Евангелие от Марка, Глава 4, стих 11. Толкования стиха

Не все прямо можно было сообщать и простому народу, более к Нему расположенному, но вообще сильно еще напитанному многими предрассудочными мнениями касательно царства Мессии. Не вдруг, не в тот короткий остаток времени, который Сыну человеческому предоставлено провести еще на земле, можно было уничтожить их и заменить их истинными понятиями (чего стоило образовать и избранных учеников!). Напротив скорее можно было опасаться вредных недоразумений и перетолкований Его слов о предмете столько важном. При том фарисеи и в народе имели своих агентов.

У Господа было уже общество, которому Он мог доверить свои тайны: это – Апостолы. Они для сей цели Им и избраны, – они имели полное доверие к Господу, – были Ему преданы всей душей, – близким обращением с Ним несколько к тому приготовлены.

Но чтобы не оставить совсем и фарисеев, и народ без возбуждения и руководства, Господь не хочет лишать их общих нравственных наставлений, которые не смотря на множество учителей в народе Иудейском, были слишком не часты, будучи вытеснены утонченными исследованиями раввинской учености – Его любовь не решается вовсе скрывать от них и самые тайны свои, она придумала в премудрости своей еще средство к сообщению их в доступной для народа мере: это в притчах. Да, притчи Господа суть не что иное, как прекрасная ткань; измысленная и составленная Его любовью и премудростью отчасти для прикрытия истины до времени, чтобы она не ослепила чьи-нибудь слабые очи, отчасти для возбуждения внимания к скрывающемуся под этим таинственным покровом. Их некоторая темнота привлекала к Иисусу за разрешением.

Такой образ учения мог быть весьма полезен и для самих учеников Господа при тех объяснениях, которые они получали от Него на Его притчи. Истины высокие, облеченные в образы природы видимой, или примеры жизни человеческой после объяснения, чрез сличение с сими образами становились удобопонятнее, глубже укоренялись в памяти, чаще повторялись, живее действовали на воображение и сердце.

Такой образ учения не только был сроден с общим характером двойственности в природе человека и в его словах и делах, но и со всем Ветхозаветным устройством: весь Ветхий Завет казался одной великой притчей Нового. К притче Иудеи имели особенные вкус и любовь, подобно прочим восточным народам. Наконец Сам Господь уже неоднократно употреблял притчу для изображения своих уроков, напр. в нагорной проповеди, в обличении фарисеев (Мф. 11:16; Лк. 7:36; Мк. 3:23).

И так отселе Господь, начиная тайное руководство и наставление своих Апостолов, посторонним положил сообщать о тайнах своего царствия не иначе как только в притчах. Под тайнами царствия небесного здесь разумелись предначертания Божественные относительно устроения и судьбы Церкви Новозаветной. Впрочем, иногда притчей облекались и нравственные истины (Мф. 12:44, 45).

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 123-124++

 И Господь отвечал им с любовью, так что они узнавали тайны Царства Божия. Он учил их тому, что они сами были неспособны постигнуть. Те, кто знает тайны Царства Божия, должны знать, что это дано им. От Господа они приняли свет и способность видеть.

Говоря притчами о тайнах Царства Божия, Господь вовсе не имеет в виду, что это Царство бесконечно далеко от нас, и его невозможно постигнуть. Но Он имеет в виду, что это Царство абсолютно недоступно тому, кто не хочет отдать свое сердце Господу. И что только тот, кто принимает Его как Своего Учителя и Господа, может понять, что Царство Божие означает.

Но в глазах стольких людей Господь видел тупое непонимание. Столь многие были ослеплены и оглушены суевериями, стремлением принять желаемое за действительное, ленью подумать! Так что, как сказал Исаия, они своими глазами смотрят, и не видят, своими ушами слышат, и не разумеют. Но и их не оставляет Своей заботой Господь, предлагая им поучение на понятном им языке.

Не для того Господь учит притчами, чтобы намеренно скрыть смысл тайн от простых людей. А для того, чтобы помочь людям увидеть его и подвигнуть их к познанию истины. Тем не менее, всегда следует помнить, что у Церкви два языка. Когда она обращается к тем, кто внутри ее, она может говорить о тайнах жизни ясно. Но следует остерегаться всего, что может проникнуть в нее совне и стать опасным для христианской жизни. Иногда толпы могут обнаруживать агрессивное непонимание. Даже близкие Господа пытались возвратить Его домой. Церковь всегда находится в противостоянии миру. Чтобы проповедь Царства Божия могла быть успешной, таинники Божией благодати должны быть защищены. «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга перед свиньями», — говорит Господь в другом Евангелии (Мф. 7, 6). В притче о сеятеле Он показывает, почему верные должны действовать с великой осмотрительностью. Необязательно все говорить всем. Существует четыре рода земли — четыре различных духовных устроения, которые могут иногда до времени уживаться в одном человеке.

Первая половина ответа Господа на вопрос учеников, почему Он говорит к народу притчами, показывает, что этот ответь должен был быть сказан вслух только учеников. Поэтому, если и допустить, что в данный раз И. Христос произнес все притчи, переданныя здесь еванг. Матфеем, и именно при той обстановке и в том порядке, какие представляются по изображению этого евангелиста, то нужно дело представлять так, что 12 учеников Христовых и некоторые из ближайших Его последователей были вместе с Ним в лодке, вследствие чего ответь Господа на тот вопрос мог быть высказан так, что он слышен был только учениками, а после того Господь обратился с новыми притчами к народу. 

Цель притчей Христовых заключается, прежде всего, в том, чтобы посредством образа, взятаго из видимой природы или круга человеческих действий, яснее и живее изобразить истину; отвлеченная духовная истина чрез притчу делается как бы созерцаемою чувственными глазами и доступною осязанию; плотяный ум человеческий, постоянно привязанный к этому дольнему миру и чрез то неспособный вдруг возвыситься до чисто-духовной области, постепенно ведется к миру горнему по образам притчи, как бы по ступеням знакомой лестницы. Но притчи Христовы имеют и другую цель, которая достигается одновременно и которая совершенно противоположна первой, именно: скрыть истину от недостойных и неспособных, оценить и воспринять ее. Обе эти цели своих притчей показал нам Сам Христос. На вопрос учеников: для чего Он говорит к народу прнтчами, 1. Христос отвечал: „вам дано знать тайны царства небеснаго, а им не дано (Мф. 11), им, внешним, все бывает в притчах» (Мк. 11. ср. Лк. 10).

