Речь Спасителя постепенно переходит к более ясному изложению и неясное вначале теперь разъясняет и раскрывает, как бы из облачного неба переменяясь в ясную погоду. Блаженные ученики полагали, что великий вред принесет им удаление Спасителя, очевидно разумеемое с телом, ибо ничто не может препятствовать Ему как Богу присутствовать с теми, с кем пожелает. Но они предполагали, что никто не будет охранять их, когда Христос вознесется на небо, и они подвергнутся всяким бедствиям, так как совсем никого не будет изъемлющего их из рук притеснителей, напротив – они подпадут под власть тех, которые беспрепятственно будут делать с ними все, что им пожелается, и подвергать их всяким преследованиям.
Но хотя и премудрыми и Отцами и светилами вселенной сделались они, однако ж без всяких колебаний считаем должным сказать, что им надлежало иметь в виду не одно только плотское присутствие Спасителя нашего Христа, но знать, что если и удалялся от присутствия с ними по плоти и хотя не был видим телесными очами, однако ж без всякого сомнения подобало представлять Его присутствующим и находящимся с ними всегда по Его Божественной власти. В самом деле, разве Бог может лишиться Своих свойств или что воспрепятствует владычествующей всем Природе и в состоянии остановить Ее как бы по необходимости в действенном проявлении Ее свойств? Ведь действенностью и силою Божества служит быть везде, наполнять неизреченно небо, наполнять также и землю, все вмещать и ничем не быть вмещаемым, ибо Бог не объемлем местом и не ограничен ни пространством, ни какими-либо пределами. Ничего такого не допускает бескачественная, беспредельная и бестелесная природа.
Итак, как скоро Христос был вместе и одновременно Бог и человек, то ученикам, конечно, надлежало знать, что, хотя бы и отсутствовал телесно, не совершенно должен отсутствовать, но, конечно, сопребывает с ними, по неизреченному свойству Своей Божеской природы. Поэтому-то и Сам Спаситель ранее говорил:
«Отче Святый! соблюди их в имени Твоем, что дал Ты Мне». А теперь опять:
«когда был Я с ними, Я соблюдал их в имени Твоем, что дал Ты Мне», как бы указывая здесь Своим ученикам на то, что сила охранять кого-либо подобает более действенности Божества, а не плотскому присутствию. Ведь и сама плоть освящалась не сама собою, но, соприсутствием с нею соединенного Слова превращаемая некоторым образом в природную Его силу, становится виновницею спасения и святости для причастников ее. Поэтому всю Божественную деятельность мы отнюдь не можем усвоять плоти самой по себе, но, при правильном образе мыслей, должны относить ее к Божественной силе Слова. И в самом деле, охранение учеников в имени Отца разве не это означает, и ничего другого? Разве славе Божией сохранены они? Итак, отклоняя от сердца учеников страх вследствие мнения их, что Он оставляет их, и часто повторяя одно и то же, Он говорит, что полная безопасность их зависеть будет не от телесного сожительства их с Учителем, но, напротив, от того, что Он был Бог по природе. Имея непрестанную над всем власть и силу – ибо Он неизменяем и отнюдь не допускает превращения в то, что не пребывает всегда одинаковым, – Он без всякого препятствия будет в состоянии также (и по отшествии) охранять их и избавлять от всякого приключающегося зла.
Обрати опять внимание на скрытую в этом изречении заботу о нашей пользе и благоустроении. Как бы вымолив у Бога и Отца охранение святых, говорит, что и Сам Он уже соделал это, показывая Себя равномощным и равнодействующим Своему Родителю, даже более – самою ипостасною силою Родившего. В самом деле, кому присущей оказывается возможность совершать то же, что может и действительный и истинный, по всеобщему признанию, Бог, разве, без всякого сомнения, не должно быть признаваемо присущим Ему и равенство во власти, и тожество по природе? И Тот, Кто соблюл как Бог «
в имени» Божием, облекшись, вследствие совершенных Им Божественных дел, подобающею имени славою, каким образом может оказаться другого естества или иной природы, а не быть действительно тем, что есть Бог по природе? Ничто из существующего не может совершать свойственных Богу дел, если это не будет по существу Своему тем, что мы считаем за Бога.
Также и здесь в Его изречении содержится двоякий смысл, по причине воплощения. Дело охранения и соблюдения тех, кому это подобает ради благочестия, Он как бы отнимает у тварной природы и передает
«имени» Отца, усвояя Божественное одной только Божественной природе. Поэтому опять хотя и говорит, что соблюл учеников, но совершение этого дела усвоил не человеческой ограниченности, напротив – утверждает, что оно исполнено «в имени» Божием, ставя Себя как бы вне этого дела, поскольку Он был и мыслится плотью, и в то же время усвояя Себе силу охранять и совершать Божественные дела, поскольку Он есть Бог от Бога, вседеятельная сила Отца, крепость не соделанная, но из того, что она есть, являющая природу, откуда она неизреченно произникла. А если и здесь опять говорит, что Ему дано имя Божества, хотя Он есть Бог по природе, поскольку явился от Бога Единородный, то нисколько не вредит истине дела и не лишает Себя подобающей Ему чести и славы, отнюдь нет. Ведь человечеству свойственно получать и это ему преимущественно и должно усвояться, так как оно ничего не имеет само по себе.
