Евангелие от Марка, Глава 15, стих 15. Толкования стиха

Тогда (как свидетельствует Евангелист Лука) Пилат решил быть по прошению их, и отпустил им посаженного за возмущение и убийство в темницу (Варавву), которого они просили; а Иисуса предал в их волю.

Так свершился суд людской над Божественной Правдой. Греховный мир, погрязший во зле, не мог перенести этой правды и восстал на Нее; и в этом восстании проявилась отчаянная борьба зла за удержание своего векового господства над людьми. И если зло не в силах победить Божественную Правду, то все-таки в этой ожесточенной борьбе Глашатай Правды, как Человек, должен был быть не побежден, нет, а умерщвлен. Смерть Его предвидели и предвещали вдохновленные Богом Пророки. Даже лучшие люди из язычников понимали, что против Правды, если она когда-либо осуществится в Человеке, ополчится почти весь мир людской; так, например, греческий мудрец Платон за триста лет до явления Христа говорил, что если когда-нибудь явится на земле Праведник, то Его будут бичевать, мучить, свяжут и, после всевозможных поруганий, пригвоздят на столбе. И в этой смерти Вестника Божественной Правды зло дерзало торжествовать свою победу; но оно ошиблось: смерть эта и победила зло! Только после смерти и Воскресения Христа люди поняли, хотя не все и не сразу, что они восстали против Самого Бога; сознав это, они познали волю Божию и подчинились ей; они поняли, что, страдая и умирая на Кресте, Христос Сам добровольно, согласно с волей Отца, принес Себя в Жертву за грехи человечества и что Жертва эта стала для них искупительной.

О суде над Иисусом Пилат донес Тиверию, как о том свидетельствуют Иустин Философ и Тертулиан; Тиверий так был поражен этим донесением, что предложил Сенату включить Иисуса Христа в число римских богов; Сенат не согласился с этим, и Тиверий ограничился приказом не преследовать христиан.

Смерть Пилата

Пилат окончил жизнь самоубийством, но подражатели его живы даже и до сего дня.

Подражатели его

Архиепископ Иннокентий в своем громоносном слове в Великую Пятницу перед плащаницей призывал всех общественных деятелей стать у Гроба Христа и дать отчет, и, обращаясь к судьям, сказал: «Властелин судьбы ближних, кому дано право вязать и решить, стань у Гроба сего и дай отчет! И ты не имеешь никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; и ты творишь суд Божий. Помнишь ли это и со страхом ли Божиим держишь весы правды? Чтоб ты не страшился за истину потерять, в случае нужды, имя друга кесарева, приязнь сильных земли, Голгофский Страдалец приобрел для тебя имя друга Божия; чтобы ты всегда умел отличать невинность от преступления, слабость от злонамеренности, Он, в помощь мерцанию твоей совести, придал светильник слова Своего. Пользуешься ли ты сим средством во благо ближних и твердо ли идешь путем закона и долга? Если ты не зришь на лица, побораешь по истине, как бы она ни была презрена другими; если твой Лифостротон не омыт ни кровью, ни слезами неправедно осужденных, то приступи к будущему Судии своему и Господу, лобызай язвы Его и вдыхай из них новую силу к побеждению лжи и лукавства, к сражению с искушениями и соблазнами, к священнодействию правды. Там, на всемирном Суде, и ты станешь одесную, примешь милость и будешь увенчан венцом правды. Но если ты, имея власть пустить невинного и зная невинность его, тем не менее готов предать его в руки врагов, чтобы не оскорбить их гордости; если, вместо суда и защиты невинности, ты глумишься над ее несчастьями и заставляешь ее влачиться из одного судилища в другое; если твоя правда состоит только в омовении рук пред народом, — то удались от Гроба сего! Твое место не здесь, а в претории Пилата!» (Сочинения архиепископа Иннокентия. 2-е изд. Вольфа. 9 С. 234).

„Такова политика Римского правителя! восклицает при этом епископ Михаил: из угодничества желанию массы (желая сделать угодное народу), и при том подученной, Пилат допускает величайшую несправедливость, что он бьет и предает невинного на распятие». У еванг. Матфея говорится, что Пилат, при осуждении И. Христа, взял воды и умыл руки пред народом, говоря: не повинен я в крови Праведника сего. Смотрите вы. И ответствуя весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших (Мф. 27:24, 25). Взяв воды, умыл руки. У Евреев, при нахождении трупа убитого человека, был обычай умывать руки в доказательство, что умывающий неповинен в пролитии крови сего человека (Втор. 26:6). Пилат, решаясь осудить И. Христа, пользуется этим Иудейским обычаем, чтобы снять с себя ответственность в смерти Его. Понятно, что это умовение рук не сделало Пилата безответным в смерти невинно осужденного им Господа И. Христа, потому что Пилат, как правитель, должен был защитить и отпустить Христа, несмотря ни на что со стороны Иудеев, и мог бы это сделать, так как у него были в распоряжении римские легионы; но он этого не сделал. Он даже не принимал никакой меры к тому, чтобы успокоить народную ярость и злобу, хотя неоднократно объявлял, что не находит в Господе решительно никакой вины. Он даже забыл, что поступает вопреки здравому смыслу, когда предлагал народу такой вопрос: что же хотите, чтобы я сделал с тем, кого вы называете Царем Иудейским? Разве народу принадлежит право суда, а не ему самому? Разве он не мог, и отпустив Варавву, в то же время отпустить и Христа, если признавал Его невинным? Следовательно, человекоугодие довело Пилата до поступка против Бога, совести и закона. – Бойся, христианин, человекоугодия, оно часто побуждает и заставляет действовать против долга, против чести, против совести, нередко прямо – ко вреду другим. Ап. Павел прямо сказал: Если бы угождал людям, то не был бы рабом Христовым (Гал. 1:10). – Смотрите вы, т. е. я слагаю с себя ответственность, а вы будете отвечать за насильственную смерть этого невинного человека (слич. 4 ст.) Вы принуждаете меня пролить кровь Иисуса, вы и отвечайте за нее». Кровь Его на нас и на детях наших, т. е. мы принимаем ответственность за смерть Христову на себя, и не только на себя, но и на свое потомство. „Такова безрассудная ярость, такова злая страсть!» восклицает при этом св. Златоуст. И сбылась во всей точности эта ужасная клятва на несчастном Иудейском народе: жестоко он был наказан за отвержение Христа. В 70 г. от Р. Хр. Иудеи возмутились против римлян. Тогда римляне разрушили Иерусалим, сожгли храм и из Иудеев многих посекли мечами, многих распяли на крестах, – иные умерли от открывшегося в осажденном Иерусалиме голода и болезни, а оставшихся в живых рассеяли по всему свету. „И доныне они, как чада убивших Господа, носят на себе кровь Его, ибо у всех находятся в презрении, и самое имя сего народа стало уничижительным прозванием людей алчных, хитрых и самых низких». Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив предал на распятие. У Римлян был обычай бить осужденных на распятие, чтобы еще более увеличить их страдания. Невероятно, чтобы Пилат, сознавший невинность И. Христа, повелел бить Его именно с этой целью (Мих). В Евангелии Иоанна повествуется, что когда Пилату не удалась первая, употребленная им, мера к освобождению Господа, т. е. когда Евреи, вместо Него, просили отпустить разбойника Варавву, тогда Пилат употребляет другой способ – именно он велел бить Господа, т. е. подвергнуть бичеванию, надеясь, с одной стороны, удовлетворить этим мстительности врагов Его, с другой, возбудить к Нему жалость, и, показав народу Его, уничиженного и израненного, тем склонить к освобождению Его от смертной казни. „Вот правда человеческая! восклицает при этом один из духов. писателей. Пилат признает Господа невинным, однако же делает уступку Его врагам: предлагает им наказать Его, предать публичному бичеванию, обесчестить и унизить, – за что? Ни за что, а только, чтобы успокоить Его врагов, угодить им. Ему казалось, что если он сделает такую уступку в своем правосудии, то им нестыдно будет прекратить преследование Невинного, а о том, что это незаслуженное наказание будет стоить Праведнику ужасных страданий, Пилат не заботится: за то, думал Пилат, я спасу Ему жизнь» (Тр. л.). Приговоренных к бичеванию раздевали донага, привязывали к низкому столбу и били ременным бичом, перевитым иногда железной проволокой. Это бичевание иногда производилось так жестоко, что бичуемые умирали под ударами палачей. Но и бичевание, как пишет тот же евангелист, не помогло, народ не сжалился. И тогда уже Пилат отдал Христа на распятие (Ин. 19:1–6). Евангелист Лука пополняет сказание св. Матфея о суде над Господом у Пилата тем обстоятельством, что когда Пилат услыхал от обвинителей Его, что Он происходит из Галилеи, где был свой правитель Ирод, обрадовался этому, и хотел отклонить от себя дело суда над Ним, как невинным, послал Его к правителю Галилеи Ироду, который по случаю праздника Пасхи прибыл в Иерусалим. Ирод, увидив Иисуса, очень обрадовался: ибо давно желал видить Его, потому что много слышал о Нем. Но Ирод не нашел в И. Христе никакой вины и отослал Его обратно Пилату. В том обстоятельстве, что в суде над Господом участвовали не только Иудеи, но и язычники, св. Златоуст видит указание на то, что оправдание, приобретенное Господом чрез Его осуждение, имело принадлежать как Иудеям, так и язычникам. Наказан был от Бога и Пилат за невинное осуждение Иисуса Христа. Между прочим и за это осуждение, вследствие жалобы Mapии Магдалины, римский император лишил его должности иудейского правителя и сослал в Галилею. Здесь, изнуренный печалью и скукой и терзаемый угрызениями совести и отчаянием, Пилат сам себя лишил жизни (Воскр. Чт. 22 г.).

