Евангелие от Луки, Глава 18, стих 13. Толкования стиха

Голос кающегося сердца

Поведение мытаря принципиально отличается от молитвенной позы фарисея. Положение тела говорит о внутреннем состоянии человека, и в данном случае перед нами яркое выражение чувства собственного недостоинства. Мытарю и в голову не пришло бы встать впереди, на виду у всех, он стоит «вдали». Фарисей молится, внутренне удаляясь от сообщества других людей; стоя в удалении, молится и мытарь – однако это удаление внешнее, выражающее принадлежность к грешникам, отпавшим. Он молится в притворе храма, не решаясь войти внутрь и даже поднять глаза к небу, не простирает руки, что было обычным во время молитвы, но бьет себя в грудь, словно скорбя о покойнике или прося о помиловании, как осужденный на смерть. Он не обращает внимания на других, поскольку все его мысли устремлены к Богу. Мытарь видит бессмысленность, пустоту и греховность своей жизни, но при этом не ищет взглядом в храме кого‑то, о ком он мог бы сказать: «Этот еще хуже меня, так что все не так уж и плохо». Он понимает, что его ситуация действительно критическая, и других для него не существует – есть только он и Бог. В такой перспективе можно лишь задаваться вопросом, насколько наша жизнь соответствует воле Божией. И сколько бы добродетелей у нас ни было, мы всегда ясно увидим разницу между нами «реальными» и тем образом человека, который дан нам в Евангелии.

Паисий Святогорец пишет: «Настоящая молитва – это не удовольствие, не «нирвана», она начинается с боли. Что за боль? Человек мучается в хорошем смысле слова. Ему больно, он стонет, страдает, о чем бы он ни молился. Знаете, что значит «страдать»? Да, он страдает потому, что соучаствует в общей человеческой боли или же в боли какого‑то конкретного человека. За это соучастие, за эту боль Бог воздает ему божественным радованием».

Мытарь ищет Бога – и находит Его. Фарисею Бог, по большому счету, не очень‑то и нужен: он сосредоточен на самом себе и доволен собой, поэтому его молитва скорее напоминает карикатуру, чем истинный диалог с Богом.

Мытарь, конечно, не постился дважды в неделю, не отдавал Богу десятину, да и вообще большая часть его дохода была получена неправедным путем, поэтому испытывать к нему симпатию непросто. Однако Бог смотрит на сердце человека, и Его оценка часто совсем не совпадает с нашей земной системой ценностей. Мы живем в обществе, которое ориентировано на достижение успеха и результатов. Хотим мы этого или нет, но оно часто редуцирует нас до уровня того, чего мы можем добиться. Чем большего достигает человек, тем более он признан и ценен в глазах окружающих. Общество достижений живет сравнением и соревнованием. Если благодаря моему успеху в жизни люди решают, хорош ли я, достоин ли внимания, уважения, любви, значит, я должен быть лучше, чем другие (а все остальные – мои потенциальные конкуренты). Тот, кто определяет и утверждает себя, основываясь на личных достижениях, должен постоянно, в страхе стать «номером два», доказывать свою успешность. У Бога все не так. Хотя Бог ценит и вознаграждает наши дела (чему в Библии есть множество примеров), Он взирает за пределы мертвых монументов наших достижений. Он измеряет нас не столько по тому, чего мы достигли, сколько по внутреннему расположению.

Именно поэтому Он хочет, чтобы молящееся сердце по‑настоящему искренне обращалось к Нему: «Хорошо иногда на молитве сказать несколько слов своих, дышащих горячей верой и любовью ко Господу. Да, не все чужими словами беседовать с Богом, не все быть детьми в вере и надежде, а надо показать и свой ум – сказать от сердца и свое благое слово; к чужим же словам мы как‑то привыкаем и хладеем» (святой Иоанн Кронштадтский).

Из молитвы мытаря видно, что искреннее обращение к Богу не обязательно должно быть длинным, включающим в себя сложные богословские термины или возвышенные эпитеты. Бог слышит и самую простую молитву, главное, чтобы она исходила из сердца, независимо от того, где мы молимся.

