Евангелие от Луки, Глава 15, стих 26. Толкования стиха

Так с особенной ясностью Он раскрыл сию мысль в третьей еще притче о блудном сыне, где младший сын представлял в себе мытарей, старший, занятый своей праведностью, – фарисеев.

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 162++

236. Далее Евангелие велит нам быть снисходительными к тем, чьи грехи после покаяния были прощены, чтобы из-за зависти к прощению другого мы сами не лишились прощения от Бога. Кто ты, что прекословишь Богу, если Он ослабляет вину, кому пожелает, если и сам ты прощаешь, кого захочешь? Он желает, чтобы мы просили Его и молили. Если бы все были праведниками, где явиться Божьей милости? Кто ты, чтобы ревновать к Богу?

237. Поэтому порицают старшего брата, говоря, что он пришел с поля, то есть от занятий земными делами, не ведающий Духа Божьего, и даже возроптал, что для него не закалывали даже козленка. Но Агнец был принесен в жертву не из ненависти к миру, но ради прощения мира. Завистливый требует козленка, невинный желает, чтобы за него был принесен в жертву Агнец. Этот брат назван старшим, потому что от ненависти всякий быстро старится. Он стоит вне дома, потому что ему не дает войти злоба завистливого сердца. Оттого он не может слышать звуки поющих и танцующих — не театральные, конечно, пляски, возбуждающие похоть, и не громкое звучание играющих вместе дудок: он не может слышать единодушие согласно поющего народа, выражающего пением и пляской тихую радость о спасенном грешнике.

238. Покажите мне кого-нибудь из тех, которые кажутся себе праведниками, однако не видят бревна в своем глазу и не могут вынуть щепку у другого См.: Лк. 6:41. . Как негодуют они, если даруется прощение кому-нибудь, кто признался в своем грехе и долго со слезами вымаливал снисхождение! Не могут их уши вынести гармонию духовного пения народа! Гармония — это когда в Церкви стройно звучит псалом в нераздельном согласии разных поколений и разнообразных добродетелей, словно разных струн. Звучит псалом, слышится ответ, произносится «аминь». Вот гармония, которую знал и Павел, и потому сказал: Буду петь духом, буду петь и умом (1 Кор. 14:15). Вот что мы хотели истолковать в прочитанной притче.

239. Однако мы не будем противиться, если кто сочтет, что этих двух братьев нужно рассматривать как два народа: младший брат — народ от язычников, словно бы Израиль, которому старший брат завидует из-за того, что он был отличен милостью отцовского благословения. Так поступали иудеи, когда роптали на то, что Христос ест с язычникамиСм.: Лк. 5:30. , и поэтому требовали заклать козла, жертву с дурным запахом. Иудей требует козленка, христианин — агнца, и потому для иудеев отпускают Варавву См.: Лк. 23:18. , а для нас приносят в жертву Агнца. Оттого у них зловоние преступлений, у нас — оставление грехов, приятное в надежде, сладостное при получении. Кто требует козла, ожидает антихриста, потому что Христос — жертва благоуханная См.: Еф. 5:2. .

240. Жалоба из-за козленка, возможно, показывает, что иудеи утратили обряд древнего жертвоприношения или же что ничья кровь не помогла им так, как кровь Христа помогла Церкви, ибо кровь пророков не могла их искупить. Старший брат бесстыден и подобен фарисею, который оправдывал себя в горделивой молитве См.: Лк. 18:11. , считая, что никогда не преступал заповеди Божьей и соблюдал закон по букве. Он злобно обвинил брата в том, что тот растратил отцовское имение с блудницами, хотя должен был понять, что именно ради таких сказано: Блудницы и мытари вперед вас идут в Царство Небесное (Мф. 21:31).

241. Старший сын стоит вне дома, его не изгоняют, но не входит он, потому что не знает воли Божьей о призвании язычников и становится из сына рабом — ибо раб не знает, что делает господин (Ин. 15:15). А как только узнает, проникается ненавистью и мучится от блага, даваемого Церковью, и стоит снаружи. Извне слышит Израиль согласное пение хоров и гневается, оттого что здесь раздается благодарная песня поющих и звучит согласное ликование народа.

