Деяния апостолов, Глава 5, стих 41. Толкования стиха

Бичевание, перенесенное Апостолами, было первое поругание, которое они претерпели за своего Возлюбленного Учителя, и они с радостью приняли это бесчестие.

См. комм. к Деян. 5:29

Но, что удивительно, — то самое, что, кажется, причиняет неприятности, было (для апостолов) источником всякой радости и веселия. Скажи мне: о чем им было печалиться, о чем скор­беть? Хочешь — представим кого-нибудь для сравнения. Пусть кто-нибудь из вельмож обладает большим богатством, жи­вет в столице, никаких не имеет хлопот, только веселится, только в этом проводит время, и находится на высшей сте­пени богатства, чести и могущества. Противопоставим ему Петра в узах и, если угодно, среди бесчисленных бедствий: и тогда мы найдем, что (Петр) имеет больше радости, — потому что если от избытка радости он и в узах радуется, то представь, как велика радость! Как облеченные великою властью не чувствуют бедствий, сколько бы их ни случилось, но продолжают радо­ваться, — так и апостолы по причине самих бедствий еще более радовались. Нельзя, поистине нельзя выразить словом того удо­вольствия, какое случается испытывать страждущим за Христа. Они радуются более среди бедствий, нежели во время благоден­ствия. Если кто возлюбил Христа, — тот понимает, что я го­ворю. Но что? Могли ли они для собственной безопасности избе­гать бедствий? Кто, скажи мне, и владея несметным богатством, мог бы избежать великих опасностей, имея дело со столь мно­гими народами для преобразования государства? А они все со­вершали, как будто по царскому повелению, а лучше сказать, даже гораздо удобнее. Ведь не столько (сделало бы) царское по­веление, сколько сделали все их слова, потому что царское по­веление налагает необходимость (повиноваться), а они (обращали) людей по их желанию, по доброй их воле и по чувству вели­кой благодарности. Какой царский указ убедил бы отказаться от всего имения и самой жизни, оставить дом, отечество, род­ных и собственную безопасность? А внушения рыбарей и скино­творцев произвели это, и оттого они радовались, были могуще­ственнее и сильнее всех. Да, скажут, оттого, что они творили знамения. Но уверовавшие в числе трех и пяти тысяч, скажи мне, какие творили знамения, а между тем и они жили в ве­ликой радости? Точно так, и это потому, что уничтожена была причина всех неприятностей — владение имуществом: а оно-то, оно бывает виною войн, несогласия, скорби, печали и всех зол; оно делает жизнь тягостною и более прискорбною. И го­раздо больше причин к неприятностям найдешь у богатых, нежели у бедных. Если кому кажется это неверным, то лишь по его мнению, а не по существу дела. Если же и богатые имеют некоторые удовольствия, то и это нисколько не удивительно, по­тому что и пораженные чесоткою ощущают великое удоволь­ствие. Богатые нисколько не отличаются от них, и душа их такова же, как видно из следующего: их мучат заботы, и, однако, они охотно предаются им из-за временного удовольствия. Но те, которые избавились от забот, здравствуют и благоду­шествуют. Что приятнее, скажи мне, что безопаснее: заботиться ли об одном хлебе и одежде, или о множестве рабов и свобод­ных, о себе же не заботиться? Как тот печется о себе самом, так и ты — обо всем, что навлек на свою голову. Отчего же, скажут, избегают бедности? Оттого же, отчего многие удаля­ются и прочих благ, — не потому, чтобы эти блага сами по себе, были достойны отвержения, а потому, что на опыте они представляются трудными. Так и бедность не сама по себе отвер­гается, но потому, что трудна на опыте, так что, если кто мо­жет ее перенести, тот не откажется от нее. Почему не гну­шались ее апостолы? Почему многие избирают ее и не только не гнушаются, но еще и прибегают к ней? Ведь то, что по­истине достойно отвержения, не избирается, исключая одних безумных.    