45. Как понимать «Кто Матерь Моя? и кто братья Мои?»? Ведь многие сделали из этого повод для преткновения.
Нет ничего удивительного, если человек с нестойким разумом преткнется там, откуда для многих сияет спасение и польза. Но удивительно то, что умный свет не отказывается озарять познанием даже добровольно незрячих и не пренебрегает тем, чтобы руководствовать их к созерцанию истины. Ведь и Господь и Спаситель наш стал для погибающих камнем преткновения и отвергнутым камнем, который положили во главу угла« (ср.
1 Пет. 2:7–9), не будучи им Сам, но показавшись таковым заблуждающимся.
Вот и здесь Он сказал:
«Кто Матерь Моя», не отрекаясь от Матери, как хочется беззаконному мнению злочестивых, – и не уничижая Родившую Его произнес эти слова Спаситель – ибо разве Он, Который в несовершеннолетнем возрасте, еще узнаваемый по закону природы, подчинялся Матери и во всем соблюдал преимущественные права Родительницы – разве, придя в совершенство возраста, Он стал бы относиться к Матери с меньшим уважением и благодарностью? Итак, это высказывание не отрекающегося от Матери, но выражающего какую-то другую мысль – ибо разве последовательно и непротиворечиво было бы, если бы Он не удостоил признать Матерью и на словах лишил родства с Собою Ту, от Которой удостоил появиться на свет во плоти по человеколюбию, и из Чьих непорочных кровей благоволил устроить Себе смертный образ, чтобы облечься в него, предсоздав, и предустановив, и преддаровав родство на деле и по истине? А если Он собирался отказаться от Нее (о, вздорный язык!), зачем Он вообще с самого начала сроднился с Ней? Зачем принял тот облик, чей образ считал поруганием? Ведь и до этого добрался осмелевший язык.
Но их безумие может быть обличено таким образом и многими другими доводами. Однако возможно, кто-то, мысля нечто недалекое от познания Евангелия, скажет, что Спаситель изрек эти слова не к умалению чести Своей Матери и уж тем более не в отрицание прирожденного родства и любви – совсем нет – но что, воздавая родительнице подобающие почести, Он, однако, предпочитал заботе о Ней спасение человеков и ведущее к этой цели поучение. Ведь ради них и Мать, и рождение, и неуничижаемое уничижение из лона Отчего, и обитание и пребывание среди людей, и добровольный крест, и смерть вместе со злодеями, а потом и погребение, и воскресение. Можно было бы попытаться подкрепить это мнение и тем, что Иисус и не мог поступить иначе, кроме как именно с такой последовательностью выстраивать цепь промысла. Ведь наряду с другими спасительными наставлениями Спаситель учил не предпочитать отца, мать или жену Его душеполезному поучению и приверженности к Нему. Ибо, говорит Он, кто не оставит отца и матери и так далее, «
не достоин Меня» (
Мф. 10:37), то есть тот, кто не предпочтет Мое спасительное увещание и назидание и любовь ко Мне, отпадет от бесконечных благ и от блаженства, которым вечно наслаждаются предпочитавшие Мои законы и Божественную любовь родственным узам.
Представляя же легкость и удободостижимость этой заповеди, Спаситель Сам первый исполняет ее, и предпочитает научение слушателей приятности общения с Матерью, только что не говоря: “Как Я, уча вас и занимаясь вашим спасением, поставил на второе место заботу о Матери, предпочтя спасать вас, так и вам надлежит променять всякое происходящее от телесных уз родство и сострадание на ваше собственное спасение и соблюдение и сохранение Моих поучений и законов”. По той же причине Он не дал позволения просившемуся уйти на погребение отца (см.
