Евангелие от Луки, Глава 11, стих 38. Толкования стиха

Один фарисей приглашал Его к себе за трапезу, – впрочем не по искреннему расположению, а с намерением что-нибудь заметить в Его поступках противное их правилам. Господь, как бы не видя ничего коварного в этом приглашении, пришел. Но тот тотчас заметил, что Спаситель приступил к трапезе, не умыв рук.

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 156++

Фарисей заметил это и удивился, то есть высказал Гостю свое удивление. По установившемуся обычаю, освященному преданием, перед обедом и после него надлежало умывать руки; по всей вероятности, обычай этот возник вследствие того, что на Востоке не употребляли ни вилок, ни ложек, а брали все руками из общего блюда. Против этого обычая Христос едва ли стал бы что-нибудь говорить, если бы фарисеи не придавали ему значения закона, без соблюдения которого нет спасения. Но так как они соблюдали лишь чистоту тела и пренебрегали чистотою сердца, то Иисус уже обличал их в этом, когда они в большом числе собрались к Нему в Галилее с целью указать народу на нарушение Им закона. Весьма вероятно, что фарисей, пригласивший теперь Иисуса обедать, был в числе тех фарисеев и слышал прежние обличения, но настолько предан был соблюдению внешней чистоты, что не утерпел и сделал замечание своему Гостю.

Этот замечательный рассказ к рукописной традиции обнаруживает много разночтений. Однако все эти разночтения ничтожны в своей значимости для понимания текс та, и здесь вряд ли стоит обращать на них внимание.

Описывается сцена трапезы у некоего фарисея. Наше Евангелие неоднократно упоминает случаи, когда тот или иной фарисей приглашал Иисуса Христа в свой дом на обед (Лк. 7:36; 14:1). В нашем случае сцена обеда включает в себя провозглашения «Горе вам!», буквально «Увы вам!», - три «увы» фарисеям и три «увы» законникам, по три «горя» тем и другим. Этот материал Лука заимствовал из так называемого «источника изречений», откуда черпал свой материал и евангелист Матфей (Мф. 23:13-36).

Итак, речь Иисуса об оке как светильнике тела прерывается приглашением в дом фарисея. Хозяина удивило, что Иисус не вымыл рук перед едой. Это делалось не из гигиенических соображений; омовение рук перед едой имело ритуальный, религиозный характер. В Законе сказано, что человек должен перед едой мыть руки надлежащим образом, и что следует мыть их также и между блюдами. Каждая деталь такого омовения была тщательно разработана. Особые каменные сосуды, особое количество особой воды, особая последовательность действий при омовении... Даже незначительное нарушение этого сложного ритуала у фарисеев считалось грехом. 11а упрек фарисея Господь отвечает ответным упреком: если бы фарисеи так же тщательно следили за чистотой своих сердец! Фарисея удивило то, ч го Иисус пренебрег ритуальным омовением рук. Иисус же говорит об очищении посуды. Так Он делает наглядным внешний характер фарисейского благочестия. Впепшему состоянию блюд и чаш Он противопоставляет внутренность фарисеев. Человек здесь сравнивается с сосудом. Чем он наполнен? Фарисеи очищают внешность сосудов, а внутри полны «хищения и лукавства». Русский перевод «лукавство» может сбивать читателя с толку. На самом деле слово это означает’ «злобность, злой поступок», равно как и слово «лукавый» означает просто «злой». В оригинале Иисус отвечает фарисею: «внешность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша, исполнена алчности и злобы». Далее Он обращается к таким фарисеям «Неразумные!». Неужели они не понимают, что Бог - Творец не только «внешнего», то есть видимых вещей, но и «внутреннего», то есть сердца человеческого? Как то, так и другое сотворено для чистоты.