Если же из людей любомудрые и высокие прибегают к ней, как к некоему безопасному и безболезненному убежищу, то вовсе не удивительно, что прочим она не кажется такою. Богатый, по моему мнению, есть не что иное, как город, не огражденный стенами, построенный в поле и со всех сторон привлекающий к себе неприятелей; а бедность есть безопасная крепость, огражденная большою медною стеною и недоступная. Но бывает, скажут, совсем напротив, потому что бедных часто влекут в судилище, их обижают и подвергают тяжким бедствиям. Нет, не просто бедных, но бедных, жела­ющих быть богатыми. Да я не об них и говорю, а о тех, которые хотят жить в бедности. Скажи мне, отчего никто не влечет в судилище живущих в горах? Если бедность при­теснять легко, то всего скорее надлежало бы предавать суду их, насколько они всех беднее. Отчего никто не влечет в суди­лище нищих? Отчего никто не притесняет их и не клевещет? Не оттого ли, что они находятся в более безопасном месте? А как многим это кажется невыносимым, т.е. быть в бед­ности и просить милостыню! В самом деле, скажи мне, хо­рошо ли просить милостыню? Хорошо еще, если есть люди сострадательные и милосердые, если есть, кто бы стал подавать. Всякий знает, что такая жизнь чужда забот и безопасна. Впро­чем, я не это хвалю, — да не будет! — но убеждаю не добиваться богатства. Скажи мне в самом деле, кого я назову более бла­женными: тех ли, кто близок к добродетели, или тех, кто далек от нее? Без сомнения, близких. Но кто из них спо­собнее усвоить что-либо полезное и отличаться любомудрием, — тот, или этот? Всякому ясно, что тот. Если же не веришь, то послушай. Пусть приведут с площади кого-нибудь из ни­щих, и пусть он будет слеп, хром, увечен; а другой кто-либо пусть будет красив на вид, крепок телом и вполне здоров, богат, знатен по происхождению и с великою властью. Приведем их в училище любомудрия и посмотрим, кто из них лучше усвоит предметы учения? Предложим первую запо­ведь: будь «кроток и смирен», так повелел Христос (Мф. 11:29). Кто из них будет в состоянии лучше выполнить это, тот или этот? «Блаженны плачущие». Кто будет более внимателен к этому изречению? «Блаженны кроткие». Кто лучше выслушает?     «Блаженны чистые сердцем, блаженны алчущие и жаждущие правды, блаженны изгнанные за правду» (Мф. 5:5-11). Кто из них скорее примет все это? И если хочешь, приложим все это к каждому из них. Не всегда ли гордится и надмевается один из них; а другой, напротив, не всегда ли бывает кроток и смиренно-мудр? Конечно, так. У внешних (язычников) есть на этот предмет такое изречение: Эпиктет — раб, по телу увечен, по бедности Ир, но друг (богов) бессмертных (Эпиктет — греческий философ. Ир — собст. имя нищего у Гомера). Таков бедный; но душа богатого исполнена всех зол: гордости, тщеславия, бесчисленных пожеланий, гнева, ярости, корыстолюбия, неправды и тому подобного. Очевидно, что душа первого способнее к любо­мудрию, нежели последнего. Но вы хотите узнать, что приятнее; о том именно, как я вижу, многие заботятся, какая жизнь прият­нее? И в этом не должно быть сомнения; кто здоровее, тот и (живет) в большом удовольствии. А кто, скажи мне, более способен к исполнению правила, которое я хочу внушить, т.е. закона о клятве, бедный или богатый? Кто скорее будет клясться, тот ли, кто гневается на слуг, имеет сношение с бесчислен­ным множеством (людей), или кто просит только о хлебе или одной одежде? Последний даже не имеет и нужды в клятвах, если захочет, но всю жизнь проводит без забот. Или лучше сказать: всякий, научившийся не клясться, часто будет прези­рать и богатство и может увидеть как от этого блага откры­ваются все пути к добродетели, — все, ведущие к кротости, к презрению богатства, к благочестию, к спокойствию души, к сокрушению.    Поэтому не будем беспечны, возлюбленные, но снова при­ложим большое усердие: исправившиеся — к тому, чтобы сохра­нить себя исправными, чтобы как-нибудь не отступить и не возвратиться вспять; а остающиеся еще позади — чтобы восстать и постараться восполнить недостающее. Между тем исправив­шиеся, простирая руки к еще не достигшим этого, как бы к плавающим в море, пусть примут их в пристань, чуждую клятв. Каких знамений это не удивительнее! Ничего такого не было с древними, хотя и Иеремия за слово Божие подвергался бичеванию, и Илии угрожали, и прочим; между тем, здесь и этим самым, а не одними только знаме­ниями, они являли силу Божию.

