Евангелие от Иоанна, Глава 9, стих 31. Толкования стиха

Он все еще говорит как помазанный. Ведь Бог слушает даже грешников. Если бы Он не слушал грешников, напрасно бы мытарь, вперив взор в землю и ударяя себя в грудь, говорил: «Господи! будь милостив ко мне, грешнику!» (см. Лк. 18:13). И это исповедание заслужило оправдания, как и этот слепой — прозрения.

Убеждения прозревшего сложились вполне; он с неумолимою логикою доказывает своим учителям, что они лживы или непонятливы. В благодарности своей к исцелившему его, которого он еще не видал очами своими, – ибо после прозрения он не видел Господа, – он однако глубоко обдумал все вопросы, соприкасавшиеся с его прозрением и с Тем, кто имел власть совершить его. Это подготовление своею доброю волею души своей к восприятию благодати было вознаграждено милосердым явлением ему Господа, который благоволил отыскать его и открыться ему, вероятно – как сосуду избранному.

Стоя перед фарисеями синагоги, прозревший упрекает их не только в незнании того, откуда почерпает силу Свою Целитель, – но он упрекает их в намеренном нежелании признать Его пришедшим от Бога Точно так фарисеи не хотели признать посланным от Бога Иоанна Крестителя по своим житейским соображениям. Ср. слова Господа в Мф. 21:24–27 и Пар. Мк. 11:31; Лк. 20:5.. Весьма основательно затем указывая фарисеям на невозможность грешнику творить чудеса, – в числе которых такое чудо, о подобном коему не слыхано от века, и которое равносильно творению, – прозревший приходит к заключению, против которого ничего не могут возразить Иудеи: что творящий сии чудеса от Бога пришел. Другого ответа на это кроме ругательств и изгнания говорившего Иудеи придумать не могли.

Продолжив чтение текста, мы увидим, что он построен на противопоставлении знания незнанию. Такова доминанта остальной части рассказа о слепорожденном. Фарисеи говорят: «Мы знаем, что Человек Тот грешник». А бывший слепец отвечает: «Грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу». Фарисеи восклицают: «Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он». «Это и удивительно, — отвечает прозревший, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает» (Ин. 9:24—31). Знание, которым обладают фарисеи, — это знание того, как было прежде и должно быть всегда: «Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог», мы знаем, что нужно хранить субботу. И одновременно: «Сего же (т. е. Иисуса. — Г.Ч.) не знаем» — и вообще о том, что произошло в субботу, не знаем и знать не хотим. А бывший слепец, наоборот, идет по другому пути. Он говорит: я не знаю, грешник ли Он, но я знаю, что был слеп, а теперь вижу.

Знание, которым обладают фарисеи, — знание нормы, установки, а знание, которым оказывается наделенным бывший слепой, — это знание реальности, обретенное его непосредственным опытом. Чтобы понять, грешен кто-то или нет, нужно иметь какой-то эталон. То, что слепой человек теперь видит, — реальность. Значит, слепой говорит о знании факта, перед которым знание нормы отступает на второй план. Фарисеи же ослеплены своим отношением к норме, обожествляют ее и уже не хотят видеть того, с чем столкнулись в реальности.

С явлениями, когда формальное становится более значимым, чем нечто по-настоящему существенное, мы встречаемся очень часто. И это страшно, потому что тем самым мы отказываемся от того, что принес в мир Иисус, и возвращаемся к тому состоянию общества, которое было в Его время, и против которого Он выступал. Признаться, я всегда становлюсь в тупик, сталкиваясь с явлениями такого рода. Разумеется, можно по-разному относиться к людям, но, если эти люди что-то делают, оценивать их нужно по результатам их деятельности, а не выискивать нарушение той или иной нормы. В Евангелии постоянно звучит мысль: древо надо оценивать по плодам, которые оно приносит. Наверное, рассказ о слепорожденном говорит и об этом.

