Деяния апостолов, Глава 22, стих 5. Толкования стиха

После мученической кончины Стефана, когда многие последователи Евангелия искали себе убежища в других городах, он считал своим призванием преследовать их в знатном сирийском городе Дамаске, куда довольно их удалилось. И спешил туда, быв уполномочен своим верховным судилищем по делам церковным (которому сами Римляне предоставили право употреблять всякие меры против нарушителей их закона) – истреблять всех христиан. Известно, что последовало с Павлом на пути в Дамаск.

При входе в крепость на лестнице апостол Павел испросил у тысяченачальника позволение говорить к народу и сказал к нему речь, в которой, в оправдание себя, передал историю чудесного обращения его ко Христу (см. толкования на гл. 9)

Из этих упоминаний вырисовывается фигура Савла как человека, не просто участвовавшего в гонениях на молодую христианскую общину, но и проявлявшего в этом особое рвение. Савл был из числа тех, о ком Иисус предупреждал Своих учеников: «Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ин. 16:2). Фанатичная ненависть к христианам была следствием глубокой религиозности Савла, но религиозности с ярким фарисейским окрасом. Как фарисеи не сомневались в своей правоте, когда осуждали Иисуса на смерть, так и Савл полагал, что, расправившись с новоявленной ересью, покусившейся на священные основы иудейской религии, он тем самым угодит Богу: «В борьбе с христианством Савл видел свой долг. Он считал, что это его обязанность перед страной, религией, Богом — всячески отвергать претензии Иисуса на мессианство» Риз Г. Р. Деяния апостолов. С. 278..

По окончании образования Савл наверно возвратился в Тарс; но город этот был теперь уже тесен для высокоученого и пылкого юноши, душа его просилась на более широкое поприще, и он вскоре опять появляется в Иерусалиме. И тут-то ему пришлось впервые столкнуться с новыми проповедниками, которые с успехом проповедывали какое-то новое, неизвестное ему учение. Высокоученый фарисей из Тарса не преминул прислушаться к этим новым проповедникам, и к ужасу и негодованию узнал, что они проповедывали отмену Моисеева закона и на место его преподавали учение какого-то темного Галилея­нина, Иисуса из Назарета, который за свою мятежность и богохульство был осужден на смерть и распят между двумя злодеями. Ему как пылкому ревнителю закона и вместе высоко­образованному знатоку его все это могло представляться лишь вопиющим безумием, на которое не стоило бы обращать ни малейшего внимания, если бы проповедниками этого нового учения выступали одни безграмотные поселяне, в роде тех, что толпой ходили за самым Основателем учения, а не такие образованные эллинисты, как Стефан. Ясно, что это учение пустило уже глубокие корни и его нельзя было оставлять без внимания. Нужно было опровергнуть и поразить этих проповедников, и Савл действительно выступил против Стефана и несомненно был одним из тех «некоторых из Киликии, кто вступил в спор с Стефаном» (Деян. 6:9). Спор между такими противниками мог быть только самый горячий, и Савл к ужасу своему увидел, что при всей своей учености он «не мог противостоять муд­рости и духу, которым говорил» его противник. И тогда-то ревность его приняла кровожадный характер. Позор своего поражения он мог смыть лишь кровью Стефана, и одобрял его убиение. Сопровождавшие это страшное мученичество обстоятельства не могли бесследно пройти для такого пылкого человека как Савл, и в душе у него шевельнулось страшное чувство сожаления и раскаяния, что он в своей ревности зашел так далеко, а вместе затеплилась и искра сомнения в своей собственной правоте. Но это было тяжелое чувство; нужно было подавить его, а достигнуть этого можно было только новою и усиленною ревностью в защите Моисеева закона и в гонении на врагов его. Если погублен такой высокообразованный и геройский проповедник его как Стефан, то масса его последователей уже не заслуживает!» ника­кого сожаления; ее нужно уничтожить, и тогда ненавистное уче­ние будет вырвано с корнем. С такими мыслями и чувствами Савл, вопреки наставлениям своего великого учителя Гамалиила, положительно стал «терзать церковь» и гнал ее членов «до смерти» (Деян. 8:3). И это гонение навело ужас на христиан. Пред лицем грозного гонителя они рассеялись и исчезли. Иерусалим по-видимому был совершенно очищен от них. Там уже не было больше проповедания или чудес у притвора Соломонова, толпы уже не собирались на улицах в ожидании прохождения тени апп. Петра и Иоанна; в доме Марии, матери Марка, уже не было больше многолюдных собраний. Если христиане и собирались, то собирались только с боязли­востью и тайком, в малом числе, и трапезы любви, если только они вообще совершались, происходили вероятно так, как в первые дни по воскресении, с запертыми дверями – ради страха иудейского. Некоторые из христиан понесли жестокое мучение за свою веру; менее преданные члены церкви несомненно отпали от нее; большинство сразу же бежало еще до наступления бури гонения. Такой успех дела должен был чрезвычайно обрадо­вать первосвященников и старейшин иудейских, которые наконец могли надеяться на полное истребление секты, так много делавшей им хлопот. Они даже были бы довольны и тем, что сделано; но Савл хотел довести до конца, и «в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах» (Деян. 26:11). Особенно много христиан, слышал он, было в Дамаске, где они свили себе гнездо под властью аравийского князя Ареты. И вот, чтобы разорить и это гнездо, Савл обратился к первосвященнику, чтобы он даль ему полномочные письма в Дамаск, с которыми бы он мог устроить там судилище и в цепях приводить оттуда в Иерусалим всех, кого только найдет из христиан, как мужчин, так и женщин, с целью производства над ними высшего суда, примером правды и милости которого могла служить для них участь св. Стефана. И вот он, получив письма, отправился в путь, «дыша угрозами и убийствами на учеников Господа»|||, – но по неисповедимым намерениям Промысла Божия путь этот привел его к совершенно неожиданному для него исходу, и он вышел из Дамаска не грозным гонителем, с целою партией закованных в цепи и трепещущих за свою участь христиан, а смиренным и разбитым назарянином, последователем того самого Иисуса Назарянина, самое имя которого дотоле звучало для него презрением и возбуждало в нем неистребимую ненависть.

В свидетельство истинности своих слов о своем тогдашнем образе действия в отношении к христианам апостол ссылается на первосвященника тогдашнего (который был еще жив, вероятно, хотя и смещен с должности, см. прим. к Деян. 9:2) и старейшин, т.е. членов синедриона, из коих также многие, вероятно, были живы, и спрошенные могли засвидетельствовать истину слов его.

– О которых и письма взяв и пр.: см. прим. к Деян. 9:2.

Раскрывая перед слушателями свою ревность по Боге, апостол во свидетельство об этом говорит о своем гонительстве на христиан в Иерусалиме и Дамаске, ссылаясь при этом на свидетельство первосвященника и других. Все это, конечно, могло нравиться слушателям. Таким образом, он подготовил их в возможной полноте к тому, что он должен был сказать им далее. В указании на преследования им христиан нельзя не усматривать некоторого рода сравнения слушателей с собою. Отмечая это, святой Иоанн Златоуст представляет апостола говорящим как бы так: «Я, говорит, не ожидал, пока (можно) взять, но сам побуждал священников и предпринимал путешествия, нападал не на мужей только, как вы, но и на жен, всех связывая и ввергая в темницы. — И смотри, сколько свидетелей он приводит: старейшин и первосвященника, которые находились в городе».

+++Никанор (Каменский), архиепископ. Толковый Апостол. Том 1. Объяснение книги деяний святых апостолов и соборных посланий. — М.: ДАРЪ, 2008. — 704 с. - С. 454-455+