έπορεύοντο impf. ind. med. (dep.). πορεύομαι идти, χαίροντες praes. act. part, от χαίρω ликовать. Part, образа действия, κατηξιώθησαν aor. ind. pass, от καταξιόω считать ценным. Богосл. pass, означает, что Бог считал их достойными, άτιμασθήναι aor. pass. inf. от ατιμάζω бесчестить. Эпэкз. inf.

В иудаистской традиции праведники могли радоваться, когда им приходилось страдать, потому что надеялись на награду в грядущем мире; однако неповиновение распоряжению властей рассматривалось какпроявление мужества, и иудаизм прославлял мучеников, которые решались на это. (Апостолы, которые продолжали благовествовать во дворах храма, были поистине отважны.) Надо полагать, это описание апостолов не могло не вызвать уважения у древних читателей.

Для людей самым тяжким несчастием являются не болезни, не бедность, не внешнее безобразие, а позор, бесчестие. Все человек снесет, но не насмешки. Ради того, чтобы не смеялись над ним, он отказывается от своих святынь. Так, например, некоторые из древних знатных литовско-русских православных изменили своей святой праотчей вере на латинскую ересь потому лишь, что поляки — латиняне. Паны и бискупы смеялись над их православием. То же видим нередко и теперь, когда иные малодушные отрекаются от веры в Бога, боясь смеха окружающих. Особенно это заметно среди молодежи...    Сатана хорошо знает эту слабость людей и умело пользуется ею. Но верующие в Бога переносят и насмешки ради любви к Спасителю. Пусть нас бесчестят, пусть гонят, даже убивают, а мы будем открыто исповедовать и поклоняться Христу Спасителю нашему и Богу. Так поступали святые апостолы, не боясь, не смущаясь побоями и темницей, принятыми Христа ради, но даже радуясь, что удостоились принять бесчестие за своего Божественного Учителя... Милосердый Господь, ведая, что человек боится больше всего позора, Сам благоволил принять бесчестие за род человеческий, вися нагим и осмеянным на кресте, беззаконными оплеваем, поносим, как и говорит о сем святой апостол Павел: Иисус Христос вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия. Помыслите о Претерпевшем такое над Собою поругание от грешников, чтобы вам не изнемочь и не ослабеть душами вашими (Евр. 12:2—3). И Своим последователям Господь завещает: кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным (Мф. 10:33). Всех же верных Своих последователей, несущих поношения, клевету, злобу, зависть, ложь, всякий вид позора, Спаситель любовно поддерживает и утешает, говоря им: Блажены вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах (Мф. 5:11—12). В защиту Христианской веры

Будем непрестанно пребывать в нашей надежде и залоге правды нашей - Иисусе Христе, Который грехи наши Сам вознес телом Своим на древо (1 Пет. 2:24), Который не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его (1 Пет. 2:22), и Который все претерпел ради нас, чтобы нам жить в Нем. Будем подражателями Его терпения; и если будем страдать за имя Его, прославим Его. Ибо такой образ Он представил нам в Самом Себе, и мы уверовали этому.

"Радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие..." Они сочли это бесчестие особою милостью к ним их Господа Учителя; ибо что может быть отраднее и дороже для любящего сердца в отношении к Возлюбленному Господу и Учителю, как готовность и возможность положить за Него хотя бы и душу Свою!

Новое запрещение Синедриона проповедовать встретило осуждение даже и в самом синедрионе, со стороны одного из его членов, Гамалиила. Апостолы были биты и отпущены с запрещением проповедовать, но проповеди не прекратили. Число желающих получить от апостола Петра исцеление и хотя бы прикоснуться к нему было так велико, что многие не могли протолкнуться к нему и довольствовались только тем, что тень проходившего Петра падала на них.

