Евангелие от Иоанна, Глава 12, стих 49. Толкования стиха

Ибо Я, — сказал Он, — говорил не от Себя . Потому Он сказал, что говорил не от Себя, что Он Сам не от Себя. Мы уже много раз говорили об этом и должны теперь не наставлять в том, что хорошо известно, а лишь напомнить об этом. Но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить. Нам не следовало бы тратить силы, если бы мы знали, что беседуем с теми, с кем вели беседы по поводу предыдущих отрывков, и то лишь с теми (а это не все), которые сохранили в памяти то, что услышали. Поскольку же сейчас, быть может, присутствуют здесь те, которые не слышали, и поскольку им подобны те, которые забыли услышанное, то те, кто помнит услышанное, пусть потерпят ради них нашу задержку Далее блж. Августин повторяет основные идеи, выска-занные им в Рассуждении 29. — Пер..

Каким образом Отец дает заповедь Единородному Сыну? Посредством какого слова Он говорит со Словом, если Сын Сам является Единородным Словом? Неужели через Ангела, если через Него были созданы сами Ангелы? Неужели посредством облака, которое, говоря Сыну, не ради Него говорило, о чем Он Сам говорит в другом месте (см. Ин. 12:30), но ради других, которым надлежало это услышать? Неужели посредством звука, исходящего из уст, когда Он не имеет плоти и когда Сын не отделен от Отца никаким пространством так, чтобы между ними был воздух, от колебания которого рождался бы звук и доходил бы до уха?

Нельзя, чтобы мы таким образом думали о такой бестелесной и невыразимой сущности. Единородный Сын — это Слово Отца и Премудрость Отца, в Которой — все заповеди Отца. В самом деле, не было того, чтобы когда-то Сын не знал заповедей Отца, чтобы было необходимым Ему со временем получить то, чего прежде Он не имел. Ибо Он так обрел от Отца то, чем обладает, что получил это путем рождения, Тот дал Ему это, рождая. В самом деле, Он есть жизнь и, конечно же, Он обрел жизнь при рождении, и не было времени, когда бы Он был без жизни. Ибо Отец также имеет жизнь и является тем, что имеет, и тем не менее Он не получил ее, потому что Его бытие — не от кого-то другого. Сын же получил жизнь, поскольку ее дал Отец, от Которого — бытие Его, и Сын является тем, чем обладает: ибо Он имеет жизнь и является жизнью. Услыйш ЕГО Самого, изрекшего: ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе (Ин. 5:26). Неужели Он дал ее Ему, имеющему бытие и не обладавшему ею? Но посредством того Он ее дал, что родил. Он родил жизнь, жизнь родила жизнь. И поскольку Он родил равную, а не неравную жизнь, Он сказал: как Сам имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. Он дал жизнь, поскольку, рождая жизнь, что еще Он дал Ему, если не быть жизнью? И поскольку само рождение Его вечно и никогда не было, что-бы не существовало Сына, Который есть жизнь, то никогда не было Сына без жизни. И как рождение Его вечно, так и Он, Который рожден, является вечной жизнью.

Так и заповедь Отец не дал ту, которой не имел Сын, Со1.1784 но, как я сказал, все заповеди Отца пребывают в Премудрости Отца, то есть в Слове Отца. Говорится же, что Он дал заповедь, потому не от Себя имеет бытие Тот, Кому, как говорится, она дана; и дать Сыну то, без чего Сын никогда не был, — то же, что и родить Сына, Который никогда не был без жизни.

Отвержение Иисуса Христа станет отвержением Отца, так как именно от Него Он получил Своё учение (Ин. 12:49). Те, кто не принимает Христа и Его учение, лишаются «жизни вечной» (Ин. 12:50) и обрекают себя на суд «в последний день» (Ин. 12:48).

Господь опять отделяет Свое Божество от Своего человечества. Сказав, что не Он судит людей, отметающихся от Него, а слово, которое Он глаголал, и что Он пришел не судить мир, а спасти мир, – Господь указует, что хотя Он глаголал человеческими устами, но глаголал словеса Божии. Как человеку Иисусу дает Божество заповедь «что рещи и что возглаголати»,и яко человек Иисус глаголет Господь: «вем, яко заповедь Его живот вечный есть» и «якоже рече мне Отец, тако глаголю». Господь указует на Единый Источник, из коего излияется Слово, просвещающее мир. Источник этот Бог во святой Троице поклоняемый; и Сын, являющий Отца в человеческом образе, глаголет словеса не человеческие, не мудрости людской, не измышления разума человеческого, – а вечные словеса Божии, просвещающие человеческий разум Духом Святым, Божиим, коему дает Господь святое и трогательное имя вечного Утешителя Ин. 14:16; 26; Ин. 15:26; Ин. 16:13., всегда с церковью Христовою пребывающего.

