Евангелие от Марка, Глава 14, стих 56. Толкования стиха

Первосвященники и старейшины, — говорит Матфей, — и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили; и хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли. А Марк поясняет в этом же месте: Свидетельства сии не были достаточны. Но, наконец, — продолжает Матфей, — пришли два лжесвидетеля и сказали:...

Это было еще рано утром (Лк. 22:66). Между тем приготовлены лжесвидетели. Господь отказался Сам свидетельствовать об учении, – представили людей, которые утверждали, что слышали Его проповедующего то и то. – Первые лжесвидетельства ничего не помогают. Являются двое обвинителей в намерении Иисуса истребить храм, -такое преступление, как разрушение религии, в глазах Иудеев уголовное: но и здесь истина была извращена. Иисус против таких лжесвидетелей ничего не отвечает.

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 221++

Равна свидетельства не бяху (свидетельства сии не были достаточны.) – для осуждения на смерть, каковы напр. нарушение субботнего покоя или несоблюдение преданий старцев и т. п. И против такого, каким был Господь, смели находиться обвинители?!.. И конечно не нашлись. Свидетельства cии не были достаточны, т. е. были пусты, несильны, и были видимо ложны и совершенно противоречили известному всем характеру Господа.

Надо думать, что в Гефсимании и Петр бежал со всеми (ст. 50). Однако, в начале суда, он уже во дворе первосвященника (ст. 54). Он идет за Иисусом.

Старшие священники и весь Совет искали показаний против Иисуса. Совет – это высший религиозно-политический орган, в функции которого входило и судопроизводство. Он назывался греческим словом «Синедрион» («совет»), которое евреи произносили как Санхедри́н. В него входил семьдесят один человек: первосвященник, старшие священники, старейшины и учителя Закона. Для того, чтобы вынести человеку приговор, особенно смертный, необходимо было получить свидетельские показания по крайней мере двух человек, причем их показания должны были совпадать. Марк утверждает, что судебная процедура не была соблюдена, так как не было добросовестных свидетелей. Вызывает удивление тот факт, что Синедрион заранее не позаботился о свидетельских показаниях, а также то, откуда они в пасхальную ночь вообще взяли свидетелей, причем столь неподготовленных.

См. комм. к Мф. 26:59

***

В доме его заседал совет. Там уже все было подготовлено для осуждения божественного Узника. Согласно с древним обычаем заседаний синедриона во время его существования, судьи, к которым приведен был Христос, сидели торжественным полукругом на мягких подушках, скрестив свои необутыя ноги. Каиафа, как первосвященник, занимал место в самом центре, а главнейшие старейшины, смотря по их положевию, сидели по сторонам его. Узник был поставлен перед Каиафой; по концам полукруга сидело по писцу, в обязанности которых лежала запись оправдательнаго или обвинительнаго приговора; тут стояло несколько приставов с веревками и ремнями, стороживших Узника, а другие стояли позади Его, чтобы вызывать свидетелей и в конце концов привести в исполнение решение судей Талмуд, привод. у Keim, 3. 328 . Как и все другое в иудействе того времени, правила для судопроизводства над узниками, повидимому, не могли быть более добросовестными или более привлекательными— на бумаге, но именно только на бумаге. Обвиняемый во всех случаях, по этим правилам, должен был считаться невинным, пока не будет вполне доказана его виновность. Основным правилом для этого судопроизводства было то, что «синедрион должен спасать, а не разрушать жизнь». Никто из узников не мог быть подвергаем суду и осуждаем заочно (Ин. 7:51), и когда обвиняемый человек был приводим в суд, то на обязанности председателя прежде всего было обратиться с увещанием к свидетелям о том, чтобы они помнили о значении человеческой жизни, и позаботились о том, чтобы ничего не забыть из того, что можно сказать в пользу узника. Сам узник не оставался беззащитным. Назначался особый совет, на обязанности котораго было заботиться о том, чтобы сделано было все возможное для оправдания. На суде свободно допускались все данныя, какия только могли послужить к его оправданию, и ни один член суда, раз высказавшись в пользу оправдания, не мог уже впоследствии голосовать в пользу осуждения. Голоса младших из сулей отбирались первыми, чтобы они не могли подчиниться влиянию старших членов. В уголовных обвинениях для осуждения требовалось, по меньшей мере, большинство двух голосов, и в то время, как оправдательный приговор мог быть произнесен тотчас же, обвинительный можно было произнесть только день спустя. Отсюда, уголовные процессы не могли начинаться в день, предшествующий субботе или общественному празднику. Никакой суд не мог происходить ночью; судьи, осудившие кого-нибудь на смерть, должны были поститься перед тем весь день, и никто не мог быть предан казни в тот же самый день, в какой над ним произнесен был приговор Ginzburg, ст. Sanhedrim, Kitto's Bibl. Cyclo. Keim, 3, 345, 346.