Так сохранил, говорит, Своих учеников и такую явил о них заботу, что никто не погиб, кроме одного, которого и назвал
«сыном погибели» как обреченного на погибель по собственной воле, а вернее – по своей негодности и нечестию. И отнюдь не должны мы думать, что по Божественному и неизменному суду предатель среди учеников был уловлен сетью ловца и оказался в силках диавольских. В таком ведь случае он был бы и невиновен, как принужденный верховным определением. Кто может воспротивиться суду Божию? Но он осужден, как совершивший мерзость, так что ему лучше бы было совсем не рождаться (
Мф. 26:24). По какой причине? Потому что он, несчастный, изобличается совершившим это именно по собственной воле, а не по принуждению от кого-либо. И как возлюбивший столь ужасную гибель справедливо и должен называться чадом гибели, так как обречен на погибель и уничтожение, ожидая дня погибели как бы мук рождения и плача.
А так как к этим словам присоединил:
«да исполнится Писание», то считаем полезным сказать читателям следующее. Не потому, что изрекло Писание, погиб предатель и дошел до такой порочности, что за несколько сребреников предал честную кровь Христа, но так как ему несомненно предстояла погибель, как предавшему Господа по присущему ему злонравию, то и Писание, которому несвойственно ошибаться, предуказало, что это непременно будет. Ведь оно есть слово все знающего Бога и в Своем уме носящего образ жизни каждого и поведение его от начала до конца. Так и Псалмопевец, усвояя Ему ведение всего, как прошедшего, так и ожидаемого в будущем, говорит к Нему в одном месте:
«Ты знаешь все помыслы мои издалека, стезю мою и удел мой Ты знаешь и все пути мои предвидишь» (
Пс. 138:2–3). Итак, все наперед предведая и будущее созерцая уже как настоящее, кроме всего прочего, что сказано о Христе, Божественное слово предвозвестило нам и о том, что погибнет предатель, поставленный среди учеников. Предведение и предсказание будущего, конечно, не было желанием и повелением Бога, равно и предречение не служило принуждением к совершению предуказанного греха и злодеяния против Спасителя, – напротив, оно скорее отвращало от этого, так как узнавшему это, без сомнения, было возможно, если бы он пожелал, и отказаться и охранить себя от этого, как имеющему свободное влечение ко всему, что он пожелает.
Но, быть может, скажешь: каким же образом охранил Христос (Своих учеников), когда по влечению своих собственных желаний и добровольным побуждениям прочие оказываются избежавшими диавольских сетей, а один только несчастный Иуда из всех был уловлен? Какая же поэтому была польза от упоминаемого здесь охранения?
На это, благороднейший, ответим также и мы, что прекрасно, конечно, бодрствование, весьма полезна крепость нашего ума и сила воли к добродетели и совершению блага, ибо таким именно образом мы соделаем
«свое спасение» (
Флп. 2:12). Однако ж одного этого будет недостаточно для человеческой души. Ведь она необходимо нуждается в высшем содействии и благодати, облегчающей для нее препятствия и делающей вполне удобопроходимым трудный и скалистый путь праведности. А что у нас совсем ничего нет, что бы не являлось от Божественной благодати, об этом выслушай слова Псалмопевца:
«Если Господь не построит дом, всуе трудились строители его; если Господь не устережет город, всуе бодрствовал страж» (
Пс. 126:1).
Итак, нам необходимо подобает, утверждаю, с одной стороны, – стараться проявлять свою собственную силу характера и боголюбивое настроение и являть себя мужественными в деле совершения своего спасения, а с другой – также просить от Бога вышнего содействия, как непреоборимого некоего и несокрушимого всеоружия, как скоро мы решились мужественно подвизаться. И так как Бог раз даровал нам и соблагоизволил на это, нам уже можно преодолевать силу врагов и побеждать власть диавола, если не захотим повиноваться зовущему нас к чувственному наслаждению или другого рода греху. Ведь как скоро мы предадим ему свою волю и влечением ко злу окажемся отдавшими себя в сеть его, то разве справедливо будет обвинять еще кого-либо другого, а не, напротив, – приписывать вину своим собственным безрассудствам? И не есть ли это то самое, что уже давно сказал Соломон:
«Безрассудность человека вредит путям его, и Бога обвиняет в сердце своем» (
Притч. 19:3). Но это бесспорно. Поэтому, если предателю наравне с другими учениками невозможно было получать помощь от Спасителя, то пусть докажет это кто-либо, и мы согласимся. Если же он, имея наравне с другими ограду (около себя) Божественной благодати, по собственному желанию упал в ров погибели, то разве Христос не соблюл его, оказав ему Свое милосердие и, сколько дело касалось до подания помощи человеку, спас бы его, если бы он сам по собственной воле не пожелал подвергнуться (злу)? Так сияла благодать в других, всегда спасая тех, которые свою волю делали как бы сотрудницею ее (помощницею благодати), ибо так устроится образ спасения каждого.
Источник
"Толкование на Евангелие от Иоанна".
Часть 3-я.
Книга одиннадцатая
Глава IX.
О том, что природно в Сыне достоинство Божества, хотя и говорится, что получил это от Отца ради человечества и образа унижения.