Слово, явленное людям, могло быть, – вследствие свободы воли, дарованной душе человеческой, – принято или отвергнуто отдельными личностями; но злая воля отдельных лиц не могла изменить воли Божией, которая спасла мир. «Слово бо... погибающим убо юродство есть, а спасаемым нам сила Божия есть. Писано бо есть: погублю премудрость премудрых и разум разумных отвергну» 1 Кор. 1:18–19; Ис. 29:14.. Слово Божие было и есть и будет для нас жизнию вечной вместе с проповедью креста, о которой говорил Апостол Павел. Свет, Любовь, Жизнь, – вот что принес нам Господь с неба, и эти драгоценные дары Единого Бога, Творца мира, явлены в мире второю Ипостасью святыя Троицы, Господом нашим Иисусом Христом. Таково вкратце значение последних слов этой главы, которая заканчивает изложение учения, обращенного Господом ко всему народу и к неверующим Иудеям.

В следующих главах Господь просвещает перед страданием Своим учеников Своих После удаления из среды их недостойного предателя., которые – после совершения великого таинства смерти и искупления и воскресения Христова и вознесения Его на небо с просветленной человеческой плотию – должны были идти на проповедь ко всем народам, «крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа» Мф. 28:19..

И в последних словах, сказанных Господом, – «Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» Мф. 28:20. мы почерпаем радость и силу на сей земле ожидать нашего воскресения, «взирая на начальника веры и совершителя Иисуса» Евр. 12:2. и «начальника жизни» Деян. 3:15..

«Верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня… Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил… Ибо я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12:44; 48—49). Здесь страдающий, мучающийся Христос предстает именно как посланный Отцом — шалия. Это слово очень часто звучало в Священном Писании и в еврейской традиции, потому что шалия — это тот посланный, в котором представлена полнота того, кто его послал. Это не просто представитель, но представитель пославшего, тот, кто во всей полноте представляет пославшего. В начале Евангелия от Иоанна это выражено словами «Единородный Сын Божий». Апостол Павел позже скажет: «В Нем обитает вся полнота Божества» (Кол 2:9).

Итак, Иисус, посланный Отцом, полностью представляет Отца. Именно поэтому Он говорит в 12-й главе: «Видящий Меня видит Пославшего Меня» (Ин. 12: 45). Иными словами, чтобы поверить в Пославшего Меня, нужно увидеть Меня. Обратим внимание на то, что Иисус говорит: видящий Его видит (а не слышит) Отца. Так и задача каждого, кто берет в руки Евангелие, заключается в том, чтобы увидеть Иисуса. Мы должны понимать, что, говоря очень важные вещи, Иисус не произносит самого главного, подобно тому как остается непроизнесенным имя Божие. Самое главное можно только найти и увидеть, не понять, но принять как словесную икону. В данном случае это та молитва, о которой рассказывают синоптики и Иоанн в 27—29-м стихах 12-й главы. За этими стихами — картина, икона. И увидеть ее чрезвычайно важно. Тогда наше прикосновение к Богу действительно состоится.

Riguarda omai ne la faccia che a Cristo

piu si somiglia, che la sua chiarezza

sola ti puo disporre a veder Cristo, —

то есть «Посмотри наконец в лицо, которое более всего похоже на лицо Христа, ибо только его чистота может тебя подготовить к тому, чтобы увидеть Христа». С этими словами в XXXII песни «Рая» к Данте обращается святой Бернард, предлагая поэту взглянуть в глаза Пречистой Девы. Речь, разумеется, идет не о чертах лица Марии, при том, что Иисус и внешне мог походить на Свою Мать, но о том, что поэт называет словом chiarezza, то есть «чистота», «ясность» или «яркость». Мария, являющая «здесь нам» (qui a noi), как ниже говорит Данте, meridiana face di caritate, то есть «полуденный лик любви», более всего близка к Своему Сыну именно тем, что в Ее личности ярче всего воплощается та любовь, уникальным носителем которой стал Ее Божественный Сын. И хотя речь идет о любви, а вернее, о Самой Любви, однако поэт употребляет глаголы riguardare и vedere, которые прямо указывают на чисто зрительное восприятие. Того, что на самом деле нельзя увидеть, — Отца Небесного.

Два евангельских стиха «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1:18) и «Блаженны чистые сердцем, ибо они увидят Бога» (Мф. 5:8) одинаково знамениты и известны каждому. И только в том случае, если попытаться осмыслить их один на фоне другого, можно понять, в чем именно заключается парадокс боговедения. Бог — невидим (αόρατος). Его нельзя увидеть не по той причине, что это запрещено, но только потому, что это невозможно. Однако парадокс заключается в том, что Бога нельзя ни представить, ни охватить умом, ни осмыслить — Его можно только увидеть. Тому, что это такое, в сущности, и посвящено Евангелие.