.

Все эти столь точныя и гуманныя правила служат полным осуждением того суда, который происходил над Христом в доме Каиафы. В действительности, это было началом того попрания всякой справедливости, какое, по свидетельству И. Флавия, совершалось в последние дни Иерусалима. «Составлялись,— говорит он, — фиктивные суды и ложные приговоры, и когда нужно было обезпечить смерть какого-либо противника, люди созывались действовать в качестве судей, хотя они не имели никакой действительной власти» Bel. Jud. 4:5, 4 . Как в те времена всеобщаго смятения, так и теперь, разсматривая дело Христа, иудеи соблюдали форму и карикатуру судилища до конца. Когда не явилось никаких обвинителей, то эту должность, попирая всякое достоинство и приличие, принял на себя сам судья. Против Узника выступили только свидетели, пони с радостью были выставлены судьей; но в защиту Его не было призвано ни единаго свидетеля, хотя закон давал таким свидетелям полное преимущество. Не назначено было и особаго советника, и вообще не предоставлено никаких льгот, которыя предоставлялись узнику законом, дававшим ему право призывать свидетелей в свою пользу. Этот самозванный суд с самаго начала стремился лишь к осуждению Узника, а не к оправданию Его, как требовалось законом. Тут, против обычая, не сделано было ни малейшей попытки даже проверить достоверность враждебных показаний, не сделано было никакого увещания тем, кто давали эти показания, касательно греховности недобросовестнаго свидетельства перед законом и Богом, Вся обстановка этого несправедливаго суда над Христом была так глубоко сознаваема иудейским народом в позднейшия времена, что впоследствии, в талмуде явилось даже учение, что всякий человек, выдающий себя за ложнаго мессию или увлекающий народ от учения своих отцов, мог быть судим и обвинен в тот же самый день или даже ночью Tosephta Sanhedrim, 10 . И однако, в противоречие с этим, изобретена была чудовищная сказка, что в течение сорока дней, прежде чем осудить Христа, особо назначенный вестник громко вызывал свидетелей, которые могли бы высказаться в Его пользу Toledoth Jeshu, Van der Alm (1841) .

Если мы попытаемся изследовать, на каком основании возможно было законно осудить Христа, то окажется, что если Он не мог быть уличен в каком-нибудь гражданском преступлении, то и не существовало вообще таких писанных законов, на которые могли бы сослаться первосвященники в оправдание произнесеннаго ими осуждения. В ветхом завете не предусмотрено было случая, чтобы кто-нибудь называл себя мессией в национальном или духовном смысле, и по обвинению, так часто выставлявшемуся против Христа в том, что Он нарушал закон субботы, даже еслибы Он не мог защищаться против них, по законам того времени, человек не подлежал наказанию смертью. Основания, но которым иудейская теократия могла требовать казни узника, находились вполне вне закона Моисеева и даже тех разъяснений и видоизменений его, которыя составляли общеупотребительный свод законов. Нужно было поэтому изобресть даже предлог для оправдания того образа действия, который предпринят был. Главное преступление Христа, по воззрению первосвященников и их пособников, состояло в том, что Он распространял учение, которое неминуемо должно было подорвать теократию, а вместе с нею их собственную власть и мирские интересы. Чтобы избавиться от столь опаснаго учителя, они во что бы то ни стало стремились добиться предания Его смерти, хотя возвышенная чистота Его жизни и нравственности далеко превосходила известные дотоле идеалы, а Его божественная благость была решительно безпримерной. В своем ослеплении, они не видели, что убить Его значило только ускорить гибель того дела, которое они старались поддержать. Не имея поэтому ничего такого, что могло бы оправдывать уголовное преследование против Него, первосвященникам оставалось лишь прежде всего с свойственною им притворностью выставить ужас, возбуждавшийся в них самым фактом явления человека, который ставил Себя выше божественно дарованных законов Моисея, и даже заявлял притязание на равенство с Богом; а вместе с тем, прикидываясь друзьями римлян, которых они в действительности ненавидели от всей души, они старались выставить свое негодование и опасение возможности народнаго возмущения против императора,—возмущение, которое, по их лицемерному убеждению, могло быть результатом Его притязания на достоинство Мессия и Царя. Только на этом последнем основании они и могли получить необходимое для них содействие римской власти в деле предания Его смерти.

