная ересь от заблуждения некоего Иисуса Галилеянина Iustin. dialog. cum Tryphon. pag. 202, ed. Marani. Сравн: Церк. Ист. Евсевия, IV, 18. и Евсевия, который говорит, что иудеи разослали по всем странам письма, полные ругательств против Господа Иисуса Христа Euseb. in Esaiae cap. 18. p. 425. См. Hofmann. Das Leben Jesu, s. 369.. Евреям же, вероятно, обязан своею фабрикациею и этот приговор Пилата. Но определить время происхождения его нет никакой возможности. В той же Аквилее, при производстве работ по расширению одного здания, под одним камнем был найден мраморный ящик и в нем другой документ, содержащий в себе более пространную вариацию того же приговора Пилата над Спасителем, под заглавием: «смертный приговор Пилата от слова до слова» См. Codex Apokryphus novi Testamenti a Johanne Alberto Fabricio. III, pp. 489–493. (ed. Hamburg. 1743).. Отличаясь от первого большею растянутостью, он заключает в себе такие подробности, которые совершенно немыслимы в подлинном приговоре Пилата.

Точно в таком же положении находится и вопрос об официальном доносе Пилата Тиверию о суде и распятии в великую пятницу. Тертуллиан прямо говорит: еа omnia super Christo Pilatus Caesari tunc Tiberio nuntiavit Пилат сообщил все относительно Христа тогдашнему императору Тиверию Tertull. Apolog. 21.. Возможность такого доноса подтверждается и теми обстоятельствами, в каких находился Пилат: он имел основание бояться доноса в Рим на самого себя со стороны иудеев, разгоряченных его нерешительностью в деле Господа Иисуса Христа; удобнее было предупредить их. Известить Тиверия о суде над Спасителем Пилат мог только сам, от своего имени, а не чрез легата Сирии, потому что в год смерти Господа Иисуса Христа в Сирии не было правителя См. Pontius Pilatus v. G. A. Mbller, s. 38, 40.. Вот и все, что можно сказать об этом доносе Пилата. К сожалению, история не знает не только подлинного документа, относящегося сюда, но даже выдержек из него в каком-нибудь достоверно подлинном сочинении ближайшего к этому событию времени. Все виды так называемого «письма» Пилата, существующего в различных чтениях и изданиях, на греческом и латинском языке, то как приложение к «Актам Пилата» или Евангелию Никодима, то независимо от них, не выдерживают и самой легкой критики относительно своей подлинности «Акты Пилата» уже Евсевий признал подложными. См. Церк. Ист. I, 9.. Вот, например, наиболее краткое и, кажется, популярное чтение «письма».

«Понтий Пилат Клавдию. Недавно случилось, чему я сам свидетель, что иудеи чрез свою зависть жестоко наказали себя и своих потомков. Именно, – как имели отцы их обещание, что Бог их пошлет им с неба Святого Своего, который по достоинству будет называться их царем, и Он обещал, что пошлет Его на землю чрез Деву: так в мое наместничество, когда Бог евреев послал Того в Иудею и увидели, что Он слепым дает зрение, прокаженных очищает, расслабленных исцеляет, демонов изгоняет из людей, даже мертвых воскрешает, повелевает ветрам, сухими ногами путешествует по водам моря и делает многое другое, когда весь народ иудейский уверовал, что Он Сын Божий, – начальники иудейские воспылали завистью к Нему и схватили Его, и предали мне, и многое лжесвидетельствовали мне о Нем, говоря, что Он волшебник и поступает против их закона. Я поверил, что это так и предал Его в их волю для бичевания. Они же распяли Его и над погребенным держали стражу. На третий день в то время, как воины мои стояли на страже, Он воскрес: злоба же иудеев возгорелась до того, что они дали деньги солдатам, говоря: скажите, что ученики Его украли Его тело. Но они, хотя взяли деньги, однако не могли умолчать о том, что случилось. Ибо засвидетельствовали, что они видели, как Он воскрес и что взяли деньги у иудеев. – Об этом же доношу, чтобы кто не налгал иначе и ты не вздумал бы верить лжи иудеев» Мы старались буквально передать содержание первого из двух «писем», помещенных в Cod. Apokr. N. T. Fabricii. См. Pars I, pag. 298–301. Еще три вариации того же письма можно найти в cod. apokr. N. T., a Ioan. Car. Thilo. T. 1, p. 796 и далее (Lips. 1832). См. Hofmann. Das Leben Jesu nach d. Apokr., s. 470–474. Сравн. G. Ad. Müller. Pontius Pilatus, s. 55–56.. – Все содержание письма, как видим, слишком ясно выражает цель своего автора – выставить Пилата непосредственным свидетелем евангельской истории; но это же самое заставляет и скептически относиться к его подлинности.

Мы старались проследить и уяснить себе все детали обоих великих процессов. Если бы теперь мы задались целью сравнить то полное несправедливости ночное судопроизводство, руководителями которого были представители отечественной духовной и светской власти, с судебным процессом пред трибуналом римского правителя, то сравнение вышло бы далеко не в пользу первого. Там злая ненависть к Подсудимому, желание во что бы то ни стало осудить Его – руководят всеми движениями судей. Здесь же судья не только далек от подобного отношения к Обвиняемому, а напротив, глубоко убежден в Его невиновности и стоит за Его оправдание. Тем не менее, несмотря на такое существенное различие в постановке обоих процессов, результат получился один и тот же. И, как ни странно это, иначе не могло и быть. Оба процесса были совершенно различны по месту, времени, ходу и порядку дела, по обстановке, – словом по всему, кроме главных руководителей дела. Как там, в глубокий, поздний час ночи, в одной из зал на втором этаже первосвященнического дворца, так и здесь, при солнечном свете, пред преториею областеначальника, такими руководителями всего хода дела были одни и те же личности: первосвященники, книжники и старейшины народа, давно порешившие смерть Господа Иисуса Христа. Там они играли роль судей официально: обставив себя внешним видом закона и правды, вели допрос – хотя и ложных, ими же самими подысканных – свидетелей и составляли – хотя и совершенно незаконное – судебное постановление. Здесь не они должны были выступить судьями Обвиняемого. Вся их роль должна бы ограничиться доносом и представлением необходимых доказательств преступления, а решение дела принадлежало римскому правителю. Но на деле мы видим не то. И здесь, собственно, они же остаются судьями Господа Иисуса Христа, а Пилат является лишь орудием в их руках. Поэтому и весь процесс пред преториею римского правителя является столь же несправедливым, как и предшествовавшее ему ночное судопроизводство, и сам официальный судья Пилат подлежит нравственному осуждению как судья, чуждый правды.

