2-ое послание к Коринфянам ап. Павла, Глава 4, стих 2. Толкования стиха

Хорошо представляя себе те препятствия, на которые может натолкнуться его проповедь, он не пытается подыграть людям. В его словах нет лукавства или обмана, а его жизнь находится в полном согласии с проповедуемым им учением. Поэтому ни словом, ни жизнью апостол не искажает слова Божия, истина ни в чём и нигде не повреждена им: «мы отвергли то, что скрывается из-за стыда, не поступая с хитростью и нс искажая слова Божия, но открыто возвещая истину» Такая искренность исключает наличие скрытых замыслов или тайных мотивов. Зная, что он чист перед Богом, Павел не боится неприязненного и подозрительного отношения к себе посторонних и готов к суду любого человека: «мы тем представляем себя совести всякого человека пред Богом».

Не ходящий в лукавстве, говорит апостол Павел. То есть чтобы не было такого, что у нас на уме одно, на устах — другое. Мы действуем открыто, слово и дело для нас едины, пишет Павел. Некоторые говорят: «Давайте не будем прямо говорить о Христе, потому что людей это оттолкнет. Давайте поговорим о русской культуре, о спорте и через это людей постепенно подведем ко Христу». Недавно разговаривал со знакомыми, мне рассказали интересную историю. Есть замечательный миссионер, работает он в Архангельской области. Он ездит по школам и рассказывает детям о героях русской истории. Вот это и есть то самое, о чем говорит Павел, — ходить в лукавстве. Если ты хочешь людей ко Христу привести, так и делай, зачем лгать?

У меня был один интересный диспут с мусульманами. Мне говорят с их стороны: «Давайте в духе взаимоуважения друг к другу относиться». Я говорю им: «Зачем? Зачем мы будем друг другу врать? Я хочу обратить вас в Православие, вы хотите обратить меня в ислам». Вопрос сразу же был снят. Разговор вошел в нормальное русло.

То есть очень часто нам предлагают: «Давайте будем подлизываться». Нет, апостолы это запрещали. Мы так не делаем. У нас так не положено. Мы говорим то, что есть на самом деле.

Феофан Затворник говорит: «Отрицает Апостол у себя все хитрые приемы для привлечения учеников, а вместе и все меры благоразумия, какие могла бы измыслить их собственная мудрость. Не ухитряемся, а действуем, как внушит Дух Божий, всегда открыто и в простоте сердца, ожидая плода не от своего умения действовать, а от Божия благословения и вседействия».

Очень важный момент. Можно было сказать: «Позволительно скрыть для пользы проповеди». Нет, говорит Павел, мы даже благоразумие не проявляем. Действительно, апостольская проповедь была в простоте сердца. Мы не хитрим со словом Бога, говорит Павел. Мы не подделываем слово Бога. Мы передаем слово Божие как оно есть. Когда оно строго, мы не позволяем себе его смягчать. Если что-то невместимо для мудрости человека, мы не скрываем этого, мы пытаемся сократить этот момент в надежде примирить его с земной мудростью, говорит Павел. Есть вещи, которые возмущают человеческий разум. Господь не обязан подстраиваться под научные теории.

Мы не пытаемся низвести и то, что кажется недостижимо высоким, говорит Павел. Мне как-то говорили: «Неужели вы правда верите, что Бог взял и из пыли сотворил человека? Этого не может быть!» «Я не могу поверить, что день творения длился двадцать четыре часа, потому что, если рыбы были сотворены в пятый день, а море было сотворено в третий день, то с третьего по пятый день муть не могла осесть в морях. А Бог не мог в мутной воде сотворить рыбу».

Для Бога нет ничего невозможного! Я искренне убежден, что мир был сотворен семь тысяч пятьсот семнадцать лет тому назад, первого марта, в шесть часов вечера. И с тех пор за шесть обычных дней он был сотворен. И человек был действительно из праха сделан, я сам в этом убеждался. Я видел раскопанные могилы, и праха обезьян я там не находил, а вот прах людей там был. Господь что сказал? Из праха ты взят и в прах пойдешь. Вот если бы я находил прах обезьян в могилах, тогда бы я поверил, что человек от обезьяны произошел. Для меня проблемы нет, если Бог так сказал, то сомневаться незачем. Наука может не беспокоиться по этому поводу, потому что ни один ученый муж не может объяснить, как все появилось. У науки нет для этого инструментов никаких. Поэтому как Бог сказал, значит, так оно и было. Зачем Богу врать?

