Деяния апостолов, Глава 21, стих 34. Толкования стиха

Апостол был схвачен, и рассвирепевшая народная толпа растерзала бы его, если бы тысяченачальник (Лисий – Деян. 23:26) иерусалимского гарнизона, услышав о народном возмущении, не явился с частию вверенного ему войска на место побоища. Считая Павла действительно в чем-либо виновным, тысяченачальник, приблизившись, взял его и велел сковать его двумя цепями, а потом, не могши по причине беспорядочного народного крика узнать, в чем именно обвиняют узника, повелел вести его в крепость.

 εις την παρεμβολήν (в казарму) — римская тюрьма в Иерусалиме, судя по этому стиху, находилась при казармах римского гарнизона в Антониевой башне (крепости). Антония представляла собой крепость времени Хасмонеев, перестроенную Иродом Великим и названную в честь Марка Антония. Она была расположена к северо-западу от Храма и соединялась с ним ступенями (ср. Деян. 21:40). Ее подробное описание находится у Иосифа Флавия (Иуд. война, 5.238-245): ή δ’ ,Αντωνία κατά γωνίαν μεν δύο στοών έκειτο τού πρώτου ,ιερού, της τε πρός εσπέραν καί της πρός άρκτον, δεδόμητο δ’ υπέρ πέτρας πεντηκονταπηχους μέν ύψος, περί- κρημνού δέ πάσης. έργον δ’ ήν Ήρώδου τού βασιλέως, εν ώ μάλιστα τό φύσει μεγαλόνουν έπεδείξατο. πρώτον μεν γάρ εκ ρίζης ή πέτρα πλαξί κεκάλυπτο λείαις λίθων, βΐς τε κάλλος και ώς άπολισθάνοι πας ό προσβαίνειν ή κατιέναι πειρώμενος έπειτα πρό της τού πύργου δομήσεως τριών πηχεων τείχος ήν, ένδοτέρω δέ τούτου τό παν άνάστημα της ,Αντωνίας επί τεσσαράκοντα πήχεις ήγείρετο. τό δ* ένδον βασιλείων είχε χώραν καί διάθεσιν* μεμέριστο γάρ εις πάσαν ouccov ιδέαν τε καί χρήσιν, περίστοά τε καί βαλανεΐα καί στρατοπέδων αύλάς πλατείας, ώς τώ μέν πάντ* έχειν τά χρειώδη πόλις ίιναι δοκεΐν, τη πολυτελείς δέ βασίλειον. πυργοειδής δ* ούσα τό παν σχήμα κατά γωνίαν τέσσαρσιν έτέροις διείληπτο πύργοις, ών οι μέν άλλοι πεντηκοντα τό ύψος, ό δ* επί τη μεσημβρινή καί κατ’ άνατολήν γωνία κείμενος έβδομήκοντα πήχεων ήν, ώς καθοράν όλον άπ* αύτοΰ τό ,ιερόν, καθ’ & δέ συνήπτε ταΐς τού ,ιερού στοαΐς, εις άμφοτέρας ίιχε καταβάσεις, δι ών κατιόντες όι φρουροί (καθήστο γάρ άεί επ’ αύτής τάγμα ,Ρωμαίων) καί διιστάμενοι περί τάς στοάς μετά τών όπλων εν ταΐς έορταΐς τον δήμον ώς μη τι νεωτερισθείη παρεφύλαττον* φρούριον γάρ έπέκειτο τη πόλει μέν τό ,ιερόν, τώιερφ δ* ή ,Αντωνία, κατά δέ ταύτην οι τών τριών φύλακες ήσαν, καί τής άνω πόλεως ״ίδιον φρούριον ήν, τά Ήρώδου βασίλεια. — «Что же касается Антонии, то она была расположена на пересечении двух колоннад первого храмового двора, западной и северной, и построена на обрывистой со всех сторон скале, возвышавшейся на высоту пятидесяти локтей. Это произведение царя Ирода более всех остальных делало явным прирожденное величие его замыслов. Прежде всего, начиная от самого основания скала была покрыта гладкими каменными плитами, служившими как для украшения, так и для того, чтобы всякий, кто попытается подняться по ней, соскальзывал вниз. Далее, уже перед самым зданием башни находилась стена высотой в три локтя, и лишь за ней вздымалась во всю свою высоту 40 локтей Антония. Внутренность ее по размерам и устройству ничем не отличалась от дворца: она разделялась на покои всевозможного вида и назначения, были в ней и дворы с колоннадами, и бани, и обширные площади для размещения войск, так что, если судить по тому, что она заключала в себе все необходимое для жизни, она могла бы считаться городом, если же принять в расчет всю ее пышность — царским дворцом. По общим своим очертаниям являясь башней, Антония имела еще по башне на каждом из своих четырех углов; три из них имели по пятидесяти локтей высоты, а та, что стояла на юго-восточном углу, была семидесяти локтей, так что с нее можно было обозревать весь Храм. Там, где Антония соприкасалась с колоннадами Храма, с обеих сторон шли вниз лестницы, по которым спускались воины римского гарнизона (ведь здесь всегда стояла римская часть, и во время праздников воины в полном вооружении растягивались вдоль колоннад, чтобы предупреждать проявления возмущения в народе). Ибо точно так же, как Храм господствовал над городом, Антония господствовала над Храмом, и потому здесь размещался гарнизон всех троих; Верхний же город имел свою собственную крепость, именно дворец Ирода» (пер. М. Финкельберг под ред. А. Ковельмана). Во время Иудейской войны Антониева крепость была занята восставшими, и двум римским легионам — Пятому и Двенадцатому потребовалось два месяца, чтобы ее захватить. По приказу Тита крепость сровняли с землей (Иосиф Флавий. Иуд. война, 6.93). Все, что сохранилось, — это остатки части южной стены толщиной в 4 м (о постройках на территории Антонии см.: Murphy-О'Соппог J. The Holy Land: Ап Oxford Archaeological Guide from earliest Times to 1700. Oxford; New York, 19984 (Oxford Ar- chaeological Guides). P. 32 ff.).