«Поставьте на место Пилата всякого другого человека с незаглушенною совестию, – говорит Т. Буткевич, – имеющего понятие о справедливости и некоторую охоту к ней, но из детства привыкшего, по обычаю всех римских вельмож того времени, ставить политические соображения выше нравственных требований, смотреть не столько на совесть, сколько на обстоятельства, казаться справедливым, где можно это сделать без вреда для себя, одним словом, поставьте на место Пилата обыкновенного человека, непосредственно взятого из той или другой общественной среды данного времени, и он будет вести себя, как вел Пилат» «Жизнь Господа нашего Иисуса Христа» свящ. Т Буткевича. СПБ. 1887, стр. 724. Сравн. Pontius Pilatus v. G. Ad. Müller, s. 39. 41.. – Мы видели те обстоятельства, среди которых находился Пилат во время суда над Господом Иисусом Христом. По единогласному свидетельству евангелистов, Пилат был глубоко убежден в невинности Подсудимого, знал, что «предали Его из зависти» Мф. 27:18; Мк. 15:10; Лк. 23:4, 14, 22; Ин. 19:4, 6., и не раз пред всем народом объявлял свое убеждение и желание отпустить Узника. Но потом, когда начали подвергаться опасности его личные интересы, когда среди неистовых криков беспорядочной толпы послышались довольно прозрачные намеки на донос кесарю, Пилат уступил и предал на смерть Человека, заведомо ни в чем не виновного. Поэтому, не задаваясь вместе с почтенным автором вопросом, как поступил бы другой кто-нибудь на месте Пилата, мы в то же время считаем необходимым ответить на другой вопрос. Представим себе, что какой-нибудь правитель или просто судья, разбирая уголовный процесс, убеждается в полнейшей невинности подсудимого и, заявляя о таком убеждении своем публично, готов отпустить обвиняемого; но присутствующий при этом процессе народ требует другого исхода дела, грозя в противном случае подвергнуть большой опасности собственное личное благосостояние судьи. Тогда последний склоняется «пред силою обстоятельств» и, вопреки собственному убеждению, попирает закон и совесть, отдает на смерть невинного человека. Что сказать о таком правителе? – Думается, что такому человеку, особенно если он римлянин, необходимо напомнить благородные слова Двенадцати таблиц: «не должно слушать пустые крики народа (vanae voces populi), когда они требуют оправдания ли виновного, или осуждения невинного» Lex. XII, De poenis..

«Четыре смертные казни переданы великому синедриону: избиение камнями, сожжение, смерть от меча и удавление», – говорится в Мишне Sanhedr. VII, 1. См. ed. Guil. Surenhus., pars IV, pag. 237.. Как наиболее соответствовавшая духу и характеру древнейшего иудейского уголовного права, по которому наказание за преступление считалось делом всего народа Подробнее об этом см. Handwörterbuch d. bibl. Altert. v. Dr. Riehm. B. II, s. 1568 (Strafrecht)., первая из этих казней уже в Моисеевом законодательстве имела наибольшую сферу действия. Так, ей подвергались уличенные в служении Молоху Лев. 20:2. или вообще в безбожии, в смысле отрицания Иеговы и почитания того, что признавали за Бога другие народы Втор. 13:6–11; 17:2–5.; ею наказывались дерзавшие хулить имя Иеговы Лев. 24:15–16; 3 Цар. 21:10., ложно присвоившие себе дар пророчества Втор. 13:1–5; 18:19., обманывавшие народ волхвованием Лев. 20:27., нарушавшие святость субботы Исх. 15:32–36., оскорбившие святость обручения Втор. 22:21, 24., заклятия Нав. 7:25.; камнями побивали неисправимо непокорного сына по жалобе его родителей Втор. 21:18–21. Сфера действия этого наказания простиралась даже на животных. Исх. 21:28–32.. Кроме этих преступлений, определенно названных в Библии, без сомнения, еще очень многие, аналогичные им, подвергались тому же наказанию. По крайней мере, всего естественнее разуметь его и там, где закон Моисея выражается в неопределенной формуле: «смертию да умрет», или «кровь его на нем», «потребится душа та от среды людей своих» Исх. 31:14; Лев. 17:4; 18:29; 20:10–13 и мн. др.. Только в Талмуде находим мы указания относительно самого процесса совершения этой казни См. Sanhedr. VI, 1–4 (Surenh. pars IV, pag. 233–235).. Библия ограничивается одним замечанием, что свидетели должны бросить первый камень в преступника Втор. 13:9–10; 17:7..

В тех случаях, когда нужно было предать смерти многих разом, камень являлся неудобным орудием казни и потому его заменял меч Втор. 13:14–15; 1 Цар. 22:18.. Кажется, только в сравнительно позднейшее время, при царях, казнь мечом начинает применяться и к отдельным лицам 2 Цар. 1:15; 4:12; 3 Цар. 2:25, 29–34, 46; Иер. 26:23 и др.. Исполнителем ее является кто-нибудь из царской свиты, а формою – заклание мечом, а не обезглавление. Последнее практикуется в Иудее при римлянах Мф. 14:10; Деян. 12:2. Antiqu. XV, 1, 2. Мишна указывает именно такой способ казни мечом. См. Sanhedr. VII, 3 (Surenh. IV, 248)., знавших у себя этот род казни, до этого же времени обезглавление встречается у иудеев только как обыкновенное явление на войне, а не в смысле наказания за преступление 1 Цар. 17:51, 54; 31:9; 2 Цар. 4:7; 20:22; 4 Цар. 10:6 и др..

