Деяния апостолов, Глава 4, стих 18. Толкования стиха

Таким образом общество верующих (имея членов своих и в других местах Палестины), в Самарии и Галилее (Деян. 9:31), с каждым днем возрастало в Иерусалиме. Вскоре стали переходить в него сами священники Иудейские (Деян. 6:7). Синедрион не захотел более оставлять без внимания дело христианства. Когда Петр и Иоанн, исцелив хромого при храме, проповедывали потом народу о Христе распятом и воскресшем, силой Которого совершили исцеление, священники, с последователями секты саддукейской, взяли их под стражу, с тем, чтобы на утро представить их Синедриону. В следующий день действительно они были представлены Синедриону вместе с исцеленным. Здесь заседали те же Анна и Каиафа, которые судили и Иисуса. Апостолов спросили, какой силой или чьим именем вы сделали это? может быть, не ожидая, чтобы они осмелились говорить и пред Синедрионом так же открыто, как пред простым народом. Однако же апостолы, не обинуясь, объявили, что хромой лежавший при храме, ими восставлен именем Иисуса, распятого ими, т. е. по определению Синедриона, и прибавили, что сей Иисус, как и Сам Он объявил им, точно есть камень, пренебреженный зиждущими, но сделавшийся главою угла. Их узнали: Иоанн был знаком одному из архиереев. Смелость их удивила членов Синедриона. Однако же чуда отрицать было нельзя. Народ был на их стороне, поелику не был расположен к Саддукеям. Итак, положили только воспретить им, чтобы они не проповедывали более ни одному человеку «о имени сем». Петр и Иоанн отвечали, что им более надобно слушаться Бога, нежели людей; им только пригрозили и отпустили с тем же.

Мужество и решительная, твердая уверенность, с которыми апостолы предложили свидетельство о Христе, уже сами по себе произвели такое впечатление на судей, что они удивились и на первый раз не нашлись, что сказать. Их удивление увеличилось, когда они приметили, что подсудимые – люди некнижные и простые, среди которых учители народа так не привыкли встречать противодействие себе. Внимательно всматриваясь в подсудимых и соображая в уме своем, чтó бы это значило, они, наконец, припоминают, что эти самые личности принадлежали между другими к тесному кругу учеников Христовых. Вероятно, эта догадка выяснила пред ними все дело в его настоящем виде, и, разумеется, злоба их к имени Иисуса вскипела теперь снова и еще с большей силой. Но исцеленный, который тут же был при апостолах, стоял как молчаливое и неопровержимое подтверждение истинности апостольского свидетельства. Тогда, выслав вон подсудимых, совещаются, как им поступить. Противники Христа сами пред собою прямо высказывают, что правда на стороне подсудимых. Однако же, призвав апостолов, они строго запрещают им говорить и учить о имени Иисуса. Но апостолы отвечали: суди́те, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали (ст. 19–20).

Апостолы непосредственно от Самого Христа получили назначение быть свидетелями Его во всем мире и прежде всего в Иерусалиме. Но Христос же некогда сказал: на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак, все, что они велят соблюдать вам, соблюдайте и делайте (Мф. 23:2–3). Итак, не только во имя прежних своих чисто иудейских понятий и верований, но и на основании этого учения Господа о продолжении на некоторое время ветхозаветного порядка вещей и при открытии Нового Завета апостолы должны были оказывать повиновение синедриону, как блюстителю этого порядка. Таким образом, от апостолов одновременно требовалось исполнение двух обязанностей, которые находились в таком отношении между собою, что, исполнивши одну, они нарушали другую. Апостолы, однако, не задумывались над тем, как выйти из этого затруднения. Они спокойно и твердо высказывают, что в данном случае они не могут быть послушными, так как должны исполнить высшее повеление – повеление Самого Бога. С другой стороны, собственная совесть их не дозволяла им молчать, скрывать истину относительно того, в чем они твердо и несомненно убеждены на основании опыта.

