По смерти Ирода Великого, первого чужестранца на троне Давида, Палестину разделили между собою три сына его. Ирод Антипа овладел Галилеей и Переею, заиорданская область досталась Филиппу, а правителем Иудеи, Идумеи и Самарии сделался Архелай Antiqu. XVII, 8, 1; XVII, 11, 4.. Умирая, Ирод мечтал сделаться основателем иудейской династии и потому Архелаю завещал свой царский титул. Но такое завещание не получило утверждения со стороны римского императора. Август отказался признать за Архелаем этот титул, пока он не докажет своей верности Риму и способности управлять народом. С титулом этнарха девять лет Архелай управлял Иудеею и потом, вызвав недовольство императора своим неуменьем сдерживать мятежные элементы в стране, был сослан в Галлию. Его владения, между тем, были обращены в римскую провинцию и присоединены к сирийской префектуре Ibid. XVII, 13, 2; XVIII, 1, 1..
Теперь не царь из дома Давидова или из Иродова дворца на Сионской горе управлял Иерусалимом, а назначаемый Римом областеначальник, который сносился с метрополией чрез правителя Сирии, имевшего титул legatus Caesaris и жившего в Антиохии Сравн. Cic. ad fam. 2, 15.. Оставив иудеям их отечественное верховное судилище – синедрион, римляне ограничили его судебные полномочия, и назначаемый ими правитель Иудеи был procurator cum potestate, владел гражданскою, судебною и военною властью Поэтому у современных писателей мы встречаем такие титулы прокуратора Иудеи, как ἡγεμών (Мф. 27:2; Лк. 3:1; Деян. 24:10; Antiqu. ХХШ, 3, 1), ἐπίτροπος (Bell. jud. II, 9, 2), ἐπιμελητής (Antiqu. ХХШ, 4, 2). По силе своих полномочий он мог быть назван и praefectus.. Он командовал войсками, расположенными в Иудее, Самарии и Идумее, заботился о финансовом состоянии этих областей и производил суд в тех случаях, которые превышали власть, оставленную синедриону. Сюда, между прочим, относились пересмотр и утверждение или отмена определяемых синедрионом смертных приговоров Bell. jud. II, 8, 1.. Обыкновенною его резиденциею была Кесария Antiqu. XVIII, 3, 1; XX, 5, 4. Bell. jud. II, 9, 2; II, 12, 2. Деян. 23–25. Так назвал этот город в честь Августа Ирод Великий. Крепкая башня его, построенная на самом западном скалистом утесе, выходящем в Средиземное море, дала ему другое имя – Caesarea Stratonis., но в большие иудейские праздники он приезжал в Иерусалим, где его присутствие было необходимо ввиду возможных беспорядков при большом стечении народа Сравн. Bell. jud. II, 9, 4..
Этот политический строй Иудеи, сложившийся в первые годы земной жизни Господа Иисуса Христа, оставался неизменным и в год Его смерти. Только сменили друг друга пять прокураторов, и правителем Иудеи теперь был преемник Валерия Грата Понтий Пилат Antiqu. XVIII, 2, 2.. Время и место рождения его, а также обстоятельства жизни до вступления на эту должность неизвестны Pontius Pilatus, cujus genus et patria latent, quamvis Romanus vel saltem Italus vulgo credatur – говорится о нем в Dictionarium historicum Кальмета (Venetiis, 1757, T. II, p. 215).. Без сомнения, в собственно римской истории Пилат не имел особенного значения: его имя встречается рядом только с именем Иудеи. Тем не менее, фамилия Понтиев в Риме должна была пользоваться популярностию: она подарила римскому государству не одного сенатора и народного трибуна. Известен Л. Понтий Аквила, друг Цицерона и один из убийц Цезаря. К этому древнему Самнитскому роду принадлежал и судья Господа Иисуса Христа См. Pontius Pilatus v. G. A. Mbller. Stuttgart. 1888. s. 4..
Начало его десятилетнего Antiqu. XVIII, 4, 2. управления Иудеею падает на 26–й год по РХ. Ero предшественник, Валерий Грат, был послан правителем Иудеи, надо полагать, во второй год царствования Тиверия (15 по РХ.), а проходил эту должность 11 лет (Antiqu. ХѴШ, 2, 2). С этим вполне согласуется и дата Евсевия, который прибытие Пилата в Иудею относит к 12–му году царствования Тиверия, т. е. (14 + 12) 26-му по РХ. См. Церк. История Евсевия II, I, 9. Это была эпоха крайнего развития среди иудеев того недовольства римским господством, которое породило все последующие волнения и войны, окончившиеся разрушением Иерусалима. Под влиянием окружающих несчастий, в народе – избраннике Иеговы с особенною силой пробуждается воспоминание о прежнем величии и счастии и надежда на еще более великое будущее после божественного избавления от чужеземного господства; отсюда ревность в исполнении всех предписаний закона Моисеева, с одной стороны, и ненависть к римлянам – поработителям, с другой. Там, где эти чужеземные похитители свободы позволяли себе вмешиваться в религиозную жизнь иудея и так или иначе оскорблять ее, эта ненависть переходила все пределы. Понятно после этого, как тяжело и трудно было положение римского правителя в Иудее в это время. Только правильное понимание характера иудейской национальности вообще и ее современного настроения, в частности, понимание того, чем жил теперь этот порабощенный, угнетенный народ, могло отчасти помочь римским прокураторам. Но, к сожалению, они не только не стремились к этому, а напротив, питали к покоренному народу лишь презрение и ненависть. Пятый прокуратор не составлял исключения в этом отношении. Для характеристики личности Пилата достаточно было бы сказать, что на своем посту правителя Иудеи он был креатурой того хитрого и коварного Сеана, который в Риме заставлял дрожать императора и сенат См. Geschichte d. Juden v. Dr. H. Grätz. Leipzig. 1878. B. 3, s. 284.. И действительно, «взяточничество, насилия, грабежи, частые казни без судебного разбирательства, бесконечные и ужасные жестокости» характеризуют его правление, по свидетельству Филона Legat. ad Cajum § 38. Эти выражения принадлежат не самому Филону, а Агриппе I, письмо которого сообщает Филон. Как бы скептически ни относились мы к этой характеристике Пилата из уст противника, ее справедливость подтверждается действительными фактами из истории прокураторства судьи Господа Иисуса Христа.. Но хитрый, искательный и до кровожадности жестокий, Пилат в решительную минуту был самым нерешительным и колеблющимся человеком. Он принадлежал к тем натурам, которые, твердо преследуя свой план, не имеют в то же время настойчивости довести его до конца. Едва вступив в должность, он приказал своим солдатам ночью перенесть из Кесарии в Иерусалим те небольшие поясные изображения императора, которые были украшением на военных значках его легионов. Такой поступок затрагивал самую чувствительную сторону иудейской национальности – ее отвращение ко всяким священным изображениям язычников. Видя здесь противозаконное нарушение своих религиозных привилегий, языческое осквернение священного города, иудеи отправились в Кесарию и там шесть дней осаждали прокуратора, бурными угрозами и кроткими мольбами побуждая его унесть изображения из Иерусалима. На седьмой день, потеряв терпение, Пилат приказал солдатам окружить мятежников и грозил им смертью на месте, если они не разойдутся спокойно по домам. Но иудеи легли на землю, обнажили шеи и твердо заявили, что они скорее умрут, чем допустят оскорбление своего закона. Такая настойчивость заставила прокуратора отказаться от своего решения, и изображения, по его приказанию, были возвращены в Кесарию Antiqu. XVIII, 3, 1. Bell. jud. II, 9, 23.. Этот факт, по своему началу, прекрасно говорит нам, как мало понимал Пилат тот народ, который отдан был ему в управление; с другой стороны, он же послужил пробным камнем и для иудеев, которые теперь составили верное понятие о нерешительности и уступчивости своего нового правителя в крайних случаях Кроме этого факта, Иосиф Флавий рассказывает еще о возмущении иудеев по поводу предпринятого Пилатом устройства нового водопровода (см. Antiqu, XVIII, 3, 2 и Bell. jud. II, 9, 4), а Филон (Legat. ad Cajum § 38) – о третьем возмущении, по поводу посвященных Тиверию позолоченных щитов, которые выставил прокуратор в Иродовом дворце в Иерусалиме. См. еще Лк. 13:1. Все эти факты, подтверждая вышеприведенное свидетельство Филона о личности пятого прокуратора, очень ясно говорят, насколько в Иудее Пилат был не на своем месте..