Как особый вид более тяжкой кары, практиковалось у иудеев сожжение преступника живым. Сфера действия его, впрочем, ограничивается в законодательстве Моисея только двумя случаями особенно тяжкого полового преступления Лев. 20:14 и 21:9. Такое ограничение, конечно, утратило свое значение в период римского господства. См. Bell. jud. 1, 33, 4. О странном способе этой казни по описанию талмудистов см. Sanhedr. VII, 2.. Чаще оно имело место там, где хотели усилить казнь преступника или окружить его смерть возможно большим позором. В таких случаях уже после казни преступника предавали сожжению его труп и над пеплом набрасывали груду камней Нав. 7:25–26.. Та же цель достигалась и другим способом: труп казненного вешали «на древе», т. е. на столбе, причем повешенный не оставался в таком положении после захода солнца на ночь, а непременно вечером предавался погребению. Яко проклят есть от Бога всяк висяй на древе: и да не оскверните земли, юже Господь Бог твой дает тебе во жребий, заповедал народу Своему Иегова устами Моисея Втор. 21:22–23; Нав. 8:29; 10:26; 2 Цар. 4:12 и др.. – Что касается, наконец, удавления, которому Мишна также отводит место в ряду иудейских казней, то о нем мы не находим упоминания в Библии. Только в позднейшее время, под римским влиянием, становится оно знакомо иудеям См., напр., Antiqu. XVI, 11, 6..

Итак, в этом кодексе древнеиудейского уголовного права мы не находим той казни, к которой был приговорен Господь Иисус Христос. Казнь крестная, или распятие, по определению Цицерона, была crudelissimum teterrimumque supplicium Cic. in Verr. 5, 64. Cic. pro C. Rab. 5: crucis terror., или damnatissimum quoddam fatum, extremum supplicium, θάνατος οἴκτιστος, как выражаются другие писатели См. Arnob. adv. gentes I, 36. Bell. jud. VII, 6, 4. Сравн. Lactant. instit. 4, 16, 26. Minuc. Fel. Octav. c. 9. Греческому σταυροῦν или ἀνασταυροῦν соответствует у латинских писателей cruci affigere или suffigere, in crucem agere или tollere, позднее – cruci figere, y евреев – תלה, по сходству распятия с повешением. Иисус Христос в полемических сочинениях иудеев называется תלהי. См. Bibl. Real-Wnrt. v. Winer. B. 1, s. 677. Real-Encyklop. v. Herzog B. VIII, s. 65., т. е. ужаснейшим мучительнейшим и позорнейшим из всех видов казни. Она была известна древним индийцам, персам, ассирийцам, финикиянам, египтянам, карфагенянам, также грекам и римлянам Diod. Sic. 2, 1. 18. Herod. III, 125. IV, 43. VII, 194. Cic. de offic. 3, 27. Thucid. I, 30. Polyb. I, 86. 4. Strabo 14. 647 и др. См. Winer. Bibl. Real-Wnrt. B. 1, s. 680.. В греко-римской истории мы встречаем примеры, когда эта казнь практиковалась в ужасных размерах: ей подвергались сотни, даже тысячи людей разом. Так, Александр Македонский, по завоевании Тира, приказал распять на крестах 2000 жителей этого города, за долгое сопротивление осаде. В Иудее римское господство, можно сказать, началось и окончилось крестною казнью. После смерти Ирода Великого, Варус распял 2000 мятежников Antiqu. XVII, 10, 10.. При императорах Клавдии и Нероне, Тиверий Александр, Квадрат, Феликс, Фест, Флор казнили таким образом многих бунтовщиков и даже многих знатных иудеев, пользовавшихся притом римским гражданством Antiqu. XX, 5, 2. Bell. jud. II, 12, 6; II, 13, 2; II, 14, 1; II, 14, 9.. Тит при осаде Иерусалима, по словам Иосифа Флавия, не находил места и дерева для крестов, на которых были распинаемы пленные иудеи Bell. jud. V, 11, 1.. Но особенно часто употреблялся крест в римских провинциях при императоре Тиверии, который быструю казнь не считал даже наказанием, называя ее бегством осужденного Sueton. Tib. 61: mortem adeo leve supplicium putabat, ut exclamaverit: Carnulius (предупредивший казнь самоубийством) me evasit. Cic. in Verr. 2, 45: mortis celeritatem pretio redimere.. Тем не менее, распятие у римлян называлось servile supplicium – казнью собственно лишь для рабов и тяжких общественных преступников – мятежников, убийц и т.п. Человек с правами римского гражданства считался свободным от него Horat. sat. 1, 3. v. 80–83. Juvenal. sat. 6. v. 219. Cic. in Verr. V. 66. Arnob. adv. Gent. 7, 38. Cic. pro C. Rab. 5: nomen ipsum crueis absit non modo a corpore civium romanorum, sed etiam a cogitatione, oculis, auribus..

Иудейское право, отличаясь более гуманным характером, не знало этой жестокой казни Повешение на древе уже после казни, практиковавшееся еще у древних иудеев, ни по цели, ни по орудиям, ни по внешнему виду не может быть сравниваемо с распятием.. Если бы суд над Господом Иисусом Христом совершался в период самостоятельной политической жизни Иудеи, то, обвиненный двукратным собранием синедриона в богохульстве, Подсудимый был бы побит камнями. Но время было не то. Осужденный отечественным судилищем на смерть предстал на суд еще римского правителя, где все дело было перенесено на почву римской юриспруденции. Здесь само обвинение потеряло свой прежний религиозный характер и, благодаря стараниям руководителей дела, тех же членов синедриона, приняло политическую окраску. Господу Иисусу Христу было поставлено в преступление то, что Он выдавал Себя за Христа Царя, т.е., по толкованию иудейских первосвященников, был мятежником против верховной власти или величества римского государства, и сами иудеи потребовали от прокуратора именно распятия Осужденного как такой казни, которая очень часто практиковалась в то время в римских провинциях, особенно по отношению к мятежникам.