И вот, Каиафа наконец стоял с своим врагом лицом к лицу. Теперь он мог показать Христу, что значит поносить священство и выставлять его на поругание пред народом. Тот Учитель, который увлекал за собою массы народа, изобличал книжников и фарисеев, изгонял торговцев из храма, стоял теперь связанным перед первосвященником, вполне завися от его милости, Конечно, Каиафа уже давно порешил в своем уме, что нужно сделать с Узником. Самую форму суда, конечно, нужно было соблюсти, но приговор уже был определен заранее. Он уже раньше советовал как саддукеям, так и фарисеям, отложить на время свои взаимныя распри и соединиться против Иисуса, как личности, которая подвергала опасности их общие интересы, и без смущения пожертвовать Им для общаго блага. Он настаивал, чтобы галилейский Учитель был немедленно осужден па смерть. Смертный приговор был произнесен, в сущности, уже раньше, чем Каиафа занял судейское место в этом собрании; судья уже открыто сказал, что он исключительно стремился к осуждению. Все последовавшее судопроизводство, таким образом, в действительности было наглым лицемерием, считавшимся необходимым лить для того, чтобы добиться необходимаго содействия в достижении цели со стороны римскаго прокуратора.

Будучи смертельными врагами в другое время, члены суда теперь находились в самых дружественных отношениях между собою, так как они сознавали настоятельную нужду общими силами уничтожить своего общаго врага. Разбор дела начат был самим Каиафой. Злобно взглянув на своего Узника, он начал задавать Ему различные вопросы касательно Его учения и учеников. Но во всех действиях и учении Христа судьи решительно не могли найти ничего такого, за что можно бы было подвергнуть Его смертной казни, и для этого им нужно было, во что бы то ни стало, найти такой обвинительный пункт, который, при известной натяжке, мог бы быть перетолкован в государственное преступление и который давал бы им возможность предать Его на суд римлянам, как опаснаго мятежника. Таким пунктом могло быть только Его мессианство, и вот на него-то и были направлены все мысли судей.

Каиафа, наверно услышав о происшедшем в доме Анны, счел необходимым прибегнуть к допросу свидетелей. Ему нужно было найти такия показания, на основании которых возможно было бы обосновать обвинение сначала в ложном учении, а затем и в мятежности. Конечно, многие из народа елы- шали, как Христос употреблял слова, которыя производили смущение в раввинах, каковы напр. выражения: «прощаются тебе грехи», так как эти слова считались богохульством и, вследствие этого, по иудейскому закону, произносивший их подлежал наказанию смертью; но собственно Каиафе хотелось осудить его на таком обвинении, которое подлежало бы наказанию со стороны римскаго закона. При помощи шпионов, в течение минувших месяцев члены синедриона старались поймать Его на таких выражениях, которыя заключали бы в себе нападение на национальную религию или на римское правительство; но в этом постоянно терпели неудачу. Наконец ими добыто было показание, которым они могли восполь- зоваться для своей цели. По всем признакам, Христос был «обольститель народа», возмущавший простодушных людей и возбуждавший его против закона Моисеева, как он определялся книжниками (Лк. 23:2-5). Но, по основному правилу иудейской юриспруденции, такое обвинение могло последовать не иначе, как на основании свидетельства, по меньшей мере, двух свидетелей. Между тем выступившие свидетели нечего не могли показать относящагося к делу, а другие даже противоречии» друг другу. Правда, последния разсуждения Христа заключали в себе явное преступление в глазах Его обвинителей. Что касается тех оваций, которыми наделял Его народ при входе в Иерусалим, то из них трудно было извлечь что-нибудь в пользу обвинения, за исключением разве того, что Христос не уклонился от них; το-же самое можно сказать и об изгнании продавцов и покупателей из храма, потому что побуждение, поведшее к очищению храма, несомненно, было благородным и находило одобрение в совести самих обвинителей. Сильныя обличения против иерархии представляли повидимому более благоприятную почву для обвинения. К несчастью для неправедных судей, не оказалось подходящих для того свидетелей. В лучшем смысле даже те, кто выступали со свидетельством, только противоречили себе или перетолковывали слова Иисуса и уподоблялись в этом отношении самим иерархам, которые впоследствии перед Пилатом извращали слова, сказанныя Христом об уплате подати Кесарю, придав им совершенно противоположный смысл (Лк. 23:2). Но даже и в этом отношении свидетельство не приносило никакой пользы. Время шло чрезвычайно быстро, а между тем не достигнуто было еще никаких результатов.