Потому говорю им притчами, — отвечает Христос, — что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют. Они не слепы и не глухи, но, развращенные своими лжеучителями (книжниками и фарисеями), они почти потеряли способность понимать виденные ими знамения и слышанное ими учение. И сбывается над ними пророчество Исайи, которое говорит: слухом услышите — и не уразумеете¹, и глазами смотреть будете — и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их (Мф. 13:14—15; Ис. 6:9-10). Испорченность большинства этих людей так велика, что они умышленно становятся глухи к слову истины и закрывают глаза свои от великих знамений, как бы опасаясь, что в противном случае они, пожалуй, обратятся к Богу и будут спасены Им. Но Христос не отталкивает и их от Себя; нет, Он и им преподает Свое учение о Царстве Небесном, но только в иносказательной форме, предоставляя им самим, при желании, додуматься до сокрытого в притчах смысла. Кто имеет искреннее желание понять смысл притчи и учения Христа, тому дано будет это понимание, и приумножится в нем; а кто не имеет такого желания, тот останется глух к учению Христа, если бы оно излагалось даже и не в притчевой форме; тому не принесет пользы даже и то богопознание, которое имеют все люди, на какой бы ступени религиозного развития они ни стояли; у того само собою оно отпадет как бесполезное для него, как бы отнимется и то, что имеет (Мф. 13:12).

Апостолам же, которые для Христа оставили все земное и пошли за Ним и тем обнаружили веру в Него и искреннее желание следовать Его учению, — им через это сделалось доступным, возможным воспринять то, что другие, без веры и желания, слыша не слышат и видя не видят и не разумеют; им-то дано знать тайны Царствия Небесного².