Иудейское уголовное право не дозволяло приводить в исполнение смертный приговор синедриона непосредственно после того, как состоялось судебное постановление. Еще целые сутки участь подсудимого оставалась нерешенною, пока не соберется синедрион во второй раз и, пересмотрев дело, утвердит или изменит первое постановление. Римское право не знало такой гуманной осторожности, и казнь у римлян следовала непосредственно за смертным приговором. Поэтому, как только торжественная сентенция приговора Пилата закончила великий судебный процесс пред его преториею, тотчас должны были начаться обычные приготовления к крестной казни. Ими занялись не ликторы, выполнявшие роль палачей в Риме и в некоторых больших провинциях, а те же солдаты из отряда Пилата. Они сняли с Иисуса Христа окровавленную багряницу и возвратили Ему прежние, Его собственные одежды Мф. 27:31; Мк. 15:20.. Был ли снят в это время и терновый венец с окровавленного чела Спасителя, евангелисты не говорят нам. Это орудие издевательства и мучения мог носить Страдалец на челе Своем до конца Своей земной жизни См. Tertull. adv. jud. c. XIII.. Тем временем на скорую руку было приготовлено и главное орудие казни, крест, который сам осужденный должен был нести до места казни Plutarch. d. ser. num vind. c. IX. τῷ σώματι τῶν κολἇ ζομένων ἔκαστος τ. κακούργων ἐκφέρει τὸν ἑαυτοῦ σταυρόν. Artemid. oneir. ΙΙ, 56: ὁ μέλλων σταυρῷ προσηλοῦσθαι πρότερον αὐτόν βαστάζει. Потому Тертуллиан (Adv. jud. c. XI) видел в Исааке, несшем на своих плечах дрова для своего жертвенника, прообраз крестоносца Спасителя.. – Остановим свое внимание па двух вопросах: из какого дерева был сделан этот крест и какую он имел форму?

Было время, когда особенно интересовались вопросом о древе креста Господня. Это период крестовых походов, эпоха религиозного возбуждения, когда массы народа хлынули с запада на восток для освобождения гроба Господня. В это время зародилось желание иметь историю того дерева, которое после сделалось орудием страданий и смерти Сына Божия. Появляются одна за другой легенды, в которых на различные лады варьируется одна и та же тема. По исследованию Вильгельма Мейера, задавшегося целью собрать и привести в систему эти легенды, древнейший, сравнительно небольшой рассказ имеет такое содержание.

Во времена Давида один иудей случайно нашел в лесу дерево, ветви которого были покрыты тремя родами листьев. Пораженный таким видом дерева, еврей рубит его и приносит к царю. Давид знает, что будет с этим деревом, и потому до самой смерти своей не перестает почитать его. То же делает и Соломон, из благоговения к дереву обкладывающий его золотом. Но вот, послушать мудрость Соломона приходит царица Austri Юга и говорит, что если бы царю была известна будущая судьба этого дерева, он не относился бы к нему с таким благоговением. Услышав об этом, Соломон старается узнать недосказанное царицею, что ему и удается путем подкупа приближенного к ней. На этом дереве, узнает он, будет повешен такой человек, от которого падет все царство иудеев. Тогда, сорвав золото, Соломон бросает дерево на дно цистерны (pisdm), вода которой с тех пор получает целебную силу. Так проходят многие годы до времени страданий Господа, когда цистерна была осушена и из дерева сделали крест, «который понес Христос на своих плечах даже до ворот» См. Die Geschichte des Kreuzholzes von Christus. Von Wilhelm Meyer. Mbnchen. 1881, s. 7. Автор приводит латинский текст саги..

В эту древнейшую сагу после вошли новые элементы. Так, по одной вариации, происхождение дерева креста уже относится ко времени Адама. Оно вырастает из того зерна древа жизни, которое ангел вложил в уста умершего Адама. Под этим деревом Соломон после производит суд над своим народом Латинский текст см. ibid., s. 10–11.. Другая вариация говорит, что из рая взяты были сыном Ноя, Ионитом (Ionitus), три отростка, которые потом чудесным образом срослись вместе. При Давиде дерево является на Ливане, и царственный пророк в трех составных частях его (ель, пальма и кипарис) узнает символ единосущной Троицы. Не Давид, муж крови, а Соломон, мирный царь, строит храм Иегове и хочет употребить в дело и это дерево. Но последнее является то слишком длинным, то слишком коротким. Тогда царь ставит его пред храмом для всеобщего почитания. После пророчества Сивиллы народ бросает дерево в купель Силоамскую, позднее названную piscina probatica Овчая купель. Наконец, на этом же дереве на Кальварии был распят Иисус Христос Мейер приводит латинский текст в стихах, взятый им у Готфрида Витербского. См. ibid., s. 12–14..