Мф. 8:21-22;
Лк. 9:59-60), не как предлог, чтобы презирать отца (ни в коем случае!) и тем более при похоронах, или отрицать родство и надругаться над любовью, но как всегдашнее увещание предпочитать спасение души всякой телесной связи и склонности. Вот это кто-либо, как уже говорилось, быть может, изложил бы, думая тем не лишить Мать преимущественной чести, но стараясь равным образом соблюсти ее и сохранить подобающее уважение и почтение, хотя прием сравнения проясняет тот способ, каким сравниваемое низводится на более низкую ступень, но не избавляет от принижения.
Мне же известно, что некоторые из блаженных наших Отцов, которых я часто и во многом с восхищением одобряю, но за это мнение не похвалил бы, ради опровержения злочестивого воззрения дошли до следующей мысли: поскольку Мать Иисусова, претерпев нечто человеческое и превознесшись пустым самомнением, как это свойственно женской природе, гордилась Сыном и искала объявить открыто и широко о Своей радости, что Она стала Матерью такого Сына, и потому пришла, когда Он учил, чтобы, когда Его прославляли бы за учение, прославиться вместе с Ним и разделить похвалы, – поэтому и Спаситель, очищавший и других от душевных страстей, желая избавить и Свою Мать от таких изъянов, произнес слова, имевшие смысл прещения: «
Кто Матерь Моя и кто братья Мои?»
Но те, кому такое пришло в голову, высказали это. Исследование же истины прежде всего не видит, чтобы Мать обнаруживала что-либо подобное и имела горделивое самомнение. Ведь Она не подошла к Нему без предупреждения, когда Он учил, и не появилась посреди собрания, и не прервала поучительное слово, и не сказала ничего заносчивого или хвастливого, но всеблагоговейно стоя снаружи, лишь известила о Своем прибытии, или даже об этом не известила словом, но мудро считала, что лицезрение донесет весть. Разве это
свойственно честолюбиво желающей прославиться, ищущей гордиться и превозноситься величием Сына? Да что другое сделал бы и слуга, если бы нужда заставила его прийти к господину?
Поэтому слово Иисуса, обращенное к Матери, не есть прещение или какой-то способ исправить изъян порицанием – ибо нигде не было никакого изъяна, – это слово пресекало упомянутые насмешки иудеев. Ибо так как злобные и неблагодарные иудеи для оклеветания и поругания Спасителя говорили то: «
Не плотников ли Он сын?» то:
И Мать и братья Его не« между нами ли»? (
Мф. 13:55-56), и снова:
«Но мы знаем Его, откуда Он» (
Ин. 7:27), и в то время, пока Он учил и рассказывал толпе о спасении души, тоже завидовали Ему, и недоброжелательствовали, и распалялись на клевету, а предлога для клеветы никакого не было, они прибегли к обычной брани, и вновь выставили Мать и братьев в хулу и уничижение, словно бы говоря: “Кого Ты учишь? И кем Себя считаешь? Разве Ты не Сын бедной женщины, и братья Твои, живущие трудом рук своих, чем-то от Тебя отличаются? Вот они стоят снаружи и ищут Тебя – оставь поучения и беги к родственникам, веди такую же жизнь, как и они, и не притязай на наставническое достоинство”. Посему, когда они так по своему обычаю злословили, Спаситель, противопоставив им великодушный и кроткий ответ, сказал: “Я настолько далек от того, чтобы стыдиться Своей Матери и братьев, что не только не отвращаюсь от Той, Кого дала Мне в родство природа, и от тех, кого –
общее мнение
1, и не считаю их позором или укором, но и всех, кого вы здесь видите, слушателей священных и спасительных слов, не полагаю недостойным именовать отцами и братьями, лишь бы они творили волю Отца, даже если упомянутая родственная любовь не подкрепляется ни природой, ни мнением. Итак,
«кто Мать Моя и братья Мои»? Зачем ты превращаешь эти звания в укор и ругательство? Я настолько чужд того, чтобы стыдиться их, что предпочел и истинных учеников связать с Собою этими званиями и отношениями”.
