Евангелие от Луки, Глава 1, стих 18. Толкования стиха

39. Неверие священника наказано немотой, а вера пророков освидетельствована даром прорицания. Возвещай! И я сказал: что мне возвещать? Всякая плоть — трава (Ис. 40:6). Видишь власть Повелевающего, готовность покорного, беспокойство вопрошающего, прорицание послушного. Вопрошающий уверовал, о чем ему возвещать, и благодаря своей вере пророчествовал. Захария же, так как не уверовал, не мог говорить, но объяснялся с ними знаками и оставался нем (Лк. 1:22). Но тайна и молчание относятся не только к нему.

40. Молчит священник, молчит пророк. Если я не ошибаюсь, в нем одном умолк голос всего народа, как в одном Моисее народ говорил с Богом (см. Исх. 19:17-21). Немота пророка и немота священника означают прекращение священнодействий и молчание пророков. В Писании сказано: «Отниму крепкую силу, пророка и советника» (см. Ис. 3:1-3). Действительно Он отнял пророков у тех, у кого отнял Слово, прежде глаголавшее в пророках. Он отнял силу у тех, от кого отступила Сила Божья; отнял Советника у тех, кого покинул Ангел великого совета (Ис. 9:5); отнял голос, потому что голос принадлежит Слову, а не Слово голосу. Если Слово не действует в нас, у нас нет голоса. Иоанн — это голос, ведь он глас вопиющего в пустыне (Мк. 1:2), а Христос — Слово. Слово действует, а как только Оно перестало действовать, внезапно язык души замолк, онемев и утратив дыхание. Божье Слово перешло к нам и не молчит в нас, и уже иудей не может сказать то же, что говорит христианин: Вы ищете доказательства, что во мне говорит Христос (2 Кор. 13:3).

Благовестие архангельское застало душу Захарии в состоянии безнадежности, когда в ней успело утвердиться сомнение, чтобы когда-либо Бог удостоил его иметь потомство. Однако рождение детей в преклонных летах не безпримерно в истории; Захария мог бы здесь припомнить пример Авраама и Сарры. Поэтому небесный вестник, в ответ на сомнение Захарии, сперва открывает ему свое имя и служение,—что должно быть известно ему, священнику, знакомому с Писанием (Дан. 8:16, Дан. 9:21),—и тем самым выражает мысль, что он не имел никакого основания к недоверию словам благовестия, а потом дает ему знамение истинности своего благовестия, но такое, которое есть в то же время наказание его недоверия.

Когда Захария потребовал подтверждения обетованию, ангел открывает свое имя - Гавриил. Делая это, ангел Господень как бы намекает Захарии на, безусловно, известную ему историю, рассказанную в Книге пророка Даниила:

Когда я. еще продолжал молитву, муж Гавриил, которого я прежде видел в видении, быстро прилетев, коснулся меня около времени вечерней жертвы и вразумлял меня (Дан. 9:21-22).

Затем Гавриил наказывает священника за его маловерие временной немотой.

Фимиам возжигался и жертвы приносились во дворе священников. Пока приносились жертвы, народ заполнял соседний двор, двор израильтян. Священник, приносивший вечернюю жертву, имел почетную обязанность после каждения подойти к завесе, разделявшей оба двора, и благословить народ. «Народ ожидал Захарию и дивился, что он медлит в храме». Когда он вышел, он не мог говорить, «объяснялся знаками», и люди «поняли, что он видел видение в храме». Итак, безмолвный Захария, пораженный радостной вестью, закончил свой недельный черед и отправился домой.

Правда, что в таком возрасте, в каком находились Захария и Елисавета, рождение детей прекращается; но он, как священник, сведущий в своих священ. книгах, должен был припомнить, что, по соизволению Божию, напр., Авраам и Сарра в старости родили Исаака. Захария тем более должен был верить, что ему говорит Ангел и говорит во святом месте. Но он усомнился, за что и был наказан. «Ангел справедливо не прощает неверующему Захарии, замечает св. Афанасий великий, потому что он имел в примере прежде того бывших бесплодными и рождавших, как учит Божественное писание.»

