Деяния апостолов, Глава 7, стих 54. Толкования стиха

После этих слов Стефан уже не мог ожидать себе пощады. Господу благоугодно было подкрепить его мужество видением отверстых небес и своего Спасителя в образе Сына Человеческого, стоящего одесную Бога, и Стефан не устрашился исповедать это пред свирепевшими злобою врагами-судьями. После того судьи его более уже не могли сдерживать свою ярость. Как богохульника, его повели за город, чтобы побить камнями. Сообразно с требованием закона Моисеева (Втор. 17:5), свидетели первые начали бросать камни. Для удобства они скинули свои одежды и положили для сохранения у ног Савла, который принимал самое деятельное участие в убийстве Стефана (Деян. 8:1). Но как ни усердно убийцы посылали град каменьев на мученика, Бог дал ему силы выразить свою полную богопреданность в последнюю минуту жизни и свою мольбу за врагов своих. Господи Иисусе! приими дух мой... Господи! не вмени им греха сего, – молился он, умирая, по примеру Спасителя.

 διεπρίοντο (стали разъяряться) — в НЗ встречается только здесь и в Деян. 5:33, в метафорическом значении (букв, значение — “распиливать”) встречается довольно редко. Глагол стоит в имперфекте (imperfectum de conatu) — аудитория по мере слушания становилась все более и более разъяренной.

Столь безбоязненное и страшное обличение распалило ярость членов синедриона, которые, как дикие звери, «рвались сердцами сво­ими, и скрежетали на него зубами».

Несносно было им слышать такое обличение, не могли они вытерпеть это, как не терпят того и большинство людей.

Слушая сие и пр.: эти сильные обличения в неверии, в непокорности, в неисполнении закона, в пролитии крови пророков, в убиении Христа, обличения так прямо и одушевленно сказанные в лицо представителей народных, возбудили в них до высшей степени злобу и ярость против смелого обличителя их исповедника распятого ими Мессии Иисуса. Они рвались сердцами своими от гнева (ср. Деян. 5:33) и скрежетали зубами от ярости и злобы (ср. Иов. 16:9; Пс. 34:16; Пс. 36:12).

Озлобление членов синедриона на святого Стефана росло, конечно, постепенно. И вот наконец они стали явно обнаруживать его в разных порывистых движениях и скрежете зубов, обличая тем свое сходство с теми, которые бывают по природе крепкошейными. Это обычные у людей жестоких способы выражения ярости и гнева (ср. Иов. 16:9; Пс. 34:16; Пс. 36:12), и в особенности у изобличаемых лиц (см. Деян. 5:33). Однако доселе они не смеют не только наложить на Стефана свои убийственные руки, но и возражать ему, ибо в словах его, несомненно, не было отыскано даже и тени преступного, а в образе его и по вдохновенности его речи они не могли не заметить в нем нового вдохновенного Богом посланника. По замечанию блаженного Феофилакта, «они не довольствовались тем, чтобы осквернить себя убийством, но надеялись и заботились запятнать честь убиваемого. Они боялись, чтобы он не стал пользоваться большим почетом, если они умертвят его за оскорбление себя самих. Стефан же обнаружил безбоязненное дерзновение, ибо он, конечно, знал это, будучи исполнен Духа». «Речь святого Стефана, сказанная с неумолимой логикой, которой не могли противостоять противники, с тем пафосом, с которым святой Стефан бичевал заблуждение иудеев и защищал дело Иисуса Христа, должна была произвести в высшей степени сильное впечатление на слушателей». «С одной стороны, она давала понять саддукеям, что гонимое и подавляемое ими учение о воскресении не только не искореняется из умов христиан, но и становится одним из основных пунктов их верований; с другой стороны, речь давала понять, что движение, возбужденное галилейскими рыбаками, не только не прекращает своего существования, но, разрастаясь все более и более, в своих рядах имеет теперь таких людей, перед которыми бессильны их собственная мудрость, их знание закона, их образованность. Наконец, они усмотрели из речи Стефана, что христиане становятся теперь решительно вне их влияния. Всего этого было достаточно, чтобы в саддукеях возбудилось безумное ожесточение против великого проповедника. И вот без всякого суда и рассмотрения вины они теперь производят свою кровавую расправу. Не смели оставаться равнодушными и фарисеи. Обрядность, в сфере которой только и проявлялась их набожность, внешнее механическое богопочтение признавались в проповеди святого Стефана не только недостаточными, но и неугодными Богу. Люди неученые являются проповедниками, и народ относился к ним сочувственно. Понятно, что этим наносилось фарисейскому влиянию в народе решительное поражение. И вот фарисеи и саддукеи единодушно устремляются на святого Стефана и в порыве слепого фанатизма и дикой ненависти побивают его вне города камнями». «Внезапный перерыв речи святого Стефана, неожиданный переход оратора от исторического обзора к грозному и сильному обличению слушателей могут (ясно) утверждать в той мысли, что речь не сочинена историком, но есть точное воспроизведение подлинной речи святого Стефана. Но едва ли эта речь дошла до святого Луки в записи, так как изложение ее носит на себе несомненные отпечатки слога святого Луки».

Суд синедриона, или лучше сказать речь Стефана была прервана возмутившимся народом. Как ни озлоблены были члены синедриона против Стефана, они не могли формально произвести суд над ним, не выслушав объяснения обвиняемого и не произведя надлежащего следствия о нем. Между тем, мы видим, что едва Стефан сказал, что он видит Господа Иисуса, стоящего в славе одесную Бога Отца, как все собрание возмутилось этими словами и, схватив его, вывело за город и побило камнями, как богохульника. Так как в это время у иудеев уже было отнято римлянами право осуждения на смерть, то, очевидно, избиение Стефана было осуществлено не по приговору синедриона, а явилось вспышкой народного фанатизма. Синедрион мог только тайно, неофициально, поддерживать этот фанатизм, слагая с себя ответственность за совершившийся факт. Остановить же движение раздраженной массы не мог ни синедрион, ни римский гарнизон, который вообще был очень незначителен в Иерусалиме и усиливался только во время больших праздников.