Евангелие от Иоанна, Глава 18, стих 21. Толкования стиха

Встает вопрос, пройти мимо которого нельзя: почему Господь сказал: Я говорил явно миру, — и особенно это: |||тайно не говорил ничего? Разве в ходе той недавней беседы, когда Он говорил после вечери с учениками, не сказал Он им: Я говорил вам притчами; но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, Col. 1934 но прямо возвещу вам об Отце (Ин. 16:25)? Так вот, если Он даже в ближайшем кругу Своих учеников не говорил прямо, но обещал, что наступает время, когда скажет прямо, когда же Он говорил явно миру? Наконец, как свидетельствует авторитет других евангелистов, с теми, которые были Его учениками, по сравнению с теми, которые Его учениками не были, Он говорил, конечно, более открыто, когда был наедине с ними, вдали от массы других. Ибо тогда Он раскрывал им притчи, которые другим Он рассказывал, оставляя неясными. Что же означает: тайно не говорил ничего? Однако так следует понимать слова Его: Я говорил явно миру, — как если бы Он сказал: «Многие слушали Меня». Само же «явно» некоторым образом было «явно», а в некотором смысле не было «явно». Разумеется, было явно, ибо слушали многие; и, с другой стороны, не было явно, потому что многие не разумели. И то, что Он говорил особо Своим ученикам, Он, как бы то ни было, не говорил тайно. Ибо кто говорит тайно, говоря перед таким множеством людей? Ибо написано: при словах двух свидетелей, или при словах трех свидетелей, состоится дело (Втор. 19:15). Тем более если Он немногим говорил то, что хотел бы через них открыть многим, о чем Сам Господь говорит тем немногим, что были рядом с Ним: что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях (Мф. 10:27).

Стало быть, то самое, что, казалось бы, говорилось Им сокровенно, некоторым образом не говорилось как тайна. Ибо не говорил Он так, чтобы хранили молчание те, кому это было сказано; но, скорее, так говорил, чтобы это было повсюду проповедано. Поэтому что-то может быть сказано явно и вместе с тем не явно или тайно и вместе с тем не как тайна, ибо сказано: «так что видящие видят и не видят» (ср. Мк. 4:12), Ведь почему они «видят», если не потому, что это явно, а не тайно? И с другой стороны, почему они те же самые «не видят», если не потому, что это не явно, но сокровенно? И все же то самое, что люди услышали и не уразумели, было таким, что не могло в действительности стать предметом для обвинения Его в преступлении. И всякий раз, когда, задавая вопросы Ему, они старались найти, за что обвинить Его, Он так отвечал им, что все уловки их разрушались и ухищрения расстраивались. Потому-то Он и сказал: Что спрашиваешь Меня?спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил|||.

Желая выяснить, представляют ли последователи Иисуса какую–либо опасность, Анна спрашивает Его: «Кто Его ученики и чему Он их учил?» Господь отвечает, что Своё учение Он излагал прилюдно, и все, кто хотел, могли Его слушать. Пусть Анна спросит у них. Для того что бы узнать это учение, нет необходимости в Его допросе. Это можно было сделать и без Него. Не случайно евангелист попутно упоминает о решении, которое уже вынес синедрион после воскрешения Лазаря (Ин. 18:14): на самом деле всё уже давно решено. Поэтому разбирательство у Анны не носило характера судебного расследования: свидетели не привлекались (21), никаких обвинений не было предъявлено (23). Анна лишь хотел удовлетворить собственный интерес. Не получив ответа на свои вопросы, он отправляет Иисуса к Каиафе для объявления приговора.

Вопрошавший первосвященник, конечно был Анна, удержавший за собою титул от прежнего служения; это явствует из стиха 24-го когда сказано: «посла же Его Анна к Каиафе».

Вопрос его об учениках и учении был вопросом коварным, как замечает Златоуст Бесед. 83, § 3, стр. 468., с целью выведать, где теперь находятся ученики Его. Господь в ответе Своем совершенно умалчивает об учениках и все внимание вопрошающего сосредоточивает на Себе: «Аз глаголах; Аз учах; Аз не глаголах тайно ничесоже».

