Евангелие от Луки, Глава 1, стих 23. Толкования стиха

Между тем, когда окончилась его неделя, он возвратился в свой город. Супруге своей он мог дать знать о чудесном событии также каким-нибудь знаком¹. Но весьма вероятно, что и ей, не только кому-нибудь другому, он не открывал всех обстоятельств сего видения в подробности. Елизавета действительно стала беременна, – и в благодарность ли за благословение Божие, или для того, чтобы не разгласить цель, на которой положена была печать молчания в лишении языка ее мужа, – только она пять месяцев держала себя так тайно, что и близкие к ней не знали перемены, с ней происшедшей.

Сколько ни были таким образом сокрыты под завесой молчания первые обстоятельства явления великого пророка, который должен был приготовить путь чаемому Мессии: однако в самой сокровенности своей они более имели торжественности, нежели благовествование о рождении самого Мессии и Его непостижимое зачатие. Величие Спасителя там более и открывалось, где Он нисходил до глубочайшего уничижения. Иоанну, как посланнику нужна была слава, достойная Царя, которого он возвещал; ему не дано будет силы чудотворений: только эти чудесные события, ознаменовавшие первые минуты его существования, и будут свидетельствовать о его божественном посланничестве.

По истечении очередной недели служения при храме Захария возвратился в дом свой, и скоро после этого жена его Елисавета зачала во чреве своем. Это, конечно, составляло для нея предмет величайшей радости, так как с этим было соединено снятие с нея понощения между людьми (Быт. 30:23, 1 Цар. 1 гл.). Однакоже она таилась пять месяцев и никому не говорила о своей радости, п. ч., думала она в себе, это есть необычайное дело Самого милосерднаго Бога, Который призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми, во дни, когда по естественным законам рождения и нельзя было ожидать этого; посему и открытие этого события пред людьми да будет делом того же премудраго Бога.

Когда Захария потребовал подтверждения обетованию, ангел открывает свое имя - Гавриил. Делая это, ангел Господень как бы намекает Захарии на, безусловно, известную ему историю, рассказанную в Книге пророка Даниила:

Когда я. еще продолжал молитву, муж Гавриил, которого я прежде видел в видении, быстро прилетев, коснулся меня около времени вечерней жертвы и вразумлял меня (Дан. 9:21-22).

Затем Гавриил наказывает священника за его маловерие временной немотой.

Фимиам возжигался и жертвы приносились во дворе священников. Пока приносились жертвы, народ заполнял соседний двор, двор израильтян. Священник, приносивший вечернюю жертву, имел почетную обязанность после каждения подойти к завесе, разделявшей оба двора, и благословить народ. «Народ ожидал Захарию и дивился, что он медлит в храме». Когда он вышел, он не мог говорить, «объяснялся знаками», и люди «поняли, что он видел видение в храме». Итак, безмолвный Захария, пораженный радостной вестью, закончил свой недельный черед и отправился домой.

(см. Лк. 1:20) Яко исполнишася дние (когда окончились дни) службы, т. е. не ранее, как по окончании очередной недели. Из этого видно, насколько ревностен к службе и благочестив был Захария. Немота же не препятствовала ему продолжать свое служение до окончания очереди, потому что такое служение, как совершение каждения, не требовало речи.

Священническое служение смены длилось неделю (см. коммент. на Ст. 5). Лука не сообщает, где находился дом Захарии, понятно только то, что он жил не в Иерусалиме, а в горной Иудее (Ст. 39).

Пораженный немотою, Захария однакоже не прекратил своего священнослужения и пробыл при храме до окончания своей чреды, т.-е. до следующей субботы, с которой начиналась новая чреда. Только уже по истечении очередной недели он возвратился из Иерусалима в свой родной город и принес немую, но радостную весть своей возлюбленной Елисавете. К великой радости праведной четы, обетование архангела не замедлило осуществиться. Елисавета зачала, но в течение пяти месяцев тайно лелеяла в своем сердце эту великую для нея радость и восторженно повторяла: «так сотворил мне Господь в дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми».

Великая тайна таким образом близилась к осуществлению.

И так как окончились дни служения его, возвратился в дом свой.

