Евангелие от Луки, Глава 3, стих 2. Толкования стиха

Рождение Иоанна Крестителя отмечено Божией славой, но его жизнь сокрыта от нас в пустыне до дня явления его Израилю. Проповедь Предтечи была одним из решающих событий человеческой истории. Потому и датируется она с такой точностью и торжественностью в Евангелии от Луки. Перед нами — панорама правителей той эпохи, начиная от Тиверия, второго после Августа римского императора, включая политическую организацию Палестины с ее тетрархами и кончая первосвященниками Анной и Каиафой. Служение Предтечи происходит на фоне всемирной истории, определяемой Римской империей, — в пятнадцатый год правления Тиверия, которое началось осенью 28 года по Рождестве Христовом. Истинность Евангелия может быть подтверждена даже этим конкретным указанием времени. 

67. Был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне . Прежде чем собрать Церковь, Сын Божий действует и Своем служителе. Поэтому верно святой Лука сказал, что был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне: Церковь взяла начало не от человека, а от Слова. Сама Церковь и есть оставленная пустыня, потому что больше сынов у покинутой, чем у имеющей мужа (Ис. 54:1, ср. 1 Цар.2:5). К тому же ей еще говорится: Возрадуйся, бесплодная (Ис. 54:1), — и еще: Возвеселись, пустыня (Ис. 52:9) Она не была еще возделана трудами пришлого народа, и деревья, способные принести плод, еще не вознеслись ввысь, явив свои высшие заслуги. Еще не пришел Тот, Кто сказал: Я словно маслина плодовитая в доме Господа (Пс. 51:10), еще Небесная Лоза не сделала плодоносными Свои ветви с помощью черенка Своих слов. Итак, был глагол Божий, чтобы земля, прежде пустынная, произвела нам плод; был глагол, за Ним последовал голос; глагол сначала действует внутри, затем пользуется голосом. Потому Давид сказал: Я уверовал, и потому сказал (Пс. 115:10). Он сначала уверовал и потом смог заговорить.

Говоря о Крестителе, евангелисты смотрят на него, как на богопосланнаго пророка и собственно в качестве Предтечи Мессии, что они выражают, указывая исполнение в нем ветхозаветных пророчеств о приготовителе пути Господу, Ангеле Божием. У всех них находится цитат из пророка Исаии 40, 3, но у ев. Луки он приведен полнее (Ис. 40:3—5.). А ев. Марк, обыкновенно мало в, своем Евангелии сносящий новозаветныя события с ветхозаветными пророчествами, в данном случае, напротив, имеет еще цитат из Мал. 3,1, который в Евангелиях Матфея (Мф. 11:10) и Луки (Лк. 7:27) передается как высказанный Иисусом Христом в свидетельстве Его о Крестителе. Пророчество Исаии в указанном месте относится прежде всего и ближайшим образом к возвращению иудеев из плена вавилонскаго, которое пророк изображает, как предводительствуемое Самим Богом и предшествуемое вестником, возглашающим, чтобы в пустыне, по которой имеет пройти Господь с Своим народом, приготовили Ему путь прямой и ровный: углубления наполнили насыпями, а горы и холмы срыли и пр. Это пророчество евангелисты (и сам Иоанн Креститель Ин. 1:23.) изъясняют в прообразовательном смысле и под Господом, шествующим во главе Своего народа при возвращении последняго из плена, разумеют Мессию, а под вестником—Его предтечу, Иоанна; пустынею в этом духовном смысле будет самый народ израильский, а ея неровности, которыя следует устранить, как препятствия к пришествию Мессии, суть грехи человеческие; отсюда в сущность проповеди Иоанна: покайтеся.Это преобразовательное пророчество Исаии последний из ветхозаветных пророков, Малахия, высказывает прямо, называя приготовляющаго путь Мессии Предтечу Ангелом Господним.

Время выступления Иоанна Крестителя на проповедь у ев. Марка вовсе не указано; у ев. Матфея очень обще и неопределенно: в те дни, один св. Лука дает точное хронологическое определение—чрез обозначение гражданскаго и церковнаго состояния Палестины в то время (Лк. 3:1—2). Подробность, с какою евангелист делает это обозначение, показывает, какое важное значение в евангельской истории имеет явление Крестителя на проповедь. В то же время евангелист хотел чрез это изобразить то состояние мира, при каком имело совершаться искупительное служение Иисуса Христа роду человеческому. Иудея в то время была уже обращена в римскую провинцию; поэтому евангелист определение времени дает прежде всего чрез обозначение года правления римскаго императора (15-й год Тиверия Кесаря—779-й год О. Р. - со времени его соправительства Августу). Далее евангелист обозначает сначала гражданских правителей Палестины—прокуратора в Иудее Пилата и тетрархов: Ирода Антипу, Филиппа и Лисания ¹; потом граждански-церковнаго, и, наконец,—церковнаго (Анну и Каиафу) ².

Место выступления Иоанна Крестителя на проповедь ев. Марк называет пустынею,а ев. Матфей ближе определяет эту пустыню, называя ее иудейскою. Этим именем называлась полоса земли, которая тянется на западной стороне Мертваго моря и продолжается по западной стороне реки Иордана, на север от Мертваго моря—до Иерихона. Что эта пустыня и по евангелистам имеет указанное положение, это видно из дальнейшаго указания их на Иордан, как место крещения Иоанном приходивших к нему (Мф. 3:6. Мк. 1:5.). Евангелист Лука место,где был «глагол Божий к Иоанну», точно также называет пустынею (3:2), а дальнейшим изображением (ст. 3) он обнимает всю деятельность Иоанна Крестителя не только в ея начале, но и после (ср. Ин. 1:28. 3, 23).

Внешним видом своим, описание котораго дают евангелисты Матфей (3:4) и Марк (1:6.), Иоанн Креститель напоминал Илию Фесвитянина (4 Цар. 1:8, в духе и силе котораго он должен был предшествовать Мессии по пророчеству Малахии (4:5) и по предсказанию Архангела Гавриила (Лк. 1:17.). Иудеи того времени, на основании указаннаго пророчества Малахии, ожидали пред пришествием Мессии явления Илии Пророка, который, по их представлению, должен был воскреснуть (Ин. 1:21.). Таким образом Иоанн уже видом своим указывал осуществление на себе этих ожиданий. Образ жизни Иоанна был аскетический, так как, согласно архангельскому предсказанию (Лк. 1:15), он был Назорей; пищею его служило то, что могла предложить ему суровая пустыня, где он жил до дня явления своего Израилю и где теперь проводил время, свободное от обращения с народом это—акриды, некоторый вид саранчи, дозволенный законом к употреблению (Лев. 11:22.), и дикий мед, сладкий сок, истекавший из некоторых деревьев, как, напр., пальмы и фиги (1 Цар. 14:25 и д.).

Так как св. Лука один разсказывает о явлении Иоанна в связи с предшествующею его жизнию, которую Иоанн после дома родительскаго проводил в пустынном уединении (1,80.), то у него одного находится и указание, что Иоанн вышел из этого уединения и выступил на проповедь в качестве Предтечи Мессии в силу особеннаго на то повеления Божия: быст глагол Божий к Иоанну (3:2.). Об этом чрезвычайном откровении свидетельствует впоследствии и сам Иоанн (Ин. 1:33.), в каковом свидетельстве дано и содержание этого откровения.

Деятельность Иоанна Крестителя евангелисты Марк (1:4.) и Лука (3:3.) в общем очерчивают одинаково, говоря, что крестил и проповедовал крещение покаяния для прощения грехов. Евангелист Матфей выражает то же самое, приводя собственныя слова Крестителя (3:3.): покайтеся, приближибося царствие небесное*1. Но этим Матфей в то же время показывает нам, что проповедь и вообще деятельность Крестителя с самаго начала уже имела прямое и определенное отношение к царству Мессии. Покаяние(μετανοία) есть живое сознание своей греховности, сопровождающееся сердечною печалию о своем греховном состоянии и твердою решимостию воли переменить дурную жизнь на добрую (2 Кор. 7:9, 10.). Что так Креститель понимал покаяние, к которому он призывал собиравшийся около него народ, это видно из того, что единственное спасение для грешников от грядущаго гнева он указывал в плодах сообразных с покаянием (Мф. 3:8. Лк. 3:8). Но проповедь Иоанна о покаянии не была только требованием внутренняго, душевнаго раскаяния во грехах: приходившие к нему креститься исповедывали пред ним грехи свои(Мф. 3:6. Мк. 1:5). Это-то сердечное покаяние, которое кающийся выражал внешне, исповедуя пред Иоанном грехи свои, евангелисты называют покаянием во оставление грехов (εις αφεσιν Αμαρτιών), то-есть как видно из Мф. 3, И и паралл., оно подготовляло или вело к прощению грехов, ибо действительное прощение грехов могло быть только по совершении Иис. Христом искупления людей от проклятия за грех.