Широкое распространение находят потом еще две новые черты в рассказе: 1) крест, орудие смерти Господа Иисуса Христа, имеет свое начало в ветке, или стебле, который принес Адаму сын его из рая; 2) оказавшееся негодным при построении храма дерево не почитается, а служит мостом (чрез поток); царица Савская боится переходить по нему, благоговея пред будущею его судьбою. – Наконец, после различных вариаций и изменений Ibid. S. 10–28., к концу XIII-го века рассказ является в форме длинной легенды, в которой хотя фантазия автора многое переработала по-своему и немало внесла от себя, однако прежние основные черты легенды остались те же Эта легенда, подробно передающая историю крестного древа от Адама до Ноя, Авраама, Моисея, Давида и наконец – Христа, т.е. на протяжении всех тех пяти периодов, на какие средневековая теология делила всю ветхозаветную историю, нашла удивительный успех почти во всей Европе. Вполне соответствуя духу времени, она распространилась «от Исландии и Швеции до Испании, от Корнваллиса до земли греческой». Вот главные черты содержания этой легенды. Лишенная райского блаженства, первая чета поселилась неподалеку от рая, в долине Эброн. Здесь родились у нее первые два сына; здесь же имело место убийство младшего брата старшим. Более двухсот лет прошло после этого несчастия до того времени, когда родился у них благочестивый и послушный Сиф. Дожив до глубокой старости, на 933 году Адам стал печалиться, видя, как велика будет сила зла в его потомстве. Ему хочется знать, скоро ли исполнится обещание, данное ему Богом при изгнании из рая. И вот, с этою целию посылает он в рай к херувиму Сифа. Последний тою дорожкою, на которой еще оставались незаросшими следы шагов его родителей, покидавших место своего блаженства, приходит к херувиму и передает ему вопрос Адама. Тогда херувим приказывает ему подойти к дверям рая и заглянуть в них. Сиф исполняет приказание и, возвратившись, рассказывает херувиму, что видел он в раю. Так повторяется три раза. Кроме роскошной, благодатной природы, Сиф видел в раю, между прочими, дерево многоветвистое, но без коры и листьев. Это дерево, когда смотрел он в двери рая в третий раз, поднялось до небес и там, на вершине его, был спеленатый младенец; в то же время корень дерева проник сквозь землю в преисподнюю, где увидел Сиф и душу брата своего Авеля. Объяснив это видение как символ искупления рода человеческого по исполнении времен чрез Сына Божия, ангел, тем самым дает Сифу ответ на вопрос Адама. В заключение Сиф получает от ангела три зерна того плода, которым соблазнились его родители, вместе с приказанием положить их под язык умершего Адама. Из этих зерен должны вырасти кедр, кипарис и сосна, символ святой Троицы. Обрадованный вестью, принесенною сыном, Адам прожил еще три дня и умер. Очень скоро выросли три стебля из зерен, положенных под языком умершего, но достигнув высоты только одного локтя, они оставались в таком положении, не теряя зелени, «от Адама до Ноя, от Ноя до Авраама, от Авраама до Моисея». Вождь Израиля, уразумев в них символ святой Троицы, извлек их из уст Адама, обернул чистыми пеленами и как великую святыню носил с собою в пустыне. Здесь все ужаленные ядовитыми змеями получали от них исцеление. Пред смертию своею Моисей посадил их у подошвы горы Фавора, где оставались эти стебли тысячу лет до времени Давида. Этот царь-пророк, получив наставление от Духа Святого, отправился к тому месту, где стояли стебли, и, взяв их, с песнями и звуками музыкальных инструментов принес в Иерусалим, где многие больные получали от них исцеление. Не выбрав еще места, где можно было бы с честью посадить эти стебли, Давид положил их на ночь в одной цистерне, приставив к ней стражу. На другой день оказалось, что стебли пустили корни на дне цистерны и, поднявшись, соединились вместе. Прославляя Бога за такое чудо, Давид не тронул дерева, а обнес его стеною и каждый год посредством серебряного кольца стал обозначать степень его возрастания. Так продолжалось тридцать лет, когда дерево сделалось взрослым. Под ним оплакивал царь грехи свои и здесь же составил свою псалтирь. После его смерти сын и преемник его, Соломон, начал строить храм Богу. Случилось, что ни на Ливане, ни в других рощах мастера не могли найти бруса для перекладины. Тогда с дозволения царя они срубили то дерево и сделали из него брус в 30 локтей. Но как ни прилаживали его к зданию, он оказывался то слишком длинным, то коротким. Пораженный таким чудом, Соломон приказал святое дерево положить в храм для всеобщего почитания. Здесь однажды некая Максимилла неосторожно села на него, и вдруг ее одежда начала гореть, как будто она была из пакли, женщина же, исполнившись пророческого духа, закричала: «Господь мой и Бог мой Иисус»! За эти слова она была обвинена в богохульстве и побита камнями, а дерево рассвирепевшие иудеи вытащили за город и бросили в овчую купель Вифезду (probatica piscina). Но ради прославления дерева сходил сюда ангел Господень и в известное время давал целебную силу воде. Видя это, иудеи вытащили его и отсюда и сделали из него мост чрез Силоамский пруд. Здесь увидела его Сивилла, прибывшая в Иерусалим послушать мудрость Соломона, и перейдя источник босыми ногами, пророческим голосом воскликнула judicii signum tellus sudore madescet. Когда осужден был Иисус Христос, один иудей пророческими устами сказал: «возьмите древо царское, которое лежит пред городом, и сделайте (из него) крест царя иудейского». Итак, отрезав третью часть святого дерева, сделали из нее крест, семь локтей длины и три локтя в поперечнике, на котором и был распят Господь Иисус Христос во спасение всех. – Латинский текст этой легенды был переведен с различными вариациями и переделками на многие языки, и легенда, быстро распространившись, сделалась достоянием всей Европы. Но увлечение ею прошло вместе с концом средних веков, и только там, где «северный ветер реформации мало повредил цветы религиозного романтизма, да у людей, под обаянием фантастических чар романтизма, забывших о критике, она имела еще некоторое значение». – Полный латинский текст легенды см. у Мейера, ст. 31–49..

Все эти фантастические с библейскою окраскою легенды о чудесном трехсоставном дереве, интересные сами по себе, конечно, не могут дать ответа на вопрос: из какого дерева был сделан крест Иисуса Христа. Но так же и мнения тех, которые думали дать ответ на него, уже по одному разнообразию своему не имеют почти никакого значения. Так, нидерландец Липсиус утверждал, что таким деревом был дуб Lipsius. III. De cruce, c. 13.. Другие указывали на четыре рода деревьев: пальму, кедр, кипарис и оливу В Glossa Clement. 1. de sum. Trinitat. et Fide cathol. говорится: fertur crux quatuor habuisse genera lignorum: cedrum in stipite, palmam in palo per longam, cupressum in ligno ex transverso, olivam in tabula super crucem.. Из отцов Церкви Киприан (de pass. Chr.) называет только пальму, в то время как греческие писатели, например, Кантакузен, – кипарис, сосну и кедр. При решении этого вопроса прежде всего нужно принять во внимание то, что крест Господа был самым обыкновенным орудием распятия, ничем ни отличавшимся от других крестов, на которых часто приходилось римлянам казнить рабов и важных общественных преступников. Но для таких орудий позорной казни римляне не могли употреблять первое попавшееся под руку дерево. Некоторые из лучших родов деревьев у них были посвящены богам. Так, дуб был посвящен Юпитеру, тополь – Геркулесу, лавровое дерево – Аполлону, олива – Минерве и проч. Plin. Hist. nat. T. I. XII. c. 1. Parisiis. 1727. Из таких же деревьев, как персиковое и кедровое, искусная рука резчика вырезывала фигуры тех же богов Ibid. T. I. XIII, c. 5. 9. Сравн. XIV, c. 1.. Уже такое высокое назначение этих деревьев не дозволяло римлянину употреблять их на то орудие казни, которое большею частию носило презренное имя infelix lignum, или arbor, infamis stipes, т. е. несчастного, бесславного, презренного дерева Liv 1, 26. Minuc. Fel. Oct. c. IX.. Возможно, что и род дерева брали подходящий, какое-нибудь из так называемых arbores infelices damnataeque religione, деревьев одичавших и не приносивших никаких плодов Infelices existimantur damnataeque religione, quae neque seruntur unquam, neque fructum ferunt. Plin. Hist. Nat. T. II. XVI. c. XXVI. Сравн. Cicer. pro Rabir. not. 19 ad cap. IV.. Может быть, в этом смысле говорил и Григорий Нисский: «дерево креста Господня всем человекам спасительно несмотря на то, что есть часть, как я слышу, древа презренного и многих бесчестнейшего» Τὸ δέ τοῦ σταυροῦ ζύλον πάσιν ἀνθρώποις ἐστί σωτήριον, μέρος ὤν, ὡς ἀκούω εὐκαταφρονήτου τοῦτο καὶ τῶν πολλῶν ἀτιμοτέρου. Greg. Nyss. Serm. in Baptis. Christi.. Конечно, это лишь предположение, да и весь вопрос принадлежит к той области, где возможны только предположения. Даже допустив, что римлянами при выборе дерева креста вообще руководил именно такой принцип, мы не имеем данных отрицать и того, например, что этот принцип мог не иметь особенного значения в Иерусалиме, в стране, населенной не римлянами, а народом с совершенно другою религиею, складом жизни, взглядами и обычаями. Да наконец, даже если бы и здесь римляне оставались до мелочей верными самим себе, то все же еще можно спорить, не было ли допущено случайное исключение при казни Господа Иисуса Христа и не был ли сделан его крест из первого попавшегося под руку дерева, например, из маслины или сикомора.

