Евангелие от Иоанна, Глава 18, стих 1. Толкования стиха

Когда Иоанн рассказывает о Господе, что Он вместе с учениками вошел в сад, то это было не сразу по окончании молитвы Иисуса, о которой упоминается в словах: Сказав сие. Некоторые события происходили в промежутке, однако они опущены этим евангелистом, хотя сообщаются другими, равно как у этого евангелиста есть многое, о чем другие умалчивают в своих повествованиях. Любой, кто желает знать, как все они согласуются между собой (а истина в том, что сообщаемое одним никогда не противоречит другому), может обратиться не к этим изложениям, а к более тщательно разработанным трактатам¹. И пусть делает это не стоя и слушая, а лучше сидя и читая, или самым внимательным образом относясь к тому, кто так поступает. И пусть верит прежде (чем знает, способен ли он прийти к такому знанию в этой жизни, либо не способен в силу каких-то препятствий), что нет ничего, что написано одним из евангелистов (из числа признанных Церковью канонических авторитетов) и что противоречило бы его собственному или чужому, столь же правдивому, изложению.

***

Подав нам вместообразные таинства Своего честного тела и крови, когда Иуды уже не было с ними, Иисус вышел на Масличную гору близ потока Кедрон, где был сад. Апостольские постановления 5.3.14.²

Матфей в своем повествовании говорит: Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания (Мф. 26:36). То же говорит и Марк³. И Лука об этом упоминает, хотя и не дает названия этого места⁴. <...> Там, как мы понимаем, и был сад, который упоминает Иоанн в своем рассказе.

***

Завершив изложение великой и пространной беседы, которую Господь после вечери, приближаясь к пролитию крови за нас, имел с учениками, бывшими тогда с Ним, к которой присоединил молитву, обращенную к Отцу, евангелист Иоанн так приступил к рассказу о Его Страстях: Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который Col. 1930 вошел Сам и ученики Его. Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими (Ин. 18:1—2). То, что он говорит здесь о Господе, как Тот вошел в сад с учениками Своими, произошло не тотчас же, как Он завершил молитву Свою, чему посвящены слова евангелиста: сказав сие, — но случилось еще кое- что, что можно прочесть у других евангелистов, но упущено у этого (как и у него есть много того, о чем точно так же молчат в своем рассказе те). Всякий, кто хочет узнать, каким же образом все они имеют согласие между собой и каким образом истина, сообщенная одним, не ниспровергается другим, пусть ищет ответ не в этих беседах, а в других, более сложных сочинениях Блж. Августин, очевидно, намекает на свое произведение «О согласии евангелистов» в четырех книгах, написанное около 400 г. — Пер.; пусть он узнает об этом, не стоя и слушая, а, скорее, сидя и читая или же устремляя исполненный наивысшего внимания слух и ум к тому, кто читает.

Однако же пусть поверит, прежде чем узнает (не важно, сможет ли он узнать это уже в этой жизни или не сможет из-за каких-либо помех), что ни одним евангелистом (речь о тех, которые приняты Церковью как канонические авторитеты) не написано ничего, что могло бы вступить в противоречие либо с его собственным истинным рассказом, либо с изложением другого. Так вот, давайте теперь посмотрим, не сравнивая с другими, на рассказ блаженного Иоанна, чтобы рассмотреть его, не задерживаясь на том, что и без того ясно, чтобы задержаться там, где это необходимо. Поэтому не будем брать Его слова: Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его, будто бы сразу после этих слов Он вошел в сад. Однако фраза Сказав сие должна дать понять нам, что Он вошел в сад не раньше, чем завершил те слова.

