Евангелие от Матфея, Глава 22, стих 35. Толкования стиха

Между Матфеем и Марком здесь находится то различие, что по первому вопрошавший Христа законник был в руках фарисеев орудием для искушения Господа, т.-е. для уловления Его в слове, по втором же этот законник и подходить ко Христу, видя, что Он хорошо отвечал саддукеям на вопрос о воскресении, и после ответа И. Христу получает от Него признание близости своей к царствию Божию. Очевидно, между евангелистами здесь то различие, что Матфей обращает внимание на значение, какое имел вопрос законника для фарисейской партии, с какими думами и расположением присутствовали при этом ея члены; Марк же—на личныя качества вопрошавшаго и на то действие, какое имел на него ответ И. Христа. Но чем собственно фарисеи думали искусить здесь Господа? Трудно придумать иной ответ, какой они ожидали от И. Христа, кроме того, который Он дал. Для решения сего вопроса можно обратить внимание на следующее: Иисус Христос, давши ответ законнику, обращается к фарисеям с вопросом, чрез который разъясняет им, что Мессия есть не только сын Давидов, как они думают, но и Сын Божий; поэтому можно думать, что фарисеи в это время вспоминали свидетельство И. Христа о Себе, как Сыне Божием (что им казалось богохульством, так как Бог един есть. Ин. 10:33), и они теперь ожидали, что на вопрос о большей заповеди в законе Господь выскажет требование веры и любви к себе (Ин. 6:28—29), как Сыну Божию; если бы так ответил Господь законнику, фарисеи объявили бы Его пред всем народом богохульником и разорителем закона, и Господь отвечает прежде всего утверждением единства Бога (Мк.), а потом требованием любви к Богу, как основания и сущности всего нравственнаго закона, и любви к ближнему, как необходимаго следствия любви к Богу (ср. 1 Ин. 4:30-21).

Иногда соображения, относящиеся к внутренним признакам, подают решающий голос, так что перевешивают внешние показания. Общепринятый текст Мф 22:34—35 гласит "Фарисеи же, услышав что Он Иисус заградил уста саддукеям, собрались вокруг Него. И спросил один из них, законник, искушая Его". Все это кажется достаточно простым и совершенно точным. Однако в некоторых рукописях опущено nomikoj ("законник") в стихе 35, а именно семья 1, е, Syr s, переводы армянский, грузинский и Ориген, согласуясь с латинским переводом Руфина. Действительно, это показание содержится только в части рукописей, содержащих кесарийский тип текста с некоторой вариантной поддержкой, но не представляется особо весомым. Однако в этом случае внутренние соображения являются значительно более важными, чем все унциальные и почти все минускульные рукописи, имеющие неверное чтение nomikoj. Во-первых, за исключением этого отрывка, лишь Лука, единственный из четырех евангелистов, употребляет слово nomikoj; обычное словоупотребление Матфея, согласующееся с Моисеевым законом grammateuj, слово, которое часто встречается во всех трех синоптических Евангелиях. Во-вторых, проверка согласования Евангелий обнаруживает, что в параллельном фрагменте в Лк. 10:25 сказано: "И вот встал некий законник, искушая Его Иисуса..." Нет довода, объясняющего, почему переписчик опустил nomikoj в Мф. 22:35, но налицо сильное искушение дополнить рассказ такой подробностью из параллельного места у Луки. Однако, несмотря на довольно ограниченные доводы в поддержку более краткого текста, представляется, что nomikoj есть вставка в Мф. 22:35.

Ответ Иисуса законнику о наибольшей заповеди

Ввиду такой неудачи фарисеи опять собрались вместе тут же в храме на совещание и порешили предложить Иисусу самый трудный, по их мнению, вопрос о том, какую из заповедей закона надо считать самой главной. Фарисеи делили все заповеди на большие и малые, причем обрядовые законы считали большими заповедями, а все прочие — малыми, но никак не могли сговориться, какая же из больших заповедей самая важная: одни считали самой главной заповедью закон о субботе, другие — закон об обрезании. И вот теперь, выбрав из своей среды самого сведущего законника, они подослали его к Иисусу спросить: Учитель! скажи, какая наибольшая заповедь в законе?

Один из учителей закона задает вопрос, не из желания знать, но испытывая, знает ли Вопрошаемый о том, что у Него спрашивают, то есть какая большая заповедь; он спрашивает не о заповедях вообще, а о том, какая первая и великая заповедь (primum magnumque mandatum); это с той целью, чтобы иметь повод к злословию, потому что все заповеданное Богом велико; таким образом, что бы Он ни ответил, Он признал бы великим нечто другое из многого. Итак, кто знает и задает вопрос не из желания знать, а с целью выведать, знает ли тот, кто должен У пер.: имеет. - Ред. дать ответ, тот подобно фарисеям подступает не как ученик, а как искуситель.

Един от них (один из них, фарисеев) законоучитель. Это значит, что из всех был выбран самый искусный книжник. Кая (какая) заповедь больше есть (наибольшая) в законе? Иудейские ученые, или книжники и фарисеи заповеди закона разделяли на большия и меньшия (чит. объясн. Мф. 5:19.), под большими разумели обрядовые законы Моисея, а под меньшими — правила нравственности, и вопрос, какая из заповедей наибольшая, был спорным, т. е. это окончательно не было решено ими: одни считали неибольшею заповедь об обрезании, другие о жертвах, третьи о субботе и т. п. Св. Златоуст замечает, что фарисеи могли и знать, что первая заповедь есть о любви к Богу, но спросили, ожидая, не скажет ли И. Христос чего такого, за что можно было бы обвинить Его. Как же отвечает Господь на этот вопрос? Он сказал, что две самыя главныя заповеди, это — заповедь о любви к Богу и ближнему.