Неужели они не понимают, что только злые или добрые (то есть чистые или нечистые) помышления сердца делают и внешнее состояние человека чистым или нечистым перед Богом? Помышляйте о добре, творите добро - тогда не надо будет заботиться и о внешней ритуальной чистоте. Большое заблуждение фарисеев придавать такое значение внешней культовой чистоте посуды вместо того, чтобы заботиться о нравственной чистоте своих сердец. Но как понимать следующие слова Христа: «Подавайте лучше милостыню из того, чтоу вас есть, тогда все будету вас чисто»? Здесь снова двойной смысл: речь, с одной стороны, о посуде, о чашах, блюдах, наполненных едой и питьем, а с другой стороны, речь о людях, сердца которых полны добрых или злых помышлений. Эгоистической алчности и жадности (то есть внутренней нечистоте) противопоставляется щедрость и милосердие (то есть внутренняя чистота). Если человек готов пожертвовать для алчущих и жаждущих содержимым своих блюд и чаш, то он доказывает, что внутри он добр, чист. Тогда и законпическое культовое омовение рук не играет больше никакой решающей роли. Очистительным становится в таком случае социальное действие, исходящее из чистого сердца.

Обычай умывать руки пред обедом соблюдался у иудеев по так называемому преданию старцев. Они верили, что Моисей будто бы получил два закона на Синае, один – записанный в его книгах, а другой, незаписанный, – в предании, который переходил из уст в уста от родителей к детям; и что Моисей пред своею смертию передал этот незаписанный закон Иисусу Навину, он же передал судьям, судьи – пророкам и т. д., пока впоследствии не записали его в Талмуде. Предание это называлось у них преданием старцев, т. е. древних предков, и, значит, предание древнее и потому обязательное. Предание касалось разных мелочей, но иудеи, по внушению фарисеев, придавали ему большую важность, чем самым постановлениям Писания, так что нередко бывало, что предание сохраняли, а писание нарушали. Таково напр, было предание относительно умовения рук пред вкушением пищи. Этим преданием, конечно, имели в виду соблюсти чистоту и опрятность; оно, вероятно, и произошло оттого, что на Востоке обыкновенно не употребляли ложек, вилок и пр., а брали кушанья рукою из общего блюда. И это дело, конечно, – похвальное; но евреи делали из сего обычая религиозный предрассудок, и соблюдение его соединяли с различными мелочными правилами, напр, о количестве воды, о числе омовений и т. п., предрассудок, который не соблюдал и нередко обличал Иисус Христос (Мф. 15:1–11; Мф. 23 гл. почти все – обличающее разные предрассудки). Фарисей удивился, что Иисус Христос не умыл рук пред обедом еще более потому, что Он только пред тем был среди народа, прикосновение к которому, по мнению фарисеев, считалось нечистым и требовало омовения (Мих.).

Если бы фарисеи очищали внутреннее, как важнейшее, а вместе с тем и внешнее, то Господь не ссудил бы их, ибо „., “ (ст. 40). Таинства и обряди Прав. Церкви введены не для внешняго только очищения, но главным образом для дейсггия на внутреннее, на душу: Мф. 5:23; Ин. 3:5; Иак. 5:14.

Возможность наставления

Спаситель всех принял приглашение ради провидения. Он увидел в этом возможность наставления, не теряя времени встречи на удовольствие от вкушения пищи, но с намерением сделать собравшихся чище.

Хотя по Закону Моисея ритуальное омовение рук перед едой требовалось только от священников, фарисеи тоже соблюдали это правило (см. также Мк. 7:1-5), которое вскоре стало обязательным для всех. Вероятно, фарисей, пригласивший Иисуса, предполагал, что Он, перед этим изгонявший беса и общавшийся с народом, должен был очиститься от возможной ритуальной скверны.