Легче ответить на другой вопрос: был ли крест Спасителя покрашен? Светоний упоминает об одном кресте высоком и окрашенном в белый цвет как о явлении особенном, допущенном наместником Испании Гальбою с целью выделить распятого на этом кресте из среды других казненных Suet. Galb. 9; multo praeter ceteras altiorem et dealbatam statui crucem jussit.. Большею же частью орудие распятия приготовлялось на скорую руку, самым простым способом, и покрывать его еще какою-нибудь краскою было бы совершенно излишнею, бесполезною заботою.

Всякая фигура, образующаяся двумя в одном пункте соприкасающимися или пересекающими друг друга линиями, уже имеет право на название crux. Но кажется, древнейшая и простейшая форма, носившая это имя, получалась от наложения горизонтальной линии на вертикальную (Т). На востоке в древности был обычай выжигать такой знак на бедрах и на шее лошадей. Тот же знак употреблялся в египетских письменах и на древних иудейских монетах заменял еврейское ת См. Real-Encykl. v. Dr. Herzog, s. VIII. 1857, s. 55. Kreuz. v. H. Merz. Сравн. Bibel-Lexikon v. Schenkel. B. III, s. 601–603.. Наконец, он же перешел в греческий, латинский и все происшедшие от них алфавиты. Но в собственном смысле crux и соответствующее ему греческое σταυρός служили обозначением не всякой фигуры, имевшей указанную форму, а особого орудия казни, печальная честь изобретения которого принадлежит не грекам и римлянам. Классический мир позаимствовал его, может быть, у финикиян и карфагенян, а эти у какого-нибудь из восточных народов См. Real-Encykl. v. Herzog. B. VIII, s. 55.. На столб, вкопанный в землю или другим каким способом прочно поставленный в вертикальном направлении, накладывали сверху поперечный брус, к концам которого, имевшим одинаковую длину, прикрепляли руки осужденного на смерть. Таким образом, тело должно было висеть вдоль вертикального столба, причем для большей устойчивости прикрепляли к столбу и его ноги. У римлян такой формы крест получил имя crux commissa См., напр., Tertull. contra Marc. III. c. 22.. Но дав у себя место тому, что называли они servile supplicium, римляне стали употреблять, как орудие распятия, еще два вида креста. Их crux decussata, имевший фигуру почти буквы Х, составлялся из двух, одинаковой величины, прямых брусьев, соединявшихся вместе на средине своей под острым углом Hieron. in Jerem. c. 31. Joh. Damasc. de fide orthod. IV, 11.. На месте казни вкапывали в землю два конца такого креста настолько, чтобы он мог прочно стоять; затем руки и ноги осужденного протягивали и прикрепляли на всех четырех концах его, так что тело казненного было в вертикальном положении Сравн. Lips. de cruce 1, 7. Crux decussata известен еще под именем Андреевского креста, так как по преданию на таком кресте был распят св. апостол Андрей Первозванный. Вместе с тем новейшие археологи склонны видеть в crux decussata не орудие казни, а только символ, под которым прикровенно изображался крест или самое имя Христа. См. «Христ. Чт.» 1868, № 11: «К истории изображений креста и распятия» (стр. 740). «Странник», 1890, Авг.: «Иконография креста Христова», стр. 472.. Наконец, римляне употребляли еще crux immissa. Он отличался от более древнего crux commissa только тем, что поперечный более короткий брус срединою своею не накладывался на верхний конец вертикального столба, а прикреплялся к этому столбу несколько ниже. Верхний конец, таким образом, поднимался над перекладиною или поперечным брусом (+). Для того чтобы тело распятого имело больше опоры на кресте и тяжестью своею не оторвало рук от гвоздей, на средине вертикального столба приделывался еще небольшой брус, или деревянный гвоздь (clauis, palus, pegma), который по форме своей напоминал рог Кαὶ τὸ ἐν τῷ μέσῳ πηγνύμενον (ξύλον) ὡς κέρας, καὶ αὐτὸ ἐξέχον ἐστιν, ἐφ' ᾧ ἐποχοῦνται οἱ σταυρώμενοι. Iust. dial. cum Triph. c. 91.. Он должен был служить седалищем для распятого, чем объясняются такие выражения, как acuta cruce sedere, cruci inequitare, invehi, requiescere сидеть, ехать верхом на кресте, ехать, отдыхать на остром кресте. Вместе с таким седалищем крест имел пять концов Ipse habitus crucis, – говорит Ириней (adv. haeres. II, 42, – fines et summitates habet quinque: duo in longitudine, duos in latitudine et unum in medio, ubi requiescit, qui clavis affigitur. Кажется, со времени Григория Турского (de laude s. Martyr. c. VI) некоторые желали видеть на кресте Иисуса Христа так называемое suppedaneum – подставку, или подпорку для ног; но ее не было на римских крестах. Сравн. Salmasins, de cruce; Calixtus append. ad Lips. de cruce.. – Какую из этих трех форм имел крест, послуживший орудием смерти Господа Иисуса Христа?