Притчи по своей природе должны быть понятными, рассчитанными на всех. Но почему не все, к кому они были обращены, стали верующими? Надо думать, эта загадка стояла и перед учениками Иисуса Христа, и перед Марком, и перед его аудиторией ранних христиан. Ни сама притча о сеятеле, ни дальнейшее пояснение к ней, эту загадку не разрешают. Попытку разъяснить проблему предлагает маленький отрывок Мк. 4:10–12, в котором говорится об ожесточении сердец и о недостатке разумения некоторых слушателей, которые названы «внешними». Этот маленький отрывок всегда считался одним из самых трудных во всех Евангелиях. В истории изучения Нового Завета он подвергся особенно пристальному вниманию. Отрывок содержит в себе и формальные, и содержательные трудности. Формально он как бы разрывает ткань повествования, отделяя притчу о сеятеле от ее толкования. Что касается содержания высказывания Иисуса Христа, то тут непонятно следующее: ведь притчи по самой своей сути делают учение понятным. А здесь утверждается, что они призваны либо скрывать истинное учение, либо вообще непонятны по своей природе. И вообще может показаться, что Иисус умышленно учил притчами, чтобы сознательно скрыть значение сказанного от простых людей. Кроме того большую трудность вызывает странное предложение: ученикам дано знать «тайны», а внешним все излагается в притчах; поэтому они ничего не понимают, и все это для того, чтобы они не обратились и чтобы не были им прощены грехи! Странно все это звучит, воистину странно. С этим текстом надо разобраться. Прежде всего следует обратить внимание на некоторые проблемы текста как такового и его перевода. Если переводить буквально с критического греческого текста Евангелия, то читать следует так: 10 Когда же остался наедине, окружающие Его, вместе с двенадцатью, спросили Его о притче. 11 И сказал им: вам дана тайна Царствия Божия, а тем, внешним, всё становится притчами; 12 чтобы они, смотря, смотрели и не видели, и, слушая, слушали и не понимали, чтобы не обратились и не было прощено им. Здесь друг другу противопоставляются «тайна» и «притчи». Притчи означают загадочную речь. В основе лежит еврейское maschal, которое подразумевает образную речь, загадку. В то время как одним («вам») открывается тайна, другим («тем, внешним») всё становится загадочным. Это отражает особый взгляд евангелиста Марка на притчи как способ учительства. Надо сказать, взгляд для нас странный. Первые слова Иисуса Христа были: «Исполнилось время, и приблизилось Царствие Божие!» (Мк. 1:15). Но тогда Он не имел в виду говорить какую-то «тайну».1) Наоборот! Он желал возвестить всему народу, что к нему пришло Царствие. Поэтому и в дальнейшем Он неустанно говорил о Царствии Божием. Конечно, со временем христиане убедились в том, что присутствие Царствия Божия для многих их современников отнюдь не столь уж очевидно. Почему так? Может быть, они не видели его, потому что не хотели видеть? Или они действительно не видели? Чтобы найти ответ на эти жгучие вопросы, многие христиане обращались к тексту пророка Исаии и читали его новыми глазами. Исаия, после того как он видел Бога, окруженного серафимами, сообщает следующее: «И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня. И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите – и не уразумеете, и очами смотреть будете – и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. И сказал я: надолго ли, Господи? Он сказал: доколе не опустеют города, и останутся без жителей, и домы без людей, и доколе земля эта совсем не опустеет» (Ис. 6:8–11). Подумаем о том, чтó приходило в голову тем ранним христианам, когда они слушали или читали слова Исаии. Во-первых, если вести Божии, провозглашаемые Его вестниками, не всегда могут быть поняты, потому что Бог Сам может вызвать их непонимание, то мы, ученики Иисуса, не имеем права приписывать самим себе, собственным способностям наше понимание благой вести Иисуса Христа о пришедшем к нам Царствии Божием. Другие не понимают, а мы, мол, такие умные, что всё понимаем! Нет. Об этом и говорит Иисус. Наше понимание – не наша способность, но подарок от Бога: «вам дано знать тайны Царствия Божия». – Это первое, что услышали ученики, окружившие Иисуса и спросившие Его о смысле притчи. Мы – избранники, ибо Богом нам «дано знать тайны Царствия Божия». А как же прочие? Понятно, что мы с трудом и сомнениями слышим слова Евангелия: «...а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи». А если мы не будем осторожничать, смягчая жестокий смысл слов Иисуса, как это сделано в Синодальном переводе, то ведь звучат они так (по критическому тексту): «...а тем внешним все бывает в притчах; чтобы они, смотря, смотрели и не видели; и чтобы, слушая, слушали и не понимали, чтобы не обратились, и не было прощено им». Как совместить это слово с вестью Иисуса о Божией любви и всепрощении? Где здесь правда Божия? Но если мы теперь еще раз взглянем на текст пророка Исаии, то увидим, что закоснелость его народа не означает его вечного проклятия, но имеет целью его земную катастрофу, провал его земных надежд и планов. «И сказал я: надолго ли, Господи? Он сказал: доколе не опустеют города, и останутся без жителей, и домы без людей, и доколе земля эта совсем не опустеет». Поначалу это нас мало утешает. Разве мы не читаем в Новом Завете совсем иное? Например, «да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Как подходит это слово Иисуса к тому тексту из Исаии? И еще раз мы должны взглянуть в Священное Писание Иисуса, в наш Ветхий Завет. Там мы находим у пророка Осии замечательную молитву покаяния Израиля и ответ на нее Бога: «Пойдем и возвратимся к Господу! ибо Он уязвил – и Он исцелит нас, поразил – и перевяжет наши раны. Он оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицом Его. Итак познаем, будем стремиться познать Господа. Как утренняя заря – явление Его; и Он придет к нам, как дождь, как весенний дождь оросит землю. – Что сделаю тебе, Ефрем? Что сделаю тебе, Иуда? Любовь ваша, как утренний туман и как роса, скоро исчезающая. Посему Я поражаю через пророков и бью их словами уст Моих. И воссияет как свет суд Мой» (Ос. 6:1–5). Иначе говоря, когда люди попадают в беду, они вспоминают о Боге. Однако, после того как Бог слышит их молитвы, когда Он избавляет их от беды, они скоро забывают о Боге. Воистину их любовь – как утренний туман. По этому поводу хороший пример приводит пророк Иеремия. Под нажимом вавилонского войска, осадившего Иерусалим, городские власти решились на торжественный акт освобождения их еврейских рабов. Может быть в этом случае от них отступит грозный суд? И действительно, – вавилонское войско отступило. И как же реагировали на это власти Иерусалима? «После того, раздумавши, стали брать назад рабов и рабынь, которых отпустили на волю, и принудили их быть рабами и рабынями. И было слово Господне к Иеремии от Господа: Так говорит Господь, Бог Израилев: Я заключил завет с отцами вашими, когда вывел их из земли Египетской, из дома рабства, и сказал: «в конце седьмого года отпускайте каждый брата своего, Еврея, который продал себя тебе; пусть он работает тебе шесть лет, а потом отпусти его от себя на волю»; но отцы ваши не послушали Меня и не приклонили уха своего. Вы ныне обратились и поступили справедливо пред очами Моими, объявив каждый свободу ближнему своему,.. но потом раздумали и обесславили имя Мое, и возвратили к себе каждый раба своего и каждый рабу свою, которых отпустили на волю, куда душе их угодно, и принуждаете их быть у вас рабами и рабынями. Посему так говорит Господь: Вы не послушались Меня в том, чтобы каждый объявил свободу брату своему и ближнему своему; за то вот Я, говорит Господь, объявляю вам свободу подвергнуться мечу, моровой язве и голоду, и отдам вас на озлобление во все царства земли; и отдам... их в руки врагов их... и в руки войска царя Вавилонского, которое отступило от вас. Вот, Я дам повеление, говорит Господь, и возвращу их к этому городу, и они нападут на него, и возьмут его, и сожгут его огнем, и города Иудеи сделаю пустынею необитаемою» (Иер. 34:11–22). Да, люди готовы признать свои прошлые ошибки только тогда, когда эти ошибки прошлого болезненно отражаются на них самих. Поэтому и суд может быть по необходимости целительным, – а не только прощение, которым люди снова и снова охотно злоупотребляют. Конечно, – и это мы не должны забывать, – в словах «вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах» основной тон лежит не на «внешних», а на обетовании ученикам. Им «дано», они «одаренные». На этом ударение. Нам, верующим в то, что в Иисусе Христе пришло Царствие Божие, нам Бог даровал Свое Слово – не для нашего ожесточения или сомнения, но как семя, о котором и идет речь в притче. Высказывание Иисуса в Евангелии от Марка, эти два стиха 11–12, подвергались тщательному изучению многих современных библеистов. Вокруг этих стихов выросла целая библиотека исследовательской литературы. Не имея возможности и нужды давать здесь даже краткий обзор научной дискуссии, стоит сказать о самом общем ее результате. Он таков: В ходе долгой устной передачи притчи Иисуса Христа неизбежно подвергались влияниям, которые их несколько изменяли. Могло быть так, что уже не воспринимался их оригинальный смысл, потому что изменилась историческая, национальная, географическая ситуация. Чтобы воспринятые из предания притчи могли что-то говорить и что-то значить для новых слушателей, они иногда приспосабливались к новой цели и новой ситуации. А ситуация евангелиста Марка была такова, что Церковь Христова уже фактически полностью отделилась от синагоги. Христианам приходилось объяснять себе, почему народ Израиля остался вне Христа, вне веры, почему иудеи остались «внешними». Эта проблема чрезвычайно волновала уже Апостола Павла, что мы видим из Послания к Римлянам. Стихи Мк. 4:11–12 пытаются ответить на этот мучительный вопрос о неверии иудеев. Здесь ученикам Иисуса противостоят «те внешние». Это выражение «внешние» в иудействе обозначало тех, кто не принадлежит к синагоге. Здесь же, у Марка, «внешние» – не просто неверующие его времени, но те, кто отказывались принимать Евангелие при земной жизни Иисуса, то есть иудеи. Почему они не понимали тайну Царствия, то есть тайну Самого Иисуса Христа? Эту проблему надо было разрешить и евангелисту Марку, как ее уже пытался разрешить Апостол Павел в своем Послании к Римлянам. Евангелист делает это, вставив между самой притчей и ее толкованием вот эти слова о загадочных притчах. «Внешние», то есть иудеи, не приняли Иисуса Христа потому, что им это не было дано по причине их ожесточения, слепоты, глухоты. Если не понимать, не ощущать мессианства Иисуса (а оно открывалось не столько в Его словах, сколько в Его делах), то и смысл Его притч остается закрытым. Смысл притч открывался только тем, кто понимал, что в них речь шла о Мессии Иисусе. Это понимание должен дать Бог. Без этого «всё» становилось загадочным, и притчи – образцовый примером того, что не понимались или даже отвергались дела Иисуса, Сам Он. Бог дает понимание не всем. И для тех, «внешних», кому такое понимание не дано, справедливым становится сказанное в Ис. 6:9–10: «И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите – и не уразумеете, и очами смотреть будете – и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их». Угрожающие слова пророка об ожесточении Израиля ко времени написания евангелия от Марка реализовались. Пророчество исполнилось. Израиль остался «внешним». С точки зрения евангелиста, под историей Израиля проведена черта. Он по своей вине лишил себя прощения. На месте Израиля выступает Церковь Иисуса, ядро которой – Двенадцать. Грозное высказывание Мк. 4:11–12 выходит за рамки толкования притчи о сеятеле. Оно призывает помнить о праведных решениях суда Божия.