+++Кузнецова В. Н. Евангелие от Луки. Комментарий. М.: 2004. С. 289++

Их законничеству скоро представился еще другой случай, которым они хотели воспользоваться с целью обвинить Христа и Его учеников в закононарушении. Иудейские законники не ограничивались простым исполнением закона Моисеева, а с течением времени присоединили к нему множество самовольных дополнений и прибавлений, которым иногда придавали даже больше значения, чем самому закону Божию. Эти прибавления с особенною ревностью соблюдались книжниками и фарисеями, которые смотрели на них как на «ограду» закона, не смотря на то, что они часто стояли в прямом противоречии с последним и служили прикрытием низкаго лицемерия. Фарисеи заметили, что ученики Иисуса Христа однажды но умыли рук перед едой (Мф. 15:1-20, Мк. 7:1-23). Закон Моисеев требовал в известных случаях очищений, но книжники извратили дух закона в этом, как и во многих других отно• шениях, потому что они учили, что нельзя было с доброю совестью приступать к пище и питью, когда оказывались нарушенными некоторыя обрядовыя точности. Если, по их воззрению, не принимать измышленных ими предосторожностей, то лицо или сосуд, употреблявшийся в данном случае, могли заклгючать в себе нечистоту, которая таким образом сообщалась пище, чрез пищу — телу, а чрез тело — душе. Отсюда среди строгих книжников давно установился обычай (и он соблюдался со строгостью закона), что перед каждой трапезой нужно тщательно омывать не только руки, но даже сосуды, лежанки и столы. На взгляд строгих раввинов, не умыть рук перед едой было великое преступление, такое же, как поесть свинины. «Кто не умывает рук при еде, тот подлежит извержению из общества, ибо в рукомытии заключается тайна десяти заповедей». «Такой человек повинен смерти». «Три греха влекут за собою бедность — говорит мишна, — и один из них есть пренебрежение рукомытием». «Тот, кто ест хлеб, не умыв рук, — говорит раввин Иосия, — поступает все равно, как еслибы он пошел к блуднице». Позднейшие книжники изобрели целых 26 правил при исполнении этого обряда в течение одного только утра. «Лучше пройти 4 мили за водой, чем навлечь на себя виновность пренебрежением рукомытия», говорит талмуд «Кто не моет своих рук после еды, — продолжает оп, — тот столь же нечестив, как и убийца». На немытых руках и на хлебе, по воззрению книжников, возседал диавол Шибта. Отличительною особенностью фарисеев было то, что «они ели свой хлеб насущный с должным очищением и на тех, кто пренебрегал таким очищением, они с презрением смотрели как на нечистых».