На защиту апостолов в Синедрионе встает Гамалиил, но не как тайный последователь учения Христова, подобно Никодиму, а как умный и осторожный судья, взвешивающий все данные для произнесения суда над людьми, которые пред ним стояли. К такой же осторожности и благоразумию призывает Гамалиил и других членов Синедриона (в апокрифах и позднейших сказаниях Гамалиил считается тайным христианином или расположенным к христианству и потом обратившемуся ко Христу, но ни евангелист Лука, ни апостол Павел, ученик Гамалиила, об этом обращении не упоминают).

3. Иосиф Флавий (Древности 20,5,1) упоминает о бунтовщике Февде, но время его восстания определяет 15-ю годами позже того времени, в которое была сказана речь Гамалиила. Некоторые на этом основании хотели заподозрить евангелиста в анахронизме, но по свидетельству Оригена, были два Февда, один из которых жил до Гамалиила, а другой (о котором говорит Флавий) жил лет на 15 позже. Очевидно, евангелист говорит о первом и не знает второго. Иосиф Флавий, наоборот, упоминает о втором как о ближайшем к нему по времени и, может быть, как о более важном, чем первый.

4. Об Иуде Галилеянине или Гавлонитянине упоминает и Иосиф Флавий (Древности 18,1,1). Гавлон – город в Галилее. Предложение Гамалиила оставить апостолов в покое в предположении, что дело человеческое само собой расстроится, а дело Божие непременно состоится, хотя бы против него приняты были самые сильные меры, – это предложение не означает, что Гамалиил отвергал необходимость человеческого суда или преследования в важных делах, а основывались на том, что члены Синедриона уже употребили против апостолов человеческие меры, т. е. угрозы, заключение в темницу, но эти меры оказались недейственными, Дальнейшая борьба с делом апостолов, по мнению Гамалиила, представляла именно тот опасный исход, что они, увлекаясь противодействием, могли не заметить божественного характера того дела, против которого они вооружались. Может быть, в этом совете Гамалиила невольно сказывалось сознание его, что и в деле Иисуса члены Синедриона поступили так же неосторожно и, действительно, явились богоборцами.

Ужас и скорбь, если не совсем отъяты от пути Христова, то много уменьшены тем самым, что Он уже совершил путь сей и проложил его для нас. Посему и Апостолы не всегда, как вначале, боялись идти за Христом; но пришло после время, когда они тем же страшным и скорбным путем проходили с радостью. Они, пишет повествователь их деяний, идяху радующеся, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти (Деян. 5:41). Как могло статься, что те же люди, на том же пути, сперва боялись, а потом радовались? Боялись, когда Иисус Христос еще не совершил сего пути и не привел его в безопасность; радовались, когда Он прошел путем сим и на Себе унес трудности его. Боялись, когда взирали только на сии трудности, не проникая далее; не возрадовались, когда ясно усмотрели конец пути Христова. Ибо куда, наконец, приводит путь сей? Он приводит на небеса, к Самому Богу Отцу, как Сам Иисус Христос, изображая весь путь Свой, от начала до конца, сказует: изыдох от Отца, и приидох в мир, и паки оставляю мир, и иду ко Отцу (Ин. 16:28). Сей путь вводит в славу Божественную: подобаше пострадати Христу, и внити в славу Свою (Лк. 24:26). Но если Господь наш идет к Богу Отцу Своему: то приведет к Нему с Собою и нас. Если Христос входит в Свою Божественную славу: то введет с Собою и христиан и соделает, как изъясняет Апостол, причастниками Божественного естества (2 Пет. 1:4)

Наконец посмотрите далее, как те же Апостолы «идяху радующеся от лица собора» Иудейскаго, «яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти» (Деян. 5:41): вот радость еще более возвышенная и сильная, и подлинно неотъемлемая, когда ни вражда, ни гонение, ни безчестие, ни раны, не могли нарушить ея.
Итак, возвращаюсь к моему желанию: о, если бы радость настоящаго дня соделалась для нас радостию жизни, всегда возрастающею, как жизнь юности, и никогда не стареющеюся, как жизнь небесная!