В год смерти Господа Иисуса Христа, по обыкновению прежних лет своего прокураторства, Пилат прибыл на праздник Пасхи в Иерусалим. Где же на этот раз устроил он свою резиденцию? – Вопрос о месте претории Пилата в день суда над Господом Иисусом Христом является столь важным в нашем исследовании, что мы считаем необходимым остановиться на нем несколько подробнее.
В северо-западном углу древнего Сиона, или верхнего города, на том месте, где некогда красовался дворец царя-пророка Давида, во дни земной жизни Спасителя стояло роскошнейшее здание Иерусалима. Много энергии и вкуса потратил страстный поклонник греческой архитектуры Ирод Великий при постройке этого здания. Он употребил в дело все, что только могли дать Иудея и соседние области, и дворец его имени красотою своею, по словам Иосифа Флавия, превосходил всякое описание. Круглая стена в 30 локтей высотою с красивыми башнями, построенными в одинаковом расстоянии одна от другой Только на северной стороне не было таких башен. Там возвышались три могущественные башни – Гиппика, Фазаэл и Мариамна, служившие укреплением проходившей здесь северной стены верхнего города. Bell. jud. V, 4, 34., окружала внешнее пространство дворца. Здесь прелестные рощи с медными статуями у фонтанов и башнями для ручных голубей очаровывали посетителя картиною роскошной природы среди знойного города. Разнообразные мраморные колонны, соединяясь в изящные перистили и величественные портики, открывали вход внутрь дворца, где было в изобилии все, что только мог придумать вкус Рима и Антиохии. Красивые потолки, удивлявшие длиною балок и прихотливою, искусною резьбою, причудливо разнообразные украшения стен, мозаические полы, художественно устланные пестрым мрамором, множество прекрасных статуй, расставленных в нишах стен, богатая серебряная и золотая сервировка столов – были принадлежностью многих чертогов этого дворца, обставленных роскошью и удобством соответственно назначению каждого из них; но и среди этого общего блеска и великолепия еще выделялись две залы – Кесариум и Агриппиум. С их великолепием только храм выдерживал сравнение См. Bell. jud. I, 21, 1; V, 4, 4. Antiqu. XV, 9, 3..
Не подлежит сомнению, что этот великолепный дворец Ирода Великого, служивший резиденцией еще Архелаю после ссылки последнего, был захвачен римскими правителями. Такой захват не был исключительным, местным явлением, а был делом обыкновенным, обуславливавшимся княжеским положением областеначальника. Последний овладевал древним царским замком уже для того, чтобы казаться прямым преемником своего предшественника. Так было в Сиракузах, в Карфагене, в Александрии и в других городах Римской империи, служивших до покорения римлянами резиденцией собственным царям Один из примеров можно указать в обличениях Цицерона против поведения Верреса. Cicero in Verrem II, 5, c. XII. 30: illa domo praetoria, quae regis Hieronis fuit.. И в Кесарии Филипповой мы видим апостола Павла при прокураторе Феликсе содержащегося под стражею в прежней Иродовой претории, а не в каком-нибудь новом доме областеначальника Деян. 23:35.. Так было, конечно, и в Иерусалиме, где римские наместники, располагая роскошными залами Иродова дворца как своею собственностью, могли избирать их постоянною резиденциею для себя на время посещений Иерусалима и здесь же поэтому устроить и свою преторию для разбора всех дел, превышавших судебные полномочия великого синедриона. Дворец со своими многочисленными палатами и дворами, без сомнения, давал полные удобства для этого. Но интересующий нас вопрос не так легко решается. В Иерусалиме был не один дворец, а три, и все они стали собственностью римлян. Кроме великолепного Иродова дворца, здесь был дворец в крепости Антония и дворец Маккавеев.
Bira (בירה) – еврейское название Антониевой крепости, встречающееся в Мишне Напр., Para 3, 1. и соответствующее греческому Варис (Βαρείς), служило обозначением всякого укрепленного места. В Палестине до сих пор еще так называются большие дома, со всех сторон окруженные стенами. Местом крепости был скалистый холм в северо-западном углу горы храма. Может быть, именно здесь еще во времена первого храма был дом храмовой полиции Иер. 20:2., но та крепость, которая после получила имя Антонии, обязана своим происхождением временам Маккавеев. Иосиф Флавий говорит, что Иоанн Гиркан приказал построить близ храма башню, которая потом служила ему постоянною резиденциею и местом хранения его первосвященнических одежд Antiqu. XVIII, 4, 3. Сравн. XV, 11,4.. Однако холм сам по себе представлял такой удобный пункт для крепости, что едва ли могли обойти его своим вниманием опытные в военном деле братья Ионафан и Симон. Уже первый из них имел намерение восстановить лежавшие на земле стены города, возобновить разрушенную часть храма и оградить его высокими башнями, о чем и совещался с народом Ibid. XIII, 5, 11.. Поэтому едва ли можно сомневаться в том, что если не он, то его брат Симон начал обстраивать и укреплять холм, который сама природа предназначала для крепости. Иоанн Гиркан докончил дело, начатое его предшественниками.
Так как Иосиф Флавий называет Варис просто «башнею», то можно думать, что эта крепость в том виде, как отстроена она была Маккавеями, представляла собою только двор небольшой величины, обнесенный кругом крепкою стеною с башнями по углам. На средине двора возвышалось главное здание – резиденция царей и первосвященников из дома Маккавеев, которая иногда называется «дворцом царя Александра» Bell. Jud. V, 7, 3., по имени известного Александра Яннея, прожившего здесь 27 лет. На дворе же, вдоль стен крепости, были устроены помещения для стражи и прислуги царской. Г. Унруг полагает, что холм крепости был отделен глубоким рвом как от города, так и от горы храма, с которою при Симоне он не имел сообщения. Единственные ворота в западной стене крепости вели в город. Иоанн Гиркан, которого первосвященство обязывало часто посещать храм, построил ворота на южной стороне крепости и в северо-западном углу внешней храмовой стены; затем, перебросив через ров огражденный стенами мост, соединил гору храма с крепостью См. Das alte Ierusalem v. G. Unruh, s. 165–166, 169–171, 223–226.. Но непосредственно примыкать к северо-западному углу двора храма эта крепость стала только при Ироде. Последний с большими издержками расширил и заново отстроил Варис Маккавеев, назвав ее Антонией в честь своего римского покровителя Марка Антония Antiqu. XV, 11, 4; XVIII, 4, 3.. Теперь крепость имела такой вид. Она была расположена на скале около 50 футов вышины, там где встречались северная и западная галереи двора храма Bell. jud. V, 5, 8. Правильность линий внешней ограды храма, таким образом, должна была нарушаться в этом месте Антониею, которая своими северною и западною сторонами выступала из площади храмовой стены, а южною и восточною врезывалась в эту площадь.. Натуральное возвышение скалы, само по себе почти отвесное и неприступное, при этом еще было выложено гладкими мраморными плитами, что делало доступ к нему возможным лишь там, где были лестницы. В общем все строение крепости было подобно башне; башни же были расположены и на четырех углах его. Три из них имели высоту 50 локтей, а четвертая, юго-восточная, смежная с храмом, – 70 локтей, так что с ее платформы можно было видеть всю гору храма. Присутствовавшая здесь в дни больших иудейских праздников римская стража по особым лестницам могла сойти в северную и западную галереи храма, если ей хотелось ближе следить за настроением народа на храмовой площади См. Antiqu. XX. 5, 3; XX, 8, 11. Bell. jud. II, 12, 1; II, 15, 6; II, 16, 5; II, 17, 1; IV, 4, 6; V. 5, 8; VI, 2, 9 и др.. Без сомнения, по крутому откосу крепостной скалы была устроена громадная лестница, открывавшая доступ в крепость со стороны города; но где именно был такой подъем, а равным образом – где стояла та стена в три локтя высотою, о которой упоминает историк Иосиф Bell. jud. V, 5, 8., на какой стороне был ров у основания крепости и какую имел он глубину, – чтобы ответить на эти вопросы категорически, как делает это Унруг, нет достаточных данных. Зато с уверенностью можно сказать, что благодаря старанию и большим затратам Ирода, в стенах Антонии было место не для одних солдат. Кроме обширных казарм для войска и грозной тюрьмы с нижними, подземными отделениями для особо тяжких преступников, кроме лавок, бань и различных других построек, делавших Антонию отдельным маленьким городком среди Иерусалима, здесь был и царский дворец, в собственном смысле См. ibid.. И здесь, следовательно, мог найти удобное помещение для себя прокуратор, и здесь могла быть и его претория.