Итак, современная наука о Библии склонна утверждать, что стихи Мк. 4:11–12 в тексте предания появились благодаря изменившейся ситуации в Церкви и ее размышлениям над неверием Израиля и внимательному изучению ветхозаветных пророчеств. Так было во времена Евангелиста Марка. Но современному читателю, не знакомому с тонкостями библейской критической науки, все-таки приходится трудно с этим отрывком о смысле притч. Подводя итог всему сказанному, можно утверждать, что одни притчи, как бы понятны они ни были, и даже если они произнесены Самим Иисусом Христом, не в состоянии всех людей привести к вере. Притчи – только начало, только призыв к вере, равно как и Евангелие. Ничто, никакие слова не могут принудить к вере. Вера – благодатный дар. В ней мы соприкасаемся с тайной Божественного промысла и с человеческой свободой. И нам остается только благодарить Бога за то, что нам дано знать тайны Царствия. Нам остается благодарить Господа за то, что мы – не «внешние».

1) В нашем отрывке употреблено слово «тайны». Это слово (μυστήριον) не означает принципиальной недоступности Царствия. Оно означает, что оно доступно для посвященных, для тех кому Бог эти «тайны Царствия» открывает.

Какой цели служит эта форма — облегчить понимание или затруднить его? На первый взгляд кажется, что Спаситель, как мудрый педагог, должен был бы прилагать усилия, чтобы облегчить людям понимание того, что Он хочет сказать. Между тем причинноследственная связь между слушанием и восприятием поразному выражена у Матфея и у двух других синоптиков. У Матфея, как мы видели, слова Иисуса Христа даны в следующей редакции: «Потому говорю им притчами, что они видя не видят...». У Марка они звучат несколько поиному: «Вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи» (Мк. 4:11-12). В той же редакции слова Спасителя приведены у Луки (Лк. 8:10).
В русском Синодальном переводе разница между двумя редакциями — Матфея и двух других синоптиков — сглажена. В оригинальном тексте Евангелий от Марка и Луки вместо матфеевского δια τούτο. οτι («потому. что») стоит предлог ΐνα («чтобы»). Этот предлог придает тексту иной смысл. Буквальный перевод слов Иисуса, по версии Марка и Луки, звучит так: «.а тем внешним всё бывает в притчах, чтобы они, смотря, смотрели и не видели, и слушая, слушали и не разумели». Именно так текст звучит в славянском переводе Евангелия от Марка: «Вам есть дано ведати тайны царствия Божия: онем же внешним в притчах вся бывают, да видя- ще видят, и не узрят: и слышаще слышат, и не разумеют: да не когда обратятся, и оставятся им греси».
Ученые спорили о значении предлога ΐνα («чтобы») в данном тексте на протяжении всего ХХ века. Некоторые видели в нем неудачный перевод с арамейского, искажающий изначальный смысл. Другие оспаривали такую точку зрения. Предлагалось рассматривать ΐνα как указание не на цель, а на последствия. Ряд ученых считает, что, пытаясь объяснить феномен непонятности притч, Марк создал свою «ожесточающую теорию» и вложил ее в уста Иисуса, Который в действительности ничего подобного не говорил, поскольку считал Свои притчи понятными.
Попытки перетолковать значение слов Спасителя, как они переданы у Марка и Луки, в сторону смягчения были связаны прежде всего с опасением, что при буквальном переводе они могут быть восприняты в духе учения Кальвина о предопределении. Согласно этому учению, одни люди заведомо предопределены к спасению, другие — к погибели . Те, кто не предопределены к спасению, не могут понять смысл притч.
Между тем буквальное прочтение рассматриваемого места из Евангелия от Марка вовсе не обязательно должно вести к кальвинистскому толкованию. Такое прочтение полностью соответствует словам Иисуса Христа из Евангелия от Иоанна: «На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (Ин. 9:39). Здесь предлог ΐνα переведен как «чтобы»: при помощи этого предлога обозначается причинноследственная связь между пришествием в мир Спасителя и результатом Его проповеди. И оказывается, что результатом становится не только прозрение тех, кто раньше не видел, но и ослепление тех, кто считал себя видевшим. Однако данный результат отнюдь не является следствием предопределения одних к спасению, а других к погибели. Напротив, он проистекает из того, что одни откликаются на проповедь, а другие нет, одни с верой приходят к Спасителю, ища духовного прозрения, другие, подобно фарисеям и книжникам, затыкают уши и смыкают очи.
Приведенные слова являются частью диалога Иисуса Христа с иудеями, состоявшегося после того, как Он вернул зрение слепорожденному. Само чудо, описанное Иоанном, наглядно иллюстрирует то двойное действие, которое Иисус оказывает на окружающих: приходящие к Нему с верой получают от Него прозрение; те же, кто приходит с недоверием, сомнением или неверием, не только не прозревают, но наоборот, еще больше выявляют свою слепоту. На вопрос фарисеев «неужели и мы слепы?» Иисус отвечает: «Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас» (Ин. 9:40-41). Здесь ключевое значение приобретает дважды употребленный термин άμαρτία, переведенный как «грех», но в классическом греческом языке означающий ошибку, промах, попадание мимо цели. Именно результатом греха является неспособность людей увидеть то, что должно быть для них очевидно, и понять подлинный смысл адресованных им слов.
Грех приводит к духовной слепоте и глухоте. Физическая слепота и глухота требует определенного подхода от тех, чьей задачей является обучение страдающих одним из этих недугов, будь то врожденным или приобретенным. При обучении слепых и глухих используются специальные методы, разработанные для этих категорий людей. Точно так же при работе с духовно слепыми и глухими требуется определенный способ подачи дидактического материала, конкретная форма, в которую этот материал должен быть облечен. Такой формой для Спасителя стала притча.
Однако если в случае с обучением слепых и глухих специальные методы разрабатываются, чтобы облегчить им усвоение материала, то в случае с притчами Иисуса Христа дело обстояло иначе. Возвращаясь к смыслу Его слов, как они приведены у Марка и Луки, мы можем констатировать, что Он произносил притчи не для того, чтобы облегчить людям понимание Своего учения. Как кажется, ставилась обратная задача — усложнить процесс понимания, сделать его более трудоемким.
Одно из недавно предложенных объяснений этого парадоксального аспекта проповеди Спасителя, не раз привлекавшего внимание ученых, исходит из предположения, что Иисус произносил притчи в целях собственной безопасности, дабы сохранить Свою жизнь и иметь свободу передвижений. Вряд ли следует всерьез воспринимать такое объяснение, игнорирующее тот очевидный факт, что притчи отнюдь не были какойто промежуточной, временной формой, в которой Спаситель излагал Свое учение: Он произносил их с самых первых дней Своего служения в Галилее до последних, предшествовавших аресту дней, которые Он провел в Иерусалиме. Поучения, изложенные не в форме притчи, Иисус произносил параллельно с притчами, а не только на заключительном этапе Своего служения: об этом свидетельствуют Нагорная проповедь, отнесенная Матфеем к началу Его служения, и многочисленные публичные беседы Иисуса с иудеями в Евангелии от Иоанна.
Еще одно объяснение причин, по которым Спаситель говорил притчами, основывается на том, что сам образ Иисуса, Его чудеса и Его проповедь оказывали двоякое действие на людей: в одних они укрепляли веру, у других, напротив, вызывали отторжение и ненависть. Как подчеркивают исследователи, многие слушатели Христа, в том числе Его враги, понимали смысл Его притч, но не были готовы следовать им. В качестве примера ссылаются на реакцию фарисеев, которые после произнесения Иисусом притчи о злых виноградарях «старались схватить Его, но побоялись народа, ибо поняли, что о них сказал притчу» (Мк. 12:12). Здесь налицо не непонимание, а сознательное сопротивление.
Простые, но убедительные ответы на вопрос о том, почему Спаситель говорил притчами, дает Иоанн Златоуст. По его мнению, Христос говорил притчами «для большей выразительности»1; использовал «прикровенную» речь, потому что говорил о возвышенном   . Другое объяснение, принадлежащее ему же: «Сначала Он не притчами говорил им, но просто и ясно. Но так как они стали неохотно слушать Его, то Он, наконец, стал говорить им притчами» .
