Деяния апостолов, Глава 7, стих 34. Толкования стиха

Посмотри, как (Стефан) показывает, что (Бог) руково­дил их и благодеяниями, и наказаниями, и чудесами, а они остались теми же. Отсюда мы узнаем, что Бог вездесущ. Слыша это, будем и мы прибегать к Нему в скорбях. «Стенание его», говорит, «слышу». Не просто, говорит, «слышу», но по причине их страданий. Если же кто спросит: для чего Бог допустил им так страдать? — тот пусть знает, что всякий праведник в особенности за страдания бывает удостаи­ваем наград; или для того Он попустил им страдать, чтобы и свою силу явить чрез это во всем свете, и их этими страданиями научить — во всем любомудрствовать. По­смотри, когда они были в пустыне, тогда не только они «утучнели, отолстели и разжирели», но и «оставили они Бога» (Втор. 32:15). Беззаботная жизнь, возлюбленный, всегда есть зло! Потому и в начале (Бог) говорил Адаму: «в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3:19). Итак, чтобы они, вместо великих страданий пользуясь беззаботною жизнью, не сделались пороч­ными, Он попускает им претерпевать скорби: скорбь есть великое благо. А что скорбь — благо, послушай Давида, который говорит: «Благо мне, что Ты смирил меня» (Пс. 118:71). Если же скорбь есть великое благо для мужей великих и чудных, то тем более для нас. Если хотите, рассмотрим эту скорбь и саму по себе. Представим, что кто-нибудь чрезмерно радуется, ве­селится и заливается (смехом): что безобразнее, что безумнее этого? Другой кто-нибудь пусть печалится и скорбит: что любомудрее этого? Поэтому и Премудрый внушает: «сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше. Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья» (Еккл. 7:3, 4). Может быть, вы смеетесь над этими словами? Но вспомним, каков был Адам в раю, и каков после того; каков был Каин прежде (убийства), и каков после. Душа веселящегося не остается на своем месте; но, как бы каким ветром, увле­кается удовольствием, становится легкомысленной и не имеет ничего твердого. Она бывает легка на вымыслы, скора на обе­щания, и великая в ней буря помыслов. Отсюда — неуместный смех, безотчетная веселость, излишний поток речей и большое пустословие. Но что я говорю о прочих? Представим кого-ни­будь из святых и посмотрим, каков он был среди удо­вольствия и каков, в свою очередь, во время печали. Посмот­рим, если хотите, на Давида. Когда он жил в удоволь­ствии и радости по причине множества трофеев, побед, вен­цов, роскоши и самоуверенности, тогда, посмотри, что он сказал и сделал? «Я сказал в благоденствии моем: не поколеблюсь во век» (Пс. 29:7). Когда же находился в скорби, то послушай, что он говорит: «а если Он скажет так: «нет Моего благоволения к тебе», то вот я; пусть творит со мною, что Ему благоугодно» (2 Цар. 15:26). Что любомудрее этих слов? Пусть будет так, гово­рит, как угодно Богу. Также и Саулу он говорил: «если Господь возбудил тебя против меня, то да будет это от тебя благовонною жертвою» (1 Цар. 26:19). Когда был в скорби, тогда щадил даже врагов, а после того ни друзей, ни тех, которые ничем не оскорбили его (2 Цар. 11). Иаков, когда был в скорби, говорил: «если Господь Бог... даст мне хлеб есть и одежду одеться» (Быт. 28:20). И сын Ноя прежде ничего такого не сделал, а когда уверился в безо­пасности (от потопа), тогда, слышишь, как оказался дерзок (Быт. 9:22). И Езекия, когда был в скорби, посмотри, что де­лал для своего спасения: облекся в рубище и сидел на земле; когда же стал жить в удовольствиях, тогда пал с высоты сердца своего. Поэтому и Моисей увещевает: «будешь есть и насыщаться, берегись, чтобы не забыл ты Господа» (Втор. 6:11, 12), потому что путь удовольствий скользок и ведет к забвению Бога. Когда израильтяне были в скорби, тогда более и более умножались; а когда (Бог) избавил их, тогда все погибли. Но для чего я привожу примеры древних? Обратимся, если угодно, к себе самим. Из нас очень многие, когда благоденствуют, бывают надменными, врагами для всех, гневливыми, пока имеют власть; а когда она отнята от них, то делаются кроткими, смиренными, тихими, и приходят в сознание собственной при­роды. А что это так, подтверждает и Давид, говоря: «овладела ими гордость их совершенно: происходит, как из тука, неправда их» (Пс. 72:6, 7). Это я говорю для того, чтобы мы не домогались удо­вольствий всеми средствами. Как же, скажут, Павел говорит: «радуйтесь всегда»? Он не просто сказал: «радуйтесь», но прибавил: «в Господе» (Флп. 4:4). Это — самая высокая радость; ею радовались и апостолы; это — радость, приносящая пользу; она имеет свое начало, корень и основание в узах, в бичеваниях, в