К сожалению, мы располагаем очень скудными сведениями относительно третьего дворца. Кому именно из фамилии Маккавеев обязан он своим происхождением и каково было его устройство – неизвестно. Может быть, его основателем был Александр Янней, как полагает Унруг См. Das alte Ierusalem v. G. Unruh, s. 176., но потом, без сомнения, он неоднократно подвергался изменениям, пока при Ироде Агриппе стал обширным и укрепленным замком Antiqu. XX, 8, 11.. Впрочем, для нас гораздо важнее знать место дворца, а его определить нетрудно. В то время, когда Агриппа, желая отклонить иудеев от доноса на прокуратора Гестия Флора, держал речь к народу, собравшемуся на площади Ксиста, Вероника, сестра Агриппы, имела полную возможность прекрасно видеть всю эту сцену, стоя на одной из галерей дворца Маккавеев, потому что последний, по словам Иосифа Флавия, стоял выше Ксиста и представлял выдающийся пункт в этой местности Bell. jud. II, 16, 3.. О Ксисте мы уже имели случай говорить. Он был расположен по нижней части восточного откоса Сионского холма, на самом краю долины Тиропеон, так что мост, переброшенный чрез эту долину, соединял его с горою храма Ibid.. Северною своею частью он граничил с северною стеною Сиона и простирался отсюда к югу приблизительно до места моста Робинзона. Согласно вышеприведенному замечанию Иосифа, на этом же восточном склоне Сиона нужно искать и место дворца Маккавеев, только для этого от места Ксиста необходимо подняться по откосу Сиона несколько вверх, в западном направлении. Так как Иосиф Флавий, намечая направление северной стены Сиона, упоминает на восточном конце ее Ксист и βουλευτήριον совет и ничего не говорит о дворце Маккавеев Ibid. V, 4, 2., то отсюда следует, что этот дворец своими северными постройками не приходился так близко к Сионской стене, как Ксист, а был расположен несколько южнее его. Куда простирался он своими южными постройками, мы не знаем. Может быть, он и оканчивался южнее Ксиста. Это вполне зависело от его объема. Как бы то ни было, и этот дворец был к услугам прокуратора, если бы последний пожелал в нем устроить свою иерусалимскую квартиру.
Антонию Ирода после сменил додекапилон Адриана, а в настоящее время среди песка и мусора нигде не видно остатков древней крепости. Тем не менее, после сказанного ее место всего естественнее искать на северозападном углу Харама Конечно, если бы мы задались целью с точностью указать здесь каждый локоть земли, занятый некогда Антониею, мы взяли бы на себя труд непосильный. См. Topogr. v. Tobler, B. 1, s. 637–648. Но что она была именно здесь, не подлежит сомнению.. От древнего величия Иродова дворца на Сионе до наших дней также не уцелело ни малейшего следа. Но остатки крепости Давида можно видеть еще и теперь в древнейшей части нынешней цитадели близ Яффских ворот; поэтому армянский сад в соседстве с этою цитаделью может служить напоминанием о тех роскошных парках, которые некогда осеняли здесь дворы Ирода. Что касается дворца Маккавеев, то и его место, несмотря на такое же полнейшее отсутствие каких-нибудь вещественных остатков, как мы сказали, определяется легко. Здесь не лишне сделать еще одно замечание. Кроме Ксиста, указателем места дворца может служить еще тот βουλευτήριον, о котором говорит Иосиф Флавий. Сопоставляя вышеприведенные указания историка, мы получаем то убеждение, что здание суда стояло несколько к северо-востоку от дворца Маккавеев, отделявшегося от него только Ксистом. В городе преданий, каков Иерусалим, все важные общественные здания никогда не строятся где-нибудь, безразлично, а всегда на местах, которым предание приурочило такое же или, по крайней мере, подходящее назначение в прошлом. Поэтому нынешнее Иерусалимское судилище Мегкеме, расположенное у ворот Харама Баб-ес-Силсиле, с минаретом суда Медене-ел- Кади недалеко от него, уже само по себе должно служить указателем места древнего судилища. Так как при этом оно вполне соответствует и определению Иосифа, то именно здесь, т. е. точнее говоря, под нынешним Мегкеме и был βουλευτήριον, а замок Маккавеев несколько выше, к юго-западу от него. – Итак, в котором же из трех намеченных нами пунктов должно искать место претории Пилата: около цитадели Ел-Калаа или там, где указывают его теперь пилигримам, на месте нынешних турецких казарм, расположенных у северо-западного угла Харама, или, наконец, на восточном склоне Сиона, к юго-западу от Мегкеме?
