Евангелие от Луки, Глава 8, стих 10. Толкования стиха

Не все прямо можно было сообщать и простому народу, более к Нему расположенному, но вообще сильно еще напитанному многими предрассудочными мнениями касательно царства Мессии. Не вдруг, не в тот короткий остаток времени, который Сыну человеческому предоставлено провести еще на земле, можно было уничтожить их и заменить их истинными понятиями (чего стоило образовать и избранных учеников!). Напротив скорее можно было опасаться вредных недоразумений и перетолкований Его слов о предмете столько важном. При том фарисеи и в народе имели своих агентов.

У Господа было уже общество, которому Он мог доверить свои тайны: это – Апостолы. Они для сей цели Им и избраны, – они имели полное доверие к Господу, – были Ему преданы всей душей, – близким обращением с Ним несколько к тому приготовлены.

Но чтобы не оставить совсем и фарисеев, и народ без возбуждения и руководства, Господь не хочет лишать их общих нравственных наставлений, которые не смотря на множество учителей в народе Иудейском, были слишком не часты, будучи вытеснены утонченными исследованиями раввинской учености – Его любовь не решается вовсе скрывать от них и самые тайны свои, она придумала в премудрости своей еще средство к сообщению их в доступной для народа мере: это в притчах. Да, притчи Господа суть не что иное, как прекрасная ткань; измысленная и составленная Его любовью и премудростью отчасти для прикрытия истины до времени, чтобы она не ослепила чьи-нибудь слабые очи, отчасти для возбуждения внимания к скрывающемуся под этим таинственным покровом. Их некоторая темнота привлекала к Иисусу за разрешением.

Такой образ учения мог быть весьма полезен и для самих учеников Господа при тех объяснениях, которые они получали от Него на Его притчи. Истины высокие, облеченные в образы природы видимой, или примеры жизни человеческой после объяснения, чрез сличение с сими образами становились удобопонятнее, глубже укоренялись в памяти, чаще повторялись, живее действовали на воображение и сердце.

Такой образ учения не только был сроден с общим характером двойственности в природе человека и в его словах и делах, но и со всем Ветхозаветным устройством: весь Ветхий Завет казался одной великой притчей Нового. К притче Иудеи имели особенные вкус и любовь, подобно прочим восточным народам. Наконец Сам Господь уже неоднократно употреблял притчу для изображения своих уроков, напр. в нагорной проповеди, в обличении фарисеев (Мф. 11:16; Лк. 7:36; Мк. 3:23).

И так отселе Господь, начиная тайное руководство и наставление своих Апостолов, посторонним положил сообщать о тайнах своего царствия не иначе как только в притчах. Под тайнами царствия небесного здесь разумелись предначертания Божественные относительно устроения и судьбы Церкви Новозаветной. Впрочем, иногда притчей облекались и нравственные истины (Мф. 12:44, 45).

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 123-124++

После первой притчи, которая имеется у всех трех евангелистов, ученики приступили к Иисусу с вопросом: „для чего притчами говоришь им» (Мф. 10)? „Чтобы значила притча сия" (Лк. 9 ср. Мк. 10)? Из ответа Господа видно, что вопрос учеников касался того и другого, т.-е. и причины, по которой Христос учит народ в притчах, и смысла предложенной притчи. Учеников Христовых не могло удивлять то, что Господь учил народ притчами, которыя составляли обычную форму поучений у раввинов востока; они недоумевают, почему И. Христос говорит притчами, не объясняя их смысла, тогда как п они, ближайшие Его ученики, не понимают Его речи. Этот вопрос ученики предложили Иисусу, по ев. Марку (10), когда около Господа остались только 12 и ближайшие Его последователи; ев. Матфей ие делает такого замечания (10), а потому представляется на первый взгляд, что как-будто, по его изображению, и ответ на вопрос учеников и следующия три притчи И. Христос предложил вслух всего народа; после же 4-й притчи И. Христос, отпустив народ, вошел в дом (36), по просьбе учеников объяснил им притчу о плевелах на поле и наедине предложил им еще три притчи. Первая половина ответа Господа на вопрос учеников, почему Он говорит к народу притчами, показывает, что этот ответь должен был быть сказан вслух только учеников. Поэтому, если и допустить, что в данный раз И. Христос произнес все притчи, переданныя здесь еванг. Матфеем, и именно при той обстановке и в том порядке, какие представляются по изображению этого евангелиста, то нужно дело представлять так, что 12 учеников Христовых п некоторые из ближайших Его последователей были вместе с Ним в лодке, вследствие чего ответь Господа на тот вопрос мог быть высказан так, что он слышен был только учениками, а после того Господь обратился с новыми притчами к народу. 