– И все же крики толпы сломили решимость Пилата, и он уступил. Мы видим, что Пилат оказался нравственно слабым человеком, поступившим вопреки велению собственной совести.

Пилат приговорил Иисуса к распятию, казни, которой предавали бунтовщиков и рабов, велев сперва бичевать. Хотя в греческом тексте стоит «бичевав», глагол употреблен в каузативном смысле (ср. русское: «я сшил себе костюм», «я построил дом», то есть поручил кому-то это сделать). Иисуса бичевали воины, а не сам Пилат. Бичевание было частью наказания: перед распятием осужденного привязывали к столбу и бичевали кожаными бичами с вшитыми в них кусочками кости или металла, иногда разрывавшими тело до костей (бичевание описывает Иосиф Флавий в «Иудейской войне» и Тит Ливий в «Истории»).

В рассказе о суде много трудных и неясных моментов. Бар-Абба был уже осужден, а приговор Иисусу еще не был вынесен. Что мешало Пилату, человеку высокого положения, обладавшему огромной властью, просто освободить Иисуса, если он был убежден в Его невиновности? Психологический портрет Пилата, как его изображают современники, тоже мало соответствует поведению, описанному в Евангелиях. Многие сомневаются в том, что упрямый и заносчивый префект стал бы вступать в перепалку с толпой относительно того, кого из заключенных он должен освободить. Возможно, там было много подводных камней, о которых Марк или не знает, или не считает нужным сообщать. Матфей, например, рассказывает о вещем сне жены Пилата, а римлянин был, вероятно, очень суеверным человеком. О страхе правителя говорит и Иоанн, он сообщает об угрозах в адрес Пилата, и они могли быть небезосновательными: Пилат был приближенным всемогущего временщика Сеяна, который в 31 г. был свергнут и казнен, а с ним и многие его сторонники; в такой ситуации Пилат должен был бояться доносов на него императору Тиберию, известному своей подозрительностью и жестокостью. Трудность, правда, заключается в том, что нам неизвестен год смерти Иисуса: одни полагают, что это было в 30 г., другие же – что в 33 г.

Нельзя забывать и о том, что в Евангелиях намечается тенденция переложить всю вину за смерть Иисуса на евреев, тем самым сняв ее с римлян, вынесших Иисусу смертный приговор и исполнивших его. В более ранней традиции, следы которой прослеживаются в первых главах Деяний апостолов, говорится о союзе царей и правителей «против Господа и Его Помазанника»: «против Святого Служителя Твоего Иисуса, которого Ты помазал, заключили в этом городе союз Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израиля» (Деян. 4:25-27). В дальнейшем в одних преданиях Пилат полностью раскается, обратится и станет святым (см. апокрифические «Деяния Пилата»), а другие будут изображать его извергом, которого после смерти не захочет принять в себя земля¹.

Полагая, что можно будет утолить кровожадную ярость Его врагов, не прибегая к крайности, он порешил подвергнуть Его бичеванию, чтобы после такого наказания, составлявшаго, так сказать, компромисс между правосудием и милостью (с языческо-иудейской точки зрения), можно было покончить все это дело. Поэтому разбойник Варавва был освобожден, а Христос приговорен к наказанию.