Законничество в это время находилось на вершине своего развития, потому что великие учители, Гиллель и Шаммаи, жившие едва за поколение пред тем, придали ему самое полное развитие. При обсуждении тонкостей закона, они иногда вступали между собой в столь ожесточенный спор, что сложилась даже пословица, что сам Илья, еслибы он явился опять на землю, не в состоянии был бы примирить их между собою. Но они все согласны были касательно рукомытия, так что талмуд прямо говорит, что «всякий, живущий в земле Израильской, вкушая свой хлеб насущный в очищении, говоря на еврейском языке и должным образом совершая моления по утрам и вечерам с филактериями, может быть уверен, что он будет есть хлеб в царстве Божием». Что касается относящихся к этому очищению правил, то, по ним, прежде всего нужно было вымыть руки; кончики пальцев затем складывались и поднимались так, чтобы вода текла с них вниз до локтей, затем они опускались так, чтобы вода могла стекать с рук на пол. Когда пальцы поднимались, то на них лили свежую воду, и два раза подливалась вода опять, когда они опускались вниз. Самое омовение должно было совершать посредством трения сначала одной руки на ладони другой. Когда руки мылись перед едой, то их предписывалось держать вверх, а после еды — вниз, но так, чтобы вода ее затекала дальше кисти. Употреблявшийся при омовении сосуд требовалось держать сначала в правой, затем в левой руке; воду нужно было лить сначала на правую и затем на левую руку, и при всяком третьем разе произносить слова: «благословен Ты, давший нам заповедь умывать руки». Ученые книжники горячо спорили между собою о том, что сначала должно совершаться: произнесение ли этого благословения, или самое умытие рук, куда нужно класть употреблявшееся при этом полотенце: иа стол или на лежанку, и нужно ли очищать стол перед окончательным омовением, или после него, Все эти тонкости составляли, однакоже, лишь незначительную часть целой законнической системы. Если фарисей предполагал есть обыкновенную пищу, то считалось достаточным вымыть руки простым политием воды на них. Перед вкушением «терумы», т.-е. священных десятин и хлебов предложения, полагалось вполне опускать их в воду, и прежде чем приступить к вкушению этих священных жертвоприношений, требовалось принять полную ванну, Рукомытие перед молитвой или перед прикосновением к чему-нибудь утром соблюдалось с особенною строгостью, так как, по воззрению раввинов, в течение ночи руки могли быть осквернены злыми духами. Прикоснуться к устам, носу, уху, глазам, или одной рукой дотронуться до другой до совершения этого обряда, значило, по их учению, подвергать себя опасности болезни в тронутой части. Случаи, когда требовалось соблюдение этого обряда, были безчисленны: его нужно было совертать даже после обрезывания ногтей или после задавления блохи. Чем больше употреблялось воды, тем больше обнаруживалось благочестия. “Тот, кто употребляегь много воды для омовения рук, — говорит раввин Хазда, — получит обильное богатство». Кто не выходил из дома, для того еще достаточно было полить воды на руки; но человек, пришедший в дом с улицы, должен был погружать свои руки в воду, потому что он не знал, к какой нечистоте мог он приближаться, будучи на улице, и это погружение нельзя было совершать иначе, как в таком месте, где было не менее 60 галлонов воды». Lightfoot, Her. Haebr., II, 418. См, у Geikie и Edersheima в соотв. местах Та-же суеверная законническая точность простиралась на возможное осквернение всех хозяйственных мелочей ежедневной жизни. Сосуды глубокие или плоские из какого бы то ни было материала, ножи, столы и лежанки, — все это постоянно подвергалось очищениям, чтобы не подвергнуться какому-нибудь обрядовому осквернению от пользования ими со стороны кого - пн будь из нечистых людей.

Эта обрядовая мелочность, очевидно, была результатом, ревнивого соперничества между демократствовавшими фарисеями и высокомерными аристократами-саддукеями. Последние приписывали необычайную важность самому священнодействию священников, чтобы возвысить себя в глазах народа в качестве духовной аристократии. Фарисеи, с целью унизить их, придавали, насколько возможно, большее значение употреблявшимся сосудам и точности самаго обряда. Сообразно с их безконечными умовениями в частной жизни, они требовали, чтобы все сосуды в самом храме тщательно очищались после каждой трапезы, из опасения, чтобы какая нибудь нечистая личность не осквернила их. Эта тщательная скрупулезность в деле очищения доходила до того, что когда один фарисей после подобной трапезы, нес омывать даже золотой светильник, то встретивший его саддукей не мог удержаться от того, чтобы с издевательством не заметить ему, что “фарисеи в скором времени, вероятно, будут омывать самое солнце».