Обращаясь за разрешением этого вопроса к свидетельствам древних отцов и учителей Церкви, мы встречаем у некоторых из них отдельные выражения, по-видимому, говорящие за первую форму креста, т. е. crux commissa. Так, Тертуллиан, в объяснение четвертого стиха 9-й главы пророка Иезекииля, говорит, что знамение, виденное Иезекиилем на лицах мужей стенящих и болезнующих о всех беззакониих бывающих среде их В Вульгате стоит: signa Tau super frontes virorum etc., была греческая буква Таu или латинская Т, имеющая вид креста Ipsa est enim littera graecorum Tau, nostra autem T species crucis. Tertull. adv. Marc. lib. III. c. 22.. То же подтверждают Ориген, Павлин Ноланский и Иероним Τὰ ἀρχαῖα στοιχεῖα ἐμφερὲς ἔχειν τὸ ταῦ τῷ τοῦ σταυροῦ χαρακ τῆρι. Orig. in Ezech. 9, 4. Сравн. Paul. Nol. ep. 24 ad Sever. Hieron. ad Marc. c. 15; ad Hos. c. 12; in Ezech. c. 9.. Ни откуда не видно, чтобы Тертуллиан здесь мог иметь в виду, как думает Фридлиб Arch. d. Leidensgesch., s. 132., финикийское и самаританское Tau, которое имело фигуру + и X: он ясно говорит о букве греческого и латинского алфавита. Григорий Великий в объяснение слов Тертуллиана говорил, что в них указывается лишь на сходство с крестом: если бы был прибавлен верхний конец вертикальной линии над поперечником, тогда Тертуллиан сказал бы просто crux, a не species crucis Ibid., s. 131.. Такое объяснение, очевидно, ищет точности выражения в словах Тертуллиана; но еще можно спорить, как точнее сказать при виде фигуры креста, где-нибудь начертанной: крест или фигура, вид креста (species crucis)? – Не стараясь найти возможность такого объяснения слов Тертуллиана и других согласных с ним отцов Церкви, которое отвечало бы заранее поставленной цели, проще и справедливее будет видеть в них указание именно на ту форму креста, которая носила название crux commissa. Тем не менее, было бы слишком поспешно на основании этих слов приходить к заключению, что крест Господа Иисуса Христа действительно имел эту форму. За исключением только этих отдельных выражений, общее мнение отцов Церкви говорит не за этот, а за третий вид креста, crux immissa. Так, тот же Тертуллиан дает понятие о четырехконечном кресте, когда говорит: si statueris hominem manibus expansis, crucem feceris представь себе человека, распростершего руки – это изображение креста Tertull. adv. Jud. c. 11. Сравн. еще Apologet. c. 16; de idol. c. 12.. У Иустина Мученика, Минуция Феликса, Иеронима, Августина, Иоанна Дамаскина См. Iust. dial. c. Triph. 89. Minuc. Fel. Octav. c. 29. Hieron. ad Marc. c. 15, ad Hos. c. 12. August. in ps. 103. Joh. Damasc. de fide orthod. IV, 11 и др. мы встречаем такие сравнения креста, которые не оставляют ни малейшего сомнения в том, что все эти отцы и учители Церкви говорят именно о кресте четырехконечном. Любимою темою для них было утверждать и доказывать, что вид этого четырехконечного креста был положен в природе, уже при самом ее творении, и потому сама природа должна была служить прообразом и пророчеством того позорного орудия, на котором страдания Сына Божия искупили весь мир. Четыре стороны неба, летящая птица, плавающий или с распростертыми руками молящийся человек, зажаренный пасхальный агнец, весельное судно, пашущий земледелец, римские военные значки (vexilla, contabra, tropaea) и т.п. – вот обыкновенно употребляемые ими сравнения для креста. Все они приложимы только к crux immissa. Но помимо этих сравнений, мы находим у тех же церковных писателей и прямые указания именно на четыре конца креста. Сюда, кроме уже приведенных слов Иринея Лионского , дающего на четырехконечном кресте место еще особому гвоздю для сиденья, должно отнести выражения Седулия Carmin. Pasch. v. 190., Иоанна Дамаскина De fide Orthod. lib. IV c. 2. и особенно блаженного Августина. Последний говорит о кресте еще определеннее: «была широта, на которой простирались руки, длина, поднимающаяся от земли, на которой было пригвождено тело, высота, выдававшаяся вверх над поперечною балкою» Ennar. in Psalm. 130. Сравн. Epist. 120. Tract. ia Joh. 118.. – Все это приводит нас к тому убеждению, что именно четырехконечный или, если считать и гвоздь для сиденья, то пятиконечный крест послужил орудием казни Господа Иисуса Христа.