Сделав соответствующее распоряжение, Пилат встал с трибунала и удалился во внутренние покои дворца. По установившемуся обычаю, бичевание обыкновенно было прелюдией к смертной казни, и потому сборище врагов Христа ликовало. Наказание это было ужасное, и римские граждане на основании различных законов были освобождены от него. Зато все, не имевшие прав римскаго гражданства, а особенно в безпокойных провинциях, подвергались безпощадному бичеванию. Христос был взят близ стоявшими воинами и сопровождаемый гиком и гвалтом злорадствующей черни отведен был во двор претории, где находились все необходимыя принадлежности наказания. Узника, осужденнаго на это наказание Flagellatio , привязывали к столбу и по обнаженной спине бичевали особыми бичами с колючими наконечниками, от которых все тело жертвы превращалось в одну сплошную окровавленную рану. Неудивительно, что наказываемые скоро впадали в безчувствие, от котораго пробуждались с чувством невообразимых страданий. Такому же бичеванию впоследствии подвергались нередко и христианские мученики во время гонений. «Все присутствовавшие (при одном таком бичевании в Смирне), разсказывает Евсевий Кесарийский, пришли в ужас при виде того, что обнаружились самыя их спины и выступили наружу их мускулы, связи и даже самыя внутренности» Евсевий, История, 4.15 . Моисеево законодательство с его обычным духом гуманности ограничило наказание определенным числом ударов. По нему, «сорок ударов можно дать, а не более, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен пред глазами твоими» (Втор. 25:3). Но этот гуманный закон, при безправии того времени, не соблюдался, а в данном случае тем более, что бичевание было совершаемо в силу приговора, решеннаго судом, следовательно, по римскому законодательству, которое не знало никаких ограничений. При обычном порядке вещей, так как бичевание считалось одним из способов дознания, при нем обыкновенно присутствовал и сам судья, который поощрял палачей в их ужасном занятии, приговаривая; «дай ему!» Мы можем быть уверены, что Пилат избавил себя от этой ужасной обязанности, и, удалившись во внутренние покои, хотел успокоиться от волнения и обдумать план дальнейшаго действия, а также, по всей вероятности, переговорить и с своей женой Клавдией, которая, как принявшая столь горячее участие в судьбе Узника, конечно не преминула лично сообщить своему мужу о пережитых ею во сне страданиях и вообще о всех своих недоумениях касательно Праведника• А в это время на дворе претории дело шло своим чередом. Закончив бичевание и имея Узника в полной «своей воли» (Лк. 23:25), грубые легионеры, обыкновенно набиравшиеся в провинциях из подонков населения, а также конечно и ближайшие враги Его, боявшиеся вступить в преторию, чтобы не оскверниться, но не бывшие в состоянии отказать себе в злобном удовольствии посмотреть па жестокое зрелище бичевавия, предавались обычным в то время издевательствам над Узником. Христос называл Себя царем: поэтому можно было позабавиться над Его царственностью. На плечи Ему наброшен был какой-то дырявый военный красный плащ, в руки на место императорскаго скипетра вложена тростинка, а на голову вместо обычнаго лавроваго венка надет колючий терновый венец Вероятно, из колючаго кустарника нубка, который и теперь в изобилии растет около стен Иерусалима. Tristram, Natural history of the Bible, crp. 420. Мнения в этом. отношении впрочем расходятся. См. у Маккавейскаго, стр. 153.

, изранивший божеств. Страдальца. Довольные своею изобретательностью, ругатели, издевательски преклоняясь пред Ним, насмешливо восклицали: да здравствует, царь иудейский! Радуйся, царь иудейский!“ Χαιρε о βασιλευς!— Ave, Caesar! Мф. 27:29; Мк. 15:18 Ср. Martial, Epigr. 16:73: ״Hoc didici per me dicere: Caesar, ave!״ Этому крику иудеи вторили: ״шалом лека, мелек га-егудим!“ и сопровождали эти восклицания ударами по голове, плеванием в лицо ע всевозможными вообще выходками, к каким только ено- собна грубая, изобретательная на жестокости и низости чернь.

Неизвестно, сколько времени длилось это поругание, но все связанныя с ним жестокости и издевательства не в состоянии были вызвать ни единаго вздоха из груди Бож. Страдальца. Он мог бы просить о пощаде, мог бы вздохами и болезненными воплями умолять Своих палачей о сострадании. Ведь человече- ское сердце бьется и в самой грубой, закоснелой груди. Но Он безмолвствовал—хотя безмолвствовал потому, что сознавал Свое безконечное торжество и превосходство над ними. В Гефсиманском саду Он изнемогал под невыносимым бременем Своей душевной тоски и с воплями взывал к Отцу Своему Небесному, умоляя Его, «да мимо идет чаша сия»,—а теперь, когда уже начал пить эту горькую чашу страданий, Он обнаруживал спокойную радость победителя. Его безмолвие было ясным знаком всецелой самопреданиости на волю Своего Отца. Безропотно перенося поругания, Он исполнял дело Своей жизни, в согласии с предвечным определением небеснаго совета и в силу любви к Своему заблудшему народу и всему миру. Для человеческих очей Его царственный дух был покрыт тучами телесной скорби и муки; но тем явственнее предносился Ему торжествующий конец Его земной жизни. Он близился к смерти, чтобы победить и разрушить смерть с ея делами тления и воскреснуть в качестве Жизнодавца и Основателя церкви, которая должна спасти мир См. Geikie, Life of Christ. 2, стр. 550. !

Такое победоносное торжество Бож. Страдальца среди всех мук унижения едва ли могло ускользнуть от внимания римскаго прокуратора, который, будучи и сам глубоко заинтересован в судьбе этого Узника, наверно проникся еще большим благоговением и страхом к Нему, когда получил возможность лично узнать от своей жены Клавдии причину встревоживших ее недоумений касательно «Праведника», и потому у него более чем когда-либо явилось желание оказать защиту попираемой невинности. Но как ее оказать? На почве формального суда дело было в сущности уже проиграно. Самое бичевание и поругание по порядку римскаго уголовнаго судопроизводства было знаком того, что обвиняемый признавался виновным и для него наступало преддверие заслуженных им кар Бл. Иероним, в своем объяс. Мф. гл. 27, говорит: ״Известно, что Пилат поступал сообразно с римскими законами, в которых постановлялось, чтобы человек, осуждавшийся на распятие, предварительно подвергался бичеванию (prius flagellis verberetur)‘‘. Ср. Cic. in Ver. v, 63; Liv. x, 9; Sen. 12. 3:16; Jos. Bell. Jud. 2:14, 9 и др. у Маккавейскаго, стр. 148, прим. 2.

. Так это понято было и легионерами и сборищем иудейским, и напрасно Пилат пытался придать этому акту другой, так сказать, искупительный смысл. Но потеряв дело на юридической почве, он однакоже не терял еще надежды на возможность спасти невиннаго, но его убеждению, Узника. Успокоившись от волнения, он вновь вышел на гаввафу и, собрав все свое мужество, опять повторил свой оправдательный приговор: «Вот, сказал он, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины» (Ин. 19:4). Толпа, конечно, не ожидала подобнаго заявления, и не успела еще оправиться от недоумения, как из претории «вышел Иисус в терновом венке и в багрянице». Он был истерзан и изранен, с чела Его струилась по лицу кровь,—но все το-же величавое спокойствие светилось в этих чудесно добрых, всепрощающих очах и победоносная царственность сказывалась во всей фигуре и ея движениях. Даже каменное сердце должно было смягчиться при виде этой униженной и попранной царственности невинно страждущаго человека, и Пилат, воспользовавшись благоприятным моментом и взывая к простому человеческому состраданию, воскликнул: «се, человек!» Подумайте, ведь это тоже человек,—и неужели Он не заслуживает простого человеческаго сострадания?—Но у врагов Христа сердце было жестче гранитной скалы, и они, оправившись от невольнаго смущения и опасаясь, как бы жертва не ускользнула от них, еще яростнее закричали и затопали, и кровожадными воплями: «распни, распни, Его!»—зловеще потрясали воздух. Это крайне раздражило Пилата, и он ответил им: в таком случае — «возьмите Его вы, и распните, ибо я не нахожу в Нем вины».