Феофан Затворник говорит: «Мы даже и этих по видимому невинных приемов не позволяем себе, боясь облукавить слово Божие; а чтобы прибавить к слову истины какую-либо ложь, и притом сознательно, это нам и на ум не приходит. И надеждами льстивыми не обставляем слова Благовестия нашего, не говорим: только уверуй, и счастие потечет к тебе рекою, а прямо открываем, что верующих ждут скорби, нападки и всякого рода лишения».

Как часто люди говорят: «Если принимаешь Евангелие, то все будет хорошо». Как-то мне посоветовали: «Батюшка, скажи бизнесменам, что, если они примут Евангелие, у них бизнес пойдет хорошо». Есть такие сектанты, «пятидесятники», у них брошюрка выпущена даже: «Христос как наилучший бизнесмен».

Мы не говорим, что будет все хорошо, — наоборот, в мире будем иметь скорбь, но дерзайте, говорит Господь, Я победил мир. Мы не говорим, что на земле мы хорошо обустроились, но, наоборот, мы здесь странники и пришельцы. Мы здесь переселенцы и постояльцы в гостинице, говорит Павел. Здесь мы сражаемся, а потом награда будет. То есть мы не приходим с рекомендациями, мы саму истину людям перед их совестью представляем.

Как проповедь апостолов совершалась? Она совершалась очень просто. Есть Бог могущественный. Он Создатель неба и земли. Знаешь? Знаешь! Врешь, если говоришь, что не знаешь. Что сложнее, мозг или мобильник? Может ли случайно появиться мозг? Если человек утверждает, что случайно может появиться мозг, я, простите, умственно полноценным человеком его назвать не могу. Как бы вы отнеслись к тому, если бы в автосалоне вам сказали про автомобиль, что это особая биологическая порода, найденная на Урале? Случайное возникновение «мерседеса» на Урале куда более вероятно, чем возникновение мозга. Мы говорим, что есть Бог, Он создал нас, мы от Него отпали, попали под власть дьявола. Христос пришел и спас нас. Есть единственная возможность спастись: поверь в Христа, доверься Ему, раскайся во всех своих грехах, и Он очистит тебя в крещении и дарует вечную жизнь. Если ты будешь по Его заповедям поступать, аминь. Хочешь — принимай, а хочешь — не принимай, но знай: если не примешь Бога, ты будешь бунтовщиком против Него.

Мы человека ставим лицом к лицу с истиной, говорит Павел. Где истина, а где ложь, понимает каждый. Хотя бы по той простой причине, что каждый из нас встречался с Христом. Кто нам сотворил душу? Сам Иисус Христос. Во время зачатия наша душа вспоминает силу Иисуса Христа. Есть свет, который просвещает всякого человека, приходящего в мир. Поэтому Христово прикосновение человек знал всегда. Он не знал, что это Христос, но Его прикосновение он знает.

Феофан Затворник говорит об этом так: «Она одна представляет нас всюду и нас рекомендует. Каким образом? — Одним явлением ее. Мы ее являем во всей чистоте, как она есть, и она сама удостоверяет слышащих, что мы не лжецы и что слово Благовестия нашего есть непреложная истина. Это же как совершается? — Чрез совесть. Есть в душе каждого заступник за истину Благовестия — дух с присущим ему страхом Божиим и совестию. Эти стихии духовные одного рода с словом Благовестия и тотчас спознаются с ним, коль скоро не заглушены духом века сего. Слово Благовестия говорит, что мы безответно грешны пред Богом, и совесть это сознает; слово Благовестия уверяет, что всякого грешника ждет нелицеприятный суд и осуждение, и страх Божий подтверждает сию истину. Если б слово Благовестия на этом только останавливалось, то оно ввергало бы только всех в отчаяние, никого к себе не привлекая, но оно идет далее и стесненному совестию и страхом суда предлагает благонадежный исход, говоря: Сын Божий приходил на землю, воплотился, пострадал на кресте и разодрал на нем рукописание грехов всего мира; веруй в Него, и получишь отпущение грехов, и благодать Святого Духа для новой безгрешной жизни, которую чистою сохранив до конца, по исходе отселе будешь воспринят небом для вечного неописанного блаженства. Какой дух незаглушенный мог противиться силе сего Благовестия?! Вот почему слово Благовестия во всяком месте находило себе прием, ибо везде бывали лица, у которых страх Божий и совесть, естественные стихии духа нашего, были живы».