Внешним же символическим выражением, свидетельством или печатию покаяния было ирещение,погружение в воде (βάπτισμα), которое поэтому и называется крещением покаяния, т.-е. крещением, требующим покаяния, имеющим последнее как свое необходимое предваряющее условие. Ни один из ветхозаветных пророков, часто возвышавших свой вдохновенный голос, призывая парод к нравственному исправлению, не проповедывал и не совершал крещения. Проповедь Иоанна о покаянии сопровождается крещением собственно вследствие того, что она есть в то же время проповедь о приблизившемся царствии небесном.. Крещение его есть поэтому свидетельство, печать не только сердечнаго раскаяния во грехах, но и живой веры во грядущаго, уже находящагося среди людей, Мессию (Мф. 3:2, 11 и паралл.). Апостол Павел говорит: „Иоанн крестил крещением покаяния, говоря людям, чтобы веровали в Грядущаго по нем, то-есть во Христа Иисуса» (Деян. 19:4.). Поэтому думают, что крещение Иоанн совершал во имя Грядущаго и собственно всегда в определенной формуле: „крещаю тебя во имя Грядущаго»— εις τον Ερχόμενον (ср. 1 Кор. 10:2.). Но сам Иоанн свидетельствовал, что совершаемое им крещение не есть окончательное вполне достаточное для спасения: я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий заямою... будет крестит вас Духом Святым и огнем (Мф. 3:11 и паралл.), следовательно крещение Иоанново не низводило на крещаемаго благодать Духа Святаго, исцеляющую человека от греха; это было только крещение в воде, хотя и в покаяние, т.-е. имело целию пробудить в крещаемых покаяние, было, следовательно, обрядом, а не таинством. К таинству крещения оно подготовляло людей, будучи прямо в этом своем значении объясняемо Иоанном в вышеприведенных словах. ;

Вступлению И. Христа в общественное служение так же, как и рождению Его, предшествовали великие и чудесные события, именно: 1) явление Иоанна Предтечи на служение, его проповедь, крещение народа и свидетельство о Христе; 2) крещение И. Христа от Иоанна, сошествие на Heгo Св. Духа и свидетельство о Нем Бога Отца; 3) сорокадневный пост и искушение Господа нашего сатаною. Все эти события находятся между собою в самой тесной связи не только временной, но и причинной. Иоанн послан был от Бога возвестить Израилю о наступлении нового порядка вещей, о приближении царства Божия, царства небесного; своею проповедью о покаянии он должен был приготовить людей к принятию ожидаемого Мессии. Вскоре после этого действительно является обещанный Богом Спаситель мира – Иисус Христос. Для приготовления своего к великому делу служения – основать на земле царство небесное – Он сначала принимает крещение от Иоанна, а потом переносит искушение от диавола.

В евангелиях Матфея и Луки повествования об этих предуготовительных событиях служат прекрасным переходом от истории детства Господа нашего к истории общественного служения Его роду человеческому. В евангелии же Марка эти события и составляют самое начало Евангелия. Опуская историю рождества и детства Христова, он начинает свое евангелие с того момента, когда действительно началось открытое благовестие о пришедшем Искупителе и учреждении Его нового благодатного царства. На это же время, как на собственное начало евангельской истории, указывает и св. апостол Петр в своей беседе с Корнилием (Деян. 10:36 и дал.). Справедливо, поэтому, и начать историю общественного служения Господа нашего с указанных предуготовительных событий.

Явление Иоанна Предтечи на служение, его проповедь, крещение народа и свидетельство о Христе

(Мф. 3:1–12; Мк. 1:1–8 и Лк. 3:1–18)

Св. Иоанн Предтеча, согласно предсказанию ангела (Лк. 1:17), повторенному Захарией (ст. 76), явился на служение свое в духе и силе Илии. В нем, как последнем пророке ветхого завета, сосредоточились, можно сказать, все лучи света, которые предшествовали восходу Солнца нравственного мира. Все, что ветхозаветные пророки в течение многих веков возвещали о пришествии Спасителя в мир, все увещания, угрозы и наказания, какие Бог делал чрез них своему народу, все это соединяется теперь в проповеди Предтечи, чтобы пробудить сердца дремлющих, возбудить в них жажду спасения, дабы представить Господу народ приготовленный (Лк. 1:17). Далее этого Иоанн не шел. Он должен был остаться и остался Предтечею Мессии. Когда народ, потрясенный его проповедью о покаянии и приближении царства небесного, обратил на него свои взоры и думал, не он ли Христос, Иоанн в ответ на эти думы указывает на Грядущего за ним, которому он не достоин понести и обуви (Мф. 3:11), и затем с живейшею радостью удаляется, говоря: Ему подобает расти, мне же малитися (Ин. 3:30). Как, по-видимому, Иоанн ни близко стоит к Новому Завету и прямо даже касается его, тем не менее, по своему духу и характеру он был всецело представителем закона и служил только точкою соприкосновения между ветхим и новым заветом, как последний камен в первом здании (Мф. 11:9). Это близкое и в тоже время непостижимо далекое расстояние между Христом и Предтечею весьма наглядно выражает разность обоих заветов; закон и евангелие суть два отдельных круга жизни, которые никак не должны быть смешиваемы; только вера в Иисуса Христа и она единственно только таинственно соединяет один завет с другим. Если же Иоанн есть последний завершительный камень ветхозаветного здания и совершенно выражает его характер, то поэтому он и больше всех, рожденных женами, хотя меньший в царствии небесном больше его (Мф. 11:11). – Что касается деятельности Предтечи, то она не ограничивалась только проповедью покаяния, но и проявилась во внешнем обряде, именно в крещении, которое служило символом покаяния. Обряд этот Иоанн ввел не по собственной воле, но по внушению Св. Духа, который руководил его как во всем, так и в установлении этого обряда. Сам Иоанн говорит о себе, что он послан был крестить водою (Ин. 1:33).

О проповеднической деятельности Предтечи и крещении им народа до явления Мессии повествуют нам первые три евангелиста – Матфей, Марк и Лука. В самом главном повествования их совершенно согласны между собою; разности же касаются некоторых частностей, взаимно пополняющих и объясняющих друг друга. Так св. Лука в самом начале своего повествования со всею точностью историка определяет время вступления Иоанна на служение, чего нет у других евангелистов. Точнее он указывает и место проповеднической его деятельности. Но об образе жизни Иоанна и крещении им народа св. Лука совсем умалчивает, а говорят только первые два евангелиста. Далее св. Матфей и Лука в сравнении с Марком довольно подробно излагают содержание проповеди о покаянии, и притом у Матфея эта проповедь обращена только к фарисеям и саддукеям, а у Луки ко всему народу, и, в частности, к мытарям и воинам. Наконец, все три евангелиста излагают свидетельство Иоанна Предтечи о Христе. Отсюда ясно открывается, что каждый евангелист желал начертать краткий образ деятельности Иоанна Крестителя, как Предтечи Мессии, и только при сопоставлении их повествований образ его выступает в возможной полноте, ясности и величии.

В виду того, что евангелисты, в общем, согласно повествуют об Иоанне Предтече, и разнятся между собою только в частностях, По объяснению бл. Августина (de consens. Evang. lib. 11, c. 12) разность в сказаниях евангелистов объясняется тем, что св. Иоанн произносил свои беседы в разное время, – пред одними учеииками и пред всем народом, или – тем, что св. евангелисты не буквально повторяют слова Крестителя, а только передают мысль, которую он хотел выразить ими, внушая этим не останавливаться на одной букве Писания, но, по возможности, проникать в дух и смысл их. то мы сочли за лучшее рассмотреть эти повествования (равно как и другие подобные) совместно. Синоптический анализ св. текста, несомненно, должен выиграть в полноте и отчетливости, – это с одной стороны, а с другой – возражения критики, делаемые большею частью на основании мнимых противоречий евангельских повествований, должны при таком анализе исчезать сами собою, без всякого опровержения.

Общее содержание повествований можно представить в следующем порядке:

1) Время вступления Иоанна Предтечи на служение (Лк. 3:1–2. Сравн. Мф. 3:1).

2) Место явления Иоанна Предтечи с проповедью о покаянии и приближении царства небесного, согласно пророческому предсказанию (Мф. 3:1–3; Мк. 1:1–4 и Лк. 3:3–6).

3) Образ жизни Иоанна и крещение им народа (Мф. 3:4–6 и Мк. 1:5–6).

4) Наставления фарисеям и саддукеям, равно как и всему народу (Мф. 3:7–10 и Лк. 3:7–14).

5) Свидетельство Иоанна Предтечи о Христе (Мф. 3:11–12, Мк. 1:7–8 и Лк. 3:15–18).

Перейдём к экзегетическому анализу по указанному нами плану.

1) Время вступления Иоанна Предтечи на служение

Мф. 3:1

Лк. 3:1–2.

Во дни же оны прииде Иоанн Креститель.

В пятое же надесяте лето владычества Тиверия Кесаря, обладающу Понтийскому Пилату Иудеею, и четвертовластвующу Галилеею Ироду, Филиппу же брату его четвертовластвующу Итуреею и Трахонитскою страною, и Лисанию Авилиниею четвертовластвующу, при архиереи – επι αρχιερεών – Анне и Каиафе, бысть глагол Божий ко Иоанну Захариину сыну в пустыни.

В повествовании евангелиста Матфея время вступления Иоанна Предтечи на служение обозначено неточно. Его выражение: во дни оны прииде Иоанн и проч. служит не столько определением времени, сколько связью настоящего повествования с предыдущим, Maldonat в толковании на Еванг. Луки. и в контексте речи имеет такой смысл: в то время, когда Господь наш находился еще в Назарете, Иоанн выступил на служение свое. Но эта неточность с избытком вознаграждается датой из третьего Евангелия. Св. Лука для более точного определения времени вступления Иоанна на служение указывает год царствования римского императора Тиверия и при этом перечисляет еще всех правителей святой земли, как светских, так и духовных. Для истории вообще и в частности для евангельской особенно важно здесь указание евангелиста на то, что Иоанн вступил в свое служение в пятнадцатый год правления Тиверия, так как по этой дате можно с большею достоверностью определить и начало христианской эры. Вопрос только в том, с какого времени вести счет правления Тиверия? Из истории известно, что Август за два года еще до смерти объявил ТиверияТиверий был пасынком императора Августа по жене его Ливии Друзилле; по совету матери он женился на дочери Августа Юлии, и потому усыновлен им и назначен преемником. своим соправителем, именно в конце 764 или в начале 765 г.Тас. Ann. I, 3. Sveton.: Avg. 9. Tiber. 20. 21. Vell. Patercul 103. Ведя отсюда счет, пятнадцатый год правления Тиверия мы должны будем отнести на конец 779 г. или начало 780 г. Если же вести счет со смерти Августа, т. е. с 19 августа 767 г., то этот год должен падать на 782 г. Последнее счисление, однако, едва ли может быть принято, потому что И. Христу, равно как Иоанну Крестителю, было бы в это время уже около 83 лет (полагая год рождества их в 749 г.).Впрочем, эту дату можно считать только приблизительно верной. Есть и другие основания для более точного определения года рождества И. Христа – это так называемые пасхадьные даты, о кото рых речь у нас будет после. Между тем по сказанию того же евангелиста Луки (3:23) И. Христос крестился и начал свое служение около тридцати лет, немного более, или немного менее. В виду этого новейшие исследователи, как Визилер, Цумпт, Годе, Шанц, Гофман, Фаррар и друг. ведут счет правления Тиверия со времени объявления его соправителем Августа, и этому счислению нужно отдать предпочтение, как более точному. По этому счислению Иоанн выступил на служение во второй половине 779 г. и именно осенью, как это увидим ниже.