«Разыщи, исследуй и хорошо расспроси» Втор. 13:14.. «Судьи должны хорошо исследовать» Втор. 19:18.. «Синедрион, умерщвляющий одного человека в семь лет, есть бойня» Makhoth, I, 10: Synedrium, si quem interficiat unum heptaAteride vocatur perditorium. R. Elieser, filius Asariae, ait: si unum LXX annis (Surenh, pars IV, pag. 275).. «Если судья произносит решение несогласно с истиною, он удаляет величие Божие от Израиля. Но если он судит согласно с истиною, хотя бы только в течение одного часа, то он как бы укрепляет весь мир, ибо в суде именно и выражается божественное присутствие в Израиле». «Что говорит Бог, – спрашивает рабби Мейр, – когда человек терпит (должную муку за свое преступление)? Если так можно выразиться (Он говорит): Моя голова и Мои члены страждут. А если, говоря человекообразно, Он так сокрушается о крови людей непотребных, то тем более должен Он сокрушаться о крови невинных» Sanhedr. VI, 5 (Surenh. pars IV, pag. 236).. – Эти и другие им подобные изречения библейские и талмудические ясно указывают на тот характер, каким должно было отличаться древнееврейское судопроизводство. Чувство правды и закона, доведенная до педантизма, осторожность на суде и гуманность отношений к подсудимому глубоко проникали его, особенно в тех случаях, когда решался вопрос жизни и смерти подсудимого. Уголовный процесс древних евреев был обставлен до мелочей такими условиями, среди которых подсудимому давалась полная возможность доказать свою невинность. «Точность в обвинении, гласность в разбирательстве, полная свобода для подсудимого и обеспечение против всех опасностей или ошибок свидетелей» I. Salvador. Histoire des institutions de Monse et du peuple hhbreu. T. I. Paris. 1862. p. 365. – вот четыре великие правила еврейской уголовной юриспруденции. Распадаясь в Мишне на подробные и точные предписания, все они клонятся в пользу обвиняемого.

Уголовное дело начиналось разбором положений и обстоятельств, служивших к оправданию подсудимого и только потом уже следовал разбор оснований обвиняющих Sanhedr. IV, 1: in his (capitalibus judicibus) tantum ab absolventibus fit exordium neutiquam a condemnantibus (Surenh. pars IV, pag. 225).. Свидетелями могли быть только лица высокой нравственности и незаинтересованные в разбираемом процессе. Поэтому склонные к азартным играм (игроки в кости, дрессировщики голубей), ростовщики, торговцы, обвешивающие и обмеривающие покупателей (тем более явные воры), равным образом родственники между собою, родственники судьям или обвиняемому – не могли давать показаний по уголовному делу Sanhedr. fol. XXV. Bava bathra fol. 43. Kidduschin fol. 40. Baba Kama fol. 72. Pesachim, fol. 49; Chagiga fol. 22. Makhoth fol. 6. He допускались к показаниям также рабы и женщины. Schebujoth. IV, 1 (Surenh. pars IV, pag. 302).. Кто из свидетелей уже раз высказался в пользу обвиняемого, не имел права говорить против него, но наоборот было возможно Sanhedr. V, 5: qui condemnaverat, ei licet absolvere: at qui absolverat, ei non est licitum, mutata sententia, poenae reum adjudicare (Surenh. pars IV, pag. 232). Сравн. IV, 1 (ibid. pag. 225)..

Показания свидетелей должны отличаться точностью и касаться не только места, времени и образа совершения преступления, но даже мельчайших подробностей его обстановки. Уже во времена пророка Даниила практиковались эти строгие требования. Так, старцы, объявившие себя свидетелями преступления Сусанны, должны были, разлученные друг от друга, ответить на вопрос: под каким деревом они видели преступление? – и их разногласие в обозначении вида дерева уничтожило все предыдущее их показание, обнаружив его ложь Дан. 13:51–62.. В талмудическом праве уже малейшего противоречия в показаниях свидетелей было достаточно для того, чтобы разрушить все их свидетельство Sanhedr. V, 2 (Surenh. pars. IV, pag. 231: si alter (testis) alten contradicat, tum in pervestigationibus, tura in rimation- ibus par ratio est. Nec enim testimonium accipitur). Срав. Histoire d. instit. de Moroe par I. Salvador. T. I, p. 373. До каких частностей доходили при этом вопросы судей, см. Sanhedr. fol. 41.. Мало того. Если свидетельские показания, ни в чем не противореча друг другу, твердо устанавливали факт преступления в главных и побочных его чертах и приобретали силу непреложного доказательства виновности подсудимого, то в таком случае судьи искали возможности, по крайней мере, смягчить эту виновность. С этою целью председатель каждому из свидетелей предлагал вопрос: старался ли он увещаниями отклонить преступника от его злого дела, и знал ли последний об угрожающем ему наказании? Makhoth. fol. 6. Sanhedr. V, 1 (Surenh. pars IV, pag. 230). Обвинители св. Стефана, желая придать силу своему свидетельству, говорили: «этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон». Деян. 7:13.. И если свидетели отвечали отрицательно, приговор над подсудимым должен быть смягчен.