Дворец Ирода представлял удобное место для квартиры областеначальника. Его роскошные залы своим комфортом могли удовлетворить самые капризные желания изнеженного римлянина; в тоже время его дворы, примыкая к трем знаменитым башням Ирода, могли дать помещение значительному отряду солдат. Это был и самый укрепленный пункт верхнего города. «Храм имел свою крепость в Антонии, – говорит Иосиф, – а верхний город владел собственным замком, дворцом Ирода» Bell. jud. V, 5, 8. Другое замечание того же историка, что после падения храма около 8400 человек нашли убежище и средства для своего укрепления в этом замке (Ibid. VI, 7, 1), показывает, как велика была вместительность Иродова дворца.. Но эти удобства нам кажутся еще недостаточными для того, чтобы выбор всех прокураторов всякий раз, когда были они в Иерусалиме, всегда падал именно на этот дворец. И Антония, и дворец Маккавеев могли дать удобное помещение прокуратору; без сомнения, и там были хорошо обставленные залы. Если они и уступали несколько роскоши и изяществу Иродова дворца, зато имели пред ним одно несомненно важное преимущество, это – близость к храму. Около последнего в такое время, как праздник Пасхи, сосредоточивалась, можно сказать, вся жизнь иудеев. Обширная площадь дворов храма в это время переполнялась народом, собиравшимся из близких и далеких стран к своему родному очагу. И не одни религиозные чувства должны были волновать здесь грудь этого народа. На его сердце тяжелым гнетом лежало великое горе, рабство отечества. Мог ли он не поведать такого горя своему Богу, стоя здесь, у самого храма Его! Трудно даже представить, сколько жертв приносилось здесь Тому, Кто один мог ниспослать избавление от ненавистного чужеземного господства, сколько молений неслось к небу, соединяясь в одном вопле: «доколе, Господи?». Таким образом, если возможен был мятеж народа, то трудно было бы указать для него время удобнее этих моментов религиозно-патриотического воодушевления и другое место, кроме дворов храма. Римляне хорошо знали это и потому воспользовались таким удобным пунктом, какой представляла крепость Антония. Примыкая к северо-западному углу храмовой площади, крепость эта с своей верхней платформы, как мы уже говорили, давала возможность видеть все, что происходило внизу, на дворе храма. Малейшее подозрительное движение сновавшего здесь народа не могло ускользнуть от взора наблюдавшей сверху стражи, которая при этом могла немедленно спуститься вниз и, если была необходимость, напомнить иудеям их неволю. Но, с другой стороны, было ли все это настолько важно, чтобы заставить прокуратора запереться в стенах Антонии? Была ли нужда в его личном присутствии здесь или, по крайней мере, всегда ли было это необходимо? Правда, Иудея переживала тогда смутное время, но все же бывали моменты и спокойного настроения народа, когда не было никаких причин ожидать мятежа. Да и дворец Маккавеев, в свою очередь, едва ли уступал в этом отношении – как обсервационный пункт над горою храма – крепости Антония. По словам Иосифа Флавия, он занимал настолько высокий пункт, что желавшие могли осмотреть с него весь город. Ирод Агриппа имел даже обыкновение с верхних чертогов его наблюдать за религиозною жизнью народа на храмовой площади, что, как известно, побудило иудеев закрыться от него особою стеною Cм. Antiqu. XX, 8, 11.. Одним словом, выходя из общих соображений относительно специальных удобств Иродова дворца, крепости Антония и дома Маккавеев, мы не может прийти ни к какому положительному выводу по нашему вопросу. Один прокуратор мог остановиться в одном из Сионских дворцов, другой – в замке Антония. Выбор должен был зависеть от самой личности правителя, его отношения к своим обязанностям, взглядов на народ, вверенный его заботам, настроения этого народа и т. п. Мало того, настроение иудеев могло заставить даже одного и того же прокуратора в различное время менять место своей резиденции в Иерусалиме.
Иосиф Флавий дает нам пример пребывания прокуратора в Иродовом дворце и даже прокураторского суда здесь. Мы разумеем ужасную сцену пред трибуналом последнего римского правителя в Иерусалиме, Гестия Флора, пред самым судейским престолом которого были подвергнуты бичеванию и затем распяты на крестах многие лица священнического звания, имевшие притом права римского гражданства. Иосиф прямо говорит, что прибывший из Севастии прокуратор остановился в царском дворце (ἐν τοῖς ßασιλείοις), а что последний не тождествен ни с Антонией, ни с дворцом Маккавеев, ясно из дальнейшего рассказа историка. В самый разгар мятежа, после новых убийств и жестокостей, причиненных иудеям римскими солдатами, прибывшими из Кесарии, Антония составляет только цель стремлений Флора и то лишь потому, что из нее легко пробраться к храму и его сокровищам (если бы прокуратор был во дворце Маккавеев, это желание его гораздо легче могло осуществиться другим, ближайшим путем). Он сам, во главе одного отряда, хочет пробраться к Антонии кратчайшим путем, тесными улицами нижнего города; другой отряд спешит к тому же пункту, гоня пред собою народ вверх, чрез так называемую Везефу; но благодаря энергичному отпору со стороны иудеев, обе попытки оказываются неудачными Bell. jud. II, 14, 6–9; II, 15, 5–6.. После всего этого не может подлежать сомнению, что претория Гестия Флора имела место в Иродовом дворце. Но нужно ли много говорить о том, что один факт, имевший место здесь 30 лет спустя после смерти Господа Иисуса Христа и совершившийся притом, может быть, только благодаря каким-нибудь особенным условиям, которых мы не знаем, – нельзя возводить в общий закон или обычай и считать его достаточным для решения нашего вопроса? Мы не отрицаем, что Иродов дворец мог служить иногда Иерусалимскою резиденцией римским прокураторам, но это же и самый больший вывод, к какому уполномочивает нас эпизод из иерусалимской истории, переданный Иосифом; положительного же решения нашего вопроса мы должны искать только в свидетельствах древнепаломнической литературы, к которым и перейдем теперь.
Бордоский путник еще застал остатки стен претории и положение их определяет таким образом. «Отсюда (пред этим путник говорит о месте дворца Давида, внутри Сионских стен) когда пойдешь за стену Сионскую, идя к воротам Неаполитанским, направо, внизу в долине находятся стены, где был дом или претория Понтия Пилата. Здесь допрашивали Господа, прежде чем Он пострадал. На левой же стороне находится холм Голгофа, где Господь был распят» См. Itinera hieros. ed. Tobler et Molin., p. 18. Сравн. Прав. Пал. Сб. вып. 2, стр. 28–29.. По общепринятому мнению, Неаполитанским воротам соответствуют нынешние ворота Дамасские. Ввиду положения их в северной стене Иерусалима, мы должны признать, что здесь идет речь о пути с Сиона к северу. В IV веке кто шел в таком направлении, оставляя Голгофу на левой стороне, имел остатки древних стен претории направо от себя. Не так ли и теперь расположено относительно Голгофы место претории, указываемое там, где некогда стояла грозная крепость Антония, а ныне турецкие казармы? Весьма многие отвечают на этот вопрос утвердительно, и это свидетельство Бордоского путника, совершенно непонятное при положении претории на месте древнего дворца Ирода, т.е. к югу от Голгофы, считают ясным доказательством подлинности нынешнего места претории на северо-западном углу Харама. Но при таком толковании остается необъяснимым одно выражение путника. Он говорит, что остатки древних стен претории идущий видел внизу, в долине (deorsum in valle), между тем, уже Тоблер заметил, что этого нельзя было сказать о месте нынешнего турецкого Серая, который стоит, если не высоко, то, во всяком случае, и не в долине Tobler, Topogr. B. 1, s. 223.. Сам Тоблер помещает преторию Бордоского путника в Харет-ел-Вади, близ Сук-ел-Каттанин; Сепп видит здесь указание на Мегкеме Sepp, Ierusalem. B. 1, s. 189., а В. Г. Васильевский готов признать здесь дворец Маккавеев См. Прав. Пал. Сб. вып. 11, стр. 119.. Два последние пункта, как мы знаем, так близки один к другому, что их можно считать за одно место, а так как все свидетельство Бордоского путника без всяких опущений или изменений легко может быть отнесено к этому месту, то на нем мы и остановим пока свое внимание.
После этого свидетельства паломника из Бордо мы встречаем указания относительно места претории только в тридцатых годах VI столетия, т. е. ровно два века спустя. «Оттуда (от Сионской базилики) приходишь к дому Каиафы, где отрекся святый Петр: там есть большая базилика св. Петра. Потом приходишь к дому Пилата, где предал он Господа иудеям на бичевание, где есть большая базилика и есть там комната (cubiculum), где сняли с Него одежды и подвергли бичеванию, и называется святая София» Breviarius de Hierosolyma. См. Itiner. hieros., p. 59.. К сожалению, этим Breviarius de Hierosolyma оканчивается и, следовательно, нет возможности установить отношение Пилатова дома к другим священным местам на том же пути от Сионской базилики и дома Каиафы, на котором видел его паломник VI века; но все же он упоминается здесь в связи с этими двумя пунктами, производя на читающего такое впечатление, будто бы он находился, по крайней мере, в одной с ними части города. Не имея, впрочем, оснований в самом памятнике придавать такой связи речи особенное значение, видеть в ней ясное указание на положение претории на Сионе, отметим своим вниманием пока лишь Sanctam Sophiam – особую базилику, упоминаемую на месте дома Пилата. В ней, по-видимому, дан новый признак для решения нашего вопроса, который теперь может быть выражен и в другой форме: где была эта Sancta Sophia?