Если на монетах императоров Констанса и Константина встречаются изображения креста трехконечного, если, далее, на одном древнем кольце, о котором говорит Ариньи Aringhi. Roma subterr. II, 387. См. Archäol. ct. Leidensgesch. v. Friedlieb, s. 132., выбита монограмма Иисуса Христа с крестом также формы римского crux commissa, то эти и другие им подобные примеры древнехристианских изображений креста справедливее считать исключением. Они могут наводить лишь на ту мысль, что сама древность не сразу решила вопрос относительно формы того священного древа креста, которое послужило орудием смерти Спасителя мира. По крайней мере, в четвертом веке, когда вместе с религией христианскою и почитание изображения креста как символа нашего спасения стало явлением дозволенным и очень распространенным, не везде и не сразу явилась одна и та же форма креста. Разногласие в этом случае тем естественнее, что христианство принимали те же римляне, которые знали в своей практике не одну форму креста. Отсюда становится весьма понятным, что в то время, как большинство сюда относящихся памятников христианского искусства говорит за четырехконечную форму креста Господня Весьма древнее изображение на одном стеклянном сосуде представляет христианина с crux immissa + на челе. Та же форма креста находится на гробнице св. Домитиллы и еще одном надгробном памятнике древнее IV в. См. «Хр. Чт.» 1868, № 11, стр. 744. Friedlieb, ibid., s. 133., встречаются отдельные примеры и другой формы. Но уже одно то, что в эпоху глубокой же древности раз и навсегда установилось определенное мнение относительно формы креста Господня, что эта форма неизменно потом хранится в христианстве на пространстве пятнадцати веков и, смело можно сказать, останется в нем, пока стоит мир, – уже одно это сильнее всех побочных соображений должно говорить нам, что именно такой формы крест, римский crux immissa, послужил орудием страданий и смерти Господа Иисуса Христа. Глубокое основание для себя этот непоколебимый взгляд всей Церкви христианской находит, между прочим, и в самом Евангелии. Тот, кто сам стоял на Голгофе и был свидетелем страданий и смерти Спасителя мира, мог бы более, чем кто-нибудь другой, сказать о внешнем виде креста Господня. Но ученик, его же любяше Иисус, святой Евангелист Иоанн ничего не говорит нам об этом. Таким же молчанием обходят это и другие евангелисты. Только у одного из них мы находим краткое замечание, имеющее для нас, при отсутствии других данных, большое значение. Кαὶ ἐπέθηκαν ἐπάνω τῆς κεφαλῆς αὐτοῦ τὴν αἰτίαν αὐτοῦ «и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его», – говорит евангелист Матфей Мф. 27:37.. Эти слова евангелиста ясно показывают, что крест на котором был распят Господь Иисус Христос, не был crux commissa, потому что на таком кресте не нашлось бы места для дощечки, с надписью вины казненного, именно над Его головою. Для того, чтобы поместить здесь такую дощечку, необходимо, чтобы вертикальный, основной столб креста имел продолжение свое вверху, над поперечным брусом, а в таком случае уже получится не commissa, a immissa crux, крест четырехконечный.

Приготовлением этого-то «несчастного и бесславного древа» занялись воины, быть может, на том же дворе близ здания претории, который служил местом истязаний Господа Иисуса Христа. Уже здесь крест мог получить свой надлежащий вид, т.е. два бруса его могли быть положены один на другой и скреплены; но иногда это откладывалось до места казни.

По обычаю, имевшему у Иудеев обязательную силу, и по римскому закону тиверия смертная казнь была совершаема над осужденными спустя несколько дней по произнесении приговора. В таком случае глашатай всенародно объявлял о судебном определении, вызывая желающих представить к облегчению участи приговоренного новые дополнительные и объяснительные показания. Но такую отсрочку давали только обыкновенным преступникам и притом в дни простые, непраздничные; Господь Иисус, как нарушитель общественного спокойствия, обвиненный в главных преступлениях и по Иудейским, и по римским законам, в богохульстве и мятеже, по мнению врагов Его, не имел права на какую-либо льготу. Наступление покоя субботы с вечера того дня, а также великого праздника пасхи и опресноков (Ин. 19:31), могло служить для лицемерных блюстителей Моисеева закона новым побуждением поспешить с исполнением смертного приговора. И эта поспешность, которой сначала они хотели избежать из опасения возмущения (Мф. 26:4, 5), теперь казалась необходимой, ввиду благоприятного для них настроения народа.

Агнец непорочный и пречистый, предуведеный прежде сложения мира Предвечным советом триипостасного Божества в искупительную жертву за грехи всего человечества (1 Пет. 1:19, 20; 2:24), был предан в руки воинов, которые у римлян, обыкновенно, исполняли судебные приговоры. Они сняли с Божественного страдальца багряницу поругания и одели Его в собственные одежды Его, без сомнения, для того, чтобы все жители Иерусалима, даже случайные свидетели шествия к месту распятия, могли узнать того, кого так часто видели в храме и на улицах города. Орудие казни было готово. Тут же, на улице, ожидали Господа Иисуса Христа два спутника, – разбойники, приговоренные вместе с ним к распятию. Осужденные, по обычаю римскому, сами на себе несли орудие казни до места исполнения приговора в ближайшей окрестности города (Чис. 15:35–36; 3 Цар. 21:13; Деян. 7:58; Евр. 13:12). Со своей стороны, Иудеи, памятуя слова Моисея (Втор. 21:23), по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «так гнушались древом креста, что не позволяли себе даже прикоснуться к нему». Подобно исааку, древнему прообразу, несшему дрова для своего всесожжения (Быт. 22:6), искупитель наш должен был сам нести древо крестное для своего жертвоприношения. И вот, Божественный крестоносец, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «вышел, неся крест, как знак победы над державой смерти»: «в глазах нечестивцев, – по замечанию святителя льва великого, – это было великим посмешищем, но для верных – великим таинством, потому что славнейший Победитель диавола и могущественнейший Завоеватель враждебных сил в прекрасном виде нес трофей своей победы и держал на раменах несокрушимого терпения Спасительное знамение, назначенное для поклонения всех царств и народов».

Открылось необычайное, единственное, крестное шествие Ходатая Завета Новаго (Евр. 12:24), Начальника и Совершителя веры, Иисуса, претерпевшего такое над собой поругание от грешников (ст. 2:3). Теперь настало то время, когда ученики Господа и все, чаявшие избавления во Ирусалиме (Лк. 2:38), должны были припомнить и уразуметь предуказание Его: блажен, иже аще не соблазнится о Мне (Мф. 11:6). Тот, кто греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его (1 Пет. 2:22), кто ходил по всем городам и селениям проповедая Евангелие Царствия небесного, благодетельствуя и исцеляя всяк недуг и всякую язю в людех (Мф. 4:23; Деян. 10:38), кого недавно еще народ, собравшийся в Иерусалиме, встречал с радостными криками осанна (Мф. 21:9–10), искупитель падшего человечества, смиривший себя до последнего предела человеческого уничижения – до смерти, смерти же крестныя (Флп. 2:8), шествовал с двумя злодеями по стогнам Иерусалима к месту казни, влача на раменах тяжелый крест. Путь направлялся к западу, к судным вратам, через которые обыкновенно выводили осужденных за город. Господь наш Иисус Христос, около суток не имевший покоя ни на минуту, влачимый из одного места в другое для допросов, повсюду подвергаемый поруганию и насмешкам, заплеваниям, заушениям, побоям, претерпевший страшное бичевание, изнемог на пути и преклонился под тяжестью креста.