Еслибы Пилат обладал большим нравственным и гражданским мужеством, то в сущности этим и должно бы закончиться все дело. На основании римскаго закона Узник признан невиновным, и представитель этого закона признал обвинение Его в оскорблении величества своим политическим самозванством— недоказанным. Значит, оставалось решить дело лишь по иудейскому закону; а так как сила этого закона была ограничена и по нему нельзя было казнить человека смертию, то Пилат, говоря иудеям: «возьмите Его вы и распните!»—сделал лишь опять колкий намек на то, что они не имеют права распоряжаться жизнью людей. Оставалось закрыть собрание и разогнать сборище. Но у Пилата не хватило на это решимости, и он своею нерешительностью погубил все дело. Иудеи, видя, что первое обвинение в оскорблении величества, на какое они собственно более всего и разсчитывали, не удалось, с поразительною изворотливостью перешли на другую почву и дерзко отвечали прокуратору: если ты не находишь в Нем вины по своему римскому языческому закону, то «мы имеем (свой) закон, и по закону нашему он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим» (Ин. 19:7). Это последнее заявление теперь, после всего, что уже произошло и было перечувствовано прокуратором, произвело на него необычайное действие. Услышав его, Пилат положительно испугался. «Filias Dei» — да, все показывает в Нем, что Он более, чем человек. Не даром и Клавдия получила таинственное предостережение во сне. Таким образом, делая несправедливость по отношению к Нему, можно оказаться несправедливым и к самому божеству. Нужно наследовать эту сторону дела, и Пилат, до крайности растерянный, вновь позвал Христа вовнутрь претории, чтобы опять подвергнуть Его единоличному допросу. «Откуда Ты?»—спрашивает Его Пилат.—Земное ли Ты существо, или, в самом деле, не с неба ли Ты, таинственный и страшный filius Dei?—Как образованному римлянину, Пилату, конечно, известна была как римская, так и греческая литература; а она проникнута была ожиданием какого- то таинственнаго явления на земле для обновления одряхлевшаго мира. Даже столь трезвые и серьезные писатели, как римские историки, и те записали на страницах своих летописей широко распространенную молву, что скоро должен был явиться и притом именно в Иудее какой-то необыкновенный человек, имеющий покорить весь мир Тацит, Истор. 5:13; Светоний, Vesp. с. 4. См. “Христ. Чтение“ выпуск 1, 1893 г. и ст. ”Волхвы с востока”, стр, 22 и 23,

. Как правителю Иудеи, эта молва конечно была более известна Пилату, чем кому-нибудь другому, так как с нею связывалась опас- ная для римскаго владычества мысль. Не стоит ли пред ним это воплощенное божество? Пилату казалось, что он напал на истинную суть дела. Если, в са- мом деле, пред ним стоит бог или полубог, так жестоко потерпевший от рук иудеев, то пусть только он откроет это, и тогда прокуратор, уверенный в поддержке себе со стороны благодарнаго божества, немедленно разгонит эту отвратительную иудейскую чернь и сам готов сделаться правой рукой его в деле покорения мира (в надежде на приличное, конечно, вознаграждение впоследствии). Пилат нетерпеливо ждал ответа на свой вопрос, «но Иисус не дал ему ответа», потому Что мысль его, верная в начале, стала на ложную, политическую почву в конце. Тогда с обычною у суеверных язычников изменчивостью благоговейный страх у Пилата перешел в гневное раздражение, и он запальчиво воскликнул: «мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя, и власть отпустить Тебя?» Какое жалкое самообольщение! Если и в борьбе с иудейским сборищем вполне обнаружилось все безсилие прокуратора, то тем богохульственннее выставлять свое самовластие, когда всякая власть в действительности исходить от Бога. И Христос отвечал Пилату: «ты не имел бы надо Мною никакой власти, еслибы не было дано тебе свыше; посему (хотя и ты совершаешь грех, не действуя с достаточным мужеством в защиту справедливости), но более греха на том, кто предал Меня тебе». Даже и в Своем крайнем уничижении, понесенном по вине этого римскаго правителя, Христос безконечно милостив и сострадателен к нему, и сделавшись в этот момент судией, пред Которым гордый язычник оказался подсудимым, Он преподает ему урок вечной правды.

Пораженный таким глубоким ответом, который можно бы услышать скорее от какого-нибудь глубочайшаго философа, а ее от жалкаго галилейскаго Узника, Пилат задумался опять и не звал, что ему теперь делать. Но во всяком случае, замечает евангелист, отселе «Пилат (еще более) желал отпустить Его». Испытав все средства, он надумал сделать еще одну последнюю попытку, именно подействовать на самую чувствительную струнку иудейскаго на* рода, на его патриотизм и национальное самолюбие. Выйдя из претории и заняв свое место на гаввафе, он приказал вывесть за собой и Иисуса, и когда бож. Страдалец опять появился у гаввафы—все тот же величественный и спокойный, так что терновый венец казался на Нем победным лавровым венком, а издевательская багряница великолепной царской порфирой, то Пилат, указывая на Него, торжественно сказал: «Се Царь ваш!» Но напрасен был и этот изворот. Старейшины успели настроить толпу так, что какие бы доводы ни приводились ей, она неистово кричала одно и το-же: «распни, распни Его!» А когда прокуратор, растерявшись от этой повой неудачи, в раздражении спросил: «царя ли вашего распну?» то высокие злоумышленники, а за ними и весь народ закричали: «у нас нет царя, кроме кесаря. Если отпустишь Его, ты не друг кесарю. Всякий, делающий себя царем (а также и потворствующий таковому), противник кесарю». Такого оборота совсем не ожидал Пилат, так как не предполагал, чтобы заведомые ненавистники римскаго владычества, открыто и еще более тайно проповедывавтив, что у избраннаго народа один только Царь, именно Иегова, и постоянно подстрекавшие народ к мятежам учением, что скоро придет истинный царь иудейский, сын Давидов, который ниспровергнет ненавистное владычество хищнаго римскаго орла, чтобы они дошли до такого гнуснаго лицемерия, заявленнаго так всенародно.

И он объят был ужасом, так как эти самые злоумышленники, будучи злейшими врагами римскаго владычества, в данном случае могли выступить в качестве сторонников римской короны и донесть на Пилата в Рим, как на изменника, публично поддерживавшаго какого-то самозваннаго «царя иудейскаго». Нечто подобное было уже с ним и раньше. Когда он, желая польстить императору Тиверию, выставил однажды посвятительные щиты с его и своим именем на горе Сионе, то иудейские зилоты, усмотрев в этом оскорбление своему закону, шумно требовали от него удаления щитов, угрожая в противном случае принести жалобу самому Тиверию, «воля котораго, как кричали они, состоит в том, чтобы их законы пользовались уважением”. Уже тогда это заявление сильно напугало прокуратора, потому что, по свидетельству Филона, он опасался, чтобы иудейская депутация не раскрыла пред императором всех его преступлений, «продажности его приговоров, его грабительства, разорения им целых семейств, и всех совершенных им постыдных дел, многочисленных казней лиц, не осужденных никаким судом, и причиненных им крайних жестокостей всякаго рода» Philo, Leg. ad Cajum, 1389 . Так как он тогда хотел, однако, настоять на своем, то жалоба на него действительно была принесена, и Тиверий, оставшись недоволен затеей Пилата, приказал ему удалить щиты из Иерусалима н повесить их в храме Августа в Кесарии. Если уже тогда столь неблагоприятным для него оказался исход его столкновения с фанатическим народом, то чего было ожидать теперь? Ему, конечно, известно было, что в это самое время закон об оскорблении величества действовал в Риме с неумолимою жестокостью; жертвою подозрительности Тиверия пали уже многие важные сановники, и в этом отношении, как говорить Тацит, «ни Тиверий, ни обвинители-доносчики не знали усталости” Тацит, Летопись 3:38; см. также в перев. проф. И. И. Модестова прим. 153 на стр. 160.