Следующие показания евангелиста для хронологии евангельской не имеют особенного значения, но зато они важны в другом отношении. Они дают видеть, в каком положении находилась в это время св. земля – и в политическом и в церковном?

а) В политическом отношении Палестина не имела теперь и той тени самостоятельности, какой пользовалась при Ироде Великом: она была раздроблена на четыре части, согласно обычаю римлян делить покоренные земли на так называемые тетрархии.Визилер, Chronolog. Synops. d. Vier Ev. р. 204. Начало, впрочем, этому дроблению положил сам Ирод. Он в своем завещании разделил все свое царство между тремя сыновьямиУ Ирода было десять жен, и от первых шести он имел девять сыновей: самый старший был Антипатр, которого он незадолго до своей смерти приказал убить по подозрению в измене; 2-й Александр и 3-й Аристовул также казнены были Иродом года за три до рождества Христова. 4-й Ирод-Филипп муж Иродиады, лишенный отцом наследства. 5-й Архелий, 6-й Ирод Антиппа, 7-й Филипп, 8-й Ирод; 9-й Фасаил. – Архелаем, Иродом Антиппой и Филиппом. Архелаю он завещал Иудею, Идумею и Самарию, с титулом царя.Древн. XVII, 8. 1. XI, 4. XVIII, 5. 6 и друг. Это завещание было послано императору Августу на утверждение. Август хотя и согласился на завещание, но не утвердил Архелая в царском достоинстве, а назначил его этнархом.Древн. XVIII, 8. 1. Титул этот значил больше, чем титул тетрарха, но ниже был титула царя. Архелай, однако, недолго властвовал в своей области. Чрез десять лет (в 760 г.) он был низложен и сослан в Вьену, в Галлии. И с тех пор в Иудею постоянно назначались правители из Рима; они назывались прокураторами или эпитропами. Местопребывание имели обыкновенно в Кесарии при Средиземном море (Деян. XXIII–XXV гл., срав. Иос. Древн. ХVІІІ, 3. 1), а в Иерусалим они только приезжали на праздники для наблюдения за порядком и тишиной и помещались в бывшем дворце Ирода или в претории (Мф. 27:27; Мк. 15:16; Ин. 18:28). Пилат, которого упоминает св. Лука, был по счету шестым.) Иос. Флав. Древн. XVIII, 2. 2: первым прокуратором, по низложении Архелая, был Копоний, вторым – Марк Амбивий, третьим Апнний Руф, четвертым Тиверий Нерон, пятым – Валерий Грат и шестым (с 779–789 г.) Пилат Понтийский. – Пилат, как думают, не имя, а Фамилия или прозвание, которое он получид от вооружения копьем (pilum – копье, дротик). При этом предполагают, что он был вольноотпущенник из рабов некоего Понтиева рода (gens Pontia), почему будто бы и называется Понтийским. (См. в Real-enciklop. Gerzog’a Т. XI, р. 663. Изд. 1859 г.). Евангелист приписывает ему титул игемона, принадлежавший собственно императорскому наместнику в Сирии, который имел высший надзор и высшую власть над всеми другими областями. Но так как в лице прокуратора Иудеи сосредоточивалась власть военная и гражданская, то титул игемона мог быть приложим и к Пилату. Замечательно, что назначение его прокуратором Иудеи (в 779 г.) совпало со временем вступления Иоанна на служение. Более же всего памятно то, что Пилат осудил Христа на распятие. Управление его было самое жестокое и ненавистное иудеям.Филон, современник Пилата, обвиняет его в святотатстве, в бесстыдных насилиях, хищничестве, в постоянных казнях, противных закону, в бесцельных и тяжких жестокостях. «Он был зол и свиреп·, говорит Филон, «и не желал сделать ничего в угоду своим подданным» (Philon. Leg., 1033). О жестокости Пилата есть свидетельство и в Евангелии. Св. Лука (13:1) говирит, что Пилат приказал однажды изрубить галилеян даже во время богослужения и их жертвоприношений во храме иерусалимском. За свою жестокость он, наконец (в 789 г.) так же, как и Архелай, был сослан в Вьену, где и кончил жизнь самоубийством. Церк. Ист. Евсев., книга 2, гл. 7.

Итак, самая главная из четырех областей – Иудея с Самарией и Идумеей – находилась теперь под непосредственным римским начальством и, разумеется, больше всех терпела от этого иноземного начальства.

Из других трех областей – две принадлежали еще фамилии Иродовой. Так Галилейскою областью, к которой принадлежала и Дерея, управлял с титулом тетрарха шестой сын Ирода – Ирод Антиппа. Он был очень похож на своего отца. Иисус Христос называет его (Лк. 13:32) лисицей, сколько за его хитрость, столько же и еще более за его дурные деяния. Известно, что он соблазнил и отнял у брата своего жену – Иродиаду; известно также, что, когда Иоанн Предтеча обличал его за это, он, по желанию самой Иродиады, умертвил Иоанна и намеревался даже убить и И. Христа (Лк. 13:31). Римлянам он старался всячески угождать и льстить. Так в честь Тиверия Императора он основал главный город в Галилеи – Тивериаду на западном берегу Геннисаретского озера, и, чтобы приобресть большее благоволение его, назвал самое это озеро Тивериадским. В правление этого тетрарха И. Христос начал и кончил свое общественное служение. В 792 г. (через сорок два года) Калигула лишил Ирода власти. Брат его Филипп, седьмой сын Ирода Великого, владел Итуреею, Трахонитидою и Ватанеей. Об Итурее, как части тетрархии Филиппа, Иосиф Флавий не упоминает. Но это не дает никакого права сомневаться в справедливости показания Луки, Против Кейма и Штрауса. потому что Иосиф не делает подробного перечня всех местностей.В Древност. XVII, 11, 4 говорится: «Филипп получил Ватинею с Трахнитидою и Авранитиду с частью так называемого дома Зенодора». Кейль в своем комментарии основательно доказывает, что часть, принадлежавшая дому Зенодора, и есть Итурея, упоминаемая св Лукою. Итурея – это древний Галаад на восточной стороне Иордана – название свое получила от Иетура одного из сыновей Измаила (Быт. 25:15; 1Пар. 1:31). К северо-востоку от Итуреи лежала Трахонитская страна, упоминаемая также Лукою. Филипп по характеру был лучше своих братьев, но в угодливости язычникам-римлянам он нисколько не уступал им. Подобно Ироду Антиппе он назвал один город Кесарией (известная Кесария Филиппова),Из Кесарии Филипповой И. Христос совершил Свое последнее путешествие в Иерусалим. другой, Вифсаиду, что к северо-востоку от Галилейского озера, назвал в честь дочери Августа Юлии – Юлией. За свою угодливость римлянам он управлял своей тетрархией до самой смерти (с 750–787 г.).

Четвертая тетрархия принадлежала Лисанию. Она называлась Авилинейскою от города Авилы, который находился на северо-запад от Дамаска, у подошвы Антиливана. Область эта граничила с Галилеей, главным местом деятельности И. Христа, и поэтому, может быть, св. Лука, как самый точный повествователь, не опустил назвать по имени владетеля и этой маленькой области.

Нельзя здесь не обратить внимания на то, что некоторые из новейших исследователей отрицательного направления (ШтраусLeben Jesu, p. 312. и КеймGeschichte Jesu I, p. 618. ) хотели воспользоваться настоящим известием Луки о Лисание, как самым наглядным доказательством недостоверности евангельских повествований. Дело в том, что в Авилинейской области почти за шестьдесят лет до описываемого евангелистом времени царствовал Лисаний, сын и преемник Птоломея царя халкидского, умерщвленный Антонием триумвиром по наущению Клеопатры. Основываясь на этом факте, критики уверяют, что Лука впал здесь в анахронизм, назвал давно умершего Лисания, царя авилинейского, тетрархом авилинейским, современником Ирода Антиппы и Филиппа. Но это обвинение, как увидим, сделано слишком поспешно и обращается в стыд для самих обвинителей. В настоящее время отысканы несомненные доказательства, опровергающие это ложное обвинение. Сошлемся, прежде всего, на Иосифа Флавия, которого критики с большими усилиями притягивают к своему союзу против Евангелий. Он говорит в одном месте, что Агриппа по смерти Тиверия получил тетрархию Филиппа и тетрархию Лисания (Βασιλεα καϑιστησιν аυτоѵ της Φιλιππου τετραρχιας, δωρησαμενος аυτо και την λισανιου τετραρχιαν). Древн. XVIII, 6. 10. Ha это место, по справедливому замечанию Тафеля,Leben Jesu, gegen die Angriffe d. Strausz. 1865 г. p. 62. Штраус не обратил внимания, между тем здесь ясно говорится о тетрархе Ласание, современнике Филиппа. Затем, невероятно, чтобы за первым Лисанием могло утвердиться название авилинейского, Древн. XIX, 5, 1 и др. когда он царствовал не более пяти лет. Наконец, что особенно важно, в недавнее сравнительно время найдены медаль и надпись с именем тетрарха Лисания. Это открытие, сделанное английским путешественником Р. Пококк, не оставляет теперь никакого сомнения в исторической достоверности свидетельства Луки о Лисание тетрархе авилинейском. См. об этом подробнее у Вигуру, в его статье, переведенной в Христ. Чт. 1893 г. за янв. – Февр., под заглавием-Лисаний, четверовластник Авилинейский.