Тот же Данте в своем трактате «Пир» цитирует по-итальянски фрагмент из 16-й главы Евангелия от Марка: «Вы ищете Спасителя, а я вам говорю, что Его нет здесь, а поэтому не бойтесь, но идите и скажите ученикам Его и Петру, что Он их предварит precedera в Галилее, и там Его увидите, как Он и сказал вам». Приведя этот текст (между прочим, это первая в истории итальянского языка и в действительности блестящая попытка передать Евангелие по-итальянски!), Данте далее обращает внимание читателя на то, что слово precedera употреблено в Евангелии в форме будущего времени. Это точно сооветствует латинскому praecedet (futurum I), обычному в средневековых рукописях, по которым знал Писание поэт, но древней рукописной традиции, ибо как в греческих, так и в латинских рукописях здесь используется praesens.

Важно, однако, не то, до какой степени прав Данте, который, естественно, не был текстологом, цитируя Евангелие; важен сам ход его мысли. Ангел «говорит, — пишет далее поэт, — "Он вас предварит", а не говорит "Он будет с вами", давая этим понять, что в нашем созерцании (ne la nostra contemplazione) Бог всегда нас предваряет (precede, что буквально означает «идет впереди». — Г.Ч.), ибо мы сами не можем никогда здесь Его достичь». Таким образом, Данте говорит о том, что Бога невозможно достичь или коснуться (в оригинале giungere), но Он Сам дает Себя увидеть в созерцании: «Там Его увидите, как Он сказал». Словосочетание lo vedrete («Его увидите») оказывается для Данте ключевым в словах ангела, обращенных к мироносицам. Воскресший Иисус, как наиболее яркое выражение Присутствия Божия в мире, входит в нашу жизнь через то созерцание, к которому подводит нас Он Сам, предваряя или попросту идя впереди, а созерцание — это нечто такое, что «более полно духовного света, чем все иное, пребывающее в дольнем мире». Следовательно, «увидеть» применительно к Богу означает для Данте почувствовать Его свет. Свет, что светит во тьме и ни при каких обстоятельствах не поглощается ею.

Вернемся, однако, к прощальной беседе Иисуса с Его учениками. «…Я говорил не от Себя, но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12:49), — продолжает Иисус. «Сей есть Сын Мой возлюбленный… Его слушайте», — звучит голос с неба в момент преображения Господня (Мф. 17:5). Это чем-то напоминает рассказ о Гефсиманской молитве. «Я… вложу, — говорит Бог, — слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему» (Втор. 18:18). Этот ветхозаветный текст, в сущности, повторен в конце 12-й главы.

Чтобы лучше понять конец 12-й главы, в некоторых случаях необходимо заменять слово «Я» на «Он». Потому что мы читаем, конечно, не те слова, которые произносит Сам Иисус. Этими словами — устами евангелиста — Церковь рисует образ Христа. Если мы при чтении будем мысленно трансформировать «Я» в «Он», то текст будет восприниматься иначе. Мы увидим, что здесь не Иисус говорит Сам о Своей миссии, но Его Церковь, община Его первых учеников провозглашает свое учение о миссии Иисуса, смысл которой она осознала после того, как Он оказался на Кресте, и осознает, глядя в Его душу.

Задача каждого христианина заключается в том, чтобы увидеть Иисуса. Когда это происходит, то совершается прикосновение к Богу, которого нам так не хватает. Тогда опыт боговедения становится нашим личным опытом постижения Бога. А именно в том и заключается вера евангельская, христианство, чтобы тот молитвенный опыт встречи с Богом, который открывает нам Иисус, стал личным опытом молитвенной встречи с Ним каждого из нас. В этом смысл евангельской вести. Если это прикосновение к Богу в нашей жизни осуществится, как в Евангелии оно осуществляется в жизни Иисуса, тогда состоится то, ради чего Иисус принял смерть. Тогда мы сможем сказать: «Тот час, ради которого Ты, Господи, пришел в этот мир, состоялся ради меня, он что-то изменил в моей жизни кардинальным образом». Если этот Его час становится часом для нас, значит, самое важное в нашей жизни произошло. Но пока этого не происходит, надо трудиться. Тогда впереди нас ждут открытия, и в конце концов это главное событие состоится.

Выходя из храма, Христос в последний раз обратился к народу с разъяснением цели пришествия Своего на землю и с повторением ранее сказанного о Своем единстве с Отцом Небесным: «Я пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме () неведения воли Божией; ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец заповедал Мне, что сказать. И все, что Я говорю, говорю так, как сказал Мне Отец. И Я знаю, что заповедь Его, воля Его, — чтобы все люди удостоились блаженства Вечной Жизни, чтобы все спаслись; для того-то Он и послал Меня, и послал не судить мир, но спасти; поэтому Я и не сужу никого (Ин. 8:15). Да и к чему судить теперь, когда всякий, не исполняющий возвещенную Мной волю Божию, сам себя осуждает».