Обратим внимание на то, что когда ученики услышали первую притчу Иисуса Христа, они не задали вопрос о ее значении. Они спросили: «Для чего притчами говоришь им?» (Мф. 13:10). Только после того, как они получили ответ на этот вопрос, а вместе с ним и разъяснение притчи, они осмелились задать вопрос, касавшийся уже другой притчи: «Изъясни нам притчу о плевелах на поле» (Мф
13.    36). Поначалу их не столько интересовало значение притчи, сколько удивлял сам способ подачи дидактического материала, которым воспользовался Учитель. Лишь во вторую очередь они спрашивают о значении притчи. В большинстве же случаев Евангелисты вообще не отмечают какойлибо интерес учеников к значению притч: может даже создаться впечатление, что, получив разъяснение первых двух, они больше вообще не интересовались содержанием последующих. Даже если они и получали разъяснения от Учителя, Евангелисты не сочли нужным донести их до потомства, и большинство притч осталось в Евангелиях без объяснения.
Жанр притчи является одним из промежуточных звеньев между прозой и поэзией. Притчи излагаются, как правило, в прозаической форме, однако их образный строй, язык, лаконичная форма изложения, присказки и присловия, которыми они часто сопровождаются («кто имеет уши слышать, да слышит»; «много званых, но мало избранных»; «будут последние первыми, и первые последними») — все это сближает притчи с поэзией, придает им поэтическую окрашенность. Соответственно, и восприятие притч слушателем близко к тому, как люди воспринимают поэзию. В стихотворении читатель, как правило, не ищет мораль, выводы или инструкции: гораздо важнее оказываются образы, звукопись, ритм, игра слов, другие приемы поэтического мастерства.
Христос нередко обращался к людям с прямыми наставлениями, имевшими императивную форму (примером может служить уже упомянутая Нагорная проповедь). Но в притчах Он прибегал к иной форме изложения, оставлявшей значительно больше пространства для воображения, фантазии, самостоятельного творческого осмысления. В притчах Христос предстает перед нами не только как учитель нравственности, но и как поэт, облекающий свою мысль в пластичные и многофункциональные словесные формы, предполагающие многоуровневое восприятие — не столько через интеллект, сколько через сердце.
Не будем забывать и о том, что если для нас притчи являются прежде всего письменным текстом, который мы читаем, изучаем, анализируем, то для непосредственных слушателей Спасителя дело обстояло иначе: они слышали Его живую речь со всей характерной для нее динамикой устного, межличностного диалога. При переносе на бумагу неизбежно исчезали те дополнительные оттенки, которые слушатели улавливали благодаря интонации Рассказчика, Его жестикуляции, повышению и понижению голоса, выражению лица и глаз. Какието дополнительные обертоны утрачивались при переводе с арамейского на греческий язык, а затем и при каждом новом переводе текста с греческого на иные языки.
И тем не менее, несмотря на то, что в определенном смысле каждая притча Иисуса Христа, которую мы читаем сегодня на своем родном языке, является реконструкцией того, что Он говорил когдато Своим непосредственным слушателям, через письменный текст этих притч до нас доносится Его живой голос. И письменный текст воскрешает перед нами образ Того, Кто не только нес людям весть о Царствии Божием, но и обладал способностью облечь эту весть в яркие, запоминающиеся образы.
Притча является носительницей важных богословских истин, но выражаются они не через четкие дефиниции (определения), а через метафору. В этом отношении притча имеет некоторое сходство с басней или сказкой. Подобно басне, она построена на принципе метафоры и в некоторых случаях заканчивается прямым указанием на то, как эта метафора соотносится с реальностью. Подобно сказке, притча не претендует на реализм и может содержать в себе разного рода фантастические детали, закончиться раньше, чем хотелось бы слушателям. Прослушав сказку или басню, дети иногда спрашивают: «А что было дальше?». Это вопрос взрослым кажется неуместным и комичным, так как они знают законы жанра.
У жанра притчи тоже есть свои законы. Один из них заключается в том, что не все детали притчи имеют равное значение, и не каждая деталь требует истолкования. Еще Иоанн Златоуст говорил о том, что «не на всё в притчах надо обращать внимание» . Иными словами, в каждой притче есть детали, имеющие функциональное значение, но могут быть также элементы, не выполняющие никакой метафорической функции. Вопросы, касающиеся значения той или иной детали, не несущей смысловой нагрузки, могут оказаться столь же неуместными, как и детские вопросы относительно возможного продолжения сказки, которая уже закончилась.
На наш взгляд, ключ к ответу на вопрос о том, почему Спаситель избрал форму притчи в качестве основного способа подачи дидактического материала, следует искать в сопоставлении Его притч с Его же чудесами. Взаимосвязь между словами и действиями Иисуса Христа очевидна. При этом основную часть Его действий, описанных Евангелистами, составляют именно чудеса. Мы можем говорить о том, что чудо было основной формой, в которой Спаситель выражал Себя через действие как Сын Божий, посланный в мир Отцом. Точно так же притча была основной формой, в которой Сын Божий выражал себя через слово, передавая людям ту Благую весть, которую Он послан был возвестить.
Чудеса Спасителя не воспринимались людьми пассивно. Очень часто, совершая исцеление, Христос не только требовал от исцеляемых веры, но и ставил веру условием совершения чуда. Нередко исцеление, будучи Его действием, должно было сопровождаться конкретными действиями со стороны человека, над которым совершалось. К ним Иисус прямо призывал исцеляемых: «Протяни руку твою» (Мф. 12:13; Мк. 3:5; Лк. 6:10); «Встань, возьми постель твою, и иди в дом твой» (Мф. 9:6; Мк. 2:11; Лк. 5:24). С другой же стороны, Его чудеса вызывали противодействие со стороны тех, у кого вся Его деятельность вызывала раздражение и неприятие. Чудо становилось вызовом и для тех, и для других: одни через активное содействие получали исцеление и спасение, другие через активное противодействие получали вечную погибель. Точно таким же вызовом становилась каждая притча для тех, кто ее слышал.
Будучи повествовательной по форме, притча иносказательна по содержанию. Притча ставила целью превратить слушателей из пассивных рецепторов Благой вести в активных соработников Того, Кто эту весть им приносит. Она требовала собственных интеллектуальных и духовных усилий от тех, кому была адресована, собственной работы над пониманием ее смысла. Каждый должен был воспринять притчу посвоему, и именно в этом, повидимому, и заключалась главная цель произнесения Иисусом Христом притч.
Использование Им жанра притчи в качестве основного носителя той вести, которую Он хотел сообщить людям, связано с возможностями этого жанра, отличающими его от прямолинейных высказываний. В Ветхом Завете Бог говорил с народом языком повелений, выраженных в жесткой императивной форме и сопровождавшихся угрозами наказания за их невыполнение. В Новом Завете Бог говорит с людьми иным языком: Он никому ничего не навязывает, уважая свободу выбора конкретного человека.
Каждая притча предполагает индивидуальное прочтение: ее смысл открывается конкретному человеку из его собственной жизненной ситуации, из того контекста, в котором он живет. При этом смысл притчи может поразному раскрываться при каждом новом прочтении. Это относится к одному человеку и к целым поколениям. На разных этапах своего духовного развития человек может поразному понимать смысл одной и той же притчи. И целые группы людей могут поразному воспринимать их в зависимости от своего культурного контекста, от вызовов своей эпохи, от множества других факторов, влияющих на восприятие.
Именно благодаря этому притчи обладают особым свойством: они никогда не устаревают. Будучи изначально адресованы конкретным людям, жившим в определенный исторический период, притчи Иисуса Христа сохраняют актуальность для всех последующих поколений. Каждая новая эпоха изобретает свои подходы к притчам, свои методы толкования. Но всегда и везде действует универсальный принцип: пытаясь понять смысл притчи, читатель или слушатель вольно или невольно проецирует ее сюжет на собственную жизненную ситуацию, подобно тому, как это должен был сделать царь Давид после того, как пророк Нафан рассказал ему притчу об овечке.