Завершив Первосвященническую молитву, Господь пересек поток Кедрон и направился на Елеонскую гору. Если в синоптических Евангелиях Гефсиманский сад становится местом напряжённой молитвы в преддверии Страстей, то у Иоанна о нём говорится, что здесь Иисус раньше собирался с учениками. В Евангелии от Иоанна молитву об избавлении от страданий Господь произносит во всеуслышание после торжественного входа в Иерусалим¹. Впрочем, опуская рассказ о Гефсиманском борении, евангелист упоминает о нём, когда при аресте Иисус останавливает Петра: «Чашу, которую дал мне Отец, неужели Я не стану пить ее?» (Ин. 18:11). Но если у синоптиков Иисус просит, чтобы чаша страданий миновала Его, то у Иоанна Он покорно соглашается с ней, так как она предназначена Ему Отцом.

13. Смотрите, какой дорогой нам предстоит возвращаться. Сейчас Христос в пустыне, ведет за Собой человека, наставляет, назидает, упражняет, умащает духовным маслом. Как только Он видит человека окрепшим, ведет через засеянное и плодородное поле, — это когда иудеи спрашивали, почему Его ученики срывают колосья с нивы в субботу (см. Мк. 2:23-24) (тогда Он уже призвал апостолов к возделанному полю и плодоносному труду). А позже, во время страданий Он поставил человека в райский сад: Сказав это, Иисус с учениками перешел на другой берег через реку Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его (Ин. 18:1). В Песни песней пророк учит, что сад лучше, чем плодородное поле: Сад затворенный сестра моя, невеста, сад затворенный, источник запечатанный (Песн. 4:12). Это означает чистую и непорочную девственность души, которую никакой страх наказания, никакие посулы мирских удовольствии, никакая привязанность к жизни не уведет от веры. О том, что лишь сила Господа возвращает человека, особо свидетельствует евангелист Лука, потому что только он упоминает слова Господа разбойнику: Истинно говорю тебе: ныне будешь со Мной в раю (Лк. 23:43).

Предсказание Иисуса о том, что все апостолы в эту же ночь разбегутся, а Петр трижды отречется

Окончив молитву Свою, Иисус пошел с Апостолами далее и перешел поток Кедрон; за этим потоком был сад, называемый Гефсимания, куда и направлялся Иисус. Перейдя Кедрон, Он опять обратился к Своим ученикам с грустным предсказанием, что наступает час, когда вера их поколеблется (Мф. 26:31 и далее)
Сад, в который вошел Иисус с Апостолами, был Его любимым местом уединения и отдохновения, куда Он часто уходил из Иерусалима. Евангелист Марк говорит, что этот сад был в селении, называемом Гефсимания (Мк. 14:32); поэтому, от названия селения и самый сад назывался Гефсиманским. Войдя в сад, Иисус остановил Апостолов и сказал им: посидите тут, пока Я пойду помолюсь там (Мф. 26:36 и далее).

Повествование о пребывании Господа в саду Гефсиманском и о молитве Его там, до прихода туда Иуды с воинами и служителями архиерейскими, евангелист Иоанн опускает, сказав только, что И. Христос, после Своей прощальной речи и первосвященнической молитвы, вошел в сад Гефсиманский. Это, конечно, Он делает потому, что об этих событиях уже написано в других Евангелиях (Мф. 26:36. Мк. 14:32 и дал. Лк. 22:39 и дал.). Нужно сказать, что и вообще в истории страданий Спасителя Иоанн только пополняет сказания прочих евангелистов частными чертами, но не повторяет их сказаний. Иоанн не говорит также и о том, как Иуда согласился пред первосвященниками на предательство И. Христа, а повествует прямо о взятии Его врагами, по указанию Иуды.

