Деяния апостолов, Глава 19, стих 40. Толкования стиха

Иначе есть риск быть обвиненными в возмущении, ибо нет никакой причины для такого шумного сборища. Это, очевидно, угроза римской расправой, которая и подействовала: мятеж затих, и собрание разошлось.

Потом устрашает их, говоря: «быть обвиненными в возмущении». «Ибо мы находимся в опасности, — говорит, — за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении». Этим приводит их в великое недоумение. «Так как нет никакой причины, — говорит, — которою мы могли бы оправдать такое сборище». Смотри, как благоразумно, как мудро говорят неверные. Таким образом, он укротил ярость их; как легко она возбуждается, так легко и укрощается. «Сказав это, он распустил собрание», говорит (писатель). Видишь ли, как Бог попускает искушения, чтобы ими возбудить и пробудить учени­ков Своих и сделать их более твердыми? Итак, не будем падать духом во время искушений; Он сам подаст и облег­чение, чтобы мы могли их перенесть.    Ничто так не содействует любви и общению, как скорбь: ничто так не соединяет и не связывает души верующих; ничто столько не способствует нам — учителям, чтобы слова наши выслушивались со вниманием. Слушатель благоденствую­щий бывает беспечен и нерадив и считает за беспокойство для себя слушать поучающего; а удрученный скорбью и страда­нием с великим усердием предается слушанию. У кого душа отягчена скорбью, тот везде ищет себе утешения от скорби, а слово доставляет не малое утешение. А что же, скажешь, иудеи? Почему они, претерпевая бедствия, малодушествовали и не слу­шали? Потому, что они были иудеи, всегда слабые и жалкие; при­том их скорбь была очень велика, а мы говорим об уме­ренной. Смотри, они надеялись освободиться от угнетавших их бедствий и впадали в бедствия еще более тяжкие и бесчислен­ные; а это не мало поражает душу. Скорби удерживают нас от пристрастия к настоящему миру; мы благодушно ожидаем смерти и не бываем привязаны к благам телесным; а в том и состоит важнейшая часть любомудрия, чтобы не быть привязанным и пристрастным к настоящей жизни. Душа, удрученная скорбью, не заботится о многом; она желает только спокойствия и тишины; она хотела бы освободиться от настоя­щих (бедствий), и более ничего. Как тело утомленное и изну­ренное не способно ни предаваться наслаждениям, ни пресы­щаться, но имеет нужду в отдохновении и спокойствии, так и душа, удрученная множеством бедствий, ищет отдохновения и спокойствия. Душа, чуждая скорби, волнуется, мятется, надме­вается; напротив душа, чуждая удовольствий и ничем не рас­слабляемая, вся сосредоточивается в самой себе и не надме­вается; эта бывает мужественною, а та детски-слабою, эта — осно­вательною, а та — легкомысленною. Как что-нибудь легкое, упавши в воду, колеблется волнами, так и душа, предавшаяся вели­кой радости. От множества удовольствий у нас бывает и мно­жество грехов, что может видеть всякий.    Представим, если угодно, два дома, один наполненный отправляющими брачное пиршество, и другой — сетующими. Войдем мысленно в тот и другой и посмотрим, который из них лучше. Дом сетования окажется исполненным любомудрия, а дом брака — бесчиния; смотри, здесь в самом деле: нескромные речи, беспорядоч­ный смех, еще более беспорядочные движения, одежда и по­ходка, исполненные бесстыдства, действия, отличающиеся безу­мием и непристойностью; вообще здесь нет ничего, кроме смеш­ного и достойного осмеяния. Говорю не о браке, — да не будет! — но о том, что бывает на браке. Здесь низвращается природа человеческая; присутствующие обращаются из людей в бессло­весных животных; одни ржут, подобно коням, другие бьют ногами, подобно ослам, все в беспорядке, все в смятении; нет ничего благопристойного, ничего благородного; здесь ве­ликое торжество для диавола, — кимвалы, флейты, песни, исполнен­ные прелюбодеяния и разврата. Не так бывает в жилище сетования, — все там бывает благопристойно; там глубокое мол­чание, совершенная тишина, великое сокрушение; нет ничего не­пристойного, ничего бесчинного. Если же кто станет говорить, то все слова его звучат, как исполненные любомудрия; и, что достойно удивления, в таком случае бывают любомудрыми не только мужи, но и слуги и жены. Таково свойство скорби. Ста­раются утешить сетующего, высказывают множество мыслей, исполненных любомудрия. Тотчас начинаются молитвы, чтобы скорбь не выходила из пределов; с готовностью утешают страждущих; исчисляют множество примеров подобных же сетующих. Ведь, что такое человек? Исследую нашу природу. Что такое человек? При этом раскрываю его жизнь и ничтожество, вспоминаю о будущем, о суде. Каждый отхо­дит домой — с брака прискорбным, потому что сам он бывает в растроенном состоянии, а с сетования — радостным, потому что видит себя свободным от подобного бедствия и возвращается с душою, успокоившеюся от всякого неумерен­ного пожелания. Но что? Хочешь ли, сравним между