Судьи, прежде чем прийти к окончательному решению, должны уяснить себе дело путем тщательного и подробного обсуждения мельчайших его обстоятельств, внимательно взвесить все данные за и против преступника и подробно разобрать предписания закона относительно данного случая «Будьте медленны в суде» (estote moram trahentes juditio. – Surenh. pars IV, pag. 409) – одно из трех завещаний мужей великой синагоги. Pirke avoth 1,1. Сравн. Sanhedr. fol. VII.. При этом давался большой простор прениям и дебатам, в которых могли принимать участие и присутствовавшие в зале кандидаты, но лишь когда их мнение было в пользу подсудимого, в противном случае, они были только молчаливыми слушателями рассуждений действительных членов синедриона Sanhedr. V, 4 (Surenh. pars IV, pag. 232)..

Подача голосов, следовавшая за дебатами, начиналась «со стороны», т.е. с самых младших членов синедриона In pecuniariis judiciis, item de pollutionibus et purificationibus, eatate et prudentia provectior primus sententiam dicit: in capitalibus a latere (מוהצר) fit exordium. Sanhedr. IV, 2 (Surenh. pars IV, pag. 227).. При этом имелось в виду, что эти незнатные члены могли более беспристрастно обсудить дело и самостоятельно высказать свой взгляд, говоря первыми, в противном же случае их могло соблазнять раньше поданное мнение важных членов синедриона.

Исход дела, конечно, зависел от большинства голосов. Но в то время, как простое большинство было достаточно для оправдательного приговора, для обвинения необходимо было большинство, по крайней мере, двух голосов In his (capitalibus judiciis) ut fiat absolutio unico suffragio condemnantes superari satis est; ut autem condemnationis sententia obtineat, duo vincere suffragia necesse est. Sanhedr. IV, 1 (Surenh. IV, 225).. Поэтому, если из 23 судей, – maximum’s, при котором мог совершаться уголовный процесс, – 12 высказывались за, а 11 против обвиняемого, последний оправдывался; но если 12 обвиняли, а 11 говорили за подсудимого, то число судей увеличивалось на два и подача голосов возобновлялась сначала. При неопределенном результате число членов снова увеличивалось и так поступали до тех пор, пока или получался оправдательный приговор, или необходимое большинство для обвинения Sanhedr. V, 5 (Surenh. IV, p. 232).. Для такого пополнения состава суда допускались в ряды вотирующих и кандидаты. Если, наконец, достигался приговор оправдательный, он сообщался подсудимому немедленно и дело оканчивалось в тот же день; если же большинство высказывалось за виновность подсудимого, окончательное составление приговора откладывалось до следующего дня Sanhedr. IV, 1 (Surenh. IV, pag. 226)., чтобы дать этому приговору время «перебродить». В это промежуточное время судьи собираются друг у друга и, «вкушая немного пищи, но весь этот день не употребляя вина», совещаются о деле, стараясь спасти подсудимого. На следующее утро снова открывается формальное судебное заседание. Оно имеет в виду возможность перемены мнений только тех, кто высказался за обвинение подсудимого, так как раз ставший на стороне оправдания уже не имел права отказываться от своих слов. Таким образом, всякий желающий мог свободно отказаться от обвинения; в противном случае в протокол заносилась обычная фраза: «остаюсь при прежнем мнении и осуждаю» Ibid. V, 5 (Surenh. ibid., p. 232).. Только если и теперь большинство было за обвинение подсудимого, обвинительный вердикт был неизбежен. Но до исполнения присужденного рода казни все еще оставалось время, в которое преступник, даже достигнув места казни, еще мог быть оправдан и отпущен на свободу, потому что уже во время шествия на казнь «один из служителей правосудия стоит у двери судилища, держа платок в руке, другой же, сидя на лошади, сопровождает шествие до такого пункта, с которого он еще может ясно видеть первого. Если бы явился кто-нибудь с желанием доказать, что осужденный невинен, первый машет платком, а верховой с поспешностью возвращает осужденного» и дело разбирается опять Sanhedr. VI. 1 (Surenh. IV, 233)..

