Деяния апостолов, Глава 23, стих 1. Толкования стиха

Уже хотели Павла бичевать, чтобы выпытать от него самого признание в вине, которая возбудила мятеж, как он объявил о себе, что он римский гражданин и тем избавил себя от истязания. После того трибун, чтобы объяснить его дело, решился представить его Синедриону. Здесь Павел явил себя человеком, который христианской кротостью умеет покорять все волнения своего чувства и с христианским благоразумием пользоваться обстоятельствами, не причиняя ущерба истине. Хотя и позволил он себе увлечься на мгновение чувством праведного негодования и начал говорить жестче, нежели как хотел, но тотчас же удержал себя. В порыве волнения он высказал первосвященнику Анании несколько горьких слов, впрочем справедливых, слов за его несправедливое повеление бить Павла по устам, – не зная, что то был первосвященник; но лишь только узнал о сем, смягчив свою речь, сказал в извинение, что он говорил только по неведению, зная и сам, что закон требует уважения к начальству.

Так как синедрион не своею властию привел апостола к допросу на суде, но Павел поставлен был пред него римским начальником, то он чувствовал и сознавал себя на этом суде в некоторой мере равноправным в отношении к своим судьям, членам синедриона, рассматривая их более как своих противников, нежели судей. Этим объясняется прежде всего то, что апостол не дожидается допроса себе со стороны судей, но, будучи введен в собрание, окинул его твердым, спокойным взором и прямо начал защитительную речь. Этим же объясняется и то, что он, обращаясь к членам синедриона, называет их не почтенным титулом «отцы», а только «мужами братьями». Мужи братия! я всею доброю совестью жил (πεπολίτευμαι) пред Богом до сего дня, – я исполнял свои обязанности пред Богом, совершал служение, к которому Бог меня призвал, с чистою совестью, так, как мне внушала то моя добрая совесть. Это только начало речи. Она прервана была и даже совсем прекращена приказанием первосвященника – бить оратора по устам.

 ״Ατε^ίσας (Напряженно посмотрев) — см.: комм, к Деян. 1:10.

πάση συνειδήσει άγαθη (со всей чистой совестью) — с V до III в. до

Р. X. слова συνείδησις и синонимичное ему субстантивированное причастие τό συνειδός употреблялись редко, значение их варьировалось, и не всегда можно с уверенностью его определить. Так, например, когда Менандр говорит (Menander. Sententiae ex codicibus Byzantinis / Ed. S. Jaekel // Menandri Sententiae. Leipzig, 1964. P. 107, cp. 81) βροτοις δπασιν ή συνείδησις θεός, то это может означать или что человеческая совесть имеет божественное происхождение, или что знание людей о себе обладает для них первостепенным значением. СI в. до P. X. оба слова (συνείδησις и συνειδός) начинают широко использоваться в языческих и грекоязычных еврейских текстах, особенно исторических. Они употребляются в двух значениях: этическом (совесть) и интеллектуальном (знание на основе собственного опыта). Значения эти связаны: совесть есть результат знания, которое человек имеет о себе (разделяет с собой: συν ειδέναι). При этом совесть прежде всего выступает как обвинитель и судья, иными словами, совесть есть осознание собственных ошибок и прегрешений, совершенных в прошлом. Затем появляется представление о совести как о знании, которое помогает предотвращать ошибки морального плана в будущем. Лишь постепенно вырабатывается представление о чистой, незапятнанной совести. Филон упоминает человека, который говорил о своей невиновности εκ καθαρού του συνειδότος — «с чистой совестью» (Об особенных законах, 1.203), Марк Аврелий (Размышления, 6.30) приводит императора Антонина как образец человека, который умирал с неотягащенной совестью, но в целом таких примеров немного — «добрая совесть» (bona conscientia) гораздо чаще упоминается в латинской литературе, чем в греческой.