Цель притчей Христовых заключается, прежде всего, в том, чтобы посредством образа, взятаго из видимой природы или круга человеческих действий, яснее и живее изобразить истину; отвлеченная духовная истина чрез притчу делается как бы созерцаемою чувственными глазами и доступною осязанию; плотяный ум человеческий, постоянно привязанный к этому дольнему миру и чрез то неспособный вдруг возвыситься до чисто-духовной области, постепенно ведется к миру горнему по образам притчи, как бы по ступеням знакомой лестницы. Но притчи Христовы имеют и другую цель, которая достигается одновременно и которая совершенно противоположна первой, именно: скрыть истину от недостойных и неспособных, оценить и воспринять ее. Обе эти цели своих притчей показал нам Сам Христос. На вопрос учеников: для чего Он говорит к народу прнтчами, 1. Христос отвечал: „вам дано знать тайны царства небеснаго, а им не дано (Мф. 11), им, внешним, все бывает в притчах» (Мк. 11. ср. Лк. 10). Разъясняя потом, почему же ученикам дано знать тайны царствия Божия, а народу не дано, И. Христос говорить: „ибо кто имеет, тому дано будет я преумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет (Мф. 12), что ои думает иметь» (Лк. 18), т. е. кто имеет искреннее желание, стремление я оттого способность понимать и усвоять тайны царства Божия, тому уже притчи откроют эти тайны (дано будет), а потом ов удостоится и прямого, неприкровеннаго научения, разъяснения этой притчи (« преумножится); а кто не имеет этого желания и стремления, кто слушает Христа из простаго любопытства, или даже с злостною целию найти в учении Его что-либо, удобное для перетолкования и осуждения, у того отнимется и то, что ов думает иметь: прослушавши, наир., речь о сеятеле и семени, он думает, что он все тут понял; но так как духовнаго смысла этой речи он не понимает, то его знание должно пройти безследно и для его ума и для сердца, ибо приточный покров сам по себе не имеет никакого значения. Так как для выражения сих мыслей И. Христос употребил предисловие, имеющее свое ближайшее отношение к положению богача и бедняка, то теперь Он из этого присловия делает применение к Своим слушателям: „потому говорю им притчами, что они, видя, не видят» я пр. (Мф. 13), т. е. причина, вследствие которой И. Христос говорит к народной толпе прикровенно, в притчах, заключается в ней самой, в духовном ослеплении людей, вследствие котораго они не видят дел и учения И. Христа в их настоящем свете. Приводя далее (Мф. 14:15) пророчество Исаии (6:9. 10. по LXX), И. Христос, с одной стороны, показывает, что это пророчество, в известной мере справедливое и по отношению к современникам пророка, вполне совершенно исполнилось (άναπληροδτα в отличие от просто κληρούχοι) теперь в духовном ослеплении Его современников; с другой, — что эти последние сами виноваты в своем ослеплении, добровольно замкнули очи свои, чтобы не видеть около себя дел Божиих. В противоположность этим духовным слепцам, И. Христос блаженными называет учеников, которые своими разумными очами видят и правильно разумеют совершающееся вокруг них (Мф. 16—17).

Когда Иисус окончил притчи, приступили к Нему ученики и спросили: для чего притчами говоришь им? Потому говорю им притчами, — отвечает Христос, — что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют. Они не слепы и не глухи, но, развращенные своими лжеучителями (книжниками и фарисеями), они почти потеряли способность понимать виденные ими знамения и слышанное ими учение. И сбывается над ними пророчество Исайи, которое говорит: слухом услышите — и не уразумеете¹, и глазами смотреть будете — и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их (Мф. 13:14—15; Ис. 6:9-10). Испорченность большинства этих людей так велика, что они умышленно становятся глухи к слову истины и закрывают глаза свои от великих знамений, как бы опасаясь, что в противном случае они, пожалуй, обратятся к Богу и будут спасены Им. Но Христос не отталкивает и их от Себя; нет, Он и им преподает Свое учение о Царстве Небесном, но только в иносказательной форме, предоставляя им самим, при желании, додуматься до сокрытого в притчах смысла. Кто имеет искреннее желание понять смысл притчи и учения Христа, тому дано будет это понимание, и приумножится в нем; а кто не имеет такого желания, тот останется глух к учению Христа, если бы оно излагалось даже и не в притчевой форме; тому не принесет пользы даже и то богопознание, которое имеют все люди, на какой бы ступени религиозного развития они ни стояли; у того само собою оно отпадет как бесполезное для него, как бы отнимется и то, что имеет (Мф. 13:12).