И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; Тайны царствия Божия, это – истины относительно устраяемого царства Христова (о царстве чит. в объясн. Мк. 1:5), истины совершенно непостижимые для ума человеческого, или постижимые, но только сокрытые от других и известные не всем; таковы: тайна Св. Троицы, тайна воплощения Сына Божия, тайна крестной смерти Спасителя и распространения Евангелия по всему миру. Апостолам, как ближайшим ученикам Христовым, дано было от Бога, чрез просвещение их ума, знание этих тайн прямо, без объяснения их притчами, хотя пока, до сошествия на них Духа Святаго, и не совершенное знание. С другой стороны, Апостолам дано знать тайны царствия Божия потому, что они сами предназначались быть проповедниками этих тайн. Оным же (а тем) внешним, т. е. народу. У Евреев внешними назывались люди не Иудейского происхождения и также не ученые, не посвященные в тайны знания, – простой народ. В притчах вся бывают, т. е. учение о тайнах царствия Божия предлагается и должно предлагаться в притчах. Народу не дано прямое знание тайн Божиих не потому, чтобы Бог не хотел этого, но потому, что народ сам не способен был принимать эти тайны, (как это далее объясняет Господь); неспособен же потому, что он нравственно не развит, и по этой причине мысли его о царстве Мессии были грубы, напр. он думал, что это царство будет подобно земным царствам. „Господь говорил притчами, пишет св. Златоуст для того, чтобы сделать слова свои более выразительными, облечь истину в живой образ, глубже напечатлеть ее в памяти и как бы представить глазам. Притча действует не на один ум, но и на сердце и воображение слушателя, и потому истина, в ней предлагаемая, легче удерживается в памяти. Притчи Христовы отличаются от всех других необыкновенною простотой, ясностью, чистотой и важностью. Содержание их по большей части заимствовано от предметов, занятий и обстоятельств обыденной жизни, что делает их понятными для всех. Они относятся к Самому Господу, как Спасителю мира, к Его жизни, учению, царству или церкви и указывают на отношения к Нему людей разного рода (Мих.). Касательно объяснения притчей св. Златоуст замечает следующее: „в притче не нужно все изъяснять по буквальному смыслу, но, узнав цель, для которой она сказана, обращать сие в свою пользу и более ничего не испытывать» (Толк. на Мф. 20:1), т. е. не всякую частную черту образа или подобия в притче непременно нужно объяснять, потому что не всякая частная черта в ней имеет значение.