Феодосий, современник автора вышеприведенных слов, говорит о ней так. «От святого Сиона до дома Каиафы, который теперь есть церковь святого Петра, либо больше, либо меньше (приблизительно) шагов числом 50. От дома Каиафы до претории Пилата шагов числом 100. Там есть церковь святой Софии. Возле нее святый Иеремия был опущен в озеро. Источник Силоамский от озера, в которое был опущен Иеремия пророк, имеет шагов числом 100; он находится внутри (intra, или внизу – infra, как стоит в другом чтении) стены. От дома Пилата до Вифезды (piscinam probaticam Овчей купели) шагов приблизительно 100. Там Господь исцелил расслабленного» Ibid., p. 65.. – Прежде всего, нельзя не видеть сходства этого свидетельства с предшествующим: последовательность первых трех мест та же самая, но у Феодосия при этом дано определение расстояний между ними. Следуя ему, мы сразу расположены искать церковь святой Софии, или преторию, на Сионе, и притом недалеко от Сионского храма. Но в каком же направлении нужно считать шаги Феодосия от этого храма? Путь, каким идет в своем описании этот паломник, как раз противоположен направлению Бордоского пилигрима. Тот прошел Сион с юга к северу, от места дома Каиафы до места дворца Давидова Ibid., p. 18., Феодосий же наоборот – с севера к югу: гроб Господень, Голгофа, св. Сион и потом уже – дом Каиафы, претория Пилата, источник Силоамский, piscina probatica Овчая купель – вот порядок его речи См. Ibid., p. 63–64.. Не трудно видеть отсюда, что его претория никоим образом не могла быть на месте Иродова дворца. Во-первых, он ни слова не говорит о доме или дворце Давида, что едва ли было бы возможно, если бы претория была близ этого места; во-вторых – и это самое главное, – почему Феодосий от Голгофы прямо переходит к Сионскому храму и только уже после него говорит о доме Каиафы и претории? Если бы последняя была на его пути от Голгофы к югу, да еще там, где некогда был дворец Давида, а потом – Ирода, то его описание необходимо должно было иметь другой порядок – Голгофа и сразу, непосредственно, претория. Нет возможности допустить, чтобы он прошел в своем обозрении всю западную часть Сиона с севера к самому югу и потом снова возвращался к северу. Да если даже и допустить такую ничем не объяснимую беспорядочность описания, то почему же паломник не продолжает своего обозрения в северном направлении, а сразу переходит к месту Силоамского источника, т.е. к юго-востоку? – Все это заставляет нас искать преторию Феодосия не только не на месте Иродова дворца, но даже и не к северу от Сионского храма, а к северо-востоку. К сожалению, его вычисления мало помогают более точному определению интересующего нас места. Что такое passus Феодосия? Паломник от Голгофы до святого Сиона насчитывает всего 200 шагов Ibid. p. 64: de Golgotha usque ad sanctam Sion, que est mater omnium ecclesiarum, passus numero CC.. Признавая оба пункта соответствующими их нынешнему месту, нельзя, конечно, не удивляться, каким образом уложилось здесь то расстояние, которое измеряют 2500 футами. Такая несообразность заставляет некоторых видеть в его шаге какую-то особенную меру См., напр., Прав. Пал. Сб. вып. 11, стр. 116.. Что в измерениях Феодосия нельзя искать точности, это ясно уже из той округленности, какую имеют все приводимые им цифры; но в то же время и считать шаг особою мерою нет достаточного основания: в других местах расстояния паломника приблизительно соответствуют действительным, да и нет примеров в других памятниках, где бы шаг употреблялся в несобственном значении. Как бы то ни было, нельзя много ошибиться, пользуясь расстояниями Феодосия только путем сравнения их между собою. Паломник указывает одинаковое расстояние 100 шагов от претории к трем пунктам – до дома Каиафы, до источника Силоамского и до Овчей купели. Считая его piscina probatica соответствующею источнику здоровья (Аин-ес-шефа), на западной стороне Харама, в 16 футах от угла улицы Сук-ел-Каттанин, соединим эти три пункта прямыми линиями на плане Иерусалима. Центр этого треугольника и будет приблизительное место претории Пилата, по указаниям Феодосия. – Таким образом, для нас, несомненно, одно, что указания VI в. не противоречат, а согласуются со свидетельством Бордоского путника, что и в это время преторию указывали в северо-восточной части Сиона.
Мы имеем еще одно свидетельство от того же века, которое еще более утверждает нас в этом. Сказав о памятнике гроба Господня, о Голгофе и базилике Константина с их принадлежностями, Антонин Мартир так продолжает свое описание. «Оттуда восходим в башню Давида, где сложил он псалтирь. Велика очень; в ней есть монастыри в особых отделениях (cenaculis): эта башня четырехугольна и высечена из камня, не имеет крыши... Потом идем в базилику Святой Сион, где есть много достопримечательностей и между ними то, что называется камень угла, который был пренебрежен строителями. От Сиона приходим в базилику Святой Марии, где большое собрание монахов и где странно-приимницы для мужчин и женщин; я принят был как странник; (там) бесчисленные столы, постелей для больных более трех тысяч. И мы помолились в претории, где выслушан был Господь и теперь есть базилика Святой Софии. Пред развалинами храма Соломонова, внизу площади сбегает вода к источнику Силоамскому близ портика Соломона. В самой базилике есть седалище, на котором сидел Пилат, когда слушал Господа; там же камень четырехугольный, который стоял среди претории. На него был поставлен Господь, когда был выслушиваем Пилатом, чтобы весь народ мог видеть и слышать, и там остались следы его... Потом идем к арке (ad arcum, или к площади – ad aream по другому чтению), где были древние ворота города. В том самом месте находятся те гнилые воды, в которые был опущен пророк Иеремия. От арки той нисходя к источнику Силоамскому по многим ступеням, видим базилику, под которой бежит Силоам»... От этого источника автор переходит потом еще южнее, к Гакельдаме См. Itiner. hieros. p. 101–106.. Порядок описания, как видим, тот же, что и у Феодосия, только, благодаря некоторым подробностям, более ясный в топографическом отношении. Паломник от священных мест распятия и погребения Господа Иисуса Христа переходит в северо-западную часть Сиона. Здесь он видит место Давидовой башни с его современными принадлежностями; ему известны и предания, связанные с этим местом, но между ними он ничего не знает о претории здесь. Однако он, как и Феодосий, проходит всю западную часть Сиона до ее южной оконечности, занятой Сионским храмом с его достопримечательностями. От св. Сиона его путь лежит, несомненно, к востоку, или, лучше, к северо-востоку; при этом прежде чем достигнуть места претории, отмеченного храмом св. Софии, ему приходится остановиться в базилике св. Марии (о доме Каиафы, неизвестно почему, нет, как видим, упоминания). Вероятно, это и есть та великолепная Юстиниановская базилика Марии Новой, подробности построения и принадлежностей которой, как переданы они Прокопием Кесарийским, отчасти сходятся с описанием Антонина Мартира Подробнее об этом см. у В. Г. Васильевского, Прав. Пал. Сб. вып. 11, стр. 102–104.. Сказав о базилике св. Марии, наш паломник не упоминает о переходе к претории, a просто говорит: и помолились в претории, так что последняя, по-видимому, была в самом близком соседстве с храмом св. Марии, а где именно, понятнее из последующих слов. Отсюда так близко к горе Мориа, что ясно видны не только развалины храма Соломонова (вероятно, одной из мечетей, построенных Омаром на площади Харам-ес-Шериф), но и источник, бегущий внизу их по долине Тиропеон, между Сионом и горою храма к Силоаму. Нельзя не видеть здесь довольно ясного указания местности на восточной окраине Сионского холма и, следовательно, все свидетельство Антонина Мартира нельзя не признать подтверждением и разъяснением двух вышеприведенных указаний из того же VI века.