Апостолам же, которые для Христа оставили все земное и пошли за Ним и тем обнаружили веру в Него и искреннее желание следовать Его учению, — им через это сделалось доступным, возможным воспринять то, что другие, без веры и желания, слыша не слышат и видя не видят и не разумеют; им-то дано знать тайны Царствия Небесного².

Особого внимания заслуживает начало ответа Иисуса ученикам: «Ученики же Его спросили у Него: что бы значила притча сия ? Он сказал: вам дано знать тайны. Царствия Божия, а прочим в притчах, там что Буквальный (и правильный) перевод: «чтобы они видя на видали и слыша на уразумели» (Еп. Кассиан). Надо с казать, что э го всегда звучало загадочно, так, будто Иисус говорил притчами, чтобы люди не смогли попять смысл сказанного. Но нам трудно поверить, чтобы Он преднамеренно скрывал от своих слушателей смысл своих высказываний. Дело в том, что у евангелистов несколько неудачно цитируется текст из пророка Исаии. Напомню это пророчество:

И сказал Он: поиди и скажи этому народу: слухом услышите - и не уразумеете, и стами смотреть будете - и не увидите.

Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушам и, и не уразумеют сердцем,

и не обратятся, чтобы Я исцелил их (Ис. 6:9-10).

Иначе говоря, имеется в виду следующее: Иисус Христос потому и говорил они видя не видят и слыша не разумеют». У евангелиста Марка ответ Иисуса звучит немного иначе: «Когда же остался без народа, окружающие Его, вместе с двенадцатью, спросили Его о притче. И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да, не обратятся, и прощены будут им грехи» (Мк. 4:10-12). Мы замечаем, что у евангелиста Луки смысл тайн Царства Божьего доступен только ближайшему кругу учеников. Все прочие «видя не видят и слыша не разумеют». Поэтому им все говорится в притчах. Конечно, это не подразумевает, что Двенадцать составляют какую-то эзотерическую группу посвященных в отличие от прочих последователей Иисуса Христа. Нет, речь идет о глубине внутреннего постижения Евангелия Христа и о способности адекватной проповеди Евангелия. Им, Двенадцати, даны, вручены «тайны Царствия.», и они возвещают эти тайны далее в своей апостольской миссии. Не все же христиане - апостолы: этой харизмой обладают немногие. Прочим же, не-апостолам, «тайны Царствия» возвещаются в притчах, ибо они, согласно пророку Исайе (Ис. 6:9), видя т и слышат лишь отчасти. Так, согласно евангелисту Луке, существует некая степень усвоения евангельских истин, что и соответствует церковной реальности не только его времени, по и всех последующих времен.