Этими изречениями Господа опровергается то ложное представление, по которому думают, будто Христос преподал Свое учение так, что оно для всех одинаково ясно. Апостолам „дано знать тайны Царствия Божия": Мк. 3:14; 4, 10. 34; они и их преемники поставлены пасти Церковь Господа: Деян. 20:28; 1 Кор. 12:28, и к ним сказано: проповедуй... пастой... обличай... увещевай: 2 Тим. 4:2.

Толкование притчи о сеятеле отделено от самой притчи несколькими стихами, задача которых объяснить ученикам применение притчи как формы учения. Эти стихи не нарушают контекста гл. 4. Наоборот. Тема притчи о сеятеле есть разделение. Применение приточной формы учения тоже должно привести к разделению. Такова сознательная цель Иисуса. У Марка это и сказано с полной ясностью в ст. 10–13. Разделение – на учеников и народ (ст. 10–11, ср. 33–34). Удел учеников – понимание. Поэтому вопрос их о заключенном в притче смысле и вызывает огорчение Иисуса (ст. 13). Русский перевод ст. 11–12 звучит так: «Вам даны Русский перевод: «Дано знать тайны» предполагает текст Мк., подвергшийся ассимиляции тексту Мф. и Лк. тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах, так что они своими глазами смотрят, и не видят, своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи». Русское «так что» есть перевод греческого ἵνα. Нельзя отрицать, что союз ἵνα иногда имеет значение союза следствия, заменяя более употребительный в этих случаях союз ὥστε (ср., напр., Апок. Мк. 13:13). Но первое значение ἵνα – «чтобы». Союзом ἵνα вводятся придаточные предложения обстоятельства цели. Это целевое значение предполагается большинством толкователей и в нашем отрывке. Иисус дает ответ словами пророка Исайи. Эти слова имеют равную форму в переводе Семидесяти и в еврейском тексте. В Новом Завете они цитируются часто, как по переводу Семидесяти (Мф. 13:14–15; Деян. 28:26–27), так и по еврейскому тексту (Ин. 12:40). Сохраненная в Ин. еврейская форма Русский перевод Ин. 12 не отвечает греческому оригиналу и передает цитату в форме Семидесяти, не представляющую таких трудностей для толкования, как форма еврейская. приписывает ослепление очей и ожесточение сердца Богу.

И цель указана: чтобы не узрели очами и не уразумели сердцем и т.д. – стоит тот же текст, как у Марка. Ἵνα и тут можно было бы понимать в смысле ὥστε, но такое понимание не устранило бы трудности. Ослепление очей и ожесточение сердца неизбежно предполагает и недоступность спасительного откровения, несомненно, отвечавшую, в таком контексте, замыслу Божию о человеке. Мало того. Если мы и в Мк. 4 будем понимать ἵνα в смысле ὥστε, неминуемо встает вопрос: почему же Господь учил притчами, если эта форма учения имела такие пагубные последствия? Мф. на этот вопрос дает ответ. У Матфея вместо союза ἵνα стоит союз ὅτι – «так как» (Мк. 13:13). Неразумение слушателей должно быть понимаемо не как следствие, невольное или преднамеренное, а как причина употребления приточной формы учения. Эту причину можно понимать по-разному. Можно видеть тут наказание за греховную слепоту. Можно видеть педагогический прием: Господь потому говорит народу притчами, что народ, в своем младенческом состоянии, только притчи и может усвоить. С наступлением зрелости ученики вверенным им ключом откроют сокровища, которыми народ вначале будет владеть бессознательно. Но для этих домыслов Мк. Оснований не дает. У Мк. стоит ἵνα. Налицо – факт. Конечно, этот факт есть следствие приточной формы учения. Но это следствие Иисус предвидит. Оно отвечает Его намерению. Это следствие есть разделение на слепых и на зрячих, на тех, которые разумеют, и на тех, которые не разумеют. Мы видели, что разделение на спасающихся и погибающих и есть тема притчи о сеятеле. Контраст – в духе Мк. Большего Мк. не говорит. Говорят другие. Каждому дано открыть какую-нибудь одну сторону божественного учения. Как преодолевается разделение, об этом в нашей связи речи нет. Но ясна цель разделения. Эта цель – положительная.

Но ответ Иисуса ученикам тоже загадочен. С одной стороны, ученикам открыта (буквально: «дана») тайна Царства, она открыта самим Богом, а это значит, что им дано знать Божественный план спасения человечества через Его Сына. Тайна заключается в том, что Бог действует не так, как это ожидалось, например, учителями Закона. Тайна также в том, что Царство присутствует среди людей и растет, несмотря на видимые неудачи.

Но группа тех, кто слышит и повинуется, противопоставлена тем, кто находится «снаружи», посторонним. Им это не открыто и остается загадочным. На них исполнилось пессимистическое пророчество Исайи, которое Иисус приводит в подтверждение Своих слов: «чтобы глазами смотрели – и не видели, ушами слушали – и не понимали и чтобы не вернулись к Богу и не были прощены».