Авторитетом для этих безконечных механических упражнений были так называемыя “отеческия предания», которыя дошли от времен великой синагоги, но с благочестивым преувеличением приписывались Самому Богу, Который, будто бы, устно сообщил их Моисею на горе Синае. Толкования, изъяснения и разсуждения всякаго рода были основываемы не только на всяком отдельном слове, на всякой букве, но даже на всякой ковычке, для того, чтобы создавать новые законы и правила, и когда этих правил было недостаточно, то для оправдания их изобретены были еще устныя предания, будто бы переданныя Богом Моисею на Синае. Эти предания постоянно возрастали и составляли особый закон, который переходил из уст в уста, от поколения к поколению, пока наконец для их изучения и разработки не возникли целыя школы, из которых самыми знаменитыми и были школы Гиллеля и Шаммаи, живших за поколение до Христа и даже быть может в первые годы Его детства. Во время Его земной жизни все еще считалось основным правилом, чтобы они не предавались письмени. Первое собрание и формальное соединение в одно целое всех многочисленных фрагментов было делом раввина Иуды, так называемаго «святаго», и его именно кропотливому труду обязаны возникновением огромные фолианты талмуда. И заыечательная вещь, что этот самодельный закон, с его отеческими преданиями, под влиянием узкаго законничества фарисеев, получил с течением времени даже большее значение, чем сам закон Моисеев. Когда св. Писание и предание оказывались несогласными между собою, то высшее значение придавалось последнему. Фарисеи открыто провозглашали это и, по евангельскому изречению, сами возсели на седалище Моисеевом, устраняя великаго законодателя (Мф. 23:2). Грешнее — говорит мишна — учить что-нибудь вопреки голосу книжников, чем противоречить самому Писанию. Тот, кто говорит вопреки Писанию: непозволительно-де носить тефиллин Небольшия кожаныя коробочки с текстами св. Писания, привязывавшияся во время молитвы ко лбу и к руке. , не подлежит наказанию за причинение соблазна. Но тот, кто говорит, что должно быть пять разделений в тотафоте Другое название для тефиллин или филактерий. , и таким образом учит несогласно с раввинами, навлекает на себя вину». «Тот, кто излагает Писанио несогласно с отеческим преданием, — говорит раввин Елеазар, — не имеет части в будущем мире». Основой религии считалась именно масса законнических предписаний, а не св. Писание, «ибо завет Божий (по учению раввинов) заключен был с Израилем на основании устнаго закона, как написано: в сих словах Я заключаю завет с Тобою и с Израилем (Исх. 34:27). Бог знал, что в последующие века Израиль будет уведен в плен чужеземным народом, который скопирует писанный закон, и поэтому Он дал израильтянам устный закон, чтобы Его воля могла тайно соблюдаться среди них». Те, кто посвящали себя изучению отеческих преданий, «видели свет великий» (Ис. 9:2), ибо Бог просвещал их очи и показывал им, как они должны были действовать в отношении позволенных и непозволенных вещей, чистых и нечистых, о которых недостаточно полно и ясно говорится в св. Писании. Хорошо было предаваться чтению св. Писания; но тот, кто прилежно изучает отеческия предания, получает награду от Бога, а кто посвящает себя толкованиям на эти предания, имеет самую великую награду. «Библия подобна воде, предания подобны вину, а толкования на них подобны ароматному вину». «Сын мой! говорит талмуд, внимай более словам книжников, чем словам закона».

Из всего этого видно, какое невыносимое бремя создали мелочные законники иудейства из своих постановлений, которыми они убивали дух Моисеева закона. Такое закопничество стояло в самом резком и явном противоречии с новым царством, которое провозглашал Христос, так как это царство было в чистоте сердца,в любящем сыновстве по отношепию к Отцу небесному, и все внешние обряды имели в нем значение не сами по себе, а лишь как выражение этого любящаго отношения. Фарисеи превратили закон в мелочную казуистику, дававшую иредписания для всякаго отдельнаго действия, а Христос поднимал закон на степень живого принципа, действующаго в совести. От внешних закотиических требований Он переходил к тому духу, который заключался в законе. Внешния постановления можно было и оставить, если соблюдалась та жизненная идея, которая заключалась в них. Целой жизни почти недостаточно было для того, чтобы в точности изучить все раввинския предписания касательно чистоты и жертвоприношений, а Христос в действительности отменял их все, открыто провозглашая, что «милость лучше жертвы» (Ос. 6:6, Мф. 9:13, Мф. 12:7). Школы ученых раввинов прибавили к простым постановлениям закона в деле различия между чистыми и нечистыми животными безконечныя разъяснения касательно чистоты различных частей каждаго из них, а также и необходимых для очищения обрядов; а Христос провозглашал простое и общепонятное правило: «не то, что входит в уста, оскверняет человека: но то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Мф. 15:11, Мк. 7:15). Книжники спорили о том, после какого употребления нужно мыть сосуды в текучей воде, после какого в стоячей и с какими церемониями нужно очищать деревянные и металлические сосуды. Христос устранил это мелочное и мертвое законничество и поучал Своих слушателей обращать внимание на то, чтобы была чиста внутренность. «Вы, фарисеи, говорил Он, внешность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша исполнена хищения и лукавства» (Лк. 11:39). Даже субботние законы с их безконечными установлениями нашли в Нем одухотворенное и краткое истолкование: «позволительно делать добро в субботу». «Суббота создана для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2:27). Такое учение было неслыханным среди раввинов, и они пришли в крайнее волнение.