Какой цели служит эта форма — облегчить понимание или затруднить его? На первый взгляд кажется, что Спаситель, как мудрый педагог, должен был бы прилагать усилия, чтобы облегчить людям понимание того, что Он хочет сказать. Между тем причинноследственная связь между слушанием и восприятием поразному выражена у Матфея и у двух других синоптиков. У Матфея, как мы видели, слова Иисуса Христа даны в следующей редакции: «Потому говорю им притчами, что они видя не видят...». У Марка они звучат несколько поиному: «Вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи» (Мк. 4:11-12). В той же редакции слова Спасителя приведены у Луки (Лк. 8:10).
В русском Синодальном переводе разница между двумя редакциями — Матфея и двух других синоптиков — сглажена. В оригинальном тексте Евангелий от Марка и Луки вместо матфеевского δια τούτο. οτι («потому. что») стоит предлог ΐνα («чтобы»). Этот предлог придает тексту иной смысл. Буквальный перевод слов Иисуса, по версии Марка и Луки, звучит так: «.а тем внешним всё бывает в притчах, чтобы они, смотря, смотрели и не видели, и слушая, слушали и не разумели». Именно так текст звучит в славянском переводе Евангелия от Марка: «Вам есть дано ведати тайны царствия Божия: онем же внешним в притчах вся бывают, да видя- ще видят, и не узрят: и слышаще слышат, и не разумеют: да не когда обратятся, и оставятся им греси».
Ученые спорили о значении предлога ΐνα («чтобы») в данном тексте на протяжении всего ХХ века. Некоторые видели в нем неудачный перевод с арамейского, искажающий изначальный смысл. Другие оспаривали такую точку зрения. Предлагалось рассматривать ΐνα как указание не на цель, а на последствия. Ряд ученых считает, что, пытаясь объяснить феномен непонятности притч, Марк создал свою «ожесточающую теорию» и вложил ее в уста Иисуса, Который в действительности ничего подобного не говорил, поскольку считал Свои притчи понятными.
Попытки перетолковать значение слов Спасителя, как они переданы у Марка и Луки, в сторону смягчения были связаны прежде всего с опасением, что при буквальном переводе они могут быть восприняты в духе учения Кальвина о предопределении. Согласно этому учению, одни люди заведомо предопределены к спасению, другие — к погибели . Те, кто не предопределены к спасению, не могут понять смысл притч.
Между тем буквальное прочтение рассматриваемого места из Евангелия от Марка вовсе не обязательно должно вести к кальвинистскому толкованию. Такое прочтение полностью соответствует словам Иисуса Христа из Евангелия от Иоанна: «На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (Ин. 9:39). Здесь предлог ΐνα переведен как «чтобы»: при помощи этого предлога обозначается причинноследственная связь между пришествием в мир Спасителя и результатом Его проповеди. И оказывается, что результатом становится не только прозрение тех, кто раньше не видел, но и ослепление тех, кто считал себя видевшим. Однако данный результат отнюдь не является следствием предопределения одних к спасению, а других к погибели. Напротив, он проистекает из того, что одни откликаются на проповедь, а другие нет, одни с верой приходят к Спасителю, ища духовного прозрения, другие, подобно фарисеям и книжникам, затыкают уши и смыкают очи.
Приведенные слова являются частью диалога Иисуса Христа с иудеями, состоявшегося после того, как Он вернул зрение слепорожденному. Само чудо, описанное Иоанном, наглядно иллюстрирует то двойное действие, которое Иисус оказывает на окружающих: приходящие к Нему с верой получают от Него прозрение; те же, кто приходит с недоверием, сомнением или неверием, не только не прозревают, но наоборот, еще больше выявляют свою слепоту. На вопрос фарисеев «неужели и мы слепы?» Иисус отвечает: «Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас» (Ин. 9:40-41). Здесь ключевое значение приобретает дважды употребленный термин άμαρτία, переведенный как «грех», но в классическом греческом языке означающий ошибку, промах, попадание мимо цели. Именно результатом греха является неспособность людей увидеть то, что должно быть для них очевидно, и понять подлинный смысл адресованных им слов.
Грех приводит к духовной слепоте и глухоте. Физическая слепота и глухота требует определенного подхода от тех, чьей задачей является обучение страдающих одним из этих недугов, будь то врожденным или приобретенным. При обучении слепых и глухих используются специальные методы, разработанные для этих категорий людей. Точно так же при работе с духовно слепыми и глухими требуется определенный способ подачи дидактического материала, конкретная форма, в которую этот материал должен быть облечен. Такой формой для Спасителя стала притча.
Однако если в случае с обучением слепых и глухих специальные методы разрабатываются, чтобы облегчить им усвоение материала, то в случае с притчами Иисуса Христа дело обстояло иначе. Возвращаясь к смыслу Его слов, как они приведены у Марка и Луки, мы можем констатировать, что Он произносил притчи не для того, чтобы облегчить людям понимание Своего учения. Как кажется, ставилась обратная задача — усложнить процесс понимания, сделать его более трудоемким.