И отсюда можно видеть, что произнесенные Им слова не только не содержали никакой неблагодарности или пренебрежения к Матери, но и доставляли Ей величайшую и подобающую честь – ибо Он в такой степени уделяет Ей уважение, почести и по праву полагающуюся любовь, что и исполняющих Отчую волю и восшедших на эту высоту добродетели возводит в материнское отношение и звание как в некое великое и исключительное достоинство славы, из-за чего и именование “братьев” ныне пользуется почетом. Ибо как могло быть, чтобы в качестве венца и вершины благ Он присвоил и даровал наследникам Царствия Небесного именно то отношение, которое Он решил (если решил) отвергнуть, и то звание, которое счел справедливым (если счел) перечеркнуть? Посему, я думаю, становится совершенно очевидным, как уже и говорилось, что слова «
Кто Мать Моя» и последующие не только не несут никакого поругания любви и уважения к Матери, но и выражают подобающую Ей от всех славу и хваление.
Таким же образом для неразумных обратится в противоположный измышляемому ими смысл, и будет приведено к благочестивому и подлинному богомудрию и высказывание
«Что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой» (
Ин. 2:4). Ибо если кто-нибудь тщательно исследует, по какому поводу это было сказано, и Божественная благодать будет содействовать и помогать исследованию, то обнаружится, что эти слова скорее воздают Матери славу и честь, нежели несут вообще какое бы то ни было пренебрежение. Ведь в чудесах у Матери с Сыном не было ничего общего – потому что именно Божеству свойственно чудотворить Самому по Себе, а человеческой природе – уже не самой по себе, но из-за воспринявшего ее Слова. Впрочем, и там, где у Матери с Сыном нет ничего общего, посмотри, как Он представляет преизбыток чести даже в различии: ведь когда Мать просит Его сотворить чудо, Он, указав, что это у Него не общее с Нею, и прибавив, что еще не пришло время совершать знамения, показал, что уважение и почтение к Матери преодолевает и своевременность, и отличие силы. Так что это высказывание столь далеко от того, чтобы наносить ущерб материнской славе, что и многократно увеличивает последнюю. Ибо посчитать, что она важнее своевременности и преодолевает законы последовательности чудес, а также исполнить предложенное – во сколько крат большую честь и уважение представляет это, чем если бы ничего не было высказано и показано? Ибо в том, что Он произносил и делал, Он явлен словно бы говорящим следующее: “Общность природы не влечет за собой общности в чудотворении («
что Мне и Тебе, Жено?»), и время не подходит для Божественных деяний; однако чтобы Ты и те, кого нужда привела видеть и слышать, узнали, что Я соблюдаю без перемены Твои материнские права, и что Я Сам есмь положивший детям в закон воздавать почтение матери, а вернее, что Я ставлю уважение, послушание и славу Твою превыше созерцаемой в естестве последовательности и удобства времени, вот, Я, полагая Твою просьбу более важной, чем эти вещи, претворяю воду в вино”.
Ибо здесь
«что Мне и Тебе?» сказано не в том же смысле, что и в ответе просившему Его рассудить дело об отцовском наследстве. Ведь там Он, сказав: “
Что Мне и тебе?
И кто поставил Меня начальником и судьей над вами?”
2, делом подтвердил словесный отказ и не захотел стать судьей низменного спора и вещественной выгоды, но за отрицанием на словах последовал отпор на деле – здесь же, использовав тот же оборот речи, Он не отверг материнское пожелание чуда и не оставил просьбу без внимания, но, показав различие Божественных деяний при общности природы, исполнил прошение, ясно представляя, как многократно сказано, что любовь к Матери и слава Ее значат для Него больше, чем удобство времени и особенности чудотворения.
Примечания
*1 Имеется в виду, что “братья” Иисуса на самом деле не были Его братьями, а лишь считались таковыми.
*2 Такой эпизод рассказывается в Лк. 12:13-14, однако приведенных слов там нет.