Задача миссионера какая? Всех обратить ко Христу — нереально. Человека с мертвой совестью обратить ко Христу невозможно. Даже если его силой в храм загнать, он все равно не обратится. Если человек не хочет оживать, то ничто его не оживит. Но люди с живой совестью есть, и это не зависит ни от национальности, ни от религии, к которой они, например, в силу национальной принадлежности относятся. Это не зависит от степени культуры и уровня образования. Не зависит от общественного положения, от того, находится человек во власти или он нищий. Парадокс, но легче всего обращают в мусульман ваххабиты, причем эффективнее всего — в террористов.

Заметьте, апостол Павел обращается не только ко грекам, он обращается ко всем. А те люди, у которых живая совесть, они говорят: «Вот, именно этого я и искал». И поэтому такие люди воспринимают Благовестие как нечто родное, то, чего они ожидали, то, чего они не могли нигде найти. Теперь оно является радостным гостем с Неба. Воспринявшие слово Благовестия освящаются таинствами, получают дар благодати. С этой минуты имеют уже свидетельство истины не только для себя, но и для всех окружающих. Те, у кого совесть заглушена, видят, что происходит с принявшими благодать, и начинают постепенно преображаться.

Итак, за непродолжительное время все люди Божии приходили к вере и составляли малое или большое общество верных Господу рабов. Наоборот, лжеапостолы не явлением истины, а поддельной личиной истины представляли себя не перед Богом, а в угождение тем, кого они обманывали. Лжеапостол приходит для того, чтобы человека оправдать в его злом поведении. Конечно, те, кого он пытается обольстить, уже находятся под действием нечистого духа. А почему быстро лжеучение признают? Потому что дух лжи действует в человеке. Человек говорит: «Я считаю это нормальным, где бы мне только обоснование этому найти. Совесть меня мучает, а я ее слышать не хочу». В исламе допустимо почти всякий грех совершить — обоснование для прощения всегда найдется. В исламе прощаются все грехи, кроме отречения от ислама. То же самое с сектами. Сейчас часто можно услышать: «Если бы Православие легче относилось к внебрачным связям и так далее, то был бы успех». Да, успех был бы, только лжи, а не истины! И люди бы тогда не спасались, а гибли.

В служении апостольском, которое Павел понимает, как служение Нового Завета, он различает две стороны: его внутреннюю сущность и ту оболочку, в которую она заключена. Это, в общих чертах, тема глл. 4 и 5. Внутреннее противополагается внешнему, как сокровище в глиняных сосудах (ср. 4:7). Чрез страдания тела Апостол участвует в смерти Иисуса и надеется на участие в Его Воскресении 4и слл.). Этот путь Апостола спасителен и для пасомых (4:12–15). С истлеванием внешнего человека происходит обновление внутреннего (4:16–18). 

Наконец (в-четвертых), столь могущественные свойства христианского откровения, несмотря на его неудобоприемлемость для разума, устраняют всякое уныние в его проповедниках, всякую боязнь неуспеха и всякую надобность прибегать к хитростям и искажениям (2 Кор. 4:1–6), каковые допускали, как видно, в Коринфе лжеучители и разделители христианского общества. Напротив, проповедники евангелия Апостолы «открывая (чистую и неприкрашенную истину», смело представляют себя (т. е. свою проповедь) совести каждого человека пред Богом (2 Кор. 4:2), ибо проповедь о Господе Иисусе действует неотразимо на неиспорченные сердца. «Если же и закрыто (т. е. неудобовосприемлемо) благовествование наше, – прибавляет Апостол, – то закрыто для погибающих, для неверующих, у которых бог века сего ослепил умы, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога невидимого» (2 Кор. 4:3–4).