 μή φθέγγεσθαι μηδέ διδάσκειν (не говорить и не учить) — неопределенная форма наст, времени указывает на то, что апостолы должны были прекратить делать то, что они уже делали раньше; ср. комм, к. 1:4.

Необычайная смелость и бойкость речи, поражавшая тем более, что речь эта исходила из уст очевидно необразованных людей, не оставляла в совете ни­какого сомнения, что это были достойные последователи Иисуса, а присутствие исцеленного человека лишало возможности отвергать чудо. Поэтому синедрион решил прибегнуть к полумере, ограничившись лишь строгим запрещением проповедывать во имя Иисуса.

Но, доведшие до смерти Господа главные заправители делами синедриона – Анан и Каиафа не могли отказаться от образа своих действий в отношении к Иисусу и Его учению. Следствием всего этого было решение синедриона – под угрозой запретить апостолам учить о имени Иисуса, чтобы это дело, так сказать, замерло само собой, – распоряжение людей, кажется, несколько растерявшихся. Притом, сами же они говорят, что всем, живущим в Иерусалиме, известно явное чудо, совершенное апостолами, и в то же время делают распоряжение, чтобы не разглашалось сие в народе.

– Отнюдь не говорить и не учить: не говорить даже частным образом и не учить публично. «Какое безумие! Зная, что Христос воскрес и имея в этом доказательство Его божества, они надеялись своими кознями утаить славу Того, кто не удержан был смертью. Что сравниться с этим безумием? И не удивляйся, что они опять замышляют дело несбыточное. Таково уже свойство злобы: она ни на что не смотрит, но везде бывает в замешательстве» (Злат.).

Решение синедриона было самое пустое и безосновательное. Решено было запретить апостолам разглашать о чуде, чтобы через это противодействовать его влиянию на умы и сердца обращавшихся ко Христу. Но какой смысл имеет запрещение говорить двум о том, о чем известно всем живущим в Иерусалиме? Правда, запрещение касалось указания имени Того, силой Которого апостолы совершили чудо. Но и это было всем ясно и открыто возвещено во всеуслышание многих тысяч народа. Молчание не могло бы уменьшить общего говора. Запрет и угроза могли бы некоторых побудить говорить об этом тише, на ухо. Но время такого говорения уже прошло. Настало время проповеди перед множеством, с кровли. А потому и угроза не могла теперь иметь силу.

«Какое безумие! — восклицает по этому поводу святой Иоанн Златоуст. — Зная, что Христос воскрес и имея в этом доказательство Его Божества, они надеялись своими кознями утаить славу Того, Кто не удержан был смертью. Что сравнится с этим безумием? И не удивляйся, что они опять замышляют дело несбыточное. Таково уж свойство злобы: она ни на что не смотрит, но везде бывает в замешательстве». Блаженный Феофилакт задает между прочими такой вопрос: «Почему не приводят (апостолов) к Пилату, но судят их сами (священники)? Потому, что стыдились и краснели за прежнее и опасались, чтобы апостолы не обвинили их».

Отданные под стражу священниками и призванные к ответу перед синедрионом апостолы, по внушению Духа Святого смело говорят о совершении ими благодеяния хромому силою распятого иудеями Христа, Который, таким образом, является «краеугольным камнем», хотя и был отвергнут строителями. На запрещение проповедовать об имени Иисуса апостолы отвечают, что считают лучшим повиноваться Богу, нежели людям.В речи к синедриону апостол повторяет то же указание на исцеление хромого силою распятого ими Иисуса и приводит пророчество о камне краеугольном (Пс. 117:22–23), то самое, которое приводил и Иисус Христос, когда предсказывал Свою смерть (Мф. 21:42). Выражение: «сей бысть во главу угла» апостол тут же объясняет, замечая, что нет иного имени под небом, кроме имени Иисуса Христа (Деян. 4:12; 1 Тим. 2:5). Так на краеугольном камне, Христе, апостолы начинают создавать Церковь Его.