Таков был дух и характер древнееврейского уголовного судопроизводства. Теперь, познакомившись с высшим судебным учреждением древних евреев, перенесемся в зал его заседания в ночь с четверга на пятницу и постараемся внимательно проследить, насколько соблюдены были эти гуманные предписания в судебном процессе Господа Иисуса Христа.

***

Значит, час ночи был, действительно, очень поздний, и всякое судопроизводство в такое время было преступлением по еврейским законам.

Но не так были настроены люди, собравшиеся судить Господа, чтобы их мог смущать незаконно поздний час ночи. Смело можно сказать: вожаки этого собрания не остановились бы теперь и пред большим преступлением, если бы оно лежало на пути к достижению их целей. Итак, по знаку Каиафы, стража вводит Подсудимого в синедриональную залу. Траурная одежда Зах. 3:4., распущенные волосы, смиренный, покорный вид обыкновенно настолько выделяли личность обвиняемого в зале суда, что каждый из присутствующих легко мог узнать его Бесстрашный Самей даже Ироду Великому поставил в вину то, что он явился на суд синедриона не «в робком и смиренном виде, с опущенными волосами и облеченный во вретище», а «в багрянице, с убранною и украшенною головою». Antiqu. XIV, 9, 4.. Но обыкновенная одежда Спасителя, в которой застала Его стража в саду Гефсиманском, и теперь оставалась на Нем. Так как никто, кроме свидетелей, не мог начать судебный процесс, то, вслед за Господом Иисусом Христом, в зале суда является толпа свидетелей. В противоположность судьям, и обвиняемый, и свидетели должны были стоять при разборе процесса. Так было во времена до синедриона Исх. 18:13–14; 3 Цар. 3:16; Иер. 26:17.; такой порядок остался неизменным и в период великого судилища Schebuioth fol. XXX. Коммент. Маймонида на Sanhedr. c. 21 § 3. Соблюдение этого порядка требовалось даже от лиц высокопоставленных. Когда царь Янней по делу о своем слуге-убийце явился в залу синедриона и сел, президент суда, обратившись к нему, сказал: «Нет, царь Янней, встань, потому что этот процесс относится к тебе, – это твой слуга, и ты стоишь не пред нами, судьями, а пред Тем, велением Которого создан мир». См. Sanhedr. ful. XIX.. Подсудимый становился прямо против председателя синедриона, а свидетели-обвинители – на правой, защитники – на левой стороне обвиняемого Зах. 3:1.. При этом первые, в знак того, что их рука не дрогнет при казни преступника, поднимали руку над головою подсудимого, произнося свое свидетельство. По словам евангелистов, благодаря стараниям вожаков собрания, толпа свидетелей против Господа Иисуса Христа была не малочисленна Мф. 26:59–60; Мк. 14:55–56..

«Не будьте несведущи, – поднявшись со своего места, должен был громко произнести председатель, обращаясь к этой толпе свидетелей, – что иное дело денежная тяжба и иное – суд, на котором решается вопрос о жизни. В первой, если твое свидетельство будет ложно, все дело может быть исправлено деньгами. Но если ты солжешь в суде, решающем вопрос о жизни, кровь обвиняемого и кровь его семени до скончания века вменится тебе... Посему-то и человек был создан один, чтобы научить тебя, что если какой-либо (свидетель) погубит одну душу из среды Израиля, то Писание признает его как бы погубившим весь мир; а того, кто спасет одну такую душу, – как бы спасшим мир. Ибо человек одною печатью своего перстня может сделать много оттисков, но только совершенно сходных между собою, а Он, Царь царей самых высоких, Он, Святый и Благословенный, со Своего образа – первого человека – взял образы всех людей, но так, что нет ни одного человека, совершенно подобного другому. Посему каждый должен думать, что все в мире создано для своей цели. Может быть, вы скажете: что нам до всех этих несчастий? Но разве вы не знаете того, что написано: если свидетель видел или слышал что-нибудь и не показывает, то на него падает ответственность (Лев. 5:1). Или вы, может быть, станете отговариваться: зачем мы будем причиною смерти человека сего? Но написано: в погибели нечестивых торжество». (Притч. 11:10) Sanhedr. IV, 5 (Surenh. pars IV, pag. 229)..