Продолжая раскрывать славные свойства Евангельского благовестия, Ап. Павел показывает его самодейственную силу, причем прежде всего указывает, как неотразимо действует оно тогда, когда проповедники возвещают его искренно, прямодушно, ничего не видоизменяя из него, а внимающие ему слушают чистосердечно, без предупреждений времени, ослепляющих многих до того, что заблуждения века признаются как бы божественными и непогрешимыми. Об имеющих такую слепую привязанность к современным заблуждениям Апостол говорит, что бог века ослепил умы их, почему они и не узнают того истинно божественного света, который есть тихий свет святой славы Бессмертного, или, что то же, образ Бога невидимого по существу и озарившего чрез Иисуса Христа Апостолов, а потом и всех верующих. Хотя во всем сказанном существенные мысли относятся к славе и величию Христианства вообще, но вместе с тем эти мысли касаются и Апостолов, как представителей Христианства, тем более, что на них были некоторые нарекания. Вот почему Апостол и говорить часто о себе: не стужаем си, но отрекохомся тайных срама, не в лукавствии ходячие, ни льстяше словесе Божия... (ср. 2:17). Св. Иоанн Златоуст относительно сих последних слов замечает: «лжеапостолы славились, как нелюбостяжательные, а между тем они брали дары, только тайно: почитались за святых, а на самом деле они имели множество пороков. Мы же, говорит Апостол, все отвергнули, т. е. то, что он называет тайным срама»... «Мы таковы же и на деле, каковы на словах; мы не имеем ничего двусмысленного, скрытного и лукавого, как в жизни нашей, так и в проповедании». «Не наша вина, что для иных покровенно благовестие наше: причина тому их собственная слепота и погибельность»... «Что́ случилось с Иудеями при Моисее, то же самое происходит и со всеми неверными во время Евангелия. Ради отолстения сердца их сокрыт бывает для них свет благовестия славы Христовы, т. е. не видят они, что крест есть спасение и слава вселенной, что Распятый на нем опять хочет придти с великою славою, – и все другое, настоящее и будущее, видимое и невидимое, неизреченное явление ожидаемых благ, сокрытым остается для них; сокрыто же за то, что сами прежде не захотели верить сему... И дабы показать, что не познавшие славы Христовы не знают не только славы Христовой, но и славы Отца, Апостол прибавил: Иже есть образ Бога невидимого. Но нельзя остановиться и на одном только Христе, потому что как чрез Христа видишь ты Отца, так не познав славы Христовой, не познаешь и славы Отца». «При сиянии сего света и мы видим не чувствам подлежащие вещи, но Самого Бога». Как бы продолжая сие, блаж. Феодорит пишет: «поелику естество Божие невидимо, то делается оно, сколько возможно, видимым чрез воспринятое человечество, озаряемое божественным светом и издающее молниеносное сияние».

 Посему, получив по милости Господа такое славное служение, Апостолы, при всех опасностях, и вообще, неблагоприятных для них обстоятельствах, не падают духом, не унывают, а действуют неутомимо, и руководимые благодатью Святого Духа, ясно и открыто всем возвещают Евангельскую истину, избегая разных нечистых средств лжеучителей.
 Мы только, говорит, о том заботимся, чтобы представить совести каждого чистую истину, а она уже сама сделает свое дело, лишь бы только была воспринята. Чтобы истина благовестия сохранилась чистою, мы избегаем всего худого в своих намерениях, отвергли все скрытые постыдные дела, гнездящиеся в тайниках человеческого сердца, жаждущего только приятного для себя, избегаем всего худого в образе своих действий, не прибегаем к хитрости, не так действуем, чтобы одно было у нас на словах, а другое в уме, не опутываем никакими льстивыми речами, не завлекаем кажущимися добрыми планами, за которыми спрятана засада, действуем открыто, но что видно из наших слов, то есть, и на самом деле. Мы избегаем всего худого, и в самом представлении истины не искажаем слова Божия, а передаем его в его чистом виде, если оно строго, не смягчаем его из человекоугодия. Если оно превышает человеческую мудрость, мы не скрываем этого, и не стараемся примирить его с этою премудростью. Просто ли оно, или возвышенно в себе, таким мы его и преподаем, а примешивать к слову Божию свое, этого нам не приходит и на ум. Сама возвещаемая нами истина свидетельствует о нас, что мы не лжецы, именно, представляем себя совести всякого человека пред Богом. В душе каждого есть заступник за истину благовестия – дух его, и в нем страх Божий и совесть. Слово благовестия говорит, что мы безответно грешны перед Богом, и совесть это сознает, слово благовестия возвещает, что всякого грешника ждет суд и осуждение, и страх Божий подтверждает эту же истину. Но духу стесненному страхом суда и осуждения, слово благовестия предлагает благонадежный исход в помиловании, и получении блаженства верою в Сына Божия, пострадавшего для спасения грешников, и он с радостью принимает эту благую весть. Вот почему слово благовестия во всяком месте находило себе прием, ибо везде были люди, у которых страх Божий и совесть были еще живы, а за ними, и по примеру их, обращались и другие, пригодные для веры. Так открыто действовало, как пред Богом, слово благовестия Апостолов на дух людей, пригодных ко спасению!