На основании этих данных естественно следует сделать такой вывод: не Лука впал в анахронизм или допустил ошибку, а критики обнаруживают недостаточное знакомство с историей Палестины времен Христа Спасителя.

б) В церковном отношении состояние св. земли было еще безотраднее, чем в политическом.

По закону у иудеев всегда должен был быть один первосвященник и притом до самой смерти (Чис. 35:25). Но теперь было не то. Со времени подчинения римскому владычеству, римские прокураторы постоянно сменяли первосвященников и назначали новых по своему желанию и по своему усмотрению. Иосиф Флавий пишет в истории древностей (XVIII, 4. 3), что первосвященник Анна, упоминаемый Лукою, лишен был должности Валерием Гратом и что на его место сначала назначен был Измаил, потом немного спустя Елеазар, сын Анны, через год Симон и еще через год зять Анны – Каиафа и т. д. При таком порядке дел, само собою разумеется, первосвященство потеряло всякий смысл и значение. Звание это получал не тот, кто был достоин его, а кто был самым покорным слугою римлян. Род Анны был таков, а Каиафа – зять его превосходил всех в этом отношении. Он заботился только о личном благополучии и о том, чтобы угодить римлянам, и эту заботу свою он как нельзя лучше выразил в совете иудеям умертвить Христа: уне есть, говорил он, единому человеку умрети (Ин. 18:14), чем, разумеется, ему и другим подобным ему потерпеть что-либо от римлян. Вот каковы лица стояли в то время во главе духовного управления. Анна и Каиафа поистине были самые безнравственные и беззаконные правители и судьи. Чтобы показать это, достаточно было св. Луке назвать их только по имени. Он ставит Анну на первом месте, может быть, потому, что Анна, как глава целого священнического рода, как тесть Каиафы и ближайший руководитель его во всех беззакониях, имел большое влияние на все дела, Иос. Флав. в Древност. XVIII, 2. 2. особенно в синедрионе, где он даже председательствовал (Деян. 4:6), a может быть и потому, что Анна считался первым даже de jure, – таким он мог быть особенно в глазах строгих иудеев, которые назначенных прокураторами первосвященников не признавали законными. Этим, по крайней мере, можно объяснить, почему Лука ставит на первом месте Анну, а должностного Каиафу на втором, и при этом обоих называет первосвященниками.

Указанный перечень правителей духовных и светских со всею очевидностью дает видеть, что древняя теократия и в политическом и в церковном отношении пришла в совершенный упадок и притом тогда, когда надлежало явиться Тому, Кто должен был восстановить ее в ее истинном виде и царство Божие освободить от временной оболочки. В это самое время, как бы так говорит евангелист, и был глагол Божий к Иoaннy, сыну Захариину в пустыни, чтобы он явился и приготовил путь Господу. Глагол Божий на языке ветхого завета означает вообще призвание человека к исполнению воли Божией (Иер. 1:14; Mих. 1:1; Ис. 38:4, 5), здесь же выражение это нужно понимать в смысле повеления Божия Иоанну начать свое пророческое служение. Дано это повеление Иоанну в той самой пустыне, в которой он возрастал и готовился к своему служению (Лк. 1:80).

В то время первосвященником был Каиафа, зять Анны, бывшего первосвященника, отрешенного от должности правителем Иудеи. Пользуясь, однако, родством с заменившим его первосвященником, Анна сохранил за собой влияние в синедрионе и после отрешения своего, поэтому и его считали и называли первосвященником. Появление Иоанна

В это-то время, в пятнадцатый год правления Тиверия, то есть в 779 году от основания Рима, когда Иоанну, сыну Захарии и Елисаветы, исполнилось уже тридцать лет, когда он достиг такого возраста, какой давал право учительствовать, он вышел из своей пустыни по особому внушению свыше и проходил по всей окрестной стране иорданской, призывая всех к покаянию.

Все Евангелисты говорят об Иоанне как посланном от Бога. Был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне (Лк. 3:2). Так говорит Евангелист Лука о призвании Иоанна. Ту же мысль выражает и Евангелист Иоанн в словах: Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете (Ин. 1:6, 8). А Евангелист Марк начинает свое Евангелие словами пророка Малахии, относя их к Иоанну: вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою (Мк. 1:2). Евангелисты Матфей ({{Мф. 3:3}}}), Марк (Мк. 1:3) и Лука (3, 4) говорят, что Иоанн — это тот, о котором пророчествовал Исайя, то есть глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу (Ис. 40:3).

Евреи и язычники

В какое время принял слово проповеди Предтеча нашего Искупителя, это обозначается упоминанием о достопамятном правителе Римской империи и царях Иудеи, когда говорится: В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвер- товластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Тра- хонишской области, а Лисапий четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне (Лк 3:1-2).

Поскольку он приходил проповедовать о Том, Кто должен был искупить и некоторых из иудеев, и многих из язычников, то времена проповеди его обозначаются через царя язычников и правителей иудейских. Но что языческий мир должен был быть собран, а Иудея, за вину неверности, рассеяна, на это указывает даже само описание земного владычества, потому что описывается, что в римском государстве был один властитель, а в Иудейском царстве в четырех областях правили многие.

Наряду с политическими руководителями евангелист упоминает и религиозные власти - двух иудейских первосвященников: Анну и Каиафу. Вообще-то двух первосвященников одновременно никогда не было. Что же тогда подразумевает Лука, когда он приводит эти два имени? Первосвященник является одновременно и религиозным, и гражданским главой иудейского общества. В давние времена должность первосвященника была наследственной и пожизненной. Но с приходом римлян эта должность стала объектом всевозможных интриг. В результате этого в период с 37 г. до РХ до 26 г. по РХ сменилось двадцать восемь первосвященников. Анна был первосвященником с 7 г. до 15 г. по РХ. В интересующее нас время он, следовательно, не был в должности. Но после него первосвященниками были четверо его сыновей, а Каиафа его зятем. Именно Каиафа и был первосвященником с 18 по 36 г. по РХ. Однако Анна, его тесть, обладал таким влиянием, что неофициальной, но фактической властью обладал он. Поэтому Иисуса сразу после Его ареста привели сначала к Анне (Ип. 18:13), хотя в это время он и не занимал должности. Итак, хотя первосвященником был Каиафа, самым влиятельным в религиозной жизни Иудеи оставался Анна.

Столь внушительный список синхронных исторических указаний торжественно вводит деятельность Иоанна Крестителя, а тем самым и Иисуса Христа, в рамки всемирной политической истории той эпохи. Для евангелиста Луки «глагол Божий к Иоанну» дает начало его миссии как Крестителя и открывает новое спасительное деяние Божье в Иисусе Христе. Отсюда и столь торжественный тон начала 3-й главы Евангелия, как если бы это было началом собственно Евангелия, и первые две главы в таком случае представляются как предисловие, или введение.

Анна или Анан был тестем Каиафы (Ин. 18:3) и состоял первосвященником до своего зятя. Он упоминается в Евангелиях на ряду с Уаиафою и потому, что, как родственник его, имел влияние на ход дел, и потому, что, как человек, сильный характером, умный и ревнитель национальности иудеев, пользовался большим уважением народа (Мих.). Каиафа, это – прозвание или фамилия, настоящее же имя было Иосиф. Первосвященство Каиафа получил через римского правителя в Иудее – Валерия около 25-го года по Р. Хр. и состоял первосвященником до 36-го года, когда был сменен и уступил место Иоанафану, сыну Анны или Анана. Бысть (был) глагол Божий, т. е. особенное призвание Божие к особенному – пророческому служению, подобно как призывались древле пророки Исаия (6 гл.), Иеремия (1 гл.) и др. Сыну Захарии в пустыне. Чит. в объясн. Лк. 1:5. и далее до 80-го стиха. Был (бысть) глагол Божий. «Удаленный от всех училищ человеческой мудрости, Иоанн не по своему влечению или желанию вступал на дело служения, но, в своем уединении преданный тихому безмолвию и молитве, он ожидал свыше призвания и наставления в таинствах веры: был послан от Бога (Ин. 1:6). И как скоро получил от Бога призвание и посольство, повеление и освящение, откровение и уверение, то без всякого замедления, со всею готовностию и преданностию воле Вожией, поспешил на дело служения» (Певниц.).

Обетования Божии для всех бывают под условием исполнения заповедей: Ис. 1:19-20; такия же условия были и по отношению к храму: 3 Цар. 9:3-9; к государству: 2 Пар. 7, 17—22; но Церковь Христова не может рушиться до скончания вея а, хотя бы люди той или другой страны погрязли в грехах; 

Мф. 16:18; 28, 20; и эта Церковь должна быть едина: Еф. 4:4-5; 1 Кор. 12:12-13.