гонениях, в худой молве, и вообще в предметах скорбных, но конец ее вожделенный. Радость же мирская, напротив, начинается удоволь­ствием, а оканчивается скорбью. Я не возбраняю радоваться о Господе, но даже особенно убеждаю к тому. Апостолы были бичуемы — и радовались; были связываемы — и благодарили; были побиваемы камнями — и проповедовали. Такой радости желаю и я; она берет свое начало не от чего-нибудь чувственного, а от предметов духовных. Невозможно, чтобы радующийся по мир­скому радовался вместе и о Боге; всякий радующийся по мирскому радуется богатству, роскоши, славе, могуществу, почестям; а радующийся о Боге радуется бесчестию ради Его, бедности, не­стяжательности, пощению, смиренномудрию. Видишь ли, как противоположны их предметы? Кто здесь не имеет радости, тот чужд и скорби (духовной); а кто здесь не имеет скорби, тот чужд и радости (о Боге). Несомненно, эти (предметы) достав­ляют истинную радость; а те носят только одно имя радости, в сущности же составляют скорбь. Сколько скорбей имеет (человек) высокомерный! Как он терзает сам себя от гор­дости, выдумывая себе тысячи оскорблений, (питая в себе) вели­кую ненависть, сильную вражду, большую зависть и крайнее не­доброжелательство! Если оскорбил его кто-нибудь из высших его, он досадует; если он еще не возвысился над всеми, терзается. Напротив, человек смиренный наслаждается вели­ким удовольствием, не ожидая почестей ни от кого. Если ему оказывают честь, он радуется; если не оказывают, он не скорбит, но даже любит то, что ему не воздали почестей. Та­ким образом, не искать почестей и получать их, это — великое удовольствие. А у того наоборот: он ищет почестей и не по­лучает их. И радуются почестям неодинаково ищущий их и не ищущий. Первый, сколько бы ни получал, думает, что ни­чего не получил; а последний, хотя и не много окажешь ему, принимает так, как если бы все получил. Также человек, живущий в роскоши, имеет множество богатства, и приобрете­ния текут к нему легко, как бы из источника; но он стра­шится бедствий (происходящих) от роскоши и неизвестности будущего; а тот, кто приучил себя к скромному образу жизни, всегда спокоен и наслаждается удовольствием; не столько огор­чает его то, что он не имеет роскошного стола, сколько услаждает то, что он не страшится неизвестности будущего. Вся­кому известно, сколько бедствий происходит от роскоши, но необходимо сказать об этом и теперь. От нее сугубая брань, т.е., и тела, и души, сугубая буря, сугубые болезни, и притом болезни неисцельные, сопровождающиеся великими несчастьями. Но не таковы плоды умеренности; (от нее) сугубое здоровье, сугубые блага. «Здоровый сон, — говорит Премудрый, — бывает при умеренности желудка» (Сир. 31:22). Умеренность всюду вожделенна, а неуме­ренность напротив. Например: положи на малую искру боль­шую связку дров, и ты увидишь уже не светлый огонь, а только дым весьма неприятный. Возложи на человека очень сильного и большого тяжесть, превышающую силы его, и увидишь его вместе с ношею по­верженным и лежащим на земле. Навали слишком много груза на корабль, и причинишь страшное кораблекрушение. Та­ковы плоды и роскоши. Как на кораблях, слишком нагружен­ных, происходит большое смятение пассажиров, когда и корм­чий, и сидящий на корме, и прочие плывущие на нем начнут бросать в море все и сверху и снизу, так и здесь: извергают и вверх, и вниз, и среди терзаний погибают. А что всего по­стыднее, сами уста исполняют дело задних частей и даже делаются срамнее их. Если же в таком срамном состоянии уста, то представь, каково на душе. Там все — мрак, все — буря, все — тьма, большая смутность в мыслях, мятущихся беспокойно и тяжко, и сама душа вопиет от стеснения. Тогда и сами чрево­угодники обвиняют друг друга, досадуют и спешат изверг­нуть внутреннюю нечистоту. Однако и по извержении буря не прекращается, но являются горячки и другие болезни. Так, ска­жешь, подвергаются болезням и сраму; но напрасно описывать это и исчислять нам болезни; бываю болен я, страдаю я, под­вергаюсь сраму я, который не имею, что есть: а эти, живущие в роскоши, как видишь, благодушествуют, цветут здоровьем, веселятся и катаются на конях. Увы, такие слова достойны слез! А кого, скажи мне, видим мы страждущими подагрой, носимыми на носилках, обвязанными? И если бы они не считали для себя обидным и не приняли слов моих за оскорбление, то я мог бы назвать их по именам. Но есть и такие, скажешь, которые остаются и здоровыми. Это потому, что они не предаются одним удовольствиям, (но занимаются) и трудами. Укажи мне хотя од­ного человека, который бы, постоянно угождая чреву, лежа в