Очень вероятно, что это типичное увещание, в его сильных и убедительных выражениях, произнес и Каиафа пред собранною его же стараниями толпою свидетелей, желая придать формально законный вид ночному судебному процессу, хотя в нем самом было одно желание – во что бы то ни стало осудить стоявшего пред ним Узника. Но что значило для этих «лжесвидетелей», как прямо называет их евангелист Мф. 26:60., такое увещание, в искренности которого они имели полное право сомневаться!

«Многие лжесвидетельствовали на Него, – говорит св. евангелист, – но свидетельства сии не были достаточны» Мк. 14:56.. В короткий, сравнительно, промежуток времени на сцене суда прошли один за другим целая толпа людей, говоривших против Господа Иисуса Христа. Но почему же их свидетельства не были достаточны для своей цели?

Мы видели, какою осторожностью и гуманностью было проникнуто древнееврейское уголовное судопроизводство вообще и как строго относилось оно к свидетельским показаниям, в частности. Относительно последних здесь необходимо сделать еще несколько замечаний. «Не достаточно одного свидетеля, – говорится в самом древнем кодексе еврейского права, – против кого-либо в какой-нибудь вине и в каком-нибудь преступлении, в каком-нибудь грехе, которым он согрешил» Втор. 19:15.. «По свидетельству двух свидетелей или трех свидетелей должен умереть умерщвляемый; не должно предавать смерти по свидетельству одного свидетеля» Втор. 17:6; Чис. 35:30; Мф. 18:16; Ин. 7:17; Евр. 10:26.. Так, желая предупредить ту массу злоупотреблений, какая могла возникнуть из признания юридической силы за единичным свидетельством, уже древнейшее еврейское право считало недостаточным одного свидетеля для доказательства какого-нибудь уголовного преступления. Для этого требовалось, по меньшей мере, два свидетеля. И этот древний закон о числе свидетелей, всегда строго соблюдавшийся на практике См. Втор. 21:18–20; 3 Цар. 21:12; Дан. 13., остался неизменным и в синедриональный период, в век земной жизни Господа Иисуса Христа. «Свидетельство двух правоспособных лиц по силе равняется показанию сотни других свидетелей», – читаем мы в позднейшем еврейском праве Makhoth. fol. V., которое в то же время за одиночным показанием не только не признает доказательной силы, а даже считает его греховным. Одиночный свидетель должен сам подвергнуться телесному наказанию как нарушающий ясные узаконения Моисея Peza fol. 113..

Предъявляя такие требования относительно числа свидетелей, еврейское уголовное право еще с большею строгостью относилось к самому характеру свидетельских показаний. В этих последних свидетели должны были основываться только на непосредственном восприятии фактов, а отнюдь не на догадке или словах другого. Закон прямо требовал от свидетелей говорить на суде только то, что они сами видели или слышали от обвиняемого Schebuiot, fol. 31. Sanhedr. fol. 29. Сравн. Sanhedr. III, 6 (Surenh. pars VI, pag. 224). Как требователен был закон иудейский в этом отношении, смотр. Sanhedr. fol. 37.. После того как по меньшей мере двое из присутствующих в зале суда объявляли себя непосредственными свидетелями преступления подсудимого, начиналось испытание их показаний. С этою целью свидетелей отделяли друг от друга и затем подвергали тщательному одиночному допросу относительно главных и побочных обстоятельств доказываемого ими уголовного преступления Дан. 13:48–60. Sanhedr. fol. 29. Комментар. Маймонида на Edujoth, XVII, 2.. Предметом «допроса» в собственном смысле были, впрочем, только главные обстоятельства: время, место и способ совершения преступления. Что касается обстоятельств побочных – обстановки, при которой совершилось преступление, качеств предметов, окружавших преступление и самого преступника, – то они составляли так называемый «расспрос», которым процесс свидетельских показаний уже оканчивался. Только при полном согласии во всех этих пунктах показания свидетелей получали юридическую силу доказательства преступления.

После этих замечаний для нас становится понятным, почему не привели ни к какому результату показания целой толпы лжесвидетелей против Господа Иисуса Христа. Эти свидетели, о показаниях которых евангелисты не нашли нужным даже упомянуть, не представляли из себя группы. Их было много, и обвинения, принесенные ими, были самого разнообразного характера; но с еврейской юридической точки зрения они не имели доказательной силы, потому что каждый из обвинителей стоял совершенно особняком, одиночно, не имея никакой поддержки в других свидетелях. Все такие показания, как бы ни велико было их число, составляли так называемые «пустые», недостоверные свидетельства. Очень может быть, что при таком единичном характере многие из этих показаний к тому же еще основывались на слухах и догадках, а не на собственном знании показываемых фактов. Вот почему вся эта вереница свидетелей бесследно прошла на сцене суда.