Изыде на он пол потока Кедрска (вышел за поток Кедрон). Этот поток протекал так называемою долиною Иосафатовою и отделял Иерусалим от горы Елеона, где на скате ея лежал сад Гефсиманский, куда шел И. Христос с Своими учениками после Тайной вечери. Поток Кедронский был незначительным ручьем, который довольно наполнялся лишь после сильных дождей; в прочее же время года русло его было почти сухим. (О потоке см. Ин. 8:1). Идеже бе вертоград (где был сад),— быть может, и с несколькими строениями. Сад назывался Гефсиманским, потому что находился в месте, которое называлось Гефсиманиею. В Гефсиманию И. Христос любил уединяться с Своими учениками. Туда Он удалялся из Иерусалима на время ночи в последние дни пред Своими страданиями. Вероятно, этот сад принадлежал кому либо из тайных последователей Господа, быть может, тому человеку, в доме котораго совершал Он Тайную вечерю. Потому Господь с учениками Своими и имел во всякое время свободный вход в этот сад. Иуда знал это, почему и привел туда посланных врагами Христовыми, для взятия Его. Быть может даже, что во время Тайной вечери И. Христос высказал, что Он пойдет в сад Гефсиманский. Есть предание, что Гефсимания принадлежала священникам и левитам и что в ней паслись стада жертвенных животных. Отсюда же и имел быть взят и веден на заклание и Агнец Божий, И. Христос, вземлющий грехи мира. (Воскр. Чт. XVII г.). Слово Гефсимания значит место выжимания оливок. Такое название произошло оттого, что здесь росли во множестве оливковыя деревья и приготовлялось оливковое масло). «В саду Эдемском совершилось грехопадение перваго человека, говорит один духовный писатель; в саду Гефсиманском начинаются и искупительныя страдания втораго Адама— И. Христа».

XVIII. 1

«Сказав это, Иисус вышел с учениками своими на ту сторону потока Кедрона, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его» . Этими словами кончается и Первое Евангелие Страстей Христовых. Вознеся молитву к Отцу, Господь вступил на путь Страстей.

Отрывок Ин. XVIII-XXI имеет повествовательное содержание, но в тех его делениях, которые были намечены нами в нашем экзегетическом Введении, не было предложено делить его на повествование о Страстях (гл. XVIII-XIX) и повествование о Воскресении, потому что Страсти и Воскресение представляют собою вообще, а в Ин. особенно нерасторжимое единство. И в частности, основное деление Евангелия по признаку света и тьмы, дня и ночи отправляется от сознания, что ночь восхождения Сына к Отцу обнимает и смерть, и Воскресение. Была ночь, когда Иуда вышел с вечери (Ин. 13:30). И тьма была, когда Мария Магдалина пришла к пустому гробу (Ин. 20:1): не та же ночь, но та же тьма. В Ин. 20:17 Господь возбранил прикосновение той же Марии Магдалине, потому что Он еще не вошел к Отцу. В Ин. 20:27 Он призвал к прикосновению Фому, а еще раньше, в ст. 20, показал Свои раны другим ученикам. Ночь восхождения Сына к Отцу кончается в гл. XX на стихе 18. Знаком окончания является, возможно, прикосновение. Но на этом же стихе кончается и путь крови, если мы делим Ин. на три части: водою и кровию и Духом, видя в крови так же символ единства Страстей и Воскресения, как и символ ночи.

Представляя собою одно целое, отрывок XVIII.1-ХХ.18 связан с тем, что ему предшествует. Выше было сказано, что заглавие XIII. 1–3 распространяется и на все повествование о Страстях, которое тем самым поставляется под знак Божественной любви. Но еще теснее связь повествования с предваряющей его Первосвященнической молитвой. Мы видели, что эта связь подчеркнута заключением Молитвы, которое одновременно является и Введением повествования. Последнее слово молитвы было слово о любви: Отца к Сыну и, в Сыне, к ученикам. Так же точно в Мф. эсхатологическая речь смолкла на призыв к братской любви в приточном образе Страшного Суда (ср. Мф. 25:31–46), за которым непосредственно последовало возвещение Страстей в словах Иисуса к ученикам. Два разреза той же любви: неизглаголанные высоты мистического опыта, приобщающего учеников к Тайнам Троичной жизни, и служение Христа в лице страждущего брата.

Иоанновское повествование о Страстях и Воскресении параллельно синоптическому, но, вообще говоря, от него независимо. Оно воспроизводит те же события, с особым выделением тех их сторон, которые выражают их духовное, Иоанновское, понимание. Оно распадается на ряд более мелких отрывков, которые и должны быть, в порядке изложения, предметом нашего внимания.