В ВЗ нет слова, обозначающего совесть. Источником моральных ретений является не человек, а Бог, и самосознание, таким образом, состоит в осознании Божьей воли. Вместо совести-знания ВЗ оперирует понятием доброго злого сердца — средоточия всей человеческой активности, созданного и управляемого Богом (לבב). В Септуагинте глагольная конструкция σύνοιδα εμαυτω встречается один раз: Иов. 27:6: ού γάρ σύνοιδα εμαυτω άτοπα πράξας (греческий перевод является весьма свободной передачей оригинала, ср. пер. А. С. Десницкого: «за прожитое не обличает меня сердце»), συνείδησις — трижды (Екк. 10:20, где εν συνειδήσει передает במדעך — «в твоих мыслях»; Сир. 42:18, א, где συνείδησις заменяет εΊδησις — «знание»; Прем. 17:10), τό συνειδός — ни разу.

В НЗ συνείδησις встречается тридцать один раз. Его значение варьируется в разных книгах. В Посланиях Павла совесть предстает как общечеловеческий феномен. По словам Маурера, «Павел не сформулировал какой-либо единой доктрины совести (συνείδησις). Концепция представляет собой одну из его попыток понять человека... Более того, различные течения традиции присутствуют в ней, не смешиваясь. Весь комплекс идей удерживается вместе, однако с помощью того нового, что Павел связывает с идеей совести: согласно Павлу, человек получает признание от единого истинного и при этом милосердного Бога в Иисусе Христе. Это позволяет Павлу не просто видеть острее конфликты внутренне разделенного человека, но поместить их в контекст обещания исцеления» (Maurer С. TDNT. VII. Р. 917). В подлинных Посланиях Павла выражение «чистая совесть» не встречается. В остальных книгах НЗ, написаных позднее (в том числе в Посланиях, не принадлежащих Павлу), слово «совесть» всегда имеет при себе определение, которое подразумевает оценку прошлого поведения: άγαθή — «добрая» (Деян. 23:1; 1 Тим. 1:5, 19; 1 Пет. 3:16,21) καθαρά — «чистая» (1 Тим. 3:9; 2 Тим. 1:3),κάλή — «хорошая» (Евр. 13:18); άπρόσκοπος — «непорочная» (Деян. 24:16), πονηρά — «дурная» (Евр. 10:22).

Существует огромная литература, обсуждающая различные аспекты этой проблемы; см., например: TDNT. VII. Р. 898-919 (Maurer С.), Spicq С. La Conscience dans le Nouveau Testament // RB. 47. 1938. P. 1-31 (библиография до 1938 г); Spicq, TLNT, 3, 332-336 (библиография до 1973 г.); Jewett R. Paul’s Anthropological Terms. Leiden, 1971. P. 402-426; Dibelius M, Conzelmann H. The Pastoral Epistles. Philadelphia, 1972 (Hermeneia). P. 18-20; MM\ NewDocs, 3, 69; Гумилевский Я. Учение св. ап. Павла о духовности и духовном в человеке. Киев, 2004. Р. 78-87.

Собрался синедрион, на который введен был Лисием узник – ап. Павел. Председателем синедриона был первосвященник Анания. Это был такой же высокомерный, преданный миру и маловерный саддукей, как и другие из ехиднина дома Анны, но он еще превосходил их своею жестокостью и ненасыт­ною алчностью. С алчным бессердечием и жадностью он доводил низших священников почти до голодной смерти, лишая их принадлежащих им десятин, и вообще был таким хищником, что посылал своих слуг с дубинами на гумна для забирания десятин силою. Должность первосвященника он занимал в течение периода, который по этим смутным временам был необыкновенно продолжителен, хотя и прерывался его отсутствием, когда он в качестве узника отправлен был в Рим отвечать за свои преступные действия. При этом случае, благодаря низким проискам, он по-видимому выиграл свое дело; но впоследствии был низложен, и лишь немногие пожалели о нем, когда он был вытащен из водосточной трубы, куда он спрятался, и был убит разъяренными мятеж­никами. И вот под предводительством такого-то первосвя­щенника и заседал синедрион, собравшийся судить апостола. С детства привыкши благоговейно относиться к верховному суди­лищу народа и к его главе, апостол верил в его правосудие и хотел в речи объяснить свое положение. Став в обыч­ное положение оратора, он начал свою речь словами: «мужи братия! я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня». Но едва апостол высказал первое положение своей защитительной речи, как Анания с безобразною противозаконностью приказал приставам суда бить его по устам.