Это главный пункт в сем отделеньице. Мы только, говорит, о том заботимся, чтоб чистую истину представить совести каждого, чистую как пред Богом, а она уже сама сделает свое дело, лишь бы только была воспринята. Чтоб истина благовестия сохранилась чистою, мы избегаем всего худого в намерениях своих, в образе своих действий и в самом представлении истины.

Но отрекохомся тайных срама. Мы отреклись от всего срамного не внешно только, но в самых сокровенностях сердца отвергнули все срамное, – все срамное, какого бы рода оно ни было. Ни почета или славы, ни выгод каких или того, чтоб искать только приятного себе, не имеем мы в виду. Одна любовь к истине, одна покорность воле Божией руководит нами. Лжеучители внешно являются святыми, а внутри оставляют нетронутыми страсти, какими кто порабощен. Мы совсем не таковы, но блюдем сердце свое чистым от всякого греха и всякой нечистоты, зная, что в нечистой душе истина не удержится. Святой Златоуст говорит: "Лжеапостолы славились, как нелюбостяжательные, а между тем они брали дары, только тайно; почитались за святых, а на самом деле они имели множество пороков. Мы же, говорит, все сие отвергнули, то есть то, что он называет тайным срама". Экумений продолжает: "Отреклись мы и втайне делать то, что в явности приносит стыд. Намекает на лжеапостолов, которые являлись в образе благочестия, втайне будучи нехорошими. А мы, говорит, и втайне ничего срамного не допускаем. Так, не стужаем си в скорбях, как и вы видите; но не внешно только, а и внутри не допускаем никакого помысла, могущего посрамить нас в сем отношении; ни малодушия, ни колебания, ни ропота, ни неблагодарности и никакой другой мысли не допускаем в сокровенности, которая могла бы посрамить наше: не стужаем си". Таким образом, словами: отрекохомся тайных срама, Апостол сказал: мы имеем чистое и непорочное сердце, чуждое всего срамного, напротив, полное истинно святых нравственно-религиозных чувств.

Не в лукавствии ходяще, – μη εν πανουργια. Не так мы действуем, чтоб одно было на словах и в делах, а другое на уме; не опутываем никого речами, не завлекаем кажущимися добрыми планами, за которыми спрятана засада; действуем открыто, и что являют слова наши и дела, то суть они и на деле. Нет ничего лукавого в образе нашего действования. Святой Златоуст говорит: "Мы не так, говорит, возвещаем, что на словах обещаем многое, а на деле показываем другое, как делают лжеапостолы, но мы таковы же и на деле, какими показываем себя на словах; мы не имеем ничего двусмысленного. Мы и в самом деле таковы, какими кажемся, и не имеем ничего скрытного и лукавого, как в жизни нашей, так и в самом проповедании. Мы не делаем так, как делают иные, прикрывая дела свои, чтоб обманывать и завлекать". Отрицает Апостол у себя все хитрые приемы для привлечения учеников, а вместе и все меры благоразумия, какие могла бы измыслить их собственная мудрость. Не ухитряемся, а действуем, как внушит Дух Божий, всегда открыто и в простоте сердца, ожидая плода не от своего умения действовать, а от Божия благословения и вседействия.

Ни льстяще словесе Божия, – μη δολουντες. Это похоже на то, что выше сказал: не корчемствуя слова, не подделывая (2 Кор. 2:17). Передаем слово, как оно есть: когда оно строго, не позволяем себе смягчать его произвольно, из человекоугодия; если в нем невместимо что для мудрости человеческой, не закрываем того и не сокращаем в надежде помирить его с сею мудростию; просто ли оно или крайне высоко, никогда не примешиваем к нему своих соображений, чтоб иное приподнять, как кажущееся невысоким, а другое низвесть долу, как кажущееся недосягаемо высоким. Мы даже и этих по видимому невинных приемов не позволяем себе, боясь облукавить слово Божие; а чтобы прибавить к слову истины какую-либо ложь и притом сознательно, это нам и на ум не приходит. И надеждами льстивыми не обставляем слова благовестия нашего, не говорим: только уверуй, и счастие потечет к тебе рекою, а прямо открываем, что верующих ждут скорби, нападки и всякого рода лишения. И вообще ничего не примешиваем к слову благовестия, а предлагаем его, как оно есть, в своей природной наготе и чистоте. Феофилакт пишет: "Не только, говорит, жизнь наша проста, чиста, безлукавна, но и слово наше нелестно. Ибо мы ничего не примешиваем к нему от внешней премудрости, не обставляем льстивыми речами, не прилаживаем его к временам и лицам, и не учим потому ныне так, завтра иначе".