Одно из недавно предложенных объяснений этого парадоксального аспекта проповеди Спасителя, не раз привлекавшего внимание ученых, исходит из предположения, что Иисус произносил притчи в целях собственной безопасности, дабы сохранить Свою жизнь и иметь свободу передвижений. Вряд ли следует всерьез воспринимать такое объяснение, игнорирующее тот очевидный факт, что притчи отнюдь не были какойто промежуточной, временной формой, в которой Спаситель излагал Свое учение: Он произносил их с самых первых дней Своего служения в Галилее до последних, предшествовавших аресту дней, которые Он провел в Иерусалиме. Поучения, изложенные не в форме притчи, Иисус произносил параллельно с притчами, а не только на заключительном этапе Своего служения: об этом свидетельствуют Нагорная проповедь, отнесенная Матфеем к началу Его служения, и многочисленные публичные беседы Иисуса с иудеями в Евангелии от Иоанна.
Еще одно объяснение причин, по которым Спаситель говорил притчами, основывается на том, что сам образ Иисуса, Его чудеса и Его проповедь оказывали двоякое действие на людей: в одних они укрепляли веру, у других, напротив, вызывали отторжение и ненависть. Как подчеркивают исследователи, многие слушатели Христа, в том числе Его враги, понимали смысл Его притч, но не были готовы следовать им. В качестве примера ссылаются на реакцию фарисеев, которые после произнесения Иисусом притчи о злых виноградарях «старались схватить Его, но побоялись народа, ибо поняли, что о них сказал притчу» (Мк. 12:12). Здесь налицо не непонимание, а сознательное сопротивление.
Простые, но убедительные ответы на вопрос о том, почему Спаситель говорил притчами, дает Иоанн Златоуст. По его мнению, Христос говорил притчами «для большей выразительности»1; использовал «прикровенную» речь, потому что говорил о возвышенном   . Другое объяснение, принадлежащее ему же: «Сначала Он не притчами говорил им, но просто и ясно. Но так как они стали неохотно слушать Его, то Он, наконец, стал говорить им притчами» .
Обратим внимание на то, что когда ученики услышали первую притчу Иисуса Христа, они не задали вопрос о ее значении. Они спросили: «Для чего притчами говоришь им?» (Мф. 13:10). Только после того, как они получили ответ на этот вопрос, а вместе с ним и разъяснение притчи, они осмелились задать вопрос, касавшийся уже другой притчи: «Изъясни нам притчу о плевелах на поле» (Мф
13.    36). Поначалу их не столько интересовало значение притчи, сколько удивлял сам способ подачи дидактического материала, которым воспользовался Учитель. Лишь во вторую очередь они спрашивают о значении притчи. В большинстве же случаев Евангелисты вообще не отмечают какойлибо интерес учеников к значению притч: может даже создаться впечатление, что, получив разъяснение первых двух, они больше вообще не интересовались содержанием последующих. Даже если они и получали разъяснения от Учителя, Евангелисты не сочли нужным донести их до потомства, и большинство притч осталось в Евангелиях без объяснения.
Жанр притчи является одним из промежуточных звеньев между прозой и поэзией. Притчи излагаются, как правило, в прозаической форме, однако их образный строй, язык, лаконичная форма изложения, присказки и присловия, которыми они часто сопровождаются («кто имеет уши слышать, да слышит»; «много званых, но мало избранных»; «будут последние первыми, и первые последними») — все это сближает притчи с поэзией, придает им поэтическую окрашенность. Соответственно, и восприятие притч слушателем близко к тому, как люди воспринимают поэзию. В стихотворении читатель, как правило, не ищет мораль, выводы или инструкции: гораздо важнее оказываются образы, звукопись, ритм, игра слов, другие приемы поэтического мастерства.
Христос нередко обращался к людям с прямыми наставлениями, имевшими императивную форму (примером может служить уже упомянутая Нагорная проповедь). Но в притчах Он прибегал к иной форме изложения, оставлявшей значительно больше пространства для воображения, фантазии, самостоятельного творческого осмысления. В притчах Христос предстает перед нами не только как учитель нравственности, но и как поэт, облекающий свою мысль в пластичные и многофункциональные словесные формы, предполагающие многоуровневое восприятие — не столько через интеллект, сколько через сердце.
Не будем забывать и о том, что если для нас притчи являются прежде всего письменным текстом, который мы читаем, изучаем, анализируем, то для непосредственных слушателей Спасителя дело обстояло иначе: они слышали Его живую речь со всей характерной для нее динамикой устного, межличностного диалога. При переносе на бумагу неизбежно исчезали те дополнительные оттенки, которые слушатели улавливали благодаря интонации Рассказчика, Его жестикуляции, повышению и понижению голоса, выражению лица и глаз. Какието дополнительные обертоны утрачивались при переводе с арамейского на греческий язык, а затем и при каждом новом переводе текста с греческого на иные языки.
И тем не менее, несмотря на то, что в определенном смысле каждая притча Иисуса Христа, которую мы читаем сегодня на своем родном языке, является реконструкцией того, что Он говорил когдато Своим непосредственным слушателям, через письменный текст этих притч до нас доносится Его живой голос. И письменный текст воскрешает перед нами образ Того, Кто не только нес людям весть о Царствии Божием, но и обладал способностью облечь эту весть в яркие, запоминающиеся образы.