– Устремив взор на синедрион: и этот апостол Христов, как и сам Христос в ночь перед распятием и как прежде старейшие апостолы (Деян. 4:7 и дал. Деян. 5:27 и дал.), теперь поставлен был перед верховным судилищем иерусалимским. Спокойным, твердым и проницательным взором (Деян. 3:4; Деян. 14:9) окинул апостол присутствующих в синедрионе, взором, в котором отражалась добрая совесть его, и спокойно с апостольским достоинством начал свою речь. Он начинает речь первый, не будучи спрошен членами синедриона (ср. Деян. 7:1–2), потому что не они призвали его к допросу на суд, а он поставлен был перед синедрионом от римского начальника.

– Мужи братия (ср. Деян. 4:8; Деян. 7:2): не прибавляет – отцы, или – начальники народа, или что-нибудь подобное; в высоком сознании своего апостольского достоинства, он ставит себя как бы наравне с этими старейшинами народными (будучи, конечно, выше их, но теперь в положении подсудимого представлявшийся ниже их), и в сознании собственной невинности отказывает этим беззаконным судьям в носимом их ими титуле почетном.

– Я всею доброю совестью и пр.: апостол начал было речь свою указанием на чистоту своей совести в деле служения своего Богу. Со всей доброй совестью я исполнял и исполняю мое служение (таков смысл слова, переведенного словом жил) Богу моему, к которому я призван, так что во всех случаях, во всех отношениях, во всех отправлениях моего служения совесть моя свидетельствовала мне, что я действовал сообразно с волей Божией (1 Тим. 1:5; 1 Тим. 1:19).

– До сего дня: когда я как преступник, как подсудимый поставлен перед судом синедриона.

Апостол Павел пытался оправдаться перед синедрионом, ссылаясь на чистоту своей доброй совести. Но первосвященник Анания, очевидно, предвидевший все дело Павла раньше, велел бить Павла по устам, как бы произносившим нечто богохульное. Тогда Павел напомнил ему, что нельзя наказывать, не установив вины, причем назвал его подбеленной стеной, имея в виду его виновность во многом, что, однако, он умел искусно скрыть от многих, но не от всех. Еще недавно он был вызываем в Рим для оправдания во взведенных на него обвинениях. Хотя он там, по-видимому, и оправдался, потому что продолжал исправлять свою должность, однако его ждала еще кара десницы Божией, о чем предсказывал апостол, судивший о нем по его гордому виду и грубому обращению. Апостол говорил: я не сознаю за собой ничего, чем бы оскорбил вас или сделал бы что-нибудь, достойное этих уз. «Первосвященнику следовало бы пожалеть, что в угоду им (Павел) несправедливо заключен в оковы, а он еще более ожесточается и приказывает бить его. Хорош поступок, кроткий архиерей!» — говорил некогда святой Иоанн Златоуст. «Спустя несколько лет, в начале так называемой Иудейской войны, этот Анания был убит сикариями как изменник».

В синедрионе апостол Павел начинает свою речь свидетельством о добросовестном своем служении Богу, за что первосвященник приказывает бить его по устам, вероятно, считая слова Павла богохульством. Павел, назвав его стеной подбеленной (т. е. лицемером), призывает на него гнев Божий за то, что он, призванный судить по закону, велит бить его вопреки закона. Но когда предстоящие упрекнули его в неуважении к первосвященнику, Павел стал оправдываться тем, что он не знал, что это первосвященник, прибавляя, что он никогда не допустил бы себя сказать что-нибудь против него, так как и в законе написано: «Начальствующего в народе твоем не злословь» (Исх. 22:28). Ссылка Павла на незнание того, что председательствующий в синедрионе – первосвященник, многим кажется неосновательной отговоркой на том основании, что Павел часто бывал в Иерусалиме и в настоящем случае по своему положению лица председательствующего мог заключить, кто он таков. Но так как сам Павел свидетельствует, что он не знал первосвященника, то нет оснований подозревать в этом случае с его стороны какую-нибудь хитрость или притворство. В Иерусалиме он бывал в несколько лет раз и на короткое время, о первосвященнике мог слышать, но лично видеть его не мог и не имел случая, в синедрионе же часто председательствовал и не первосвященник, а один из членов синедриона. Поэтому очень возможно, что Павел и не знал и не узнавал первосвященника в лице председателя в синедрионе.