Эти стихи являются, вероятно, самыми трудными во всем Евангелии и вызывают наибольшее количество споров. С первого взгляда может возникнуть ощущение, что Иисус учит притчами для того, чтобы большая часть слушателей не поняла Его, и что Его учение является эзотерическим, то есть предназначено лишь для избранных. Если цель притч действительно такова – сделать так, чтобы Его не поняли, чтобы глаза и уши остались слепы и глухи – то это резко противоречит всему тому, что мы знаем об Иисусе, который был послан исцелять и прощать недостойных, открывать Царство тем, для кого оно было закрыто. Его первые слова в Евангелии – «Возвратитесь к Богу и верьте Радостной Вести!» Конечно, возможность пессимистического понимания не отпадает. Сам Иисус, возможно, понимал видимые неудачи Своей проповеди как исполнение пророчеств Священного Писания. Действительно, на человеческом уровне почти невозможно понять, почему деятельность доброго и милосердного Учителя вызвала столь яростную злобу. Это можно было объяснить лишь волей Бога, ожесточившего сердца людей (ср. Исх. 9:12; 14:4; Рим. 9:17-18).

Но есть и второй вариант понимания. Для этого сначала проанализируем цитату в том виде, в котором она приводится у Марка. Греческий союз «хи́на», который обычно вводит придаточные предложения цели, в языке этого времени начинает приобретать также значение следствия. Тогда смысл становится таким, каким его предлагает этот перевод: «так что они глазами смотрят...»Иисус лишь с грустью констатирует тот факт, что некоторые люди сознательно закрывают глаза и затыкают уши, чтобы не услышать Его Вести. Когда Бог посылает пророка Исайю возвестить Божьи слова, Он, предвидя неотзывчивость и жестокосердие людей, которые не захотят принять Его Весть, говорит пророку с печальной иронией: «Скажи им, пусть они не слушают...» Текст у Марка не совпадает ни с масоретским (еврейским) текстом Исайи, ни с Септуагинтой (греческим переводом Писания), но в некоторых важных моментах близок к Таргуму на Исайю. В те времена еврейский язык уже не был полностью понятен большинству людей в Палестине, и поэтому в синагогах, вслед за чтением Писания на еврейском языке, предлагался таргум перевод на общепонятный арамейский, но таргум не был буквальным переводом, а нередко представлял собой парафраз с элементами толкования и проповеди. Большинству были знакомы библейские тексты именно в форме таргумов. Известно, что пессимистические слова Исайи были поняты в таргуме оптимистически: если люди вернутся к Богу, Он их простит. Очень вероятно, что Иисус тоже цитирует не Писание, а таргум.

И, конечно, здесь нет речи о предопределении. Ведь сами избранные, ученики, тоже не понимают притч, причем их неспособность не ограничивается лишь притчами. Евангелие изобилует рассказами об их промахах, слабостях, даже отступничестве. Наряду с этим люди, не входившие в число учеников, являют веру, равной которой Иисус не находил в Израиле (Мф. 8:10; ср. Мк. 7:28-29). Это говорит о том, что «внутренний круг» не остается замкнутым. В него приглашаются все, в него постоянно входят новые люди. И так же постоянно – на время или навсегда – его покидает кто-то из тех, кто принадлежал когда-то к самым близким друзьям Иисуса, как это случилось, например, с Иудой Искариотом (ср. также Ин. 6:66).

И Спаситель не замедлил дать апостолам, как будущим продолжателям Его дела, подробное объяснение этой притчи. На вопрос, зачем Он говорит народу притчами, Спаситель отвечал, что такого именно формою назидания только и можно с успехом поучать народ, «который видя не видит, и слыша не слышит, и не разумеет», ибо, по словам пророка Исаии, «огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем» (Ис. 6:9-10). Пусть же хоть эти внешние образы запечатлеются в памяти людей, чтобы при более благоприятном настроении их они могли послужить для них средством к проникновению в их внутренний смысл, разуметь который пока не дано им. Только избранным ученикам дано «знать тайны царства небеснаго», и им как провозвестникам этих тайн Спаситель мог предложить и объяснение внешних образов притчи.

вам дано знать тайны Царства Божия. Согласно другим древним кодексам – "вам тайна Царства Божия дана". Такое изложение слов Христа подчеркивает, что дано не знание тайны (которое может быть чисто внешним, без какого-либо воздействия на знающего), а дана сама тайна, т.е. то, что является Царством Божиим. См. Мф. 13:12.

Когда Господь, отпустив народ, вошел в дом и остался наедине с учениками, то окружавшие Его вместе с двенадцатью апостолами, приступив к нему, спросили: почто притчами глаголеши им? – Для того, – отвечал он, – яко вам дано есть разумети тайны царствия Божия, онем же – внешним не дано есть и вся бывают в притчах; сего ради в притчах глаголю им, яко видяще не видят; и слышаще не слышат, ни разумеют. И сбывается в них пророчество Исаиино, глаголющее: слухом услышите, и не имати разумети, и зряще узрите, и не имате видети: отолсте бо сердце людей сих, и ушима тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и исцелю их. Это пророчество (ис. 6:9–10), приведенное евангелистом Матфеем по переводу LXX толковников, первоначально относилось к современникам пророка исаии; современники спасителя не только не были лучше своих предков, но высказывали еще бо льшее упорство, оставаясь глухими и слепыми к вещанию и делам своего Мессии. к числу этих жестоковыйных людей, необрезанных сердцы и ушесы (Деян. 7:51), не принадлежали ученики Господа, которые, имея очи и уши духа отверстыми к восприятию глаголов живота вечнаго (Ин. 6:68), удостоились от него преимущественной похвалы в сравнении с ветхозаветными праведниками: ваша же блаженна очеса, яко видят, и уши ваши, яко слышат: аминь бо глаголю вам, яко мнози пророцы и праведницы вожделеша видети, яже видите, и не видеша, и слышати, яже слышите, и не слышаша, т. е., – добавляет святитель Иоанн Златоуст, – «явления Христа во плоти, чудес, гласа и учения Его».

Ученикам спросившим Его наедине, говорит: "вам дано знать тайны". Но неужели по распределению и назначению от природы одним дано это, а другим, нет? Быть не может; но тем дано, как ищущим: "ищите, – сказано, – и дастся вам" (Мф. 7:7), а прочих Бог оставил в слепоте, дабы знание должного не послужило к большему их осуждению, когда они не исполняют сего должного.