В памятнике начала IX в. (около 808 г.), открытом в Базельской библиотеке профессором Герлахом с заглавием: «Commemoratorium de casis Dei vel monasteriis», исчисление современного Иерусалимского Клира производится в таком порядке церквей и монастырей: святый Гроб Господень, святая Кальвария (Голгофа), св. Сион, св. Петр, «где он, славный, плакал» (храм на месте раскаяния апостола, которое предание всегда искало на южном склоне Сионского холма, недалеко от места отречения, или так называемого дома Каиафы), претория, св. Мария Новая, «которую построил император Юстиниан», св. Фалалей, св. Георгий и т. д. Itinera hieros., p. 301–302.. Этот порядок, как видим, соответствует, с немногими изменениями, порядку описания паломников VI века. Все различие в том, что упоминается новая церковь св. Петра, да о претории говорится не после, а пред Мариею Новою. Но эта церковь св. Петра была недалеко от дома Каиафы, о котором говорят и «Breviarius», и Феодосий, а перестановка претории и Марии Новой легко объясняется их близким соседством. Так как такой порядок, без сомнения, не мог быть делом случая, а был дан самою местностью, действительным порядком сооружений на местах, освященных преданием, то мы, на основании его, вправе заключить, что в начале IX века преторию указывали в той же восточной части Сиона.
Несколько позднее, но в том же IX веке, монах Епифаний об интересующем нас месте говорил таким образом: «направо от башни (Давида) находится лифостротон, маленькая церковь, где Иуда предал Господа. Направо от лифостротона – святый Сион, дом Божий... (Направо от большой входной двери) есть отдушина гееннского огня. Близ нее стоит камень, на котором бичевали Христа и Бога нашего; и во святых вратах алтаря находятся следы Христа, где Он стоял, судимый Пилатом. При (алтарном) своде святого Сиона, или собственно претории, стоят четыре колонны: там лежат уголья на том месте, где служанка спрашивала Петра и где он трижды отрекся от Христа. И в том же месте домы Пилата, и Анны, и Каиафы и Кесаря...» См. Прав. Пал. Сб. вып. 11, стр. 23.. Весьма трудно разобраться в этих крайне спутанных указаниях. Что это за лифостротон, место предательства Иуды? Если вместе с В. Г. Васильевским видеть здесь испорченность текста (нужно читать ἔνθα παρέδωκεν ὁ Πιλάτος, а не ὀ Ἰοῦδας͵ τὸν Κύριον там предал Пилат, а не Иуда, Господа) и разуметь место претории Пилата, то что значит это направо? где нужно искать этот лифостротон? Он указывается здесь отдельно от св. Сиона, между тем дальше говорится о следах ног Спасителя, оставшихся с того времени, когда стоял Он на суде пред Пилатом, у алтарных врат св. Сиона; еще далее – претория отождествляется с Сионским храмом и, наконец, будто в одном и том же месте или, по крайней мере, на одной площади указывается дом Пилата (а не претория), дома Анны, Каиафы и Кесаря (?). В. Г. Васильевский, много поработавший над изучением этого памятника, пришел к такому выводу, что Епифаний мог знать предание о двух пунктах: его претория, может быть, занимала место Иродова дворца, а дом Пилатов был там, где прежде стоял дворец Маккавеев Ibid., стр. 118–119.. Насколько прав почтенный профессор, судить очень трудно. Вышеприведенный текст лучше всего говорит сам за себя, что всякая попытка к решению вопроса о месте претории по этому тексту должна ограничиться только предположениями. Если Епифаний действительно знал предание о жилище Пилата на месте древнего дворца Асмонеев, то не здесь ли должно искать и преторию Пилата? До этого времени мы не находим ни в одном памятнике отождествления претории со святым Сионом и, может быть, только великое значение этого храма, с местом которого соединялись самые древние христианские предания, было побуждением искать здесь и преторию Пилата.
В чине богослужения в великий пяток, как изложен он в памятнике IX–X вв., открытом А. А. Дмитриевским, мы находим указания целого рода священных мест, на которых последовательно останавливался в этот день крестный ход священнослужителей, совершая евангельские чтения и пение антифонов на самых местах воспоминаемых событий. С горы Елеонской спускались на место поклонения (вероятно, кровавой молитвы Господа), откуда шли в Гефсиманию, потом на место покаяния апостола Петра (λιτή εἰς τήν μετάνοιαν τοῦ ἀγίου Πέτρου), отсюда в святую Софию на Лифостротон (λιτή εἰς τήν ἁγίαν Σοφίαν ἐν τῷ λιθοστρωτῷ), потом уже к местам близ гроба Господня См. «Богослужение страстн. и пасх. седм. во св. Иерус.» А. А. Дмитриевского. Стр. 125 и дал.. И здесь, принимая во внимание относительное положение мест – отречения апостола Петра и гроба Господня, мы склонны видеть указание претории, или св. Софии, на Сионе и никоим образом не на северо-западном углу Харама. Конечно, точнее определить направление крестного хода от церкви св. Петра можно только на основании других памятников.
В начале XII в. наш паломник во святую землю игумен Даниил указывал преторию Пилата уже в другом месте. «Оттуду (от места испытания крестов царицею Еленою), – говорит он, – поидучи мало ко востоку лиць претории, идеже воини приведоша Христа ко Пилату... Тужь есть темница июдейска; ис тоя темници изведе Ангел святаго Апостола Петра в нощи. И то есть был двор Июдин, предателя Христова. А оттуда мало поидучи ко встоку лиць есть место, идеже Христос кровоточивую исцели. И ту есть ров близь, идеже ввержен бысть Еремиа пророк: ту и дом его был, тужь и Павла Апостола двор был прежь, егда бяше в жидовстве. А оттуда мало поидучи ко востоку лиць уступить мало с того пути, ту есть дом был святаго Иоакима и Анны...» См. Прав. Пал. Сб. вып. 3, стр. 27–28.. Следуя этим указаниям нашего игумена Даниила, необходимо искать его преторию в восточном направлении от храма Воскресения, значит – ни в каком случае не на Сионе. Так как нынешнее место претории у северозападного угла Харама расположено по отношению к храму Воскресения именно в этом направлении, то все защитники подлинности этого места и указывают на свидетельство Даниила как на важный аргумент для своего мнения. Но одно выражение ко востоку лиць еще слишком недостаточное основание для этого. Между преториею и домом Иоакима и Анны паломник указывает в том же восточном направлении целый ряд других мест, отмеченных преданием, которые, конечно, требовали довольно значительного расстояния и, во всяком случае, не могли помещаться на том пространстве, какое отделяет нынешнее место претории от церкви св. Анны. Таким образом, преторию Даниила нужно искать где-то гораздо ближе к храму Воскресения.