Притча является носительницей важных богословских истин, но выражаются они не через четкие дефиниции (определения), а через метафору. В этом отношении притча имеет некоторое сходство с басней или сказкой. Подобно басне, она построена на принципе метафоры и в некоторых случаях заканчивается прямым указанием на то, как эта метафора соотносится с реальностью. Подобно сказке, притча не претендует на реализм и может содержать в себе разного рода фантастические детали, закончиться раньше, чем хотелось бы слушателям. Прослушав сказку или басню, дети иногда спрашивают: «А что было дальше?». Это вопрос взрослым кажется неуместным и комичным, так как они знают законы жанра.
У жанра притчи тоже есть свои законы. Один из них заключается в том, что не все детали притчи имеют равное значение, и не каждая деталь требует истолкования. Еще Иоанн Златоуст говорил о том, что «не на всё в притчах надо обращать внимание» . Иными словами, в каждой притче есть детали, имеющие функциональное значение, но могут быть также элементы, не выполняющие никакой метафорической функции. Вопросы, касающиеся значения той или иной детали, не несущей смысловой нагрузки, могут оказаться столь же неуместными, как и детские вопросы относительно возможного продолжения сказки, которая уже закончилась.
На наш взгляд, ключ к ответу на вопрос о том, почему Спаситель избрал форму притчи в качестве основного способа подачи дидактического материала, следует искать в сопоставлении Его притч с Его же чудесами. Взаимосвязь между словами и действиями Иисуса Христа очевидна. При этом основную часть Его действий, описанных Евангелистами, составляют именно чудеса. Мы можем говорить о том, что чудо было основной формой, в которой Спаситель выражал Себя через действие как Сын Божий, посланный в мир Отцом. Точно так же притча была основной формой, в которой Сын Божий выражал себя через слово, передавая людям ту Благую весть, которую Он послан был возвестить.
Чудеса Спасителя не воспринимались людьми пассивно. Очень часто, совершая исцеление, Христос не только требовал от исцеляемых веры, но и ставил веру условием совершения чуда. Нередко исцеление, будучи Его действием, должно было сопровождаться конкретными действиями со стороны человека, над которым совершалось. К ним Иисус прямо призывал исцеляемых: «Протяни руку твою» (Мф. 12:13; Мк. 3:5; Лк. 6:10); «Встань, возьми постель твою, и иди в дом твой» (Мф. 9:6; Мк. 2:11; Лк. 5:24). С другой же стороны, Его чудеса вызывали противодействие со стороны тех, у кого вся Его деятельность вызывала раздражение и неприятие. Чудо становилось вызовом и для тех, и для других: одни через активное содействие получали исцеление и спасение, другие через активное противодействие получали вечную погибель. Точно таким же вызовом становилась каждая притча для тех, кто ее слышал.
Будучи повествовательной по форме, притча иносказательна по содержанию. Притча ставила целью превратить слушателей из пассивных рецепторов Благой вести в активных соработников Того, Кто эту весть им приносит. Она требовала собственных интеллектуальных и духовных усилий от тех, кому была адресована, собственной работы над пониманием ее смысла. Каждый должен был воспринять притчу посвоему, и именно в этом, повидимому, и заключалась главная цель произнесения Иисусом Христом притч.
Использование Им жанра притчи в качестве основного носителя той вести, которую Он хотел сообщить людям, связано с возможностями этого жанра, отличающими его от прямолинейных высказываний. В Ветхом Завете Бог говорил с народом языком повелений, выраженных в жесткой императивной форме и сопровождавшихся угрозами наказания за их невыполнение. В Новом Завете Бог говорит с людьми иным языком: Он никому ничего не навязывает, уважая свободу выбора конкретного человека.
Каждая притча предполагает индивидуальное прочтение: ее смысл открывается конкретному человеку из его собственной жизненной ситуации, из того контекста, в котором он живет. При этом смысл притчи может поразному раскрываться при каждом новом прочтении. Это относится к одному человеку и к целым поколениям. На разных этапах своего духовного развития человек может поразному понимать смысл одной и той же притчи. И целые группы людей могут поразному воспринимать их в зависимости от своего культурного контекста, от вызовов своей эпохи, от множества других факторов, влияющих на восприятие.
Именно благодаря этому притчи обладают особым свойством: они никогда не устаревают. Будучи изначально адресованы конкретным людям, жившим в определенный исторический период, притчи Иисуса Христа сохраняют актуальность для всех последующих поколений. Каждая новая эпоха изобретает свои подходы к притчам, свои методы толкования. Но всегда и везде действует универсальный принцип: пытаясь понять смысл притчи, читатель или слушатель вольно или невольно проецирует ее сюжет на собственную жизненную ситуацию, подобно тому, как это должен был сделать царь Давид после того, как пророк Нафан рассказал ему притчу об овечке.