. Донос, сделанный при настоящих условиях, мог стоить ему не только зани* маемаго места, но и жизни. Тогда он окончательно потерял голову и, заботясь теперь больше о себе и своем положении, чем о правосудии, решился уступить крикам ненавистнаго ему народа “И превозмог крик их и первосвященников”, с грустию замечает св. Лука, “и Пилат решил быть по прошению их”. .

Но жалкий, растерявшийся правитель, оп все-таки хотел выгородить себя от страшной ответственности в столь ужасном попрании справедливости, и хотя внешним знаком думал заявить иудеям о своей непричастности к великому злодеянию. Естественным символом для этого издавна служило омытие рук. Этот символ употреблялся и у язычников, но он имел особенную обрядовую важность у евреев, где он встречается уже в отдаленной древности. Так, по закону Моисееву, в случае неизвестно кем совершеннаго убийства, старейшины города, близ котораго найден убитый, должны были совершить омовение рук с произнесением слов: «руки наши не проливали крови сей, и глаза наши не видели» (Втор. 21:1-7). Отсюда естественно самое выражение «омывать руки» вошло в пословицу, и оно неоднократно встречается в поэтически восторженных псалмах Давидовых (Пс. 25:6, Пс. 82:13). Мишна свидетельствует, что самый обряд продолжал сохранять свое значение до позднейшаго времени Sot, 9:6. Привед. у Эдершейма 2, р. 578. Срав. Дан. 13:46: ״чист я от крови ея“ . И вот этим-то обрядом и воспользо- вгилен Пилат для заявления о своей непричастности к осуждению Праведника. Замечательно, что само употребленное им при этом выражение вполне соответствует именно характеру иудейскаго обряда. Желая придать в глазах иудеев особенную выразительность своему действию, он не ограничился простым языческим символом, а совершил именно иудейский обряд со всею его узаконенною торжественностью. Приказав принести себе сосуд с водою, он «умыл руки пред народом и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего Мф. 27:24. — Эдершейм справеддиво обращает внимание на то, что самое выражение Пилата: ᾽Αθῷός εἰμι ἀπὸ τοῦ αἵματος (свободен от крови) есть гебраизм, букв. перевод еврейскаго оборота: наки миддам. Т. 2. стр. 578. Ср. 2 Цар. 3:28: ”невинен я в крови Авенира“. .—Смотрите вы»,—с грозною торжественностью прибавил он. По свидетельству мишны, когда старейшины, совершив установленный обряд и омыв руки, заявляли о своей непричастности к крови убитаго, священники отвечали на это заявление молитвой, которая гласила: «Прости, о Господи Боже, дело сие пароду Твоему, который Ты искупил, и не возложи невинной крови на народ Твой Израиля!» Эта молитва не могла не быть известна присутствовавшим тут первосвященникам и книжникам, и потому должна бы хотя на момент затронуть их закосиелую совесть. Да она, не- сомненно, и припомнилась им; во это только еще более разъярило их, п заявление Пилата было мгновенно заглушено воплями обезумевшей от злорадства черни и ея вождей: «кровь Его на нас и на детях наших!» Многие из этой самой толпы, наверно, живо припомнили себе эту ужасную клятву, когда лет тридцать спустя на этом самом месте произнесен был разъяренным прокуратором Флором приговор, в силу котораго 3,600 иудеев, и среди них много знатнейших, подвергнуты были бичеванию и распятию Bel. Jud. 2:14, 9 , а несколько лет спустя тому же наказанию подвергнуты были уже безчисленныя массы злополучнаго народа, так что, по ужасному свидетельству иудейскаго историка, «места недоставало для крестов, и крестов недоставало для тел» Bel. Jud., 5:11, 1, Нельзя не отметить глубоко-поразительнаго суда Божия, как он проявился над иудеями. Все те муки и истязания, которым они подвергали Христа, им пришлось испытать и на самих себе: “сначала они были подвергаемы бичеванию, а затем и всевозможным видам пыток и истязаний перед своею смертию, и затем были распинаемы на крестах пред стенами города”. Там же. . Поистине безумная клятва возымела свою силу, и на евреях вполне оправдался древний богоустановленный закон, угрожавший взыскать кровь, пролитую рукою человеческою (Быт. 9:5-6). Но тогда пред трибуналом Пилата они, в своем безумном изступлении, попрали этот закон своего писания и закон своей со- вести, и дико ликовали, когда прокуратор, наконец, в отчаянии дал приказ воинам приготовить крест и распять на нем «царя иудейскаго». По римским судебным законам приговоры всегда требовалось оформить, т.е. письменно изложить и скрепить подписью. По одной из дошедших до нас версий этого приговора, он гласил: «Иисуса Назарянина, возмутителя народа, оскорбителя Кесаря и ложнаго Мессию, как доказано свидетельством большинства его собственнаго народа, отвесть на обычное место казни и в посмеяние его (мнимаго) царскаго величества среди двух разбойников пригвоздить к кресту. Иди, воин, готовь кресты!» Латинский подлинник этого приговора приведен у Маккавейского, стр. 100. Эта версия приговора однако весьма поздняя (от XVI в.) и рядом с нею известно еще несколько версий более подробных. .