Поведение старшаго приточнаго брата, его ропот на отца, что этот так ущедряет младшаго своего сына, расточителя отцовскаго имения и блудника, а к нему, строгому исполнителю всех приказаний отчих, никогда ни в чем не выразил особенной нежности,— это есть поведение фарисеев, роптавших на Иисуса за Его любвеобильное снисхождение к мытарям и грешникам. -

Никуда не уходивший

Было бы прекрасно и трогательно закончить притчу картиной радостного семейного праздника, однако появляется еще один персонаж – старший сын. Христос, очевидно, вводит его в историю, обращаясь к фарисеям. Как ни странно, старший сын – тоже блудный, хотя он никогда не покидал отчий дом. Более того, его внутреннее духовное состояние намного хуже, чем у младшего брата. Все его поведение показывает, что у него никогда не было нормальных, искренних отношений ни с отцом, ни с братом. Обращаясь к отцу, он называет вернувшегося не «брат», а «твой сын». На знаменитой картине Рембрандта «Возвращение блудного сына» старший сын всей своей фигурой демонстрирует неприятие: он изображен выше всех, даже выше отца, и смотрит на него сверху вниз с недовольством и злобой. Он – яркое воплощение многочисленной категории верующих, которые не совершают тяжелых грехов, не уходят из отчего дома, не живут распутно «в далекой стране», но когда Бог празднует возвращение грешника, они остаются за дверями дома, не желая разделить с Ним радость.

Мы замечаем внутреннюю озлобленность старшего сына, когда отец приглашает его присоединиться к празднеству, а он взрывается гневом, изливает накопившиеся жалобы на жизнь и грубо оскорбляет младшего брата. Очень часто нечто подобное происходит и в наших храмах: вот человек, скорее всего, под гнетом тяжелых житейских обстоятельств впервые пришел в церковь, а его встречает не любовь и радость об обращении грешника, но злоба, грубость, невнимание, ведь многие прихожане ревниво рассматривают храм как свою территорию, где именно они блюдут и диктуют законы поведения. Сегодня эта притча, перенесенная в наши храмы, наверное, закончилась бы более драматично и жестоко: старший сын (свечница или бабушка) просто выгнал бы из отчего дома младшего брата (чаще – сестру) за то, что она без платка или в брюках, не знакома с «правилами поведения» и пыталась поставить свечку на «занятый» подсвечник и т. д. После чего младший сын или дочь может уйти навсегда. Конечно, Небесный Отец любит и старшего сына, но такие люди в своем религиозном самоупоении и эгоизме не присоединяются к торжеству и радости совместной веры. Они могут годами ходить в храм и при этом не быть с Богом. Они редко бывают счастливы, постоянно жалуются на то, что им не нравится в церковной жизни или окружающем мире, который они в глубине души (не признаваясь себе в этом) высокомерно презирают. Наверное, это самое страшное состояние – ведь если у младшего сына есть хотя бы осознание своего греха и возможность покаяния, то у старшего и этого нет, он же не уходил от отца.

Еще одна характерная черта старшего сына: используя личные местоимения «я», «меня», он подчеркивает свои достоинства на фоне слабости брата. Обвиняя его, говорит, что тот «расточил имение с блудницами». Однако в притче об этом не сказано. Возможно, именно так поступил бы старший брат, будь у него возможность. Он послушен отцу и в то же время внутренне гордится своей добродетелью. Эта зацикленность на собственном «я» – самое сильное искушение духовной жизни, именно поэтому святые отцы единодушно называют себялюбие, эгоизм корнем всех грехов. Старший брат настолько полон заботой о своем «я», что не видит чудо покаяния и воскресения своего брата. Он слеп ко всему, кроме собственных чувств.

Святитель Тихон Задонский призывает нас: «Видишь согрешения ближнего своего или слышишь о них – пусть это послужит тебе не к осуждению брата твоего – есть у некоторых такой злой обычай, – но к познанию немощи твоей, не к осмеянию согрешившего, но к сожалению и исправлению твоему. От него обрати взгляд на себя: не был ли ты сам в таком же или подобном грехе или теперь не находишься ли? Если и нет, то можешь еще тяжелее согрешить. Общая немощь и греховность наши внутри нас: враги наши – страсти наши. Все мы всякому бедствию и падению подлежим и все падаем; и падем, если благодать Божья не поддержит нас. И от такого случая сам себя рассмотри, и после падения брата сам поступай осторожнее с помощью Божьей».

Старший брат полагает, что он имеет больше прав на упитанного тельца или по крайней мере козленка. Он чувствует себя оскорбленным, считая, что брат этого не заслужил. Старший работал в поле, исполнял все те правила, которые нарушал на чужбине его брат, поэтому, с его точки зрения, поведение отца было неправильным, несправедливым, обидным. Перед нами – классический пример зависти, которая, наряду с гордостью и гневом, очень опасна, так как эти грехи легче скрыть, в том числе от самого себя, и намного сложнее искоренить.

Святитель Тихон Задонский пишет: «Корень и начало зависти есть гордость. Гордый, поскольку хочет вознестись выше прочих, не может терпеть, чтобы кто‑нибудь был ему равен, а особенно выше его, был в благополучии, потому и негодует о возвышении его. Смиренный завидовать не может, ибо видит и признает свое недостоинство, прочих же считает более достойными, поэтому и о дарованиях их негодования не имеет. Страсть эта есть в тех, которые мнят о себе, что они есть нечто в мире, и, так высоко о себе мечтая, прочих считают за ничто».