После произнесения притчи о сеятеле, еще прежде объяснения ее, Иисус Христос разъясняет ученикам, вследствие их вопроса, что есть (значила бы) притча сия, а по еванг. Матфею, почто (для чего) Он говорит им притчами? Вам дано есть, говорит Господь Апостолам, ведати (знать) тайны царствия Божия, по Матфею, небесного, прочим же (т. е. народу) в притчах. (О царствии сем чит. в объясн. 1 ст.). Тайны царствия Божия или небесного, это – истины относительно царства Христова, – истины совершенно непостижимые для ума человеческого, или и постижимые, но только сокрытые от других и известные не всем, таковы: тайна св. Троицы, тайна воплощения Сына Божия, тайна крестной смерти Спасителя и распространения Евангелия по всему миру. Апостолам, как ближайшим ученикам Христовым, дано было от Бога, чрез просвещение их ума, знание этих тайн прямо, без объяснения их притчами, хотя пока и несовершенное знание, до сошествия на них Духа Святого. Народу же не дано это прямое знание таин Христовых, не дано не потому, что Бог не хотел этого, но потому, что народ сам не способен был принимать эти тайны (как это далее и объясняет Господь); неспособен же потому, что нравственно неразвит и по этой причине, его мысли о царствии Мессии были грубы: так он думал, что это царство будет подобное земным царствам. Апостолам дано знать тайны царства Христова потому, что они сами предназначались быть проповедниками этих таин. Выражение видя не видеть и слыша не слышать значит не понимать того, что говорится или делается, и еще перетолковывать то по-своему. Так многие из евреев не понимали учения и дел Христовых, хотя видели и слышали их; и при этом еще перетолковывали, говоря, напр., что Он изгоняет бесов силою князя бесовского (Мф. 9:34), и что Он не от Бога (Ин. 9:16). У еванг. Матфея тут прибавлено: И сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите, и не уразумеете, и глазами смотреть будете, и не увидите: ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышать, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем. и да не обратятся, чтобы Я исцелил их. Ваши же блаженны очи, что видят, уши ваши, что слышат. Ибо истинно говорю вам, что многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали (Ис. 6:9, 10). Слова эти сказаны были пророком его современникам. 600 лет протекло со времен пророка, но иудеи оставались и во времена Христовы и апостольские такими же, какими были тогда: сердце их было грубо (отолсте); были они глухи к слышанию Божественной истины (ушима тяжко слышать), и закрывали очи ума своего (очи свои смежиша), чтобы не видеть необыкновенных дел или чудес Христовых. Разумеются очи и уши, т. е. зрение и слух, не чувственные, а духовные, умственные. И (да не) обратятся, и исцелю (чтобы Я исцелил) их, т. е. хотя евреи и очень закоснели во зле и по собственной воле не веруют во Христа; но если покаются – то будут спасены Им. Блаженны вы, потому что вы – не то, что прочие иудеи, – всем сердцем своим желаете познать истину, веруете в Меня, потому и понимаете, что видите и слышите от Меня. Мнози пророцы и праведницы вожделеша (желали) видети, яже (что вы) видите, и не видеша (не видели) и пр., т. е. видеть Мое явление, чудеса, слышать Мое учение: потому что пророки и ветхозаветные праведники жили верою в грядущего Мессию, видели Его в видениях и под разными образами, а Апостолы видели И. Христа лицем к лицу и слышали Его учение изустно, и лучше понимали все божественные тайны.