В полном величия ответе Своем Господь дает разуметь, что Он один источник истины, что Он учил «как власть имущий» (Мф. 7:29); что Он не тайное учение проповедовал, но что Он принес на землю учение для всех людей; что Он свет миру (Ин. 8:12) ибо Он изливал благодатное Слово Свое на несметные толпы народа, на богатых и бедных, на знатных и презренных, на невеж как на тех фарисеев и книжников и саддукеев, которые ныне окружали первосвященника, и делали вид, что они никогда не слыхали Его обличений и призыва к Богу и царствию Божию. Почему же их не спрашиваешь, слышавших учение Мое? глаголет Господь первосвященнику, который остался безмолвным, ибо не посмел отвечать на глас истины, а менее всего посмел бы вызвать тех, кои восприняли в сердце благодатные слова Богочеловека, свидетелями перед Синедрионом. Не таких свидетелей нужно было Синедриону и фарисеям, которые и прежде говорили: «видите... се мир по нем идет» (Ин. 12:19).

Не желая удовлетворять праздное любопытство хитрого саддукея. Спаситель сказал: Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил.

Архиерей (первосвященник) Анна (ст. 18) вопроси (спросил) Иисуса о учениках Его и о учении. Из ответа И Христа Анне видно, что первосвященник, спрашивая Господа об Его учении, разумел не религиозно-нравственное Его учение, а политическое, имеющее целию провозглашение Его царем. Он представлял Господа главою тайнаго заговора, с тайным опасным учением. (Злат. и Феоф.) Отвеща (отвечал) ему Иисус и пр. Господь в своем ответе Анне не говорит об учениках, вероятно, с тою же целию охранения их, как и в саду Гефсиманском, когда сказал о них пришедшим взять Его: оставьте их, пусть идут (ст. 8); но говорит только об одном Своем учении и говорит именно с той стороны, что Его учение не есть какое либо тайное учение, учение какого- нибудь главы тайнаго общества—заговорщика, мятежника, и в доказательство сего прибавляет: Я говорил (учил—Аз глаголах) явно (не обинуяся) миру и пр. Подобное, по Матфею, Господь сказал посланным от Синедриона взять Его: как будто на разбойника—бунтовщика—вышли вы с мечами и кольями взять Меня? каждый день с вами сидел Я, уча в храм? (Мф. 26:55). Словами: тайно не говорил Я ничего, не отрицается того, что Господь иногда предлагал ученикам Своим разъяснение Своего учения наедине (Мф. 10:27), потому что это не было учение тайное в том смысле, который имел первосвященник в своем вопросе о Его учении. «Ты подозреваешь во Мне какого-то мятежника, тайно составляющаго заговоры, как бы так, но словам блаж. Феофилакта, говорил Господь Анне, а Я тебе говорю, что тайно Я не говорил ничего, т. е. ничего возмутительнаго, и,—как тебе думается—ничего новаго не ввожу, и с хитрым и тайным намерением Я не говорил ничего Своего". Поэтому Господь и предлагает первосвященнику узнать об Его учении от слышавших оное, как и закон требует, т.-е. отобрать показания свидетелей: вопроси слышавших и пр.

Второй отрывок Ин. 18:12–28 имеет, как и параллельные части синоптической истории Страстей, два центра: допрос у Первосвященника и отречение Петра. Отрывок богат второстепенными подробностями, которые тоже требуют нашего внимания. Первое упоминание «другого ученика», который был известен