Так как многие говорили, что Иисус Христос пришел не от Бога, и потому не верили Ему, то Он говорит: слово, в котором Я учил, что «Я говорил не от Себя, но Пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать, и что говорить», – это слово будет судить в последний день отвергающего Меня, став вместо судьи, обличая такого человека и лишая его всякой защиты, потому что это слово Я подтвердил делами, постоянно доказывая, что Я не противлюсь Богу.

Отметаяйся Мене, и не приемяй словес Моих, имать судящаго ему: слово, еже глаголах, то судить ему в последний день. Яко Аз от Себе не глаголах: но пославый мя Отец, Той Мне заповедь даде, что реку, и что возглаголю. И вем, яко заповедь Ею живот вечный есть (Ин. 12:48-50).

Из этих слов Господа явствует, что мы будем судимы по Евангелию, что небрежение о исполнении евангельских заповедей есть деятельное отвержение Самого Господа. Употребим, братия, все тщание, чтоб соделаться исполнителями евангельских заповедей! Неизвестно, когда придет смерть; могут потребовать нас на суд внезапно, в то время, когда нами наименее ожидается это требование. Блаженны приготовившие себя к переходу в вечность евангельскою жизнью! Горе нерадивым, невнимательным, своевольным, самомнительным! Горе нерасторгшим общения с сатаною! Горе не вступившим в общение с Богом! Большее горе вступившим в это общение, и отвергшим его!

Я говорил (Аз глаголах) не от Себя и пр. Господь то же самое сказал в следующих словах: Мое учение—не Мое учение, но пославшаго (Ин. 7:16) и пр. Свое учение И. Христос называет заповедию, полученною Им от Отца. Так Он сказал в чувстве глубокаго смирения и преданности Своему Отцу, хотя Он Сам, как Бог, ведает все тайны Божественнаго учения (Ин. 3:11). Эту заповедь, т. е. Свое Божественное учение Господь называет жизнию вечною (живот вечный есть),—как источник такой жизни, как средство к достижению ея. То же самое Им высказано иудеям в изречении: слова, которыя говорю Я вам, суть дух и жизнь (Ин. 6:63) и др. «Какое глубокое смирение в этих словах! восклицает при этом блаж, Феофилакт. Ужели, Господи, прежде чем послал Тебя Отец и дал Тебе заповедь, Ты не знал, что Тебе говорить, не знал той заповеди, которая есть жизнь вечная?... И что Он хочет выразить этим? То, что Он не говорит, не мудрствует ничего отличнаго от Отца. Желая доказать это, т. е. единомыслие со Отцем, напомнил об этом примере, т. е. о заповеди»...

Тут совершенно неожиданно приводится еще одна речь Иисуса (Ин. 12:44–50). Евангелист не поясняет ни где, ни когда, ни кому она сказана. Почти никаких новых мыслей сравнительно с раннейшими речами она не заключает. Почти к каждому стиху могут быть приведены параллели из раннейших речей Иисуса. Очень сильно подчеркнут теоцентрический характер учения. Дело Иисуса есть откровение Пославшего Его (ср. ст. 44, 45, 49). И последнее слово этой речи: «...что Я говорю – как сказал Мне Отец, так и говорю" (Ин. 12:50).

Толкователями эта речь обычно понимается как резюме словами Иисуса Его раннейших речей. Служение Иисуса в свете дня кончено. Евангелист переходит к повествованию о Страстях в собственном смысле слова, и переход закрепляет в сознании читателя существенное содержание Его учения, когда Он был в мире и светил миру.

Неверующие из Его собственных уст могли узнать о той участи, которая ожидает таковых: «и если кто услышит Мои слова, и не поверит, Я не сужу его; ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судию себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (Ин. 12:47-48). А это слово, в действительности, есть слово Самого Отца небеснаго. «Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать, и что говорить. И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная. Итак, что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец» (Ин. 12:49-50).

Несмотря на все это, Израиль остался безчувственным, упорным, враждебным. Напрасно, но пророческому слову Исаии, приводимому ап. Павлом, Бог постоянно в течение всего времени служения Своего Сына простирал к Нему руки. Все это вызывало в избранном пароде лишь неверие и противодействие И вот, наконец, благодать какбы видя безполезность всех своих влияний, предоставила этот народ его собственным преступным влечениям, и он действительно хладнокровно совершил самую возмутительную неблагодарность, самое ужасное преступление, самое грустное святотатство, какое только может омрачать память народа.