После этого Христос двинулся с своими учениками за город, и, спустившись вниз в ложбину Кедронского потока, вошел в сад Гефсиманский. Часть этого сада существует и доселе – между потоком и горой Елеонской, и место его обозначается несколькими маслинами, из которых восьми по крайней мере приписывается маститая древность – не менее двух тысяч лет, так что они были свидетельницами величайшего момента в душевной жизни Христа. Теперь весь сад занимает не более пятидесяти шагов, но в древности он был гораздо больше, и настолько славился изобилием масленичных плодов (олив), что от них получил самое свое название (Гефсимания – пресс или точило для добывания оливкового масла). Деревья в это время находились в нежной, весенней, недавно распустившейся листве, и лунный свет пробирался чрез них своими мерцающими лучами. Все было торжественно тихо и мирно кругом; даже птицы беспечно спали на пушистых ветвях, под покровом звездного неба, где и о них заботился Отец небесный. Позади возвышалась гора Мориа с ее искусственными террасами, ведшими к величественному притвору храма, а впереди за загородью сада начинались склоны горы Елеонской, своей вершиной закрывавшей от взоров благословенный домик в Вифании. Дух Христа был переполнен великими думами о предстоящем, и Он желал уединения, чтобы в молитве в Богу Отцу излить свое сердце. Оставив большинство учеников у входа в сад, Он ввел трех избраннейших из них с собою вглубь Гефсимании, именно Петра, Иакова и Иоанна, которые как свидетели славы Его преображения должны были быть ближайшими свидетелями и величайшей Его душевной муки. Но и их присутствие было тяжело в этот страшный час. «Душа Моя, сказал Он скорбит смертельно», и, повелев им бодрствовать, отошел от них еще дальше в чащу сада, на полет брошенного камня, и там начал молиться, чтобы подкрепить свой дух, объятый ужасом пред тяжестью грехов человечества, которые теперь предстояло Ему поднять на Себя. Его человеческая природа ужасалась предстоящего бремени, которое должно было понести Ему. В мучительной молитве Христос даже на миг предполагал возможность отмены страшного искупительного дела и взывал к Отцу: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня»; но затем Он тотчас же все предоставил воле Пославшего: «но не чего Я хочу, а чего Ты». Никогда еще с такою ясностью не выступало в Нем единение Его Божественной и человеческой природы, как именно в этот момент. Если на первый взгляд человеческая природа здесь как бы берет перевес над Божественною, то нужно иметь в виду, что этот момент был моментом величайшего самоуничижения Христа, когда именно «Он смирил Себя и сделался послушен даже до смерти», всецело предавая Себя Отцу как представителя греховного человечества. Но самая способность сделать это, тесное общение с Отцом в отношении воли и совета и совершеннейшее торжество самоотвержения над человеческою немощностью – служат явными доказательствами Его Божества. И в этой страшной борьбе Спаситель не оставлен был без помощи. Как при первоначальном искушении от диавола в пустыне, так и теперь укреплял Его ангел с небес. Зато люди, даже ближайшие Его последователи и ученики, и не помышляли оказать Ему какое-либо утешение или подкрепление. Когда Спаситель возвратился из глубины чащи к своим ученикам, то они – спали! Спал даже и Петр, и к нему особенно Спаситель обратился с кротким укором: «Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение». И тут же, как бы в извинение этой человеческой немощи, Христос с благостным снисхождением добавить: «Дух бодр, плоть же немощна». Два раза еще отходил Он в чащу и повторял туже молитву и два раза по возвращении опять находил своих учеников погруженными в столь глубоки сон, что они даже не знали, что им отвечать на Его вопросы и укоры. Но в третий раз Он уже пробудил их явным указанием на приближение опасности: «вы все еще спите и почиваете? кончено; пришел час; вот предается Сын человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем; вот приблизился предающий Меня».