Лишение речи

Когда священник Захария приносит жертву в храме, он осуждается на молчание и удерживается, а вернее, говорит жестами. Он оставался немым вплоть до рождения сына Иоанна. В чем смысл этой истории? Молчание Захарии обозначает молчание пророков в народе Израилевом. Бог уже не говорит с ними. И Слово, Которое вначале было у Бога- Отца, перешло к нам, с нами Христос не молчит... Христос прекратил быть в них, речь оставила их, совершилось то, что написано у Исаии: Дочь Сиона будет оставлена как шатер в винограднике или как хижина в огуречнике. Она так же опустошена,, как разграбленный город (Ис 1:8). Когда они (иудеи) были оставлены, спасение перешло к язычникам.

Чудны были для Захарии слова Ангела – чудны и удивительны до такой степени, что чувство страха скоро сменилось в душе его сомнением и неверием. По чесому разумею сие»? аз бо есм стар, и жена моя заматоревши во днех своих, – сказал он необычайному вестнику. В ответе Ангела слышится, прежде всего, уверение в истине благовестил, а потом возвещается наказание за неверие, неуместное для священника в священном месте пред священным вестником. Аз есм Гавриил предстояй пред Богом, и послан есм глаголати к тебе и благовестити тебе сия. Ответ, исполненный величия, вполне понятный и убедительный для Захарии, который должен был знать из Священного Писания (Дан. 8:16; 9, 21), что Гавриил есть ближайший к Богу Ангел, знающий и возвещающий волю Его людям. И се будеши молча и не могий проглаголати, до негоже дне будут сия: зане не веровал вси словесем моим, яже сбудутся во время свое. «Ангел, – по замечанию святителя Афанасия Александрийского, – справедливо не прощает неверующему Захарии, потому что он имел в пример прежде него бывших бесплодными и рождавших, как учат Божественные Писания». Наказание, постигшее Захарию – лишение не только языка, но и слуха, как толкует Святая Церковь в своих песнопениях, послужило для него также желаемым знамением к удостоверению в истине благовестил. Притом, «лишившись языка, Захария тем самым вразумлен был, что событие сие до времени должно быть тайною: какие вредные следствия могли бы произойти из того, если бы хотя малейшая часть возвещенного небесным посланником стала известною всенародно!» Смотрение тайны сокровенныя от веков в Бозе (Еф. 3:9) открывается в мире с постепенностью, сообразною с готовностью людей принять сию тайну. Между тем народ, стоявший в притворах храма, ожидал Захарию, чтобы принять от него благословение (ср. Чис. 6:23–26), и дивился, что он медлит в святилище. Когда же священник вышел оттуда и стал знаками объяснять, что не может говорить, то все поняли, что с ним произошло что-то необыкновенное и он имел видение. Это онемение старца было образом приближавшегося исполнения ветхозаветным священством своего назначения: «молчание старчо, – поет Святая Церковь, – законного писания образ носит тайн, ибо пришедши благодати Моисей умолча». «Воссиявающему свету уступает место заря, – говорит святитель Исидор Пелусиот, – при восходящем солнце меркнут сонмы звезд; когда появляется ясный день, исчезают тени на востоке. Когда воссияла Евангельская премудрость, окончилось детоводительство закона; так немотствует Захария, услышав благовестие о новом и необычайном целовании». Онемение не воспрепятствовало Захарии продолжать службу в храме до истечения срока, и уже по окончании своей чередной седмицы он возвратился домой – в свой тихий городок. 

Но праведный Захария, хотя и прекрасно знал Писание, знал случаи, когда Бог старым людям давал возможность продолжения рода, затрудняется принять это благовестие: «По чему я узнаю это? ибо я стар, и жена моя в летах преклонных» (Лк. 1:18). За свое недоумение, сомнение в силе Божией, своего рода отделение личной жизни и от Писания, и от истории своего народа (да, в Библии есть чудеса, но со мной подобное не может произойти См. у прп. Ефрема Сирина: «Сильно желал, пока оно было в отдалении, но не уверовал тому, когда оно в возвещении стало близким» (Ефрем Сирин, прп. Толкование на Четвероевангелие. 1. М.: Сибирская благозвонница, 2011. С. 20).) старый священник был наказан – девять месяцев вразумления немотой и, видимо, глухотой тоже, так как соседи и родственники объяснялись с ним знаками (Лк. 1:62).

Наказание было снято на восьмой день после рождения Предтечи, когда Захария велел назвать сына так, как сказал ему ангел, – Иоанном (Лк. 1:59–64).