собою тем­ницы и зрелища, (эти места) одно — сетования, другое — удоволь­ствия? Посмотрим, что происходит в каждом из них. Там (в темнице) великое любомудрие, потому что где скорбь, там непременно и любомудрие. Там человек, прежде богатый и надменный, не чуждается беседовать со всяким, кто к нему обращается; страх и скорбь, как бы какой сильнейший огонь, проникая его душу, смягчает ее грубость. Там он делается кротким и смиренным; там он постигает превратность жиз­ни и терпеливо переносит все. На зрелище же все напротив: здесь смех, бесстыдство, бесовское веселие, бесчиние, потеря времени, бесполезное употребление целых дней, возбуждение нечистых пожеланий, упражнение порочных похотей, школа прелюбодеяния, училище разврата, поощрение безнравственности, побуждения к смехотворству, примеры непристойности. Не та­кова темница; там смирение, вразумление, упражнение в любо­мудрии, презрение житейских благ. Все (земное) попрано и пре­зрено, и страх бодрствует над человеком, как пестун над дитятей, направляя его ко всему должному.    Но, если хо­чешь, посмотрим на те же места с другой стороны. Я желал бы, чтобы ты встретился с человеком, который идет со зре­лища, и с другим, который выходит из темницы: ты уви­дел бы, как душа первого возмущена, не спокойна, поистине точно связана, и как душа последнего спокойна, свободна, возвышенна. Тот идет со зрелища ослепленный видом тамош­них женщин, несет на себе оковы, которые тяжелее всяких железных, оковы тех мест, слов, действий. А выходящий из темницы, будучи свободен от всего этого, не чувствует и ничего прискорбного, сравнивая свое положение с положени­ем других. Он будет считать за счастье, что свободен от уз, пренебрежет человеческими делами, видя, как многие богатые впадают в несчастия и, будучи прежде в великой чести и силе, содержатся там, в заключении; если он испы­тывает какую-либо несправедливость, то он перенесет это терпеливо, потому что там много примеров и этого; будет вспоминать о будущем суде и содрогаться, видя настоящие места (заключения). И как заключенный в здешней темнице становится кротким ко всем, так и те, еще прежде суда, еще прежде будущего дня, станут кроткими и к жене и к де­тям, и к слугам. Но не так (возвращающийся) со зрелища: он с неудовольствием будет смотреть на жену, будет же­стоко обращаться с слугами, гневаться на детей, будет сви­репым ко всем. Много зла причиняют городам зрелища, зла великого, мы даже и не знаем, насколько великого.    Если вы не утомились, посмотрим еще на места смеха, разумею пиршества, где — тунеядцы, льстецы и великое невоздержание, и на другие места, где — хромые и слепые. Там пьянство, объя­дение, разврат; здесь все напротив. Посмотри и на наше тело: когда оно тучно и изнежено, то скоро впадает в болезнь; а когда истощено, то не так (скоро заболевает). Но чтобы сде­лать для вас яснее слова мои, представим тело многокровное, тучное и переполненное; оно даже и от легкой пищи может впасть в горячку, если будет оставаться в бездействии. Пред­ставим другое, которое издавна подвергалось голоду и изнемо­жению; болезнь не скоро может его постигнуть и преодолеть. В нас часто и здоровая кровь порождает болезни, если ее слишком много; а если ее будет не много, то, хотя бы она была не в здоровом состоянии, легко может быть излечена. Так и с душою: если она предана роскоши и удовольствиям, то легко склоняется на грех; она близка и к гордости, и не­воздержанию, и тщеславию, и зависти, и коварству, и клевете. Не такова душа, живущая в скорби и воздержании, — она далека от всего этого. Вот и наш город велик. Откуда же происхо­дит зло? Не от богатых ли? Не от радующихся ли? Кто вле­чет (других) в судилища? Кто расхищает имущество? Те ли, которые живут в бедности и угнетении, или те, которые надмеваются и радуются? От души, угнетенной скорбью, не мо­жет произойти какое-либо зло. Павел знает пользу от нее, потому говорит: «от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает» (Рим. 5:3-5).    Не будем же падать духом во время скорбей, но за все благодарить (Бога), чтобы получить великую пользу, чтобы заслужить благоволение от Бога, Который попускает скорби. Великое благо — скорбь; это мы можем видеть и на детях сво­их; ничему полезному они не могут научиться без скорби. Но мы еще более, нежели они, имеем нужду в скорби. Если они цветут тогда, когда их страсти бывают укрощаемы, то тем более (это нужно) нам, которые подвержены столь мно­гим и столь великим (страстям). Мы более, нежели они, имеем нужду в пестунах, так как проступки детей не могут быть велики, а наши бывают весьма велики. Наш пе­стун — скорбь. Итак, не навлекая ее сами на себя, когда она постигает нас, будем переносить ее благодушно, как вино­вницу множества благ, чтобы нам сподобиться благоволения Божия и благ, уготованных любящим Его, во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