Старший же сын его, возвратясь с поля и узнав причину отцовского веселья, обиделся, рассердился и не пошел к отцу и брату, а когда отец вышел позвать его, то он с упреком сказал: я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка (Лк. 15:29—30). Негодование старшего сына было так велико, что он не захотел назвать виновника веселья братом своим, а презрительно сказал: этот сын твой. Чувство любви к брату, даже к падшему и потому нуждающемуся в поддержке, было чуждо ему; любил он только себя и готов был судьбу своего брата принести в жертву своему себялюбию; такого сына, который расточил свое состояние с блудницами, надо было, по его мнению, прогнать, а не принимать с распростертыми объятиями; пусть гибнет! Сам же виноват! Нечего жалеть его!

Так нередко рассуждаем и так поступаем и мы, грешные, когда согрешивший против нас брат в раскаянии просит у нас прощения. Мы считаем как бы особым долгом своим сначала поставить ему на вид все его грехи, нередко даже преувеличить значение их, поглумиться над ним, растравить все его сердечные раны и лишь по окончании такой нравственной пытки простить его. Поступая так, мы оправдываем себя тем, что проделываем все это для пользы согрешившего брата, что этим доводим его до раскаяния, сознания своего греха. Но так ли это? Ведь тот, кто просит прощения, кто говорит — я согрешил против неба и пред тобою, — тот уже сознал свой грех, покаялся и, следовательно, не нуждается в доведении его до раскаяния.

Не так поступает Милосердый Бог.

Вторая часть притчи обращает наше внимание на другого, старшего сына, который глубоко огорчен возвращением младшего брата и даже оскорблен поведением отца. Этот сын символизирует уверенных в своей праведности фарисеев, которые предпочли бы увидеть грешника скорее наказанным и униженным, нежели обласканным и спасенным.

Возвращающийся после рабочего дня старший сын услышал «музыку и танцы» (συμφωνίας καί χορών - «музыку и танцы» - так буквально надо перевести «пение и ликование»* нашего Синодального перевода). Узнав причину праздника, он был так возмущен, что даже отказывается войти в дом. Тогда отец выходит навстречу ему, как он вышел навстречу младшему сыну. Но на приглашение отца возмущенный сын отвечает словами, выражающими крайнюю ревность и обиду. Он столько лет верой и правдой служил ему как слуга, и не получил заслуженного вознаграждения. Он даже не хочет назвать своего младшего брата братом, но говорит: «этот сын твой». Отец терпеливо выслушивает упреки старшего сына и пытается утешить его словами: «Сын мой! ты всегда со мною, и веемое твое», и теперь надо радова ться возвращению брата.

В этой истории звучит критика в адрес фарисеев, недовольных радостным общением Иисуса с мытарями и грешниками. Они, фарисеи, постоянно стараются пребывать в послушании воле Божьей, выраженной в Торе, в ее заповедях (в словах старшего сына «я... никогда не преступал приказания твоего» слово «приказание» в оригинале - «заповедь», намек на Закон Моисея). Но в формальном благочестии фарисеям не хватает основного - любви и милосердия, к которым сводится весь Закон. Иисус Христос, напротив, своими притчами, как и своими поступками, провозглашает любовь Божью ко всем, включая грешников, и эта любовь кажется благочестивым законникам если не преступной, то во всяком случае соблазнительной, оскорбительной для тех, кто ищет праведности не по вере, а по делам Закона, ждет награды Божьей за свои заслуги, а не благодати бескорыстной любви Божьей. Здесь - принципиальное различие, здесь столкнулась старая и новая религия, религия закона и религия благодати, Ветхий и Новый Завет.

Итак, три прочитанные нами притчи говорят об одном - об ищущей и прощающей любви Божьей. Овца заблудилась по своей глупости: у нее мозгов мало; монету закатило куда-то случайно: у нее вообще никаких мозгов нет; сын согрешил сознательно и умышленно. Но Бог ищет и готов принять всех, простить человеку и его глупые поступки, и его грехи по неведению, и его сознательные прегрешения. Таков Бог Иисуса Христа!

Разгневався и не хотяше внити (осердился и не хотел войти) – в дом отца на пир по случаю возвращения младшего сына, его брата. Так фарисеи, мнимые праведники, сами не хотевшие иметь общение с мытарями и грешниками, сердились и на И. Христа за то, что Он не следует их примеру (ст. 1). «Бесчувственный брат! восклицает при этом архиеп. Филарет. Дикая душа его волнуется дикими страстями – завистью и гордостию. Он терзается тем, что веселятся в честь другого; в гневе за то, что оказывают любовь другому; он считает униженным себя оттого, что обращено внимание на другого.» Отец же, его изшед, моляше (звал) его. «Какой добрый, какой кроткий отец! восклицает тоже Филарет. Редко можно найти такого отца между отцами и христианскими, людьми, облагодатствованными, но никогда между людьми обыкновенными. Это – любовь небесная. Она выходит навстречу грешнику, стараясь привлечь его к себе; она знает его строптивый дух, и, несмотря на то, дышет на него кротостию и ласкою, нежностию сердобольною и снисходительною. Подобным образом Бог с любвеобильным словом откровения чрез И. Христа обращался к гордым фарисеям.»