– При первосвященнике Анне и Кайафе – упомянув политических правителей, евангелист переходит к религиозным властям того времени. Анна (евр. Хана́н) был назначен первосвященником в 6 г. и смещен в 15 г. Кайафа, первосвященник с 18 по 36 гг., был зятем Анны. Эти слова рождают недоуменные вопросы: у власти мог стоять только один первосвященник, а не два. Евангелист Иоанн дважды называет Кайафу первосвященником того года, когда был распят Иисус (11:49; 18:13), но Лука в Деяниях апостолов говорит об Анне как о первосвященнике, а Кайафу причисляет к семье первосвященника (4:6). Возможно, это объясняется тем, что Анна, будучи очень сильной и влиятельной личностью, продолжал главенствовать в Синедрионе сначала через своего сына Елеазара, первосвященника 16-17 гг., а затем через зятя. Кроме того, известно, что бывшие первосвященники сохраняли свой титул и тогда, когда покидали свой пост.

Итак, пришел час Иоанна явиться народу Израиля (см. 1:80). В пустыне – см. 1:80, а также коммент. на. 3:4. Как уже говорилось выше, некоторые ученые полагают, что Иоанн был связан с общиной Кумрана (см. коммент. на. 1:80). Если это так, то призыв Бога означал для Иоанна разрыв с Кумраном. Из дальнейшего стиха можно сделать вывод, что это Иудейская пустыня. Неизвестно, где именно в этой пустыне находился Иоанн, когда его застиг призыв Бога. Это могло быть в низовьях реки Иордан в Иудее, но могло быть в Самарии или в Перее, тем более если вспомнить, что Илья, с которым отождествляется Иоанн, был взят на небо как раз в Перее, на восточном берегу Иордана (см. также Ин. 1:28 и. 10:40). Многие экзегеты считают, что это была Иудея, долина Иордана, к югу от Иерихона, сравнительно недалеко от кумранского поселения. Согласно Иоанну, он омывал людей в Эноне, что близ Салима, где было много воды (3:23), но точное местоположение Энона неизвестно.

Было слово Бога к Иоанну – так говорится, например, о призвании на пророческое служение Исайи и Иеремии (Ис. 2:1; Иер. 1:2). Иоанн становится переходной фигурой между периодом ветхозаветных пророков и Церковью. Иоанн назван сыном Захарии, это избыточная информация, потому что Лука начинает свое Евангелие как раз с подробного рассказа о родителях Иоанна. Это может говорить в пользу версии о том, что первая редакция Евангелия начиналась с нынешней 3-й главы.

При таком-то состоянии вещей, когда строй стараго общества видимо разрушался, а новый мир еще не возставал из развалин стараго, и родился предвозвещенный пророками провозвестник приближения новаго религиозно-нравственнаго порядка вещей. Сын праведнаго священника, Иоанн был с самаго детства окружен влияниями, благотворно действовавшими на развитие его характера. Будучи человеком священническаго происхождения как со стороны отца, так и матери, он начал свою жизнь в благоприятных условиях, какия может представлять древний род, пользовавшийся великим уважением в народе. В обществе своего родного города родители его несомненно занимали выдающееся и почетное положение, и их юный сын вследствие этого был окружен также почетом, который несознательно воспитывает и облагораживает человека. Его раннее воспитание, полученное им от своих благочестивых родителей, должно было наложить на него печать их положения и праведности. С самых малых лет ребенок мог слышать разсказы из истории своего народа и того великаго священническаго рода, кровь котораго текла в его жилах. Как сын строгих ревнителей закона, Иоанн вырос в духе точнаго исполнения закона Божия, нравила котораго он исполнял не только с строгостью законничества, но и в духе благочестия своих родителей. Его родители оба были праведны пред Богом (Лк. 1:6) в высшем смысле, чем праведность раввинская. Их религиозность была глубока и искренна, так как они принадлежали к тому останкѵ в Израиле, который был одушевлен священным идеалом божественных заповедей: они творили правду, любили милость и смиренно ходили пред Богом (Мих. 6:8). Сын их наследовал от них эти благороднейшия качества сердца. Уже с самаго детства он обнаруживал глубокое благочестие (Лк. 1:15). Как единственный сын уважаемаго священника, он мог бы в течение всей жизни пользоваться льстивым почетом и наслаждаться умеренным во всем изобилием, но он рано проникся духом великих мужей своего народа, о которых он мог много слышать от родителей или читать в священных книгах. Чуждаясь всякаго самоуслаждения, его душа, под влиянием семьи, самаго времени и религии, загорелась пламенною жаждою подвижничества, которая и находила свое высшее удовлетворение в аскетизме и самоотречении. Наклонность к аскетическому подвижничеству и вообще составляла заметную черту в жизни иудейскаго священства. Чувствуя, так-сказать, пульс духовнаго возбуждения, бившийся в сердце окружающаго его народа, размышляя о его страданиях, его грехах и его надеждах, Иоанн, хотя и по самому рождению предназначенный быть священником, посвятил себя высшему служению пророка я пожертвовал своею жизнью на борьбу с столь глубоко оплакиваемым злом и на возрождение религии своих отцов_

Его жнзненное призвание конечно в некоторой степени предопределено было желанием и решением его родителей, состоявшимся еще до его рождения. Они еще тогда дали обет, что он будет назореем в течение всей своей жизни, и таким образом формально посвятили его Богу, и он сам затем принял этот обет. Назореи среди иудеев могли быть из лиц обоего пола, и они считались особо посвященными Богу. Обычай этот существовал в Израиле от самых древнейших времен (Чис. 6:1-21). Назорей должен был воздерживаться от вина и крепких напитков, не пить ничего такого, что приготовлялось из винограда, не должен был есть ни сырых, ни сушеных виноградных ягод. «Во все дни назорейства своего, точно гласил закон, не должен он есть (и пить) ничего, что делается из винограда, от зерен до кожи». Затем «во все дни назорейства его бритва не должна касаться головы его»До исполнения дней, на которые он посвятил себя в назорейство Господу, свят он; должен растить волосы на голове своей(Чис. 6:3-5) Во избежание всякаго обрядоваго осквернения от трупа, он никогда не должен был приближаться к мертвому телу, даже еслибы это было тело его отца, матери, брата или сестры: «потому что посвящение Богу его на голове его»(Чис. 6:6). и в случае если там, где он находится, умирал человек, то осквернение могло быть удалено только семидневным «очищением», причем он должен был остричь свою голову и принести особо установленную очистительную жертву. Самый обет его в то время считался какбы нарушениым, и он должен был начать его исполнение вновь.

Обет назорейский обыкновенно давался на определенное время (Деян. 21:23-24)), но родител и могли дать обет за своего младенца или даже за детей вообще »до их рождения с посвящением их Богу на всю жизнь. Так это именно и было с Иоанном, подобно тому, как это раньше было с Самуилом и Самсоном, а по преданию и с Иаковом праведным, братом Спасителя. Но и будучи посвящен Богу и отличен от всех других особыми знаками, назорей тем не менее не был отшельник в полном смысле этого слова, который бы всецело удалялен от семьи, общественной или гражданской жизни, и таким образом устранялся от всякой общественной деятельности. Он удалялся только известных форм или областей общественной жизни, хотя некоторые по своему собственному желанию проводили это самоотречение и дальше (Иер. 35:6-7). Некоторые удалялись в пустынныя горы южной Иудеи и жили в пещерах, позволяя себе питаться только грубою пищею пустыни и пользоваться самым грубым одеянием. Другие, подобно Иакову праведному, не употребляли даже масла для помазания, хотя в теплых странах оно составляет почти жизненную необходимость, и не вкушали мяса. Желание избегнуть всякаго обрядоваго осквернения, заставлявшее подпер» гать себя подобному подвижничеству, вытекало из особаго их посвящения Богу, особыя отношения к которому требовали постоянной обрядовой чистоты. Требование избегать соприкосновения с мертвым телом было лишь повторением того, что требовалось от святейшаго в обрядовом отношении человека в понятии народа, именно священника (Лев. 21:11). Воздержание от вина и крепких напитков предохраняло назорея от соблазна, вдвойне пагубнаго в человеке, посвящавшем себя Богу, служение которому требует постоянной ясности и бодрости духа. Длинные нестриженные волосы были вероятно видимым знаком всецелой и непарушимой преданности всего человека Иегове. Волосы были символом мужественности, ея венцом и украшением, и нестриженные локоны таким образом служили символом посвящения разума и высших способностей духа Богу. Таким образом, считаясь в особом смысле «святым», пожизненный назорей стоял на одинаковом уровне с священником и мог входить внутрь храма, как это мы видим на примере Иакова праведнаго.

Обет назорейства часто был принимаем с целью достижения исполнения какого״либо желания, например желания получить от Бога здоровье, безопасность или успех в известном деле. Но где он давался на всю жизнь, там уже не могло быть никаких подобных посторонних целей. Обет, например, Самсона мог иметь значение в смысле средства, дающаго ему особенную силу в борьбе с врагами его народа; но для такого лица, каким был Иоанн, весь смысл назорейства состоял в искреннем стремлении к высшему религиозному совершенству. В нем оно было видимым и непреклонным протестом против мирской суетности и духовнаго равнодушия окружающаго его человечества.

Назорейство в течение ветхозаветной истории пережило не мало колебаний. Высокаго развития оно уже достигло во времена Самсона и Самуила, к концу периода судей, когда оно послужило подготовлением к славной эпохе пророков и содействовало великому духовному движению, ознаменовавшему собою время первых царей. Но уже не более, как чрез двести лет после Давида, пророк Амос оплакивал холодность и даже издевательство, с которыми народ относился к назорейству. Тем не менее назореев всегда было много в Израиле, и число их все более возрастало но мере приближениявремени пришествия Христа. Но, к сожалению, среди назорвев немного было таких, которые бы вполне отвечали своему назначению. «Я никогда в моей жизни», говорит Симеон праведный, «не любил вкушать жертвоприношений за грех назорея. Но вот однажды, ко мне пришел с юга человек, принявший обет назорейства. Я взглянул на него. У него были превосходные глаза, благородное лицо, и полосы огромными волнами падали по его плечам. — «Зачем ты хочешь обрезать эти великолепные волосы и не хочешь быть больше назореем?» спросил я его. — «Я пасу овец отца моего в городе, где я живу, отвечал он. Однажды, почерпая воду из источника, я увидел там собственный образ и почувствовал тайную гордость. Злая мысль начала овладевать мною и разстраивать меня. Так вот, сказал я, негодное творение! ты хочешь гордиться тем, что не твое и не должно бы иметь больше значения для тебя, чем прах и ничтожество, даю обет моему Богу, что я состригу свои волосы ради славы Его». — «Немедленно», продолжает Симеон, «я обнял его и сказал: вот еслибы у нас было побольше назореев, подобных тебе, в Израиле».