Первосвященнику и ввел Петра, не имеет члена в лучших рукописях (ср. ст. 15). Из древних кодексов он встречается только в С и Θ: άλλος μαθητής, без члена, может быть любой из учеников Христовых. Старые переписчики, поставив член, внесли толкование; и, вероятно, правильно: они отождествили «другого ученика» с учеником, которого любил Иисус. Но мы видели, что его имя обвеяно тайной. Эта тайна лежит на нем и в нашем отрывке. Он ввел Петра, и больше о нем не слышно. Петр отрекся; он , подразумевается, не отрекся. Рассказ о двух учениках, как и повествование об отречении Петра, относится к теме о Петре. Но в нашем отрывке ударение не лежит ни на Петре, ни на другом ученике. Доминирует образ Каиафы, который упоминается в связи с допросом у Анны (ср. ст. 13–14, 24, 25). Допрос у Анны есть новая и важная черта, которую вносит Иоанн. Она отвечает тому, что мы знаем из нехристианских источников о влиянии Анны, но ударение лежит не на Анне, а на его зяте Каиафе, в связи с изречением им пророчества о заместительной смерти Иисуса (ср. ст. 14 и XI. 49–52). Именно это – и только это – подчеркивается в Евангелии. И учитывается впечатление, которое должно сложиться у читателя: о неудержимом течении событий к их последней цели. На вопрос Первосвященника Иисус ответа не дает – ни о своем учении, ни об учениках. Свой отказ ответить об учении Он оправдывает ссылкой на слышавших (ср. ст. 20–23). Об учениках же Он просто не говорит ничего. Это все тот же отрицательный аспект искупления и молчаливое осуждение Первосвященника. Не должно быть оставлено без внимания, что учение, о котором Его вопрошает Первосвященник, Иисус считает возвещенным миру. В глазах Иисуса Первосвященник тоже принадлежит к миру. От Анны Иисус препровождается к Каиафе (ст. 24) и от Каиафы в Преторию (ст. 28), и «было утро, и сами они не вошли в Преторию, чтобы не оскверниться, но есть Пасху». На этом почти кончается допрос у Первосвященника. Они блюдут обряд.

Начало - см. ст. 19.

Здесь в каждом слове слышатся отзвуки еврейского правосудия, основывавшегося на весьма широких началах. Христос напоминает несправедливому судье о первом долге его великого служения. Но (как заметил древний еврейский писатель, изучавший этот народ в древние времена), «когда незнатный человек возвышается, злые обступают его со всех сторон»

Впрочем, не может быть сомнения, что в эти неурочные часы между ночью четверга и утром пятницы некоторые обряды судопроизводства по еврейскому закону были соблюдены. Как ни неправедны были судьи Христа, они все-таки были люди воспитанные в еврейском законе и знавшие досконально все подробности его; они должны были чувствовать невозможным для себя, нарушив судебную правду, нарушить вместе с тем и все формы суда. Иисус Христос, как мы видели, потребовал настоящего формального обвинения и следствия: «что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им». И до самого конца мы не услышим от Него более ни слова. Когда на требование гласного правосудия ответили ночным следствием, Обвиняемый отказался от участия в нем.

И тайно не говорил ничего. Эти слова напоминают очень любопытную меру, предписываемую мишной относительно Mesith, или частного «совратителя», т. е. Iaicus seducens laicum (De Synedriis, XII, 10) — выражение, переведенное в Евангелии словами: развращает народ (Лк. 23:2). В деле такого человека, который частным образом говорил: «пойдем вслед других богов», отменялось правило — не ставить западни обвиненному. Лицо совращаемое могло притвориться, будто соглашается с совратителем, и таким образом дать спрятанным свидетелям возможность подслушать Mesith и свидетельствовать против него.

Суд над Иисусом Христом с юридической точки зрения

***

Вопрос был излишний и коварный, и потому Узник с правом и достоинством отвечал ему: «Я говорил явно миру, Я всегда учил в синагоге и в храме, где все иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил». Таким ответом Христос напомнил неправедному судье о вопиющем нарушении им судебных законов, требовавших суда открытого, дневного и при свидетелях, а не ночного, тайного и при вооруженном скопище, и потому-то ответ этот так разъярил окружающих служителей, что один из них дерзко ударил Христа по ланите, закричав на Него: «так отвечаешь Ты первосвященнику?»

Ответ Господа Иисуса Христа должен был напомнить несправедливому судье первый долг его великого служения. «Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил» . Этими словами Спаситель прямо указывает Анне на незаконность его допроса в той форме, какой не знало и не допускало еврейское судопроизводство.