Но ответ Иисуса загадочен. С одной стороны, ученикам дано знать тайны Царства Бога, они открыты им самим Богом, а это значит, что им дано знать Божественный план спасения человечества через Его Сына. Тайны Царства заключаются в том, что Бог действует не так, как это, например, ожидалось учителями Закона, а также в том, что Царство уже присутствует среди людей и растет, несмотря на видимые неудачи.

Но группа тех, кто слышит и повинуется, противопоставлена остальным (у Марка они названы теми, «кто вне», то есть посторонними (4:11). Им это не открыто и остается загадочным. На них исполнилось пессимистическое пророчество Исайи, которое Иисус приводит в подтверждение Своих слов: «чтобы глазами смотрели – и не видели, ушами слушали – и не понимали и чтобы не вернулись к Богу и не были прощены».

Эти стихи являются, вероятно, одними из самых трудных в Евангелии и вызывают наибольшее количество споров. С первого взгляда может возникнуть ощущение, что Иисус учит притчами для того, чтобы большая часть слушателей не поняла Его, и что Его учение является эзотерическим, то есть предназначено лишь для немногочисленных избранных. Если цель притч действительно такова – сделать так, что Его не поняли, чтобы глаза и уши остались слепы и глухи, – то это резко противоречит всему тому, что мы знаем об Иисусе, который был послан исцелять и прощать недостойных, открывать Царство тем, для кого оно было закрыто. Он возвещает Царство в городах и селениях, праведным и грешным, мужчинам и женщинам. Конечно, возможность такого пессимистического понимания не отпадает. Сам Иисус, возможно, понимал видимые неудачи Своей проповеди как исполнение пророчеств Священного Писания. Действительно, на человеческом уровне почти невозможно понять, почему деятельность доброго и милосердного Учителя вызвала столь яростную злобу. Это можно было объяснить лишь волей Бога, ожесточившего сердца людей (ср. Исх. 9:12; 14:4; Рим. 9:17-18).

Но есть и второй вариант понимания. Для этого сначала проанализируем цитату в том виде, в котором она приводится у Луки (и у Марка). Греческий союз «хи́на», который обычно вводит придаточные предложения цели, в языке того времени начинает приобретать также значение следствия. Тогда смысл становится таким, каким его предлагает этот перевод: «так что они глазами смотрят...» Иисус лишь с грустью констатирует тот факт, что некоторые люди сознательно закрывают глаза и затыкают уши, чтобы не услышать Его Вести. Когда Бог посылает пророка Исайю возвестить Божьи слова, Он, предвидя неотзывчивость и жестокосердие людей, которые не захотят принять Его Весть, говорит пророку с печальной иронией: «Скажи им, пусть они не слушают...»

И, конечно, здесь нет речи о предопределении. Ведь сами избранные, ученики, тоже не понимают притч, причем их неспособность не ограничивается лишь притчами. В Евангелии есть рассказы об их промахах, слабостях, даже отступничестве. Наряду с этим люди, не входившие в число учеников, являют веру, равной которой Иисус «не встречал в Израиле» (7:9). Это говорит о том, что «внутренний круг» тех, кому дано знать тайны Царства, не остается замкнутым. В него приглашаются все, в него постоянно входят новые люди. И так же постоянно – на время или навсегда – его покидает кто-то из тех, кто когда-то принадлежал к самым близким друзьям Иисуса, как это случилось, например, с Иудой Искариотом (ср. также Ин. 6:66).

+++Кузнецова В. Н. Евангелие от Луки. Комментарий. М.: 2004. С. 200-201++

И Спаситель не замедлил дать апостолам, как будущим продолжателям Его дела, подробное объяснение этой притчи. На вопрос, зачем Он говорит народу притчами, Спаситель отвечал, что такого именно формою назидания только и можно с успехом поучать народ, «который видя не видит, и слыша не слышит, и не разумеет», ибо, по словам пророка Исаии, «огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем» (Ис. 6:9-10). Пусть же хоть эти внешние образы запечатлеются в памяти людей, чтобы при более благоприятном настроении их они могли послужить для них средством к проникновению в их внутренний смысл, разуметь который пока не дано им. Только избранным ученикам дано «знать тайны царства небеснаго», и им как провозвестникам этих тайн Спаситель мог предложить и объяснение внешних образов притчи.