Впрочем, под влиянием всех тягостей и зол времени, и помимо назореев в народе вообще заметна была склонность удаляться в пустыни, чтобы там, вздохнув на свободе, облегчить свою утомленную душу уединенной беседой с Богом и пламенной мольбой о скорейшем пришествия Избавителя. Из этих отшельников в пустынях составлялись целыя общины, пли братства. По свидетельству И. Флавия, из этих общин или братств его времени особенно преданы были аскетической жизни ессеи, община которых насчитывала в себе до 4,000 членов в Сирии и Палестине. Подобно фарисеям, ессеи были выразителями той ревности о законе, которою раньше отличались хасидимы во время маккавейских войн. Сильное желание избегнуть обрядоваго осквернения, поведшее уже к возникновению фарисейства, нашло свое высшее выражение в этих крайне суровых законниках, которые надеялись посредством полнаго отчуждения достигнуть обрядовой праведности, невозможной среди мира. Но ессеи выгодно отличались от фарисеев тем, что были чужды их демагогической деятельности. С течением времени фарисеи все более теряли свое право на название «отчужденных», так как они горячо ухаживали за толпой и проходили море и сушу, чтобы приобресть себе хоть одного прозелита, выходили на перекрестки и площади, чтобы показать людям свое благочестие. Идеальной законнической чистоты нельзя было достигнуть такою жизнию, и поэтому ессеи, жаждавшие высшаго совершенства,удалялись в пустыни, чтобы составить из себя отдельныя, исключительно преданные благочестию общества.

Время происхождения этих общин в пустынях неизвестно; ко времени Рождества Христова, в пустынной области между Иерусалимом и Мертвым морем по местам разбросаны были подобныя поселения, таившияся в тех узких скалистых долинах (вади), иногда покрытых зеленью, которыя во множестве спускаются от возвышенной каменистой равнины по направлению к Мертвому морю. Их мрачная обстановка, строгое исполнение закона в наимельчайших подробностях жизни придавала им вид людей утомленных жизнью, людей, которые удалялись от мира, чтобы приготовиться к смерти. Они обрекали себя на дело пожизненнаго покаяния в надежде заслужить Царство Небесное. Верхняя долина Енгеди, где, по свидетельству Плиния, больше всего жили ессеи, как раз соответствовала требованиям подобной отшельнической жизни. Тропа зигзагом ведет от пустыни иудейской, часах в трех пути к северу от Масады, по крутому наклону в 1,500 футов, среди разбросанных скал и камней, к богатому источнику, который, под тенью роскошных кустов, направляется к Мертвому морю. Самое название Енгеди, означающее «козлиный источник», вероятно дано было этой местности вследствие того, что эта скалистая тропа была проторена дикими козлами. Тропическая растительность здесь удовлетворяет простыя потребности жизни почти без труда. В верхних частях вади, а также и других, идущих параллельно с ними, ессеи находили как раз такую местность, которая соответствовала характеру их жизни. В каждом поселении у них была своя особая синагога, общее помещение для трапезы и собраний, и достаточно воды в источнике для повседневных омовений. Кроме этих поселенцев там были и одинокие отшельники, жившие но берегам пустынных горных ручьев, чтобы иметь еще больше возможности для постоянных омовений, необходимых для обрядовой чистоты.

Эти анахореты, предшественники христианских иноков, питались только дикими растениями, но они в то же время были часто окружены множеством учеников, принимавших и на себя образ их тяжелой подвижнической жизни. Замечательно, что подобныя общины существовали также в различных отдаленных городах Иудеи, причем члены их соблюдали те же обряды, как и их собратья в пустыне. Повидимому, первоначально они вообще жили среди других людей и только постепенно удалялись все более в полное уединение по мере того, как возрастало среди них опасение осквернения. Весь день они проводили в полевом труде, в уходе за скотом, или в разведении пчельников и других подобных занятиях. Этим путем они снабжали себя почти всем, что было необходимо для них, лишь изредка отправляя особаго довереннаго за покупками в город. Между собой они не вели ни купли ни продажи, но в случае надобности менялись предметами потребности и едва ли вообще употребляли монеты, которых они чуждались вследствие языческих изображений на них. Общность имения была необходимым условием такого образа жизни, и она проводилась с непреклонною строгостью. Высшею целью в их уединении, как общинном, так и одиночном, было соблюдение Моисеева закона во всей возможной его строгости. Они читали его не только по субботам, но и денно и нощно, причем всякое другое чтение было запрещено у них. Высшим преступлением считалось поношение имени Моисея, и виновные в этом подлежали наказанию смертию, а выдача священных книг считалась изменничеством, котораго не мог совершить ни один ессей, даже под агонией пытки или смерти. Опасение обрядоваго осквернения среди ессеев получило еще большее развитие, чем у фарисеев. В подражание священническим трапезам в храме, из которых тщательно устранялось все «нечистое», они имели общия трапезы утром и вечером, пред началом и поокончании дневного труда, причем все новички до третьяго года и все непринадлежавшие к их общине исключались как нечистые в обрядовом отношении. Трапезное помещение считалось столь же священным, как синагога, причем сосуды и блюда очищались с неусыпною тщательностью, и священным считались даже одеяние, носимое во время трапезы. Священники призывали благословение на пищу, и она вкушалась в благоговейном безмолвии. Все поступавшие вессейскую общину отдавали в нее все, что у них было, и в пользовании приобретенным таким путем достоянием, помимо плодов и заработков общественнаго труда, участвовали все, причем ирестарелые и больные пользовались особенно нежным уходом и попечением. Строгость общины ессеев обнаруживалась в ея обетах. Новички должны были давать обет י воздавать честь Богу, быть справедливыми по отношению к людям, никого не обижать, ни по приказанию другого, ни по своему собственному желанию, ненавидеть вло, содействовать добру, быть верными друг другу, особенно к стоящим во власти, любить правду, обличать лжецов и воздерживать руку от воровства, и совесть — от неправеднаго приобретения». Рабство было запрещено, и между ними не допускалось никаких клятв кроме тех, по которым члены допускались в общину. Война и даже изготовление оружия считались непозволительными, и они всячески избегали животной пищи, находя запрещение ея в заповеди, гласящей «не убий».

Но если их нравственность, основанная на исполнении ветхаго завета, была чистой и возвышенной, то их рабская преданность подзаконной обрядности показывала, насколько они были сынамибуквы, а не духа. Они признавали четыре степени обрядовой чистоты, чрез которыя всякий поступавший в их общину человекмог проходить только посредством долгаго и суроваго искуса, и разграничение между ними соблюдалось с такою строгостью, что член высшей степени, в случае прикосновении к члену низшей степени, подвергался такому осквернению, от котораго он должен был омываться. Священники омывали свои руки и ноги только пред совершением священнаго обряда, а ессеи омывали все свое тело в холодной воде пред каждой трапезой, и все, что они ели, приготовлялось одним из них самих. Они омывались также каждое утро пред произнесением имени Божия. По субботам они не считали для себя позволительным даже сдвинуть какой либо сосуд с своего места, и приготовляли всю пищу в пятницу, чтобы не зажигать огня в этот священный день. Они отказывались от мяса или вина, частью из опасения осквернения, частью потому, что в своей жизни хотели осуществлять строгость назореев, священников во время их священнослужевия и древних рехавитов. Отсюда, вся их нища была такою, какая предписывалась другим во время поста. Хотя и посылая обычные дары в храм, они держались в стороне от него, потому что принесение жертвы влекло за собою участие в жертвенной трапезе, которая могла бы осквернить их. Из того же опасения какого-нибудь осквернения, в некоторыя из их поселений совсем не допускались женщины, хотя вообще ессеи и не запрещали брака вполне. Они строго наблюдали за тем, чтобы пикто не был осквернен слюною другого. Умащающее масло, которое для других иудеев было праздничною роскошью, считалось в глазах ессея «нечистотою», от которой нужно было омываться. Ессей, изгнанный из общины, скорее готов был уморить себя голодом, чем прикоснуться к пище, приготовленной простым иудеем, и никакия римския пытки не могли заставить его отказаться от своих убеждений. Вся жизнь ессея состояла из постоянных очищений от действительнаго или мнимаго осквернения. Каждое утро ессеи с особенным благоговением встречали восход солнца и заботились о том, чтобы первые лучи его не пали на что-либо нечистое, и таким образом в их поселениях день следовал за днем с ненарушимою монотонностью.

Ессеи, как мистики иудейства, естественно предавались умозрениям и, подобно раввинам, толковали св. Писание посредством разных фантастических аллегорий. От философскаго иудейства Александрии они позаимствовали понятие о судьбе, но вместе с тем они усвоили и различныя учения из Персии и Греции, с которыми вообще иудейский народ находился долго в соприкосновении. Дута, по их учению, представляла собою тонкий эвир небеснаго происхождения, низведенный на землю в силу необходимаго падения и заключенный в телокак в темницу, пока она не освободится от нея посредством смерти. Затем она, если осталась чистою, уносится в особое заморское царство, где неизвестны бури, и где зной умеряется нежным западным дыханием, постоянно дующим с океана. Ко если душа не соблюдала закона, то уносится в мрачную холодную бездну, чтоб обитать там всегда .