Но явлением истины представляюще себе ко всякой совести человечестей пред Богом.

Это сходно с тем, что выше говорилось о рекомендательных письмах (2 Кор. 3:1). Не с рекомендательными, говорит, письмами являемся мы среди людей в разных местностях, но с одною истиною. Она одна представляет нас всюду и нас рекомендует. Каким образом? – Одним явлением ее. Мы ее являем во всей чистоте, как она есть, и она сама удостоверяет слышащих, что мы не лжецы и что слово благовестия нашего есть непреложная истина. Это же как совершается? – Чрез совесть. Есть в душе каждого заступник за истину благовестия – дух с присущим ему страхом Божиим и совестию. Эти стихии духовные одного рода с словом благовестия и тотчас спознаются с ним, коль скоро не заглушены духом века сего. Слово благовестия говорит, что мы безответно грешны пред Богом, и совесть это сознает; слово благовестия уверяет, что всякого грешника ждет нелицеприятный суд и осуждение, и страх Божий подтверждает сию истину. Если б слово благовестия на этом только останавливалось, то оно ввергало бы только всех в отчаяние, никого к себе не привлекая, но оно идет далее и стесненному совестию и страхом суда предлагает благонадежный исход, говоря: Сын Божий приходил на землю, воплотился, пострадал на кресте и разодрал на нем рукописание грехов всего мира; веруй в Него, и получишь отпущение грехов, и благодать Святого Духа для новой безгрешной жизни, которую чистою сохранив до конца, по исходе отселе будешь воспринят небом для вечного неописанного блаженства. Какой дух незаглушенный мог противиться силе сего благовестия?! Вот почему слово благовестия во всяком месте находило себе прием, ибо везде бывали лица, у которых страх Божий и совесть, естественные стихии духа нашего, были живы. Они тотчас принимали благовестие как нечто родное, что всегда чаялось, но не было находимо, и теперь является таким радостным гостем с неба. Принимавшие слово благовестия освящались таинствами, возрождались к новой жизни, получали дар благодати и с сей минуты имели уже свидетельство в себе не для себя только, но и для всех окружающих. Это действовало на заглушенный дух сих последних, пробуждало его и руководило к вере. Обновленные, они в свою очередь единым присутствием своим возбуждали других и влекли к вере. Так в непродолжительном времени все гожие к вере лица прилагались к ней и составляли малое или большое общество верных Господу рабов. Святой Павел испытывал это во всякой местности и в приведенных словах об этом именно говорит, что они всюду представляли только себя совестям людей явлением чистой истины, чистой как пред Богом, и она обращала к вере; и им предлежало только направлять прилагавшихся к вере. Фотий у Экумения говорит: "Лжеапостолы не явлением истины, а поддельною личиною истины представляли себя, и не пред Богом, а в угождение только тем, которых обольщали". Конечно, и обольщаемые ими потому обольщаемы были, что ими наперед обладал лестчий дух".

Наконец, истинная премудрость «несумненна», или не склонна судить и пересуживать, «и не лицемерна». Она не выискивает сомнений против дознанных истин, чтоб иметь тщеславие указать новые пути знанию. Не судит, без призвания, людей, которых суд предоставил Себе Бог. Она не связывает людей новоизобретенными мнениями и соумышлениями в отдельные пучки, к ослаблению и расторжению всецелой общественной связи и единства. Не покрывает личиною своих мнений, правил и намерений, чтобы наружною благовидностию привлечь к тому, что не способно привлечь внутренним достоинством. Не кормчествует словом, мешая вино истины с водою суеты и с поддельными растворениями, которыя возбуждают не благородную бодрость, но неистовую ярость страстей. В таком духе безпритворной искренности гoворит Апостол Павел: «отрекохомся тайных срама, не в лукавствии ходяще, ни льстяще словесе Божия, но явлением истины представляюще себе ко всякой совести человечестей, пред Богом» (2 Кор. 4:2).