Один фарисей, вероятно, желая найти повод к обвинению Господа, просил Его к себе обедать. Подобно солнцу, освещающему, по выражению святителя григория нисского, «не только равнины, но и ущелья и глубокие пещеры», Чистейший и Праведный, для вразумления и научения врагов своих, оказывал им великую снисходительность. он принял приглашение, пришел в дом и возлег. Фарисей, разделявший все предрассудки своей секты, крайне удивился, что Господь не умыл рук перед обедом, т. е. не соблюл того обычая, собственно непредосудительного, которому лжетолкования фарисеев придавали значение и обязательность неопустительной заповеди Закона Божия. сердцеведец, в ответ на мысли фарисея, читаемые им в душе его, властным словом обличил в лице его главнейшие пороки, отличавшие единомышленников его, – пренебрежение сущностью закона, предпочтение внешнего внутреннему, мелочного важнейшему, лицемерие, честолюбие, жестокосердие. некоторые сильные выражения, направленные теперь Господом против фарисеев, повторены им впоследствии в грозной обличительной речи против них, сказанной незадолго до страданий (Мф. 23:4, 6–7, 13, 23, 25, 27, 29, 34–35). Ныне вы, фарисее, внешняя сткляницы и блюда очищаете, внутреннее же ваше полно грабления есть и лукавства, и то, что в блюдах и чашах, приобретено вами нечистыми средствами. Бог сотворил и тело, и душу, а посему, заботясь о теле, не должно пренебрегать душою: безумнии, не иже ли сотвори внешнее, и внутреннее сотворил есть? Обаче от сущих дадите милостыню, стараясь загладить милосердием грехи свои, и се вся чиста вам будут, – внешняя нечистота не осквернит вашей души. 

Нередко Господь принимал приглашения фарисеев и обедал в их домах – несмотря на недоброжелательство и пристрастность приглашающих. Блж. Феофилакт объясняет эти встречи намерением Христа повлиять на улучшение нравов фарисеев и дать предупреждающий урок ученикам Там же.. В одно из таких посещений, когда хозяин заметил, что Гость не омыл рук перед трапезой, Христос обличил фарисеев в неразумии и лукавстве: заботясь об обрядовом благочестии, они во внутренней жизни преданы грехам: «Ныне вы, фарисеи, внешность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша исполнена хищения и лукавства» (Лк. 11:39). Думая угодить Богу внешними омовениями, а также десятиной, отдаваемой даже с мелочей (Лк. 11:42), они сводят богопочитание к внешним формам, пренебрегают нравственным долгом милости, справедливости и любви к ближнему, культивируют страсть гордости и тешат свое тщеславие почтением со стороны народа (Лк. 11:43). Но это внешнее делание делает их похожими на скрытые гробы, по которым люди ходят, не зная, что это гробы, полные костей и тления (Лк. 11:44; ср.: Мф. 23:27); так и душевное безобразие фарисеев лишь прикрыто лицемерием. Как видно, Господь, пытаясь вразумить фарисеев, не жалеет их чувства – сравнение с гробами должно было сильно на них подействовать: как от гробов все сторонились, так как прикосновение к ним считалось осквернением, так же, судя по словам Христа, людям следовало держаться подальше от них, фарисеев, считавших себя украшением нации.