Произнеся этот или подобный приговор, Пилат так или иаачф покон- чил е крайне тяжелым, причинившим ему столько безполезных хлопот и нравственных страданий, делом. Подписав приговор, он оставил гаввафу с «омытыми руками»,—но с очищенным ли сердцем? В Абиссинии недавно найдена одна весьма древняя рукопись так называемой исповеди Пилата. Рукопись эта написана на эфиопском языке и, вероятно, коптскаго происхождения (по мнению проф. Джемса—часть апокрифическаго евангелия, занесеннаго в Абиссинию коптамп). На одном листе рукописи изложен отрывок беседы Пилата у гроба Христа, где сказано: ״Я верую, что Ты воскрес и мне явился, и верую также, что Ты, Господи, не будешь судить меня, ибо я действовал, осуждая Тебя, из боязни евреев. Верую в Твои слова и в дела, какия Ты совершил, когда находился среди людей. Ты воскресил многих мертвых״. В Абиссинии Понтий Пилат, как известно, причислен к лику святых, а имя его жены Клавдии Прокулы значится в святцах и греческой церкви (27 октября). О том, что она уверовала во Христа, свидетельствуют Ориген в толк. на ев. Матфея, св. I, Златоуст и Иларий, Предание о ней сохранилось у Никифора в церк. истории 1, 30, и в апокриф. еванг. Никодима (״Прокла״ или ״Клавдия Прокула״). . Мы можем только гадательно предполагать, в каком душевном состоянии отправился он сообщить о содержании своего приговора над «Праведником» своей жене Клавдии, которая, как мпого настрадавшаяся и наболевшаяся душой за того же «Праведника», конечно первая встретила его во внутренних покоях дворца. Не знаем также, долго ли все это страшное дело тяготело на совести Пилата и скоро ли ему удалось (если только удалось вообще) при помощи ловких извивов языческо-римской законнической казуистики снять с себя это тяжелое бремя совершенной им неправды; но одно несомненно, что ему не удалось оправдаться пред совестью человечества, и его имя навсегда связалось с совершенным или допущенным им ужасным преступлением богоубийства Уже язычник Тацит в своей знаменитой “Летописи», какбы выражая совесть языческаго мира, написал роковые слова, что «Христос в правление Тиверия предан казни прокуратором Понтием Пилатом» Тацит, Летопись 15, 44: ״Christus Tiberio imperante per procuratorem P.Pilatum supplicio affectus erat”. Это одно из самых ясных и несомненных свидетельств языческой древности в пользу достоверности евангельской истории о распятии и смерти Иисуса Христа.

, и этот голос языческой совести нашел громоносный отголосок в символе веры христианской вселенской церкви, которая, ежедневно исповедуя свою веру во Христа, исповедует ее не иначе, как вспоминая о том, что Господь наш Иисус Христос «распят за ны при Понтийстем Пилате».

«Взял Иисуса и велел бить Его», – говорит другой евангелист Ин. 19:1. Истязание и издевательства над Господом Иисусом Христом, по повествованиям двух первых евангелистов, имели место уже после окончательного судебного приговора Пилата (Мф. 27:26–31. Мк. 15:15–20), между тем, в четвертом Евангелии они падают на сцену с Вараввою. Здесь нет никакого противоречия. Полную историю события можно воспроизвести только на основании повествования всех евангелистов. После сцены с Вараввою Пилат уже уступил требованию народа и решил осудить Иисуса Христа; поэтому бичевание и издевательства были уже прелюдией к казни. Картина страдания Господа после этой ужасной прелюдии вызвала у Пилата надежду на сострадание народа к Обвиняемому и на возможность другого исхода дела. Отсюда замедление в процессе. Окончательное решение является только после сцены, переданной одним евангелистом Иоанном (19:4–15)..

Уже в законодательстве Моисея мы находим упоминание о телесном наказании, орудиями которого, вероятно, были палки или прутья Лев. 19:20. Втор. 22:18. Сравн. Притч. 10:13.. Отличаясь гуманностью, закон предписывал при этом не давать более 40 ударов Втор. 25:1–3.. В позднейшее время, когда начал изменяться мягкий теократический дух правления, упоминаются «скорпионы» 3 Цар. 12:11. – род бичей с острыми крючками на концах. Наказание, которому приказал подвергнуть Господа Иисуса Христа Пилат, было не иудейское, а римское. Это – очень часто практиковавшееся у римлян бичевание. К нему обращался римский судья, когда считал почему-нибудь необходимым подвергнуть подсудимого пытке, и в таком случае бичевание имело особое название – quaestio per tormenta Flagella quaestionia causa. Sen. ir. 3, 18.. Бичевание практиковалось как жестокая, страшная прелюдия к смертной казни, особенно в тех случаях, когда последняя совершалась чрез распятие Hieron. in Matth. 27: sciendum est, Pilatum Romanis legibus ministrasse, quibus sancitum erat, ut qui crucifigeretur, prius flagellis verberetur. Cравн. Cic. in Verr. 5, 54. Liv. 7, 19; 10, 9; 33, 36. Bell. jud. II, 14, 9; V, 11, 1. Dio Cass. 49, 22.. Наконец, оно же было и особым видом наказания в собственном смысле Cic. in Verr. 5, 62.. Орудиями бичевания были иногда тонкие вязовые прутья, удары которых с сильным шумом со всех сторон сыпались на несчастного Strepitus plagarum. Ibid., но чаще плети из ремней, к концам которых прикреплялись острые костяные иглы или куски свинца Lipsius, de cruce 1, 3.. Пред бичеванием с осужденного снимали все одежды Dionys. Hal. IX, p. 596. Cic. in Verr. 5, 62. Suet. Cal. 26. Tacit. hist. 4, 27. Phil. Flacc. 976. и потом совершенно нагого привязывали к низкому столбу так, что тело его было в согнутом положении Ad palum alligatus. Cic. in Verr. 5, 6. Adstringite ad columnam fertiter. Plaut. Bacch. 4, 7, 24. Сравн. Евсев. Церк. ист. IV, 15.. Очень часто подвергались ударам не спина только, а и грудь, лицо, даже глаза Cic. in Verr. 5, 54. Евсев. Церк. ист. VI, 41; VIII, 6.. «Присутствовавшие» при таком процессе бичевания, – говорит Евсевий, – «приходили в ужас, видя, как растерзывали тело до самых нервов, так что члены его лежали совершенно разбитые и даже видны были внутренности» Церк. Ист. Евсевия Памфила. IV, 15. Здесь идет речь о смирнских мучениках второго века.. Неудивительно, что результатом такой жестокости нередко бывала смерть Ministrorum immanitate multi sub hujusmodi flagellis interierunt, – говорит Ульпиан. Lib. de poenis. Сравн. Philo in Flacc. § 10.. Этот ужаснейший из видов телесных наказаний предназначался, собственно, для рабов. Римский гражданин, по законам Порция и Семпрония, освобождался от него и наказывался в таких случаях ударами палок Liv. X, 9. Dig. XLVIII de poenis 19,10. Cic. in Verr. 5, 63.. Но что на самом деле, особенно в провинциях, бичеванию подвергались не одни рабы, за это достаточно говорят свидетельства Цицерона о Верресе и Иосифа о Флоре. По приказанию последнего, как мы знаем, многие из знатных иудеев, имевшие притом права римского гражданства, были подвергнуты бичеванию пред его судебным трибуналом и затем отправлены на распятие Bell. jud. II, 14, 9. Cic. in Verr. V, c. 54. Tacit. hist. IV, 27.. Нечего говорить о простом народе, который подвергался этому наказанию очень часто.