Но на этой радостной ноте притча не закончилась. Ведь есть еще и старший брат. Он был в поле, он тяжело трудился в то время, когда возвратился его брат, и ничего об этом не знал. Но веселые звуки флейт и плясовые песни удивляют его и побуждают задать вопрос слуге, что происходит. И слуга рассказывает ему о возвращении брата и радости отца.

+++Кузнецова В. Н. Евангелие от Луки. Комментарий. М.: 2004. С. 360++

Но вот пришел старший сын, который, приблизившись к дому, крайне удивился, заслышав в нем пение и ликование. Узнав в чем дело, он не только не обрадовался возвращению своего младшаго, без вести пропадавшаго брата, но крайне осердился и не хотел войти в дом, чтобы принять участие в веселье, упрекая вместе с тем своего отца за то, что он с такою щедростью отнесся к своему распутному сыну, который теперь возвратился лишь потому, что ему печем было жить больше, и в то же время никогда не давал даже и козленка ему, старшему брату, который в поте лица работал на него. На этот безсердечный укор своего старшаго сына любящий отец восторженно воскликнул: «Сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое. А о том надо было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся». Спаситель не сообщил, как поступил этот безсердечный брат; слушавшие Его фарисеи должны были решить этот вопрос собственным поведением по отношению к отчаявшимся грешникам и вместе должны были понять всю нравоучительную силу притчи, которая с такою неотразимою силою изобличала их собственное безсердечие.

Затем следует изображение старшего сына, по-видимому, строгого исполнителя своих обязанностей, но в то же время гордого ценителя своих достоинств и безжалостного судии прегрешений ближнего. Можно ли не признать в этом живом образе ясного подобия и духовного сродства с фарисеями, книжниками и законниками, хранителями внешности и буквы закона и презрителями духа его – духа милосердия и любви? Да, это они – холодные, бессердечные, самомнящие! Бе же сын его старей на селе, и яко грядый приближися к дому, слыша пение и лики. И призвав единаго от отрок, вопрошаше: что убо сия суть? Он же рече ему, яко брат твой прииде, и закла отец тельца упитанна, яко здрава его прият. Разгневався же, и не хотяше внити, отец же его изшед моляше его. Он же отвещав рече отцу: се толико лет работаю тебе, и николиже заповеди твоя преступих, и мне николиже дал еси козляте, да со други своими возвеселился бых. Егда же сын твой сей, изъядый твое имение с любодейцами, прииде, заклал еси ему тельца питомаго. Он же рече ему: чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя твоя суть; возвеселитижеся и возрадовати подобаше, яко брат твой сей мертв бе, и оживе, и изгибл бе и обретеся.

Неизвестно, какое впечатление произвела притча о заблудшем сыне на слушателей Господа, но, имея ближайшее отношение к современникам Его, она для всех времен и для всего рода человеческого служит наглядным изображением любви Божией к кающемуся грешнику. Подобно евангельскому сыну, грешник, наделенный дарами благости Божией, предавшись влечению своей порочной воли, свергает с себя спасительное иго Божественного закона, удаляется от Бога и, погрязая в грехе глубже и глубже, расточает духовные и телесные силы, данные ему Богом. вразумляющая десница отца небесного нередко посылает заблудшему сыну различные бедствия для того, чтобы обратить его на путь покаяния и исправления. и благо грешнику, если внемлет этому возбуждающему и призывающему его гласу отца небесного; благо, если он чувствует решимость оставить грех и возвратиться опять в лоно любви Божией! Приближаясь к Богу с глубоким сознанием своего недостоинства и искренним раскаянием в грехах, он встречает в нем милосердого отца небесного, с любовью приемлющего заблудшего сына.

Образ старшего сына

Но вот старший брат, старший сын, народ, познавший закон, возвращается с поля — жатвы много, а делателей мало (Лк 10:2), — слышит в отчем доме музыку, слышит ликование, но войти не желает. То же самое и мы ежедневно видим собственными глазами: иудей приходит к дому Отца, то есть к Церкви, и, охваченный завистью, стоит у дверей. Он слышит звуки псалтири Давида, слышит пение пророческого сонма, слышит ликование пестрого собрания народов, но войти из зависти не желает. Пока же он в гневе стоит у дверей и осуждает брата-язычника за его прежний нрав, то сам же себя лишает отеческого наследства, сам же себя отторгает от отеческого ликования.