Привели Христа в дом Каиафы. Здесь начался формальный суд над Иисусом Христом при наличии всех членов Синедриона и свидетелей обвинения. Но так как судьи Христа руководствовались не требованиями закона, при всей суровости справедливого в отношении обвиняемого, а пристрастным чувством злобы, то суд над Христом был произведен Каиафой с грубым нарушением закона и справедливости.

По закону суд должен был производиться в здании Синедриона, а не в частной квартире, и днем, а не ночью; кроме того, полагалось два заседания с промежутками между первым и вторым в три дня, чтобы облегчить подсудимому защиту. Эти требования закона были нарушены в отношении Христа Спасителя. Первое заседание Синедриона происходило ночью, в доме Каиафы, а второе заседание было, хотя в помещении Синедриона, но не через три дня, а через три часа после первого. С нарушением прямого требования закона, во время перерыва между двумя заседаниями Синедриона, слуги первосвященников, конечно, не без ведома последних, подвергли Христа побоям, издевательствам и насмешкам (Лк. 22:63–65).

Весь суд над Христом производился в Синедрионе лишь для формы, чтобы придать хоть с внешней стороны видимость закона ранее состоявшемуся соглашению начальников народа иудейского предать смерти Спасителя. Члены Синедриона испытывали крайнее затруднение, так как за Христом не было ни малейшего проступка, за который они могли бы ухватиться для обвинения Его. За неимением действительных свидетелей обвинения, были приглашены лжесвидетели. Но и те не могли сказать ничего, кроме удостоверения, что слышали, как Он говорил: Я разрушу храм сей рукотворенный и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный (Мк. 14:58). При всем пристрастии судей, такого обвинения было недостаточно для соблюдения даже формы закона в предании Христа смерти.

Оставалось придать уже готовому решению наружный законный вид, подыскав вину, заслуживающую уголовного осуждения, которую можно было бы приписать Господу. Моисеев закон требовал в важном обвинении показания трех или, по крайней мере, двух свидетелей (Втор. 17:6; Чис. 35:30). Члены синедриона, ослепленные ненавистью к Узнику, решились для приличия соблюсти порядок судопроизводства, указанный в законе, и стали искать свидетельства на Иисуса, чтобы предать Его смерти. «люди, сами достойные осуждения, – замечает блаженный Феофилакт, – составляют вид судилища, чтобы показать, будто умертвили Его по суду». Скоро явились лжесвидетели, привлеченные, быть может, приманкою мзды или же советами, убеждениями и приказаниями начальников, находившихся в заседании синедриона. Но все показания этих людей, усердствовавших не по разуму (Рим. 10:2), оказались недостаточными для уголовного обвинения: они были так сбивчивы, заведомо ложны и противоречивы, или касались таких мелочей, что даже озлобленные враги Спасителя не считали возможным воспользоваться ими для своей цели. Наконец выступили два лжесвидетеля, привлекшие особенное внимание судей: показания их казались правдоподобнее и подавали членам синедриона некоторую надежду на желательный исход дела. При начале своего открытого служения, во время первой пасхи, Господь, изгнав торжников из храма, сказал иудеям, требовавшим у него знамения: разорите церковь сию и треми денми воздвигну ю. Святой евангелист замечает, что Он глаголаше о Церкви тела Своего и что, по воскресении Его, ученики вспомнили эти слова и поняли смысл их (Ин. 2:19, 21, 22). Но лжесвидетели или не могли припомнить точных слов Господа, или, что вероятнее, замечая желание судей, намеренно извратили их, придав особый смысл к обвинению Узника. Они говорили: мы слышахом Его глаголюща: могу разорити церковь Божию и треми денми создати ю, – Аз разорю церковь сию рукотворенную и треми денми ину нерукотворену созижду. В сих словах можно было усмотреть явное пренебрежение к святыне храма и намек на какой-то замысел о ниспровержении существующего храма, как бы не соответствующего своему назначению, и о замене его каким-то другим. Все это отзывалось хулою на Бога, а за такое преступление в законе Моисея была положена смертная казнь (Лев. 24:15, 16). Впрочем, по некотором размышлении, эти лжесвидетельства не были признаны удовлетворительными: смысл их не был вполне ясен. 

Когда от Анны Христа привели на заседание Синедриона, против Него выступили лжесвидетели, обвинявшие Иисуса в том, что Он собирался разрушить Иерусалимский храм. Они превратно излагали слова Христа: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2:19), сказанные Им в начале служения о храме Тела Своего и указывающие, что иудеи посягнут на этот храм.