Тем, наверное, и отличается христианство от других религий, что в них, как правило, самое ценное — норма, а в христианстве — реальность. Эта мысль повторяется у авторов самых разных мистических трактатов Запада и Востока, включая такой известный монашеский трактат, как «Лествица» преподобного Иоанна. Когда ты стоишь на молитве, говорит святой, и оказывается, что кому-то нужна твоя помощь, оставь молитву и беги на помощь брату своему. Вот христианская позиция. Для большинства же древних религий характерно обратное: если ты совершаешь дело Божие, то свободен от дел человеческих, потому что человеческое ниже божественного. Если ты посвятил этот день Богу, тебя уже не должно трогать все происходящее вокруг. В одной из книг по аскетике подобная позиция, рассматриваемая применительно к сегодняшнему дню, высмеяна достаточно резко. Там рассказывается, как собрались православные люди поехать к больной, чтобы помыть ее, но вспомнили, что сегодня — Казанская, работать нельзя. И не поехали. Подобный подход, к сожалению, для нас типичен. Отец Таврион (Батозский) с печальной иронией и болью неоднократно говорил в своих проповедях, что в воскресный день стирать конечно же нельзя, плотничать, вымыть больного тоже нельзя, а вот сплетничать, перемывать друг другу кости или семечки целый день лузгать — можно.

Иисус говорит: «Суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы» (Мк. 2:27—28). Значит, прочитав этот текст, можно сказать: не человек для ритуала, но ритуал для человека, потому что человек есть господин ритуала. И Иоанн Лествичник, строгий монах и великий аскет, прекрасно это понимал и прямо об этом говорил.

Для меня всегда большое испытание видеть в день Крещения Господня толпы людей с бидонами в руках. Большинство из них приходят в храм раз в год — за святой водой. Одну из женщин, набравших святой воды, спросили, зачем она ей. «Как же, надо дома все побрызгать». — «Зачем?» — «От злых духов». Получается, что это какой-то примитивный магизм на уровне древнего египтянина или жителя Сибири в эпоху расцвета шаманизма, но отнюдь не действия человека, просвещенного светом Евангелия. Человек приходит в храм, чтобы поставить свечку, взять воды, чтобы «побрызгать» жилище и т.п. Внешне он становится православным, внутренне же остается язычником, так как Евангелия не открывает и потому не может быть затронут проповедью Христовой. Прикасаясь к святыне, он принимает ее наружно, а внутренне остается таким же, каким был, — злым, эгоистичным, мстительным. В этом заключается реальная опасность для христианства в наши дни.

Это и удивительно (о сем бо дивно есть) и пр. Здесь исцеленный слепой, после того, как фарисеи привели свои ученыя доказательства против Божественнаго посланничества Христова ст.), упрекнув их, приводит свои простыя, всем известныя, доказательства относительно сего посланничества. Он как бы так говорит фарисеям: «хотя я и не знаю ваших ученых доказательств, но знаю простыя, основныя истины нашей веры. Кому не известно, что такия, от века неслыханныя (несть слышано) чудеса, какое совершено надо мною, могут творить только святые люди, посланники от Бога, поэтому если бы Исцеливший меня не был посланником от Бога, и был бы человек грешный, то Бог не послушал бы Его, и Он не мог бы совершить чуда. После сего удивительно, что вы, как говорите, не знаете, откуда И. Христос?» Грешников Бог не слушает. Эти слова не значат того, что молитвы грешников не доходят до Бога, а то, что чудеса совершаются вообще только праведными людьми, по молитве их; бывают и исключения, но редко (Мф. 7:22—23). 

Снова привлекается исцеленный. Куда? Не сказано; очевидно, к тем же фарисеям, которые и дают свою оценку. В свете раввинистических параллелей «Воздай славу Богу» (Ин. 9:24) есть призыв к подробному исповеданию. Но исцеленный становится открыто на сторону своего исцелителя. Он отказывается признать Его грешником и не хочет повторять, в который раз уже, рассказ о своем исцелении. Он удивлен незнанием фарисеев, знатоков и ревнителей закона, происхождения Иисуса: «А Он открыл мне глаза». Он знает зато, что Бог слушает не грешников, а «того, кто боится Бога и волю Его творит». «Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего». На это исповедание фарисеи (ср. ст. 24 и 31 cл.) отвечают изгнанием исцеленного. Размышление евангелиста в ст. 23 не позволяет читателю Евангелия понять это изгнание иначе, как отлучение от синагоги.

«Это и удивительно, отвечал тот, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает. От века не слыхано, чтобы кто (и даже сам великий Моисей) отверз очи слепорожденному. Еслибы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего». Едва ли еще когда какая-нибудь ученая комиссия находилась в более затруднительном и жалком положении.