Святитель Иоанн Златоуст говорит: «„Помилуй меня“ – краткое слово, но оно нашло море человеколюбия, потому что где милость, там все блага. Даже когда ты бываешь вне церкви, взывай и говори: „помилуй меня“; говори хотя не двигая уст, но взывая умом; Бог слышит и тех, которые молчат. Для этого требуется не место, а прежде всего душевное настроение».

Именно поэтому молитва мытаря открывает утреннее молитвенное правило, настраивая нас на правильный лад. Она, как и подобные краткие молитвы, должна наполнять нашу повседневность, чтобы мы могли принести Богу самую высшую жертву – жертву нашего сердца и ума.

Святитель Феофан Затворник обращается к верующим: «Моление краткими молитовками внимание собирает… и все нужды духовные перебирает… Не всё готовые молитвы читайте, а и своими словами сказывайте Богу, что у вас на душе, и просите помощи: „Видишь, Господи, что у меня! И то, и то… Справиться с собой не могу. Помоги, Всемилостивый!“ …Младенчество в молитве, как и вообще во всем строе душевном, есть самое лучшее настроение, и берегите его… Дети подходят к отцу или матери и, ничего не говоря, только увиваются около них оттого, что им сладко быть при них. Так себя имейте, чтобы в простом сердце всегда увиваться около Господа…»

Именно к такой доверительной молитве призывает нас Христос, говоря: Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф. 6:6).

Каждому из нас – много лет находящимся в Церкви и делающим в ней первые шаги – нужно учиться молитве, поскольку только она может создать правильные отношения с Богом и близкими. Именно она может вывести нас за пределы нашего эгоизма; но этот болезненный путь требует времени, тишины, сосредоточенности. Нельзя пройти его быстро, однако если мы пойдем по нему, то по‑новому откроем себя в зеркале любви Божией. Мы поймем, что между нами и нашими достижениями нельзя поставить знак равенства, так как мы чрезвычайно далеки от Божественного идеала.

«Пока нерадит человек о себе самом, дотоле думает в сердце своем, что он друг Божий. Когда же освободится от страстей, – стыдится возвести очи свои на небо пред Бога, видя себя крайне отдаленным от Бога» (преподобный авва Исаия).

Такое осознание будет болезненным, но только оно сможет освободить нас от мира иллюзий, в котором мы пребываем. Постепенно будет изменяться наш взгляд и на других людей, начиная с близких и заканчивая дальними, поскольку нам откроется истинная ценность человеческой личности независимо от масштабов ее достижений, от того, что человек делает или не делает. Тогда мы начнем понимать, что каждого Бог любит невзирая на отношение к нему окружающих. Конечно, такая молитва должна не только интеллектуально, но и деятельно изменять нашу жизнь, иначе она останется бесплодной и не будет услышана Богом: …разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: «вот Я!» (Ис. 58:6–9).

Следуя по этому молитвенному пути, мы поймем возвышенные слова святого Иоанна Кронштадтского: «Молитва – исправление жизни, мать сердечного сокрушения и слез; сильное побуждение к делам милосердия; безопасность жизни; уничтожение страха смертного; пренебрежение земными сокровищами, желание небесных благ, ожидание всемирного Судии, общего воскресения и жизни будущего века; хождение перед очами Божьими; блаженное исчезание перед воссоздавшим и всеисполняющим Творцом; живая вода души; молитва – вмещение в сердце всех людей любовью; низведение неба в душу; вмещение в сердце Пресвятой Троицы, по сказанному: придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14:23)».

Возрастая в вере, мы должны осознавать, что идем рядом с теми, кто только начал свой путь к Богу и, возможно, впервые вошел в храм, встал перед Богом и произносит первые неумелые слова молитвы. Фарисей и мытарь стоят в храме рядом – как и в наших приходах стоят рядом и вместе молятся люди разного жизненного и церковного опыта; но «сильные» обязаны помогать «слабым», а не выпячивать себя на их фоне, поскольку и тех, и других спасает только Бог, а не самодостаточная личная праведность.

В этой притче важна и тема общины, точнее, ее отсутствия, характерная для современной церковной жизни. Два человека молятся в одно и то же время, в одном храме, одному и тому же Богу, но остаются совершенно чужими друг другу. Разве это не ужасно? Разве молитва не есть нечто связующее, ведь мы говорим о нашем соединении в ней «единым сердцем и едиными устами»?