Не имея у себя ликторов, обыкновенно исполнявших роль палачей при проконсулах и преторах Двух таких ликторов-палачей было достаточно для исполнения наказания, но их число доходило иногда до шести. См. Cic. in Verr. 5, 54., Пилат бичевание Господа Иисуса Христа поручил своим солдатам; поэтому не может подлежать сомнению, что орудиями в данном случае послужили не прутья, обычная принадлежность ликторов, а бичи из ремней То же отчасти подтверждается и словом φραγελλώσας (Мф. 27:26; Мк. 15:15), употребленным в Евангелии для обозначения бичевания Господа Иисуса Христа.. Местом истязания, как можно заключать на основании дальнейшего повествования евангельского, служила не площадь, вся занятая шумною, волнующеюся толпою, и, конечно, не само здание суда, а, вероятно, особое отделение при претории, быть может, двор, специально для этого назначенный, и, в частности, – столб бичевания, обычная и необходимая принадлежность всякой римской претории Что бичевание Господа Иисуса Христа имело место именно у такого столба, важным доказательством тому служит предание, долго указывавшее самый этот столб бичевания. Так, упоминание о нем мы находим у Бордоского путника, у блаженного Иеронима (в описании паломничества св. Павлы), у Феодосия, у Антонина Мартира, у Аркульфа и мн. др. См. Itinera hierosol. ed. Tobler, et Malin., pp. 17, 33, 65, 103, 160, 218.. Сколько времени продолжалось это ужаснейшее истязание, евангелисты не говорят нам О бичевания Господа Иисуса Христа только одним словом упоминают три евангелиста (Мф. 27:26; Мк. 15:15; Ин. 19:1). Евангелист Лука, как бы желая набросить покрывало на всю эту ужасную сцену, которую нельзя воспроизводить мыслью без благоговейного трепета в сердце, ничего не говорит о ней в своем повествовании. «И отпустил им (Пилат) посаженного за возмущение и убийство в темницу, которого они просили; а Иисуса предал в их волю», – как бы с грустным волнением замечает он (Лк. 23:25). Тем не менее, у некоторых являлось желание сосчитать даже количество ударов, понесенных Господом Иисусом Христом или причиненных Ему ран. Так, в одном стихотворении Бартол. Лаврентия встречается такое замечание об этом: Credere pro nobis passus tot vulnera Christe, Quot compreuduntur quatuor hisce cifris 5475. Inclyta quod natu, ac vita magis inclyta, per te Asserit ostensum diva Brigitta sibi. (Сравн. Barradius, commentar. IV, 7, 6, p. 246). То же говорит Людольф Саксонский (de vita Christi part. 2. cap. 58). Некоторые тремя последними цифрами, 475, определяли число ударов; другие называли число их 5375, или 5460 и т.п. См. R. Hofmann. Das Leben Jesu nach d. Apokr., s. 364–365., но нельзя сомневаться в его жестокости.

***

На южной стороне улицы, идущей от Гефсиманских ворот к западу и известной у арабов под именем Тарик-ситти-Мариам, на северо-западном углу храма, расположено здание, или, лучше сказать, целая группа зданий, в настоящее время занятых турецкими казармами. Каменные постройки, образующие длинную линию с запада к востоку и потом угол к югу, занимают выдающийся пункт местности и называются арабами ес-Серай. Они очень обширны, неправильной формы, с плоскими крышами и несколькими дворами, различными по величине и внешнему виду. Ни один пилигрим, обозревающий святыни Иерусалима под руководством туземного чичероне, не может пройти мимо этого здания, чтобы не остановиться пред одними заложенными воротами его, – с завитками из сарацинских украшений, с рядами довольно древних бледно-желтых и красных камней в стене и полукругом расположенною на земле мостовою, составляющею воротный порог. Последний, впрочем, в 1857 г. был почти совершенно закрыт при постройке тротуара вдоль здания казарм См. Erm. Pierotti, Ierusalem explored. Vol. 1, p. 138.. В этом полукруглом помосте легко признать остаток лестницы, и вот предание говорит, что здесь во дни земной жизни Господа Иисуса Христа была лестница, по ступеням которой взошел Он на суд к Пилату, а место нынешнего Серая было занято тогда преториею римского областеначальника. Если пилигриму удастся проникнуть внутрь, на двор казарм, ему укажут и то место, где Господь был увенчан тернием Место «тернового венчания» знает, впрочем, только латинское предание.. Это небольшая четырехугольная капелла с нишею на каждой стороне, может быть, та самая, в которой в XVII в. стоял богатый гроб Людовика, короля Сицилии См. Tobler. Topogr. B. 1, s. 230.. Теперь здесь склад ячменя для артиллерийских лошадей Pierotti. Ierusalem explored. Vol. 1, p. 138..

Постройки нынешнего серая по своему новейшему арабскому стилю принадлежат, без сомнения, недавнему времени В частности, ворота, на которых останавливается внимание пилигримов, по мнению Пиеротти, представляют остаток сооружения времени Саладина или Солеймана. См. ibid., p. 139., но диагональная обсечка лицевой стороны некоторых камней, ясно указывая на времена крестоносцев, говорит, что для этих построек пользовались и более древним материалом, который мог быть здесь под руками. Проследить более точно историю сооружений на этом месте и их назначения нет возможности. Несомненно, что турецкие паши в Иерусалиме имели здесь свою квартиру, но с какого именно времени, неизвестно. Тоблер полагает, что это началось не раньше конца XV в. Между 1483 и 1495 гг. См. Topogr. B. 1, s. 230–231.. Что касается тех 28 ступеней мраморной лестницы, которые видел А. С. Норов в Риме, «в церкви, называемой Святое крыльцо (la santa scala), близ собора св. Иоанна Латеранского» «Путеш. по св. земле» А. Норова. Ч. 1. стр. 121., то они были перевезены сюда из Иерусалима, вероятно, крестоносцами.

Крупная латинская надпись золотыми буквами: «Пилат взял Иисуса и велел бить Его» отмечает на правой стороне, почти против места «святой лестницы», капеллу «бичевания» с маленькою решетчатою железною дверью. Место, где стоял столб бичевания и происходило истязание, хозяева капеллы – францисканцы – указывают посредине, под ее алтарем. В начале XVII в. Кварезмий видел здесь хорошо сохранившуюся, маленькую прекрасную капеллу, которую Мустафа Бей, сын правителя города, обратил в конюшню. Полтора века после этого, аббат Марити, говоря о капелле на том же месте, уже находил недостоверным связанное с нею предание. Ибрагим-паша отдал это место в собственность францисканцам, которые в 1839 г. восстановили и расширили капеллу на средства, пожертвованные Максимилианом, герцогом баварским Pierotti. Ierusalem explored. Vol. 1. p. 139–140..

Оставив место scalae sanctae святого крыльца на левой стороне и францисканскую капеллу flagellationis бичевания – на правой и пройдя около 100 шагов по улице в направлении к западу, мы встречаем большую арку, известную под именем арки Ecce-homo се человек. Она поднимается на значительную высоту над головами проходящих и обоими своими концами теряется за пределами улицы. Весьма удобно поместилась на арке небольшая комната с тремя четырехугольными решетчатыми окнами, – два на восточной стороне и одно на западной. Это жилище дервиша, в которое входят по лестнице, устроенной на южной стороне, из-под арки. Острый шпиц вверху служит для него украшением Tobler. Topogr. B. 1, s. 243. См. Palästina in Bild und Wort v. G. Ebers u. Guthe, s. 27.. Предание делает эту арку местом той глубоко трогательной сцены, которая совершилась у дверей судилища Пилатова, на Гаввафе Поэтому, кроме Ecce-homo, арку называли иногда Гаввафа или Лифостротон. С такими именами встречается она у Сиголи, Цуаллярта, Фабри и др. См. Tobler. Topogr. B 1, s. 242 n. 6.. Здесь, указывая на обагренного кровью и увенчанного тернием Иисуса Христа, прокуратор сказал народу: се человек!