Это свидетельство нашего древнейшего паломника в Иерусалим, переносящее преторию с Сиона в нижний город, стоит совершенно одиноко в продолжение всего периода Крестовых походов. Все указания крестоносцев, напротив, ясно говорят о сионской претории, но при этом, по крайней мере некоторые из них, помещают ее, по-видимому, не на восточном склоне Сиона, а в северо-западном углу, у башни Давида, на месте Иродова дворца. Так, Иоанн Вирцбурский (1147 г.) говорит: «Господь наш был предан Своим учеником, взят и связан римским воином и отведен на гору Сион, где тогда была претория Пилата, называвшаяся Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа... Еще и сегодня показывают это место, где были и претория и башня Давида. В этой самой претории Петр трижды отрекся от Господа. Это место обозначает капелла, расположенная пред большею церковью Сионскою к северу, содержащая изображение истории события с такою надписью.» См. латинский текст у Сеппа. Ierusalem. B. 1, s. 191. В своем месте мы уже говорили об отождествлении в некоторых памятниках претории и дома Каиафы. Здесь мы найдем несколько примеров этого.. В 1172 г. Теодорих Вирцбурский писал об этом так: «Пилат занял свой трибунал в том месте, которое называется Лифостротон, каковое место расположено пред церковью св. Марии на горе Сионе, на возвышенности против городской стены, где находится капелла в честь Господа нашего Иисуса Христа, в которой есть значительная часть столба, привязанный к которому Господь, по повелению Пилата, был подвергнут бичеванию...» В 50 шагах отсюда к востоку указывается церковь на месте раскаяния апостола Петра De locis S. c. 25. См. ibid.. Архидиакон Фретелл около того же времени указывал церковь Петра, в его время занимавшую место претории, на севере от Сионского храма, т. е. места гроба Давидова и тайной вечери De situ Iherusalem f. 16. b. Quem fraudis osculo vinctum ducunt in Sion, Pylati pretorium grece nuncupatum lythostrotos, gebraice gabatha. Monte Sion Jesum probris nimiis afflictum, verberibus cesum, cachinnis derisam, crucis sue bajolum Pylati jussu, judeorum impulsu in golgatha (duxerunt). 22 b. Extra atrium ad aquilonem est ecclesia in honore s. Petri ubi pretorium fuisse dicitur, CM. Sepp, I, 192. Tobler. Topogr. B. 1, s. 224 n. 2; s. 225 n. 1.. В памятнике с заглавием «Narratio locorum terrae sanctae», как приводится он у Кварезмия, говорится: «несколько ниже (места тайной вечери) есть место, где омыл (Иисус Христос) ноги учеников. Потом приходишь к претории, где был увенчан тернием Господь. Оттуда приходишь к месту, где скрывался Петр после своего отречения; оттуда – к источнику Силоамскому» Ibid.. Еще в начале XIII в. Титмар указывал судилище Пилатово на Сионе Ihesus ductus ad pretorium Pilati in Syon. Ibid..
После этого появляется и начинает постепенно овладевать почти общим вниманием новое место претории, которого не знало древнейшее предание. Так, в первой половине того же XIII века дом Пилата начинают находить на Иосафатовой улице, близ одних ворот, приводивших к храму. Un poi avant, a main senestre de celle rue, estoit Maisons Pilate. Devant celle maison avoit une porte par u on aloit al Temple – читаем мы в L’estat de la Gitd de Iherusalem, XXII См Itinbraires a Jerusalem publibs par. H. Michelant et G. Raynaud, p. 49.. Анонимный продолжатель Вильгельма Тирского (1261 г.) говорит почти буквально то же самое См. Ibid., p. 161.. Иосафатова улица имеет направление с востока к западу; дом Пилата был расположен, очевидно, на южной ее стороне; если стать к нему лицом, то налево, т.е. к востоку, там, где и теперь еще видны заложенные ворота, был вход на площадь Харама Сравн. Tobler. Topogr. B. 1, s. 226 n. 1.. Положение места претории ясно соответствует нынешнему. Филипп Мускет, автор стихотворного описания Иерусалима, указывает преторию Пилата в северной части города См. Itineraires a Jerus. publ. Mich. et Rayn. 114.. В начале XIV в. венецианский патриций Марин Санут писал: invenies domum Pilati... Et est ibi via, quae ducit ad Templum найдешь дом Пилата. И есть там улица, ведущая к Храму Tobler. Topogr. I, 226.. В XVI в. на планах Ангелиса и Цуаллярта дому Пилата отводится место, соответствующее нынешним казармам на углу Харама Ibid. not. 2.. В «Хождении» нашего Василия Познякова (того же времени) он указывается вблизи дома Иоакима и Анны «От дому святых праведных Иоакима и Анны, – говорится здесь, – пошед мало на гору, дом Пилатов, в нем же судили пребеззаконнии Июдеи Господа нашего Иисуса Христа, судию всего мира». Прав. Пал. Сб. вып. 18, стр. 47–48. Сравн. вып. 27, стр. 28 – пересказ того же в «Хождении Трифона Коробейникова».. В Проскинитарии Арсения Суханова (XVII в.) то же положение определяется точнее: «от переулка, что от двора Иоакима и Анны прямо улицею на запад до претора, в нем же Христос Бог наш судим бяше от Пилата, 100 сажен. И ныне тот претор знать мало, чрез улицу свод каменный, а на том своде стена с зубцами, взялась из стены двора Пилатова; а иные сказывают: тот претор был тут и ворота к претору с Пилатова двора» Прав. Пал. Сб. вып. 21, стр. 140.. Еще позднее, в XVIII и даже в начале нынешнего столетия, Людольф, Фабри, Шульц, Зибер, Блакбурн, Крафт и многие другие не только не сомневались в подлинности этого места претории, но увлекаясь хотели видеть здесь, среди зданий турецких казарм, даже остатки древнего Пилатова судилища или крепости Антония См. Tobler. Topogr. I, 228–227. О состоянии этого места в настоящее время у нас еще будет речь впереди..
Такова история предания о месте суда над Господом Иисусом Христом у Пилата. Начиная с древнейшего из дошедших до нас памятников палестинской паломнической литературы, т. е. с IV века, и до самого времени Крестовых походов, преторию Пилата указывали на восточном склоне Сиона. На Сионе же остается она и при крестоносцах, но при этом уже начинается колебание в определении ее места, причиною чего, очевидно, могла быть только утрата твердого и определенного предания и стремление вознаградить эту потерю собственными соображениями. Так, зная отношение Иродова дворца к башне Давида и зная место последней, крестоносцы желают видеть здесь и преторию Пилата, выходя из общих соображений о большей вероятности пребывания пятого прокуратора именно в этом дворце. Но что в собственном смысле предание о месте претории к этому времени действительно уже было потеряно и что преторию теперь начали искать, ясно из свидетельства Даниила, идущего в своих указаниях против общего мнения своих современников. Почти с прекращением Крестовых походов прекращает свое существование и их сионская претория. Зато теперь появляется новое предположение: Пилат в день смерти Господа Иисуса Христа, вероятно, избрал своим местопребыванием в Иерусалиме дворец в крепости Антония, и вот, согласно с этим, и священное место претории начинают указывать там, где, несомненно, была Антония, т. е. у северо-западного угла Харама. – Итак, не трудно видеть, где истина. Стремясь решить вопрос на основании имеющихся у нас под руками документальных данных, мы не можем не склоняться в сторону древнейших из них: чем древнее памятник, тем, само собою понятно, ближе к истине его указание. Но древнейшие свидетельства, как мы видели, говорят о восточном склоне Сионского холма как о месте претории. Это было предание в собственном смысле, еще удержавшийся, хотя уже и слабый, отголосок рассказов современников и, может быть, очевидцев события; поэтому его указаниям мы и считаем себя обязанными следовать. Где остановился Пилат, прибыв в Иерусалим к празднику Пасхи в год смерти Господа Иисуса Христа, мы не знаем, но что место или здание, которое в Евангелии называется преториею, находилось в северо-восточной часта Сиона, это для нас не подлежит сомнению. Так как здесь мы знаем только одно здание, которое могло дать квартиру прокуратору, именно дворец Маккавеев, то в нем, вероятно, и жил Пилат в то время, и разбирал судебный процесс Господа Иисуса Христа. – Но при этом наше внимание невольно обращается и к другому, хотя