Мытарь, признавая себя великим грешником, стал вдали от всех; не решаясь приблизиться к святому месту, не смея даже поднять глаз на небо, он смиренно говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику

Еще раньше, на обеде у одного из начальников фарисейских, Христос предостерегал гостей его от самовозвышения и тогда же сказал, что возвышающий сам себя, оправдывающий себя, будет осужден на окончательном Суде и унижен перед теми, которые смиренно признавали себя грешнее других людей и тем унижали себя перед ними (см. Лк. 11, Лк. 14). Ту же мысль Христос повторил и теперь, добавив, что молившийся мытарь притчи ушел из храма несколько облегченным от тяжести грехов, гордый же фарисей, хотя и вышел самодовольным и гордым, но оправдания не получил и от предстоящего ему в будущем унижения не избавился.

Применяя эту притчу к себе, заглядывая в глубину своей души, мы должны сознаться, что нередко бываем такими же фарисеями, о каких говорил Христос. При несчастье мы ропщем и говорим: «За что Бог наказывает меня? Ведь у меня нет таких грехов, за которые я заслуживал бы такого наказания? Я не убийца, не грабитель, не вор; я посещаю храм Божий почти каждое воскресенье и во все большие праздники; соблюдаю все таинства и обряды своей религии; подаю милостыню нищим и состою членом приходского благотворительного общества; я не таков, как прочие люди; за что же Ты караешь меня так, Господи?» Говорящий или думающий так разве не тот же самооправдывающийся или самовозвышающийся фарисей, о котором говорил Христос в Своей притче? Постыдимся же такому сходству и будем смиренно повторять слова мытаря: Боже! будь милостив ко мне грешнику. Все мы грешны и должны помнить, что с некоторых из нас и за малый грех взыщется строже, чем с прочих за тяжкие грехи; что если нам много дано, то с нас много и взыщется.

Совершенную противоположность молитве фарисея представляет молитва мытаря. Насколько в первой выражается самомнение и похваление своею праведностью, настолько в последней – смирение, сознание своего недостоинства пред Богом и самоосуждение. Издалеча (вдали) стоя. Это значит, что мытарь, сознавая себя недостойным стать близко к святилищу в храме, как месту святому, стал вдали от него, ближе ко входу, не то, что фарисей (ст. 11.). «Пусть другие, идя мимо меня, думает он, указывают на меня, как на известного всем грешника. Т. е. теперь не скрывать грехи я пришел, а открывать пред Богом. И много ли значит, что люди будут смотреть на меня, как на грешника?» Не хотяше ни очию возвести (не смел даже поднять глаз) на небо. Евреи обыкновенно молились с воздетыми кверху руками и поднимали очи к небу (1 Тим. 2:8. Пс. 123:1–2); мытарь же в глубоком смирении не дерзает делать ни того, ни другого. Он считает себя недостойным взирать на небесное жилище Божие и поднимать туда свои руки. Он стоит, как осужденный. Бияше перси своя (ударяя себя в грудь). В сердце кающийся грешник обыкновенно чувствует мучения своей совести, тут преимущественно отзываются болезни души его, и вот мытарь ударяет себя в грудь – в знак сокрушения и скорби о своих грехах. Со стороны можно принять это за выражение отчаяния, но мытарь не поддался отчаянию, а с сокрушенным сердцем взывает к Господу о своем помиловании: Боже, милостив буди мне грешнику. Ничем не извиняет себя мытарь, ничем не умаляет тяжести своих грехов, не видит он в себе ни одной добродетели, хотя быть может он и делал что-нибудь доброе, но сознает себя величайшим грешником, и молит Бога только об одном – помиловать его и простить его. «Я грешник, – помилуй меня, Господи! как бы так говорил мытарь. Я грешник, – и более ничего не вижу в себе, нет во мне ничего, за что бы мне ожидать пощады. Прибегаю к Твоему бесконечному милосердию: оно одно может спасти меня. Будь ко мне милостив. Так же точно молился и каявшийся царь Давид: «помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей».