Числа, Глава 11, стих 5. Толкования стиха

"Пришельцы, бывшие среди Евреев, похотением похотев, пришли и с плачем говорили сынам израильским: помянухом рыбы, яже ядохом в Египте» (Чис. 11:4—5). Пришельцы сии, похотевшие рыб, дынь и прочего, изображают лукавые помыслы, которые, овладев душою, влекут ее во след плотских вожделений и внушают ей пренебрежение к вожделению и деланию добродетелей, сей мысленной манны.

Счастье легко может обольстить и развратить людей невнимательных. Вот, например, иудеи еще в начале, пользуясь покровительством Божиим, домогались закона, по которому управляются царства языческие, и в пустыне после манны вспоминали о луке. Так точно и теперь, отказываясь от царства Христова, они провозглашают над собою царство кесарево (Ин. 19:15).
* * * Они делали то же самое, как если бы сын свободных родителей, когда стали посылать его в – училище, захотел жить вместе с рабами и служить у них; как если бы, получая все необходимое для содержания, приличного человеку свободному, занимая место за столом своего отца, он нашел для себя приятным беспорядочный и шумный стол рабов. Так и они все стремились в Египет, хотя говорили Моисею: ей, Господи, «все, что глаголешь... сделаем и будем послушны» (Исх. 24:7)
*** Привычка сильна, способна одолевать и увлекать душу, особенно когда ей содействует удовольствие, а та (добродетель), к которой мы стремимся и стараемся достигнуть, требует от нас много трудов. Поэтому и Бог, когда надлежало потомкам евреев оставить старую привычку к злу, т. е. египетскую, взяв их одних в пустыню и удалив от развратителей сколько можно далее, исправлял души их в пустыне, как бы в каком монастыре, употребляя все способы врачевания, и более тяжелые и более приятные, и не опуская совершенно ничего, что только могло послужить к их исцелению. Однако, и при этом они не избегли порочности, но, получая манну, требовали луку и чесноку и всякой мерзости египетской. Такое зло – привычка. Так иудеи, пользовавшиеся таким попечением Божиим, имевшие такого превосходнаго и доблестнаго вождя, вразумляемые и страхом, и угрозами, и благодеяниями, и наказаниями, и всяким образом, и видевшие столько чудес, не сделались лучшими: как же, думаешь ты, сын твой в состоянии будет избегнуть сетей диавола, будучи молод, вращаясь среди Египта, или лучше среди диавольскаго воинства, не слыша ни от кого ни одного полезнаго совета и видя, что все, а больше всех родители и воспитатели, ведут его к противному?

Желая достигнуть истинного совершенства, мы должны деятельно стремиться к тому, чтобы телесно оставив родителей, родину, богатства и удовольствия мирские¹, мы также оставили все это и сердцем и никогда уже не обращались пожеланиями к тому, что отвергли... Иначе не быть бы нам осужденными вместе с теми, кто во время пребывания в пустыне по вкушении манны небесной возжелал нечистых, скверных и дешевых яств, и не оказаться бы ропщущими, как они: «Хорошо нам было в Египте, где сидели мы над котлами мясными и ели лук, и чеснок, и огурцы, и дыни»². Хотя в качестве образа это прежде совершилось еще в том народе, однако и ныне, как мы видим, повторяется каждодневно в нашем чине и звании. Ибо всякий, кто после отречения от этого мира возвращается к прежним заботам и обращается к прежним желаниям, то же самое и делами и мыслями восклицает, говоря: «Хорошо мне было в Египте».

Итак, несомненно и засвидетельствовано для нас самим делом, что опасно быть легкомысленными и впадать в малодушие людям уже опытным в борьбе и не заботящимся о получении похвалы за труды и уже некоторым образом привыкшим к подвигам ради добродетели. Палладий. Твердо доказано и истинно. Кирилл. Эта речь подтвердила для нас ту мысль, что не только ропот на Бога богоненавистен и подлежит суду, но и самое малодушие заключает в себе как бы нарекание или недовольство благостью Спасителя, особенно если труды употреблены были еще незначительные; но что достойно проклятия и чего нет хуже, — это любить распущенность и, имея возможность беспрепятственно наслаждаться Божественными дарами и питаться свыше и чрез Духа Святого ниспосылаемыми словами, необузданно стремиться к тленным удовольствиям и удовлетворению нечистого плотолюбия. Ибо предпочтительное избрание худого есть явное оскорбление лучшего и спасительного, а предпочтение небесному земного, несмотря на то что последнее заключает в себе величайшую гнусность, есть нечестивейшее решение ума. И по справедливости о таковых едва не плачет пророк Исайя, говоря: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким!» (Ис. 5:20). А таким-то тяжким грехопадениям, как мы увидим, и подпали израильтяне. Ибо тотчас же после наказания, естественно последовавшего за ропотом, они стали недуговать похотью к самым постыдным делам: как бы презирая даруемое от Бога и нечестиво печалуясь на блага небесные, они тем самым необходимо раздражали против себя Судию, как написано.
*** Смотри, как легкомыслен и переменчив был Израиль и как не способен другим приносить пользу; напротив он недугует немощью и вращается только в том, что до него самого касается. Ибо смешанный (общий) народ вознедуговал неразумнейшею и гнуснейшею похотию; а те, которым естественнее всего было бы укорить его за это и убедить в том, чтобы он помышлял о более приличном, недуговали еще худшим того.
*** И как и предки их порицали питание манною, дерзая говорить: «душа наша иссохла (изнывает)» от манны этой (Чис.11:6), так и они опять отвергают Истинный Хлеб, не стыдясь говорить: «Жестоко (есть) слово это» (Ин. 6:60)

Египетская пища. Здесь упоминается пять видов продуктов, составлявших обычный рацион израильтян в Египте. Некоторые из этих продуктов известны из египетских текстов и настенной живописи. Дыни — это либо арбузы, либо канталупы.

Подвизающимся надобно, начав (подвиг добродетели), доводить его и до конца. Молодым и старым, имеющим здоровое тело и не боящимся ни труда, ни озлобления, полезнее и тверже со всем усердием любить всегдашний пост: мерою вкушать хлеб, и от времени до времени (мерою же) и воду, так, чтобы оканчивать ужин, чувствуя некоторый голод и жажду, дабы наслаждение пищею и питием не было препятствием необходимому служению Богу. Ибо если мы, вкушая какую пищу, захотим насыщаться ею, то скоро, предавшись унынию, пожелаем другой; когда же получим сию и ею насытимся, то и эту, подобно первой, отвергнем и обратимся к желанию более приятному; если же и это получим и им насытимся, то и сие последнее, подобно прочему, отвергнем и оставим. И невозможно, чтобы мы, если предадимся желанию утешать себя (пищею) более, нежели посту, (когда–либо) и насытились. Какая пища была драгоценнее манны? Но когда Израильтяне, вкушая ее, насытились, и могли пожелать ничего лучшего, тогда пожелали худшего — чесноку и червленого луку (Чис. 11:5). Из чего явно, что в насыщении заключается желание чего–либо другого. Итак, если мы, насыщаясь хлебом, пожелаем других (снедей), то и его вкушая, не будем насыщаться, чтобы всегда, быв голодны, желали мы насытиться и хлебом, дабы и вреда, происходящего от желания, избежать, и приобрести правду сердечную. Но, может быть, кто–либо из тех, которые ленивее (других) расположены к посту, скажет: «Разве грех человеку вкушать пищу?» Но и мы советуем беречься этого не как греха, но как имеющего следствием грех; ибо Израильтяне не тем согрешили, что пожелали, но тем, что вследствие желания клеветали на Бога и впали в нечестие, говоря: «еда возможет Бог уготовати трапезу пустыни сей?» — и после того как Он уготовал им ее, гнев Божий поразил многих и из сильных их (Пс. 77:19,21-23,). дабы они, оставшись в живых и пожелав еще иной пищи, не произнесли слов (ропота) на Вышнего, и (за то) не истребились бы и последние из них. Нелегко овладеть бесстыдным чревом, ибо оно есть бог для побеждаемых им, и невозможно быть невиновным, кто повинуется ему.

Чисто «египетское» объяснение имеют стенания бывших «царских людей», вспоминавших о том, что в Египте они сидели у котлов с мясом… ели хлеб досыта! (Исх. 16:3), и говоривших в пустыне: мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших. Практика прокормления «царских людей» для Египта была обычной. Так, Кенуамон пишет заведующему конюшнями: «Дай продовольствие солдатам и халиру, которые тащат камни для Ра… для <храма> Ра Рамсеса-Мери-Амон в южном квартале Мемфиса». Кроме того, известно множество других памятников, подтверждающих тот факт, что «царские люди» были на государственном обеспечении. Так, в одной из гробниц VI династии обнаружено изображение, названное «Распределение рыбы»: шествие рыбаков с рыбой в руках, на плечах, в связках, в корзинах, на шестах. Писцы делают запись приносимой и выдаваемой рыбы. Двое мужчин уносят рыбу со словами: «Мы накормлены!». Похожее изображение было обнаружено и в одной из гробниц периода V династии. Примерно такое же изображение имеется и из быта ткацких мастерских. На изображении сельскохозяйственных работ – большие корзины с хлебом, сосуды с пивом и овощами. На некоторых изображениях показана доставка пива и еды в мастерскую медников. Те же «царские люди», по свидетельству надписи, сделанной в шестой год правления Сети II, имели право отлучиться с работ для «принесения жертв своему богу». Интересно, что последние сообщения о египетских хапиру относятся ко времени Рамсеса IV: надпись сообщает, что среди участников уже упомянутой нами экспедиции в каменоломни Вади-Хаммамат были 800 хапиру – лучников из местности Анут. Проф. В. Струве считал их частью израильтян, вернувшихся в Египет, – недаром как раз ко времени Рамсеса IV относится остракон из Фиванского некрополя, восхваляющий возвращение беглецов после окончания смут.