почти смежному, пункту, к месту нынешнего Мегкеме. Что такое βουλευτήριον Иосифа Флавия? Мы уже говорили, что место древнееврейского высшего синедрионального суда было не здесь, по указаниям талмудическим. О каком же судилище говорит историк? Раскопки, произведенные на этом месте в апреле 1865 года капитаном Вильсоном, открыли здесь под землею целую группу древних сооружений, покоев различной величины, имеющих, частью, связь с громадным коридором, который идет от западной стены Харама к башне Давида у Яффских ворот, почти под нынешнею улицею Баб-ес-Силсиле. В определении назначения этих подземных камер мнения расходятся. Римские статуэтки, найденные при раскопках в некоторых из них, по-видимому, говорят, что они были заняты в древнейшие времена не иудеями, а римлянами. Большая из этих камер, приходящаяся почти под нынешним Мегкеме и названная Варреном Масонскою залою, своими громадными размерами, своим разделением посредством арки на две неравные половины и всем своим видом производит впечатление залы общественного судилища; меньшая ее половина могла служить помещением для судей, а большая для подсудимых, обвинителей, свидетелей, народа. Удлиненная форма, взаимное сообщение посредством малых коридоров, амбразуры вместо окон, особенности в устройстве других камер – наводят на мысль о назначении этих последних для римского гарнизона, а близость места к храмовой площади, и именно к воротам в западной стене ее ограды, могла бы определить и цель пребывания здесь гарнизона: это мог быть весьма удобный пост для наблюдений за поведением народа на храмовой площади См. «Св. земля» А. А. Олесницкого, ч. 1. стр. 164–177.. Если бы эти соображения оказались справедливыми, то не здесь ли нужно искать и священное место суда над Господом Иисусом Христом? Пилат мог жить во дворце Маккавеев, а производить суд на том месте, которое Иосиф называет βουλευτήριον – судилище, и которое притом было так близко к дворцу Маккавеев. Нельзя не видеть, насколько соответствует это место указаниям древнейшего из паломников, видевшего еще остатки стен претории in valle deorsum – внизу в долине Замечательно, что именно к такому выводу по нашему вопросу, но только совершенно другим путем, пришел и Фергюссон. В этом месте, по его топографии храмовой площади, приходилась южная сторона крепости Антония, и потому подземелья Вильсона он признает тюремным отделением крепости. Колонна, стоящая среди так называемой Масонской залы, служила для привязывания к ней узников; к одной из таких колонн был привязан и Иисус Христос. См. «Ветхозав. храм в Иерусалиме» А. А. Олесницкого, стр. 778–779.. Спешим, впрочем, оговориться, что это только предположение, не больше, и мы далеки от желания придавать ему важное значение. Мы стоим только за одно, что претория Пилата была в северо-восточной части Сиона, но точное определение ее места считаем невозможным.
Ограничиваясь, к сожалению, только таким решением поставленного в начале главы вопроса, перейдем теперь к самому событию, сделавшему место претории римлянина-язычника священным для всех христиан.
«И поднялось все множество их, – говорит евангелист об утреннем заседании синедриона, окончательно решившем смерть Господа Иисуса Христа, – и повели Его к Пилату» (Лк. 23:1).
Был приблизительно седьмой час, который евангелист Иоанн обозначает общим термином πρωία – утро Ин. 18:28.. Иерусалим уже пробуждался, и толпы народа заботливо сновали по его улицам. Многие, кому приходилось встречаться с шествием, направлявшимся к претории, заинтересованные, без сомнения, присоединялись к нему. Таким образом, толпа, окружавшая божественного Узника, все увеличивалась по мере приближения к месту римского судилища. Впрочем, путь с юго-западной части Сиона в северо-восточную был не длинен, и потому скоро первые ряды толпы, сгруппировавшись около связанного Осужденного, уже были у претории. Но вожаки толпы, ночные судьи Господа, не дрогнувшие пред преступлением, теперь боялись нарушить обрядовый закон о чистоте, особенно в виду этого народа, в глазах которого они давно уже стяжали славу строгих блюстителей закона. «Они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться», – говорит евангелист Ibid. Вступивший в дом язычника иудей считался нечистым в продолжении семи дней. Мишна, Oholoth, XVIII, 6–7; Naziv, VII, 3.. Таким образом, Пилату было послано известие чрез какого-нибудь римлянина, одного из его слуг.
Мы не имеем данных для того, чтобы сказать категорически, в какое время обыкновенно приступали римские судьи к разбору очередных дел Мы знаем только общие замечания об этом: ante exortum aut post occasum solis (senatusconsultum factum) ratum non fuit. Gell. 14, 7. Magistratus post exortum solem agunt. Macr. sat. 1, 3. Haec tot millia ad forum prima luce properantia quam turpes lites... habent. Sen. ira 2, 7.; но каково бы ни было обыкновение, само собою понятно, бывали случаи исключительные, когда дело требовало немедленного решения. Прокураторы Иудеи более, чем правители других областей, должны были знать это, и потому Пилат, вероятно, не удивился раннему посещению иудейской толпы. Участие римской стражи в деле прошлой ночи дает нам некоторое основание думать, что он даже знал, хотя в общих чертах, о взятии Господа Иисуса Христа под стражу и о суде в доме Каиафы. Только публичная часть судебного процесса производилась вне претории Bell. jud. II, 9, 3; II, 14, 8. Antiqu. XVIII, 3, 1., самый же разбор дела, допрос обвиняемого и свидетелей, обыкновенно имел место внутри ее. Но в данном случае, хорошо зная исполнительность и устойчивость иудеев в том, что касалось их обрядового закона, Пилат сам выходит из претории к собравшейся на дворе толпе. Уже первый вопрос: «в чем вы обвиняете человека сего?» – мог быть со стороны прокуратора выражением желания пересмотреть дело Иисуса Христа, а уклонение от прямого ответа на этот вопрос Ин. 18:30. показывало, насколько такой оборот дела не входил в расчеты вожаков толпы В Евангелии нет упоминания о переводчике, и потому сами собою является вопрос: на каком языке происходил разбор дела Господа Иисуса Христа у Пилата? – Официальным языком римских судей и вообще должностных лиц сначала был исключительно язык латинский; он употреблялся даже в таких провинциях, где его не понимали и переговоры велись чрез переводчика. Но уже к концу республики не только в римскую жизнь, но даже в римский сенат проникает язык греческий (Valer. Max. lib. II, c. 2, n. 2. 3). На нем производятся допросы и решения при Тиверии; Клавдий, в самых судебных постановлениях которого нередко проглядывало влияние Гомера, отвечал греческому посольству по-гречески (Sueton. Claud. c. 42). Ha востоке мы видим тоже самое. П. Красс во время войны в Азии вел переговоры с греческими племенами на их языке (Valer. Max. lib. VII, c. 7, n. 6); тот же язык был придворные языком проконсулов в Азии и Сирии (Seneca, Ep. XII. De ira, lib. II, c. 5). То же должно сказать, в частности, и о Палестине. Не один из ее городов был населен греками или сирийцами, говорившими по-гречески. Достаточно вспомнить о Газе, Скифополисе (Бефсан), Кесарии Филипповой и о тех πόλεις έλληνίδες, о которых говорит Иосиф Флавий (Antiqu. XVII, 11, 4. Сравн. Bell. jud. II, 18, 1–3). С чужеземным греко-римским влиянием, особенно усилившимся при Ироде, иудеи, при всем желании, были не в силах бороться, и греческий язык завоевывал себе право гражданства рядом с языком еврейским. Высшие классы общества и, в частности, члены синедриона, – эти представители высшего отечественного судилища, которым приходилось по всем важнейшим делам вступать в переговоры с римскою властью, – должны были усвоить его прежде других. Итак, на греческом языке обратился Пилат к приведшим Господа Иисуса Христа членам синедриона, на том же языке отвечали ему судьи Спасителя, а может быть, и народ; по-гречески давал свои немногие ответы Обвиняемый. – См. Pontius Pilatus v. G. A. Müller. s. 5758..
Источник
Археология истории страданий Господа Иисуса Христа. Киев, "Пролог", 2006. С. 94-125.