В недоумении Захария выслушал речь таинственнаго благовестника. Весть эта была слишком неожиданна и радостна, чтобы трепещущее сердце священника было в состоянии сразу воспринять ее, тем более при сознании, что он и жена его уже удручены летами. Колеблясь между верою и сомнением, выражает он робкое желание, чтобы благовестие было подтверждено каким-либо видимым знамением, способным убедить его, что все это видение не есть простой обман возбужденнаго чувства, «По чему я узнаю это? нерешительно спросил Захария.. Ибо я стар и жена моя в летах преклонных». Тогда благовестяик торжественно сказал ему: «Я Гавриил, предстоящий пред Богом, и послан говорить с тобою и благовестить тебе сие. И вот, ты будешь молчать, и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как это сбудется, за то, что ты не поверил словам моим, которыя сбудутся в свое время». Ангел стал невидим, и только дым кадильный густыми клубами разливал благоухание по святилищу.

Чудны были для Захарии слова Ангела – чудны и удивительны до такой степени, что чувство страха скоро сменилось в душе его сомнением и неверием. По чесому разумею сие»? аз бо есм стар, и жена моя заматоревши во днех своих, – сказал он необычайному вестнику. В ответе Ангела слышится, прежде всего, уверение в истине благовестил, а потом возвещается наказание за неверие, неуместное для священника в священном месте пред священным вестником. Аз есм Гавриил предстояй пред Богом, и послан есм глаголати к тебе и благовестити тебе сия. Ответ, исполненный величия, вполне понятный и убедительный для Захарии, который должен был знать из Священного Писания (Дан. 8:16; 9, 21), что Гавриил есть ближайший к Богу Ангел, знающий и возвещающий волю Его людям. И се будеши молча и не могий проглаголати, до негоже дне будут сия: зане не веровал вси словесем моим, яже сбудутся во время свое. «Ангел, – по замечанию святителя Афанасия Александрийского, – справедливо не прощает неверующему Захарии, потому что он имел в пример прежде него бывших бесплодными и рождавших, как учат Божественные Писания». Наказание, постигшее Захарию – лишение не только языка, но и слуха, как толкует Святая Церковь в своих песнопениях, послужило для него также желаемым знамением к удостоверению в истине благовестил. Притом, «лишившись языка, Захария тем самым вразумлен был, что событие сие до времени должно быть тайною: какие вредные следствия могли бы произойти из того, если бы хотя малейшая часть возвещенного небесным посланником стала известною всенародно!» Смотрение тайны сокровенныя от веков в Бозе (Еф. 3:9) открывается в мире с постепенностью, сообразною с готовностью людей принять сию тайну. Между тем народ, стоявший в притворах храма, ожидал Захарию, чтобы принять от него благословение (ср. Чис. 6:23–26), и дивился, что он медлит в святилище. Когда же священник вышел оттуда и стал знаками объяснять, что не может говорить, то все поняли, что с ним произошло что-то необыкновенное и он имел видение. Это онемение старца было образом приближавшегося исполнения ветхозаветным священством своего назначения: «молчание старчо, – поет Святая Церковь, – законного писания образ носит тайн, ибо пришедши благодати Моисей умолча». «Воссиявающему свету уступает место заря, – говорит святитель Исидор Пелусиот, – при восходящем солнце меркнут сонмы звезд; когда появляется ясный день, исчезают тени на востоке. Когда воссияла Евангельская премудрость, окончилось детоводительство закона; так немотствует Захария, услышав благовестие о новом и необычайном целовании». Онемение не воспрепятствовало Захарии продолжать службу в храме до истечения срока, и уже по окончании своей чередной седмицы он возвратился домой – в свой тихий городок. 

Но праведный Захария, хотя и прекрасно знал Писание, знал случаи, когда Бог старым людям давал возможность продолжения рода, затрудняется принять это благовестие: «По чему я узнаю это? ибо я стар, и жена моя в летах преклонных» (Лк. 1:18). За свое недоумение, сомнение в силе Божией, своего рода отделение личной жизни и от Писания, и от истории своего народа (да, в Библии есть чудеса, но со мной подобное не может произойти См. у прп. Ефрема Сирина: «Сильно желал, пока оно было в отдалении, но не уверовал тому, когда оно в возвещении стало близким» (Ефрем Сирин, прп. Толкование на Четвероевангелие. 1. М.: Сибирская благозвонница, 2011. С. 20).) старый священник был наказан – девять месяцев вразумления немотой и, видимо, глухотой тоже, так как соседи и родственники объяснялись с ним знаками (Лк. 1:62).

Наказание было снято на восьмой день после рождения Предтечи, когда Захария велел назвать сына так, как сказал ему ангел, – Иоанном (Лк. 1:59–64).