Взяв его под стражу, Лисий обратился к нему с вопросом, «кто он такой и что сделал». В ответ поднялись в толпе такие беспорядочные крики, что ничего нельзя было разобрать, и отчаявшись достигнуть чего-нибудь определенного при таком положении дела, Лисий приказал вести апостола в ка­зармы.

– Но по причине смятения ничего не мог узнать верного, потому что, как обыкновенно бывает в подобных случаях (ср. Деян. 19:32), одни кричали одно, другие другое, – тем более, что не одна клевета взведена была на Павла и одни повторяли одно, а другие другое, конечно, с прикрасами, как бывает в подобных случаях. Вследствие сего, тысяченачальник велел связанного Павла вести в крепость, судя по греческому слову – в ту часть крепости Антониевой, где было помещение (казарма) римских войск; там он надеялся от самого узника разузнать, кто он, и этим же самым взятием (арестом) Павла отнимал у мятежной толпы повод к продолжению возмущения, ибо, как ни велика была толпа и как ни разъярена была она, все же не могла осмелиться напасть на крепость, чтобы освободить оттуда ненавистного ей человека и растерзать его.

Отведение апостола Павла в крепость сделано было тысяченачальником для того, чтобы обезопасить его от нападения толпы, в угоду которой надеты были на Павла и цепи, тем более что разобраться в невинности убиваемого нельзя было вдруг. А скованность мнимого злодея могла успокоить и самых злейших врагов его. Поэтому можно сказать, что военачальник действовал благоразумно. У него, кроме того, были еще и свои опасения, которые он и поведал потом Павлу (стих 38). «Крепость (в которую велено было вести Павла), судя по греческому слову παρεμβολή, означает ту часть Антониевой крепости, где было помещение (казарма) римских воинов. Там тысяченальник надеялся от самого узника разузнать, кто он, и этим же самым взятием (арестом) Павла он отнимал у мятежной толпы повод к продолжению возмущения, ибо, как ни велика была толпа и как ни разъярена была она, все же не могла осмелиться напасть на крепость, чтобы освободить оттуда ненавистного ей человека и растерзать его».