бездействии и нисколько не трудясь, был бы здоров. Ты не най­дешь (такого человека). Хотя бы собрались тысячи врачей, и они не в состоянии избавить от болезней того, кто постоянно пре­сыщается, потому что это противно свойству самого дела. А я предложу вам врачебное наставление: не все то, что принимается в чрево, обращается в пищу, потому что и в самом суще­стве пищи не все питательно, есть в ней часть, поступающая на извержение, а другая на питание. Поэтому кто, приняв ее в меру, даст ей совершенно перевариться, с тем это и делается и она достигает своего назначения; все здоровое и полезное зани­мает свое место, а излишнее и бесполезное отделяется и извер­гается; если же она принята чрез меру, тогда и то, что в ней есть питательного, становится вредным. Чтобы яснее раскрыть вам это, представлю в пример следующее: в хлебе есть крупчатка, мука и отруби. Если в жернов насыплешь столько, сколько он может смолоть, то он отделяет все это; а если насыплешь больше, то все перемешивается. Также вино, если бу­дет иметь надлежащее приготовление и благовременное броже­ние, то в нем сперва бывает все нераздельно, а потом одно обращается в дрожжи, другое в пену, а иное делается на­питком усладительным для употребляющих его, и это послед­нее бывает полезно и не скоро портится, тогда как сначала не было ни вина, ни дрожжей, но все было смешано. Тоже можно видеть и на море, во время сильной бури. Как тогда мы ви­дим, что рыбы плавают по поверхности мертвыми, не будучи в состоянии укрыться от стужи в глубине, так бывает и с нами. Когда низвергнется на нас сильный дождь пресыще­ния, все возмущающий, тогда производит то, что наши мысли, дотоле бывшие здравыми и спокойными, плавают как бы мерт­выми на поверхности (души нашей). Итак, научившись этими примерами, как велик вред (от пресыщения), перестанем ублажать тех, которых следовало бы считать несчастными, и оплакивать себя за то, за что следовало бы называть блажен­ными, и возлюбим умеренность. Или вы не знаете изречения врачей, что скудость — мать здоровья? Я же скажу, что скудость есть мать здоровья не только телесного, но и душевного. Тоже внушает и Павел, этот истинный врач, когда говорит: «имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1 Тим. 6:8). Бу­дем же послушны ему, чтобы нам здоровыми делать то, что должно делать, во Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. *** Великое оружие - молитва, если она совершается с надлежащими мыслями. Чтобы тебе уразуметь её силу, обрати внимание на следующее: непрестанная молитва преодолела бесстыдство, несправедливость, жестокость и грубость: слышите - сказал Господь, - что говорит судья неправедный Лк. 18:6. Она преодолела леность, и чего не сделала дружба, то сделала непрестанная молитва: Если, говорю вам, он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит Лк. 11:8. И недостойную жену непрестанная молитва сделала достойною: нехорошо, - сказал Господь, - взять хлебу детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их Мф. 15:26-27. Будем же прилежны в молитве; она представляет великое оружие, если совершается усердно, без тщеславия, от искреннего сердца; она обращала в бегство врагов; она оказывала благодеяние целому народу и притом недостойному: «Я услышал вопль их, - говорит Бог, - и нисшел избавить их». Молитва - спасительное лекарство, предохраняющее от грехов и исцеляющее от преступления; к ней прибегала и оставленная всеми вдова ¹.

ειδον aor. ind. act. от όράω видеть, κάκωσις плохое обращение, στεναγμού gen. sing, от στεναγμός вздохи, стоны, вызванные тяжелой заботой или потрясением (LN, 1:305). Gen. в роли dir. obj. ήκουσα aor. ind. act. от άκούω слышать, с obj. в gen. κατέβην aor. ind. act., см. ст. 15. έξελέσθαι aor. med. (indir. med. "для меня") inf. от έξαιρέω выводить, доставлять. Inf. цели, δεύρο "приходи!" άποστείλω aor. conj. act., см. ст. 14. Побудительный conj., "давай я пошлю тебя!"

"Я вижу..." - греч. idwn eidon - видя видел - усиленное выражение, означающее внимательное и сочувственное воззрение Бога на страдания Своего народа, который - по премудрым планам Божиим - не мог быть освобожден от этого угнетения ранее предопределенного времени (ср. Быт. 15:16). "Нисшел..." - с неба, где престол Божий (Ис. 66:1; Мф. 5:34; Быт. 11:7; Быт. 18:21). "Пошлю тебя в Египет..." - для выведения оттуда страждущего народа (Исх. 2:10). "Посмотри, как Стефан показывает, что Бог руководил их и благодеяниями, и наказаниями, и чудесами, а они остались теми же..." (Злат. ).

Далее видно и великое попечение Божие; потому что говорится: видя видех озлобление людей моих.