Вся эта система умозрения и жизни с их поразительными формами самоотречения и аскетическаго подвижничества не могла не производить на народ глубокаго впечатления. Вследствие этого во мнении народной массы и даже образованнейших ея представителей ессеи пользовались славой чудесных прозорливцев. «С детства, говорит Иосиф Флавий, освящаемые многими очищениями и более всего знакомые с священными книгами и изречениями пророков, они заявляют притязание провидеть будущее, и действительно, едва ли есть такой случай, когда бы их предсказания оказывались ложными». Убеждение в возможности достигнуть прямого общения с Богом посредством строгаго очищения и таинственнаго созерцания, и даже наконец достигнуть таких выспренних видений, которыя могли открывать пред ними тайны будущаго, главным образом и давало нм силу выносить жизнь, отличавшуюся столь великими лишениями и самоотречением. В этом сказывалось глубокое понимание ими натуры человеческой и великаго значения поста и воздержания в деле возвышения духа человеческаго. По их убеждению, будущее открывалось пред престарелымп членами общины, соблюдавшими чистоту в течение всей своей жизни. Души этих последних почти совершенно освобождались от уз плоти и в состоянии были уноситься за пределы настоящаго мира. Так, один ессей предсказал бедственную кончину брату Аристовула Антигону, а другой предсказал Ироду, когда он был еще мальчиком, что он будет царем, и что царствование его будет продолжительным. Этому дару прозорливости ессеев верили даже Ирод и его сыновья, и поэтому за ессеями часто посылали, когда царь видел какой-либо дурной тревожный сон или безпокоился за будущее. Но при всем том главное чувство, которое наполняло душу ессеев, было общее ожидание, или чаяние! которым жил весь Израиль. К себе именно они прилагали изречение пророка, что «сыны и дочери их будут пророчествовать, старцам их будут сниться сны, и юноши их будут видеть видения» (Иоил. 2:28), — как признак скораго пришествия Мессии. Тем не менее мы не видим, чтобы они ожидали Его в непосредственном будущем, пли делали какия-либо практическия приготовления к Нему Израиля. Их ожидания ограничивались лишь туманными видениями идеальнаго будущаго. Они строго держались учения о предопределении и верили, что все в течении природы и в жизни человека предопределено судьбою. Где нет нравственной свободы, там напрасно было бы проповедывать или учить, и поэтому они не делали ни того, ни другого.

Будучи всецело заняты предметом, стоящим выше человеческаго разумения, ессеи естественно предавались самым диким и часто чудовищным умозрениям. От всякаго новичка под страшною клятвою требовалось скрывать тайныя имена ангелов, которыя известны были только братству и давали знавшим их силу, посредством произношения их, низводить ангелов с неба. Апокрифическая литература того времени славилась длинными списками имен ангелов с их властями и должностями, и ессеи, подобно раввинам, верили, что посредством тайных причитаний, в которых главнейшую роль играли эти имена, они могли распоряжаться их услугами к добру или ко злу. Вместе с своим веком они верили также в тайную магическую силу растений и камней, и раскрытие ея посторонним людям также считалось у них величайшим из преступлений. Таинственность вообще была одною из наиболее отличительных особенностей ессеев. Новичок страшною клятвою обязывался «ни скрывать чеголибо от братства, ни открывать какого-либо из их учений другим, даже если бы ему пришлось умереть за отказ в этом. Кроме того, он должен был поклясться в том, что он не будет сообщать их учений никому другому и что ненарушимо будет хранить тайпу книг общины и имена ангелов».

Влияние ессеев на современный им век, однако же, было невелико, так как численность их была незначительной по сравнению с окружающим населением, и они' не стремились к распространению своих идей, живя всецело в стороне от него, Будучи естественным произведением своего времени, с его надеждами на Мессию, с его стремлениями к законнической праведности и с его идеализацией прошлых веков истории избраннаго народа, ессейство в некоторой степени содействовало отвлечению мыслей от мечтаний о национальной политической славе и приготовлению почвы для более духовнаго понимания Мессии. Ессеи приходили в соприкосновение с народом в качестве целителей, пророков, снотолкователей и изгонятелей злых духов, а не в качестве учителей или проповедников. Свои религиозныя идеи они лелеяли в своей общине, не пытаясь распространять их в народе, и в этом отношении составляли резкую противоположность Иоанну Предтече, жизнь котораго была пламенным служением массам своих соотечественников, и еще более Христу, так как Он жил в постоянном соприкосновении с людьми, даже с теми, которых одинаково избегали как ессеи, так и раввины, в качестве нечистых. Ессейство в лучшем смысле было только живым завершением прошлаго, обреченным на исчезновение и вполне неспособным создать что-либо новое.

На основании их правственпой чистоты, некоторые отводили ессеям почетное место среди духовных сил своего века; но в действительности они не имели никакого права на него. Если их нравственная чистота и духовная глубина иногда отзывались возвышенностью пророческих воззрений и делали их общину в некотором смысле провозвестницей христианства, то с другой стороны их крайнее обрядеичество и их фантастическия и полуязыческия суеверия в значительной степени ослабляли влияние здоровой стороны их миросозерцания. Тем не менее в некоторых отношениях они в области нравственности превосходили все, что представляют последние века иудейской жизни. Даже их выспренняя самоправедность не походила на самоправедность фарисеев, а была самоотверженной попыткой искоренять зло в душе. Но, при недостаточном разумении глубокой испорченности человеческой природы и той истины, что человек есть раб греха и находится под осуждением с минуты своего рождения, при своем убеждении в полной возможности достигнуть святости без благодатной помощи свыше, ессеи, если и ждали Мессию, то не как Искупителя, страждущаго за грехи рода человеческаго, предсказаннаго пророками и прообразованнаго ветхозаветными жертвами, не того Мессию, который есть и Жертва и вместе Первосвященник, и не чувствовали потребности в покаянии и возрождении свыше и необходимости соединения доброй деятельности, выражающейся в любви к Богу и людям, с верою в Искупителя. В этом отношении они стояли не выше фарисеев. Поэтому воззрения и идеи ессейства представляли скорее противоположность, чем сходство с христианством.

В ТОТ период, когда религиозное благочестие находило свое выражение в аскетическом самоотречении и удалении от мира, как это было с назореями, ессеями и другими отшельниками, Иоанн, от природы проникнутый глубоким религиозным чувством и воспитанный в строгих правилах своего семейства, удалился из своего дома и от всех людей в пещеры окрестной пустыни. При той тяжелой смуте, которая дарила в политике и религии, мирная простота такой отшельнической жизни имела непреодолимую привлекательность, так как в ея спокойном отчуждении люди могли достигать своего спасения молитвой, постом и ревностью о законе, не опасаясь ничьего вторжения в свою подвижническую жизнь. Удрученное бедствиями и треволнениями сердце находило себе успокоение в уединении, где весь окружающий мир, с его раздорами, злобами и смятением, с его жестокостью, себялюбием и изменничеством, какбы переставал существовать для них. Псалмопение, точное исполнение закона и спокойное трудолюбие, составлявшия отличительную особенность жизни отшельников в пустыне, невольно внушали особое сочувствие к ним, особенно при виде того, как повсюду кругом их торжествовало зло и нечестие.

Пустыня, в которую удалился Иоанн, тянется по всей восточной части Иудеи, начинаясь почти у Иерусалима и простираясь под различными названиями до Мертваго моря и южной пустыни, как ея отдаленнейшей границы. Она представляет собою безплодное пространство, состоящее из скалистых долин, в некоторых местах суровых и страшных, так как скалы, расщеленныя вековыми землетрясениями, представляли собою непроходимый лабиринт ущельев и горловин иногда в 150 сажен глубиною, хотя только от 4 — 6 сажен в ширину. Кругом царит мертвенная тишина. Можно путешествовать там целый день и не видеть никаких признаков жизни, кроме пустынной перепелки и случайно забежавшей лисицы или залетевшаго коршуна. По холмам растут только сухия и закаленныя травы, не требующия воды, а в долинах самую роскошную растительность представляет белый шильный кустарник, цветущий в марте и апреле. Иудеи удачно называли эту пустыню «Ешемоном», то-есть, «ужасной пустыней», так как нельзя и представить себе более безотрадной местности. В некоторых частях ея не могут жить даже арабы. Уже в северной части глубокия долины, идущия по направлению к Мертвому морю, почти затрудняют всякое путешествие кроме как по узким горловинам, а далее к югу — страна и совсем делается непроходимой. Огромные отвесные овраги, в 1000 — 1500 футов глубиною, а в некоторых местах и весьма широкие, были прорыты бурными потоками, текущими весною по этим стремнинам к Мертвому морю. За исключением весны, в этой местности воду можно находить только в скалистых котловинах или в весьма немногих водяных цистернах, высеченных в давно прошедшее время в известняке и наполняющихся водою от тех дождей, которые изредка перепадают там. Единственным оживленным местом, поистине цветущим оазисом в мрачной пустыне, была ложбина источника Енгеди. Этот источник (теперь Айн Джпди) течет из-под скалы на небольшой равнине на 500 футов над уровнем моря. Вода в нем хорошая и чистая, но неприятно теплая на вкус. Поток длинным водопадом низвергается чрез скалу и теряется внизу среди кустов и исполинской листвы ивы, так-называемых содомских яблонь и терновника. В безмолвной пустыне только и слышится таинственное журчанье источника, с трудом пробивающагося чрез груды, затрудняющих его течение, скал. Окружающая местность великолепна в своем диком и пустынном величии. Внизу виднеются мрачныя воды Мертваго моря, а вверху огромными глыбами поднимаются скалы, идущия все выше и грознее почти до самой крепости Масады. И в этой местности теперь виднеются развалины единственнаго города, или поселения, какое только когда-либо существо
вало там. Город этот называется, также как и источник, Енгеди. А кругом его царила безмолвная пустыня, пещеры которой только и могли служить убежищем для отшельников.