В отличие от Марка, где вопрос задается учителем Закона, которому очень понравился ответ Иисуса и который хотел бы знать, что Иисус думает по другому поводу, рассказы у Матфея и у Луки отличаются: согласно им, фарисеи снова пытаются испытать Иисуса. Вероятно, здесь Марк ближе к истине.

Вопрос о том, какая заповедь самая великая, широко обсуждался богословами того времени. Они подсчитали, что в Законе Моисея содержится 365 запрещающих и 248 предписывающих заповедей. Было множество попыток свести эти сотни заповедей к одному или нескольким положениям или основным принципам, найти заповедь‑первоисточник, из которой проистекали бы все остальные. Это вовсе не значило, что учителя и богословы рассматривали одни заповеди как обязательные для исполнения, а другие как несущественные, которыми можно пренебречь. Все заповеди важны, и соблюдать их нужно все. Такие попытки не преследовали практических целей, а были, так сказать, упражнением ума, чистым теоретизированием. Талмуд говорит, что Давид сводил все 613 заповедей к одиннадцати, Исайя к шести, Михей к трем, Амос и Аввакум к одной. Всем известны и знаменитые слова рабби Гиллеля (см. коммент. на Мф. 7:12).

В свою очередь фарисеи, обрадовавшись поражению своих противников, захотели еще раз испытать Его вопросом, и один из них, законник, спросил Его: «Учитель! какая наи­большая заповедь в законе?» В этом вопросе уже звучало некоторое признание за Ним авторитета учительства, и законник мог действительно обратиться к Нему за разрешением затруднявшего его вопроса. Среди законников шли постоянные споры о том, какая именно наибольшая заповедь, исполнение которой наиболее соответствовало понятию праведности, и по обы­чаю вопрос этот запутывался в бесконечной казуистике, за­нимавшейся бессмысленными мелочами, вроде разделения заповедей на тяжелые и легкие, первостепенные и второстепенные, выводные и дополнительные, и так далее.

Хотя кратко есть ныне чтенное Евангелие, однако оно содержит первое основание христианския веры и подпору всех добродетелей. Оно притом столь ясно, что, кажется, никакого не требует изъяснения; но слова Божии и земля имеют между собою близкое подобие. На поверхности земли видим мы траву, древа, цветы, плоды: но кто хощет сребра, злата, драгоценных камений, тот должен рыть глубоко и искать в недрах ея. Когда читаем Евангельския слова, то видим и на самой наружности их боголепный характер, благодать Божию, красоту духовную, простоту святую: но кто хощет учений чудных, мыслей высоких, догматов Божеских, тому нужно вникнуть во глубину слов и испытать в писмени сокровенныя мысли. По сей-то убо причине хотя ясны кажутся слова ныне чтеннаго Евангелия, однако весьма полезно будет благоговейное оных изследование и истолкование, котораго благоговейно послушайте.

Законником назывался тогда учитель и толкователь закона, он же и книжником; ибо Евангелист Марк сего, котораго Матфей называет законником, книжником назвал (Мк. 12:28). Сей убо законник, един будучи от Фарисей, слыша, как повествует тойже Евангелист Марк, что добре ответствовал Иисус на саддукейские вопросы, приступив к Иисусу Христу, искушал Его сим своим вопросом, говоря: Учителю, кая заповедь из писанных в законе есть больше?

Фарисеи, услышав, что Господь привел саддукеев в молчание, собрались вместе и решились воспользоваться этим случаем, чтобы загладить в глазах народа испытанное ими самими унижение и показать свое преимущество перед ненавистными противниками. С этою целью они поручили одному из среды своей, опытнейшему знатоку закона, опять искусить Иисуса Христа, т. е. Привести в замешательство и смущение трудным, по их мнению, вопросом. Этот книжник, как видно, не вполне разделявший злобные намерения своих товарищей, взялся исполнить поручение их тем с большею охотою, что ответ Господа саддукеям ему весьма понравился. Вопрос, предложенный им, был в то время ходячим между фарисеями, которые, при своей привязанности к обрядовой стороне закона, не знали, какую заповедь считать главною и первою. Они измыслили разделение заповедей на большие и малые, и между большими одни ставили на первом месте заповедь о субботе, другие – об обрезании, иные – о жертвах и очищениях, и только немногие – нравственную заповедь о любви к Богу и ближнему (Лк. 10:27). Может быть, фарисеи догадывались, что Божественный Учитель отдаст предпочтение последней заповеди, и выжидали, «не прибавит ли он чего-либо к этой заповеди в виде исправления закона, назвав, например, себя самого Богом» (свт. Иоанн Златоуст). В таком случае искушение вполне достигло бы своей цели. Законник подошел и спросил Господа: Учителю, кая есть первая всех заповедий и больши в законе?

Искуситель подходит ко Христу вследствие чрезмерной зависти. Когда фарисеи увидели, что саддукеи посрамлены, а Господа за премудрость народ прославляет, фарисеи подходят с целью искусить — не прибавит ли Христос чего-нибудь к первой заповеди в виде исправления закона, чтобы найти повод к обвинению Его. Господь, изобличая злобу искусителей, которые пришли не по желанию поучиться, а по вражде, зависти и соревнованию, показывает, что любовь есть верх заповедей.