Первые следы арки, напоминающей нынешнюю Ессе-homo, Тоблер находит у Марина Санута (начала XIV в.). Два большие белые камня и на них Иисус Христос под тяжестью креста были тогда ее завершением Marinus Sanutus. Liber secretorum fidelium Crucis. 3, 14, 10.. С половины XV века Gumpenberg. Warhafftige Beschreibung der Meerfahrt. 462. прекрасная арка с двумя камнями на верху упоминается и описывается уже многими пилигримами. То говорят, что она возвышается как ворота над улицею Fratris Felicis Fabri Evagatorium in Terrae sanctae Arab. et Aeg. Peregrin. 1, 360., то представляют ее подобною старому, почерневшему, сводчатому мосту, но при том так искусно построенною, что между камнями ее нельзя найти ни одной щели; возле нее видны две другие меньшие арки Rauwolff. Aigentliche beschreibung der Raisz... in die Morgenländer, S. 621. Brebning. Orientalische Reysz., s. 244. Оба второй половины XVI в.. Соответственно представлению обстановки суда над Господом Иисусом Христом у Пилата или, лучше сказать, – положения судьи и Обвиняемого во время процесса, придавали особое значение и двум камням наверху арки. Во второй половине XV в. их считали современными самому событию, приурочиваемому к этому месту: на одном из камней был поставлен судейский стул Пилата, а на другом стоял Господь Fabri. Evagatorium I, 360. По Альберту Саксонскому, на одном камне сидел Иисус Христос, а на другом Пилат. Peregrinatio sev Passagium ad Terr., s. Alberti Ducis Saxoniae, p. 2105. По Тухеру, и судья, и Допрашиваемый оба стояли. Hans Tuchers Reyszbeschreibung, s. 664.. Самые камни, по описанию, имели четырехугольную форму, были широки. белого цвета и гладко высечены Ibid.. Во второй половине XVI в. появляются упоминания уже о надстройке сверху арки, четырехугольной, продолговатой комнате; из окна ее, говорили, смотрел Пилат и произнес слова, давшие имя всей арке Melch. Lussy. Reiszbuch gen Hierusalem, s. 24. Ioan. Cotovicus. Itinerarium Hierosolymitanum et Syriacum, p. 306. Zwinner. Blumen-Buch Des Heiligen Lands Palestinae, s. 223.. В настоящее время некоторые из сводных камней арки имеют латинские и греческие надписи; между ними можно разобрать имя римского императора autocrator Aurelius и CAMCOL, которое Крафт прочитал Colonia Aelia Magna Capitholina Die Topographie Ierusalem’s v. W Krafft, s. 229.. Раньше здесь находили между многими другими латинскими, греческими и еврейскими надписями также – tolle, tolle, crucifige eum возьми, возьми, распни Его. В половине ХVI в. Левенштейн прочитал два слова: tolle eum возьми Его, a Люсси, двадцать лет спустя, – tolle, tolle возьми, возьми, высеченные на большом камне, в верхней части, прямо над пролетом. К концу того же столетия оставались уже только две буквы to, последнюю из которых еще видел аббат Марити в 1767 г. Lnuwenstein. Pilgerfahrt gen Ierusalem. S. 360. Lussy. Reiszbuch gen Hierusalem. s. 24. Cotovicus. Itinerarium Hierosolimit, p. 306. Mariti. Istor. del. stat. pres. d. Cit. di Gerusal. 1, 222. Cм. Tobler. Topogr. B. I, s. 243–248. Сравн. Pierotti. Ierusalem. Vol. 1, p. 140–141..

«Достаточно одного взгляда на арку и ее историю, чтобы ясно видеть, что она не имеет ничего общего с древностию», – говорит Тоблер Topogr. 1, 249.; но с этими словами скептического исследователя едва ли можно согласиться. Уже размеры арки, слишком обширные сравнительно с узким пространством улицы восточного города, наводят на мысль о древности сооружения. Когда в декабре 1857 г., приступая к постройке монастыря на новоприобретенном месте католической общины «сионских сестер милосердия», архитектор Пиеротти освободил северный базис арки от засыпавшего его мусора, оказалось, что к этому концу арки примыкает и составляет с ним одно целое другая, меньшая арка См. Pierotti. Ierusalem explored. Vol. 1, p. 60.. Открытие было весьма важно, так как наводило на мысль о трехсоставном устройстве и, следовательно, римском происхождении арки. Последнее, действительно, вполне подтвердилось свидетельством одного старого имама, который хорошо помнил такую же побочную арку, уничтоженную лет 50 назад, и на южной стороне арки Ecce-homo. После этого не оставалось сомнения, что арка принадлежит к категории римских триумфальных ворот, подобно триумфальной арке, воздвигнутой в самом Риме Титом. Исследования местности вокруг арки показали, что прежде она не была связана ни с каким зданием, а стояла совершенно свободно, на большой дороге, проходившей по направлению нынешней Тарик-ситти-Мариам, следовательно, как раз на оси арки. Прочная мостовая из огромных известковых плит, покрывавшая эту дорогу и простиравшаяся в ширину на З6 футов к северу от арки (может быть, настолько же и к югу), была положена не на живом грунте, а на грудах мусора и мелких развалин древнееврейского периода. Под нынешнею улицею пласт такого мусора простирался на 20 футов в глубину. Это обстоятельство дает право думать, что как эта триумфальная дорога, так и трехсоставная арка на ней были построены на тех развалинах, которые оставило после себя завоевание и разрушение Иерусалима Титом. Молчание Иосифа служит верным ручательством, что не самому Титу принадлежало это сооружение; в то же время латинские и греческие надписи на некоторых из камней арки, указывающие на принадлежность их другим римским же памятникам, не дозволяют приписать его и Адриану и отожествить арку Ecce-homo с τρικάμερον этого императора. Может быть, она заняла лишь место Адрианова сооружения и была воздвигнута в IV веке матерью Константина Великого как памятник победы не язычества над иудейством, а христианства над иудейством и самим язычеством «Св. земля» А. А. Олесницкого. Ч. 1. стр. 499.. Как бы то ни было, арка не имеет никакого отношения к месту претории и событию, связываемому с нею. Ни Бордоский пилигрим, ни Феодосий, ни Антонин Мартир, ни Аркульф, ни Виллибальд, ни Бернард монах, ни Епифаний, словом, ни один из древнейших свидетелей о святых местах Иерусалима не делает ни малейшего замечания об этой арке; между тем, если бы она была по соседству с местом претории, всякий, кто говорил о месте судилища Пилатова, не мог бы умолчать о прекрасном сооружении близ него: хотя бы с самою аркою еще и не связывалось священное воспоминание об обращении Пилата к чувству сострадания народа в виду мучений Спасителя, – все же она могла бы служить лучшим средством определения места претории как пункт близкий к нему и занятый видным, обращающим на себя внимание, сооружением.