В этой-то пустыне, где среди камней извивается ядовитая ехиднаи ползает скорпион, и где лисица, коршун или ворон составляют почти единственные признаки жизни, где царствует нестерпимый зной, а безводные холмы и каменистыя долины служат какбы символами полнейшаго опустошения, в какой-нибудь пещере, быть может в недрах глубокой и узкой горловины, по крайней мере дающей защиту от невыносимаго зноя палящаго солнца, Иоанн и поселился, чтобы быть наедине с Богом и своей собственной душой, и таким образом лучше исполнить свой пожизненный обет, отделявший его от людей. Воспитанный, подобно ап. Павлу, во всей строгости и полном знании и соблюдении закона, он несомненно, подобно ему, во всем относящемся к закону был пламенным ревнителем. В каком возрасте он предался этому отшельничеству — неизвестно, но, невидимому, он жил вдали от людей уже в течение многих лет до своего выступления на проповедь. Евангелие представляет нам живую картину его внешности и образа жизни. Как назорей, он носил длинные волосы, а грубый плащ из верблюжьяго волоса, подпоясанный простым ремнем, повидимому, составлял все его одеяние, дополняемое разве еще столь же грубыми сандалиями. Единственной его пищей были акриды и мед диких пчел, который можно было по местам находить в ущельях скал, а единственным напитком была вода, с трудом находимая в какой-либо из скалистых котловин. Что касается акридов, то мнения касательно их расходятся; но, по мнению большинства изследователей, »то — особаго родасаранча, которая даже и теперь служит пищей во многих местах востока. «Все бедуины Аравии и жители городов в Недже и Геджазе часто употребляют ее в пищу».

«В Медине и Тайфе я видел, говорит Буркгард, особыя лавки с саранчей, где она продавалась известной меркой. В Египте и Нубии ее едят только самые последние бедняки. Арабы, приготовляя ее для еды, бросают ее живою в кипящую воду, в которую прибавляется значительная доля соли, после чего она чрез несколько минут вынимается и сушится на солнце. Голова, ноги и крылья отрываются, тело очищается от соли и совершенно высушивается. Иногда ее едят свареную в масле или посыпают ею пресный хлеб вместе с маслом». «В Палестине акриды употребляются в пищу только арабами, да и то только по окраинам, а в других местах вообще смотрят на нее с отвращением, или в крайности питаются ими только самые бедные люди». Тристрам в своей «Естественной истории Библии» однако же говорит, что акриды весьма вкусны. «Я нашел их», говорит он, «весьма хорошими, когда их едят по арабскому способу с маслом. По своему вкусу оне несколько походят на маленьких морских раков (креветов), хотя и не имеют их нежности». В Иудейской пустыне во все времена года бывает много саранчи всякаго рода, которая шумно поднимается с земли на каждом шагу.

По Моисееву закону акриды считаются чистыми (Лев. 11:22), и поэтому Иоанн мог есть их без всякаго смущения. Кроме акрид пустыня давала еще отшельникам дикий мед. Диких пчел в Палестине водится гораздо больше, чем ручных в пчельниках, и большая часть меда, продаваемаго в южных округах ея, получается от диких роев. И действительно, не много еще таких стран, которыя были бы более пригодны для пчел. Сухой климат и малорослая, но разнообразная растительность, состоящая по преимуществу из ароматических трав в роде тмина, мяты и других подобных растений, весьма благоприятна для них, причем сухие уступы известковых скал повсюду представляют удобную защиту и прикрытие для сотов. В пустыне Иудейской пчел водится гораздо больше, чем во всякой другой части Палестины, и до настоящаго времени этот мед служит обычной нищей бедуинов, которые выдавливаютего из сотов и собирают в свои мехи.

***

Часах в двух пути к востоку от жалкой деревни, составляющей остаток Иерихона, и в восьми или девяти часах от Иерусалима Иордан быстро течет но направлению к Мертвому морю, находящемуся также неподалеку отсюда. Беря начало в горах Ливанских, приняв в себя в качестве притоков источники в Кесарии Филипповой, пройдя затем болотистое озеро Меромское и далее чрез великолепное озеро Галилейское, река от выхода из этого озера до того места, где она минует Иерихон, имеет всего только 90 верст по прямой линии, но до 300 верст, если считать все ея излучиныи повороты. Близ Иерихона она имеет до 13 — 14 сажен в ширину и от 3 футов до сажени в глубину, так что но местам ее легко переходить в брод, кроме времени полноводий, бывающих весной, осенью и зимой, когда переход чрез нее становится весьма опасным. В этой именно части Иордана войско Веспасиана, во время последней войны, загнало массу иудеев в реку, когда она выходила из берегов, и их погибло в ней так много, что «нельзя было перейти реки по причине переполнявших ее мертвых тел, причем и Мертвое море было также наполнено трупами, унесенными в него рекою» И. Флавий, Bell. Jud. 4:7, 6. . Река тут протекает между двойными берегами, обозначающими ея низкий и более высокий уровни в ноябре и апреле. Берега эти по местам болотисты и поместам отвесны, но в общем представляют удобное место для народных собраний, и потому здесь именно и выступил Иоанн с проповедию к народу. Густыя чащи красных тамарисков, стройные сикоморы с их белыми стволами и широкими листьями, дубы с их темной густой тенью, развесистыя акации, бледнозеленыя ивы и многоцветные олеандры еще и теперь покрывают верхнюю террасу, причем еще более разнообразия этой картине придают большия заросли камыша, растущаго выше человеческаго роста на нижнем уровне, над которым во времена Иоанна возвышались еще великолепныя головы пальм, этой гордости и славы Иордана. В этой-то местности на берегу реки; в виду диких скалистых гор, закрывающих вид с обеих сторон, в местности, где, благодаря ежегодным наводнениям, образовалась резкая черта между роскошною тропическою растительностью и безплодностью сожженной пустыни.

Святой Иоанн Предтеча был послан для того, чтобы Господь «явлен был Израилю» (Ин. 1:31) Эту мысль отображает картина Александра Иванова «Явление Христа народу»: Иисус Христос по возвращении из пустыни проходит мимо берега Иордана, где крестит Иоанн, и в этот момент Предтеча восклицает: «Вот Агнец Божий, который берет на себя грехи мира» и свидетельствует: «Я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем, и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий». После этого свидетельства за Христом пойдут Его первые ученики – ранее ученики Предтечи (Ин. 1:35–36).. Суть служения Крестителя в свидетельстве о Христе как Мессии: «Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете» (Ин. 1:8); «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его…» (Мф. 3:11). Основание для свидетельства Предтеча получил в момент Крещения Христа, став очевидцем явления Бога-Троицы. Еще будучи в пустыне, Иоанн получил указание, как узнать Мессию: «Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: На Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий» (Ин. 1:33–34).

В Евангелии служение Крестителя раскрыто образами, указывающими на зависимость славы Его служения от славы Христа: он лишь «глас вопиющего в пустыне», он не Жених, но лишь «друг Жениха» – тот, кто приготовил все торжество, но уходит, как только появляется Жених, он «не был Свет», но был послан, чтобы о Нем свидетельствовать (Ин. 1:8). Святой Иоанн прекрасно знал о подготовительном характере своего служения, на что и указывал своим ученикам: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3:30). Ученики Крестителя, слыша свидетельства его об Иисусе, уходили от него и становились учениками Христа (Ин. 1:27 Ин. 1:36–37: «И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий. Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом» (описание первой встречи будущих апостолов Андрея и Иоанна Богослова с Христом).). Правда, у некоторых последователей Предтечи умаление славы учителя вызывало огорчение и непонимание: «Тогда у Иоанновых учеников произошел спор с Иудеями об очищении. И пришли к Иоанну и сказали ему: равви! Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему» (Ин. 3:25–26). Желая убедить учеников в мессианском достоинстве Иисуса, находящийся в темнице Предтеча посылает их увидеть Его и Его дела: «Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют» (Мф. 11:5), и говорит им, что сомнение в божественном и мессианском достоинстве Иисуса Христа, опасно: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем|||» (Ин. 3:36).

Почему Крестителю верили? В силу авторитета святости. Народ воспринимал его как пророка Божия. Иоанн появляется, когда все думали, что времена пророков прошли, и вот из пустыни выходит настоящий пророк, знающий волю Божию, аскет, обличающий, призывающий к покаянию и возвещающий скорое явление Мессии: «Я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я недостоин развязать ремень у обуви Его» (Ин. 1:26–27).

За святым Иоанном издревле закрепилось наименование Предтечи, что означает «бегущий впереди». Предание Церкви не только в служении, но и в жизни видит предшествие Иоанна Иисусу Христу: он до Христа выходит с проповедью покаяния: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божие» (Мф. 3:2), претерпевает страдальческую кончину (Мф. 14:1–12), сходит во ад (тексты служб Собора св. Иоанна Крестителя (20 января) и Усекновения его честной главы (7 сентября), говорят, что он и в аду проповедовал грядущее пришествие Мессии). «В темной утробе ада был великий Иоанн, больший из всех Пророков, который всем находившимся в аде предвозвещал Христа; чем самым и соделался вдвойне Предтечею – проповедником для живых и мертвых; он из узилища Иродова был послан во всемирное узилище адское, где от века пребывали скончавшиеся праведники и неправедные» Епифаний Кипрский, свт. ///Слово на Великую Субботу // Христианское чтение. 1846. Ч. II. С. 27–50..