κινδυνεύομεν praea. ind. act., см. ст. 27. έγκαλείσθαιpraes.pass, inf., см. ст. 38, с gen. передает обвинение. Эпэкз. inf. объясняет опасность, ύπάρχοντος praes. act.part., см. ст. 36. Gen. abs. δυνησόμεθα fut. ind. pass, (dep.) от δύναμαι быть способным, с inf. άποδοΰναι aor. act. inf. от άποδίδωμι давать отчет, συστροφή беспорядочное сборище, волнение, ειπών aor. act.part, (temp.) от λέγω, см. ст. 21. άπέλυσεν aor. ind. act. от απολύω распускать.

Как показывают другие примеры, градоначальники всегда предупреждали население о том, что об их мятежах узнают римляне; известно, что в Эфесе неоднократно вспыхивали восстания, хотя римляне никогда их не подавляли. Но особые привилегии, которыми пользовался Эфес как «свободный город» (включая собственный сенат), целиком зависели от благорасположения Рима, в других же городах такие привилегии были упразднены. Известный оратор конца I в. Дион Хризостом предупреждал своих сограждан в другом азиатском городе, что злоупотребление свободой слова может привести к лишению этого права.

Наконец, при несоблюдении всех этих условий народ рискует сам оказаться в положении подсудимых за возмущение. Столь разумные, умелые доводы охладили пыл собрания, и оно разошлось, без всяких инцидентов.

Но побежденный и гонимый дух злобы воздвиг против проповедников Евангелия и, в особенности, против Павла великий мятеж. В то время как Павел, считая дело Христовой проповеди в Эфесе довольно твердым, думал обойти церкви Македонии, Ахаии, посетить Иерусалим и затем перенести деятельность свою в Рим, – серебряных дел мастер Димитрий, изготовлявший для продажи изображения Артемиды (Дианы) при знаменитом ее эфесском храме, возмутил товарищей своих по ремеслу против Павла за то, что он своей проповедью сокращает число почитателей Дианы и наносит ущерб их ремеслу, а они своим криком возмутили почти всех жителей, которые устремились на площадь, сами не зная хорошо, зачем и для чего.

Некоторые из спутников Павла была схвачены и приведены на площадь, вероятно, для суда и расправы, на сам Павел, предупрежденный начальниками, был удержал братьями и не явился на площадь. Блюститель порядка, предоставив среброделам вести дело судебным порядком, успокоил волнение и распустил народ. А Павел, простившись с учениками, во избежание дальнейшего и более опасного возмущения отправился в Македонию (Деян. 20:1).Причиною мятежа против пути Господня было неудовольствие серебряника Димитрия на уменьшение сбыта изображений Дианы вследствие уменьшения ее поклонников. Такие изображение Дианы с видом знаменитого ее храма в Ефесе носились на груди или на шее в качестве амулетов или привесок и потому их ежегодно расходилось чрезвычайное множество. Димитрий среброковач, вероятно имел фабрику для изготовления изображений Артемиды. С распространением веры христианской естественно должен уменьшиться сбыт изображений Дианы, что и послужило для Димитрия ближайшим поводом к поднятию мятежа против Павла.