2-ое послание к Коринфянам ап. Павла, Глава 2, стих 16. Толкования стиха

За этим следует восторженное благодарение Богу, приведшему всё к успешному концу: «Но Богу благодарение, Который всегда победоносно ведёт нас во Христе и благоухание познания о Нём распространяет через нас во всяком месте; потому что мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих: для одних — запах от смерти и к смерти, для других - запах от жизни и к жизни». Стихи 14—16 воссоздают картину римского триумфа — торжественного парада полководца-победителя по улицам Рима, который проходил в определённом порядке. Впереди шли государственные деятели и сенат, за ними трубачи, затем несли награбленную в завоёванной земле добычу Так, когда Тит завоевал Иерусалим, по улицам Рима несли семисвечник, позолоченный стол для хлебов предложения и золотые трубы. и вели белого жертвенного быка. Далее шли пленные князья, предводители и полководцы в цепях, которых почти сразу же казнили. Следом шли музыканты с лирами, потом жрецы, размахивающие кадилами с горящим в них благовонным фимиамом, наконец, ехал сам полководец-победитель. Шествие замыкала армия с криками: «Победа!». Процессия шла по украшенным гирляндами улицам среди выкрикивающей радостные приветствия толпы.

Мы видели в этом пёстром потоке жрецов, размахивающих кадилами, наполненными благовониями. Для победителя этот дым фимиама был запахом радости и победы; но для пленников, шедших несколько впереди, это был запах, напоминавший им о поражении и близкой казни. Так же думает апостол Павел о себе и о других миссионерах, благовествующих Евангелие торжествующего Христа. Для тех, кто примет это Евангелие, оно будет, как и для победителей, благоуханием жизни. Для тех же, кто оттолкнёт его, это будет запах смертоносный, как для побеждённых.

Перед глазами Павла стоит картина римского триумфа — торжественного парада и Христа — победителя мира (высота апостольского служения).

Высшей честыо, которую римскому полководцу-победителю оказывали, был триумф. Чтобы быть удостоенным такого торжества, римский полководец должен был исполнить определенные требования: он должен был быть главнокомандующим на поле битвы, военная кампания победоносно завершена, завоеванная область усмирена, в битве убито не менее 5 тысяч вражеских воинов, победа должна была быть одержана над иноземным врагом, а не в гражданской войне.

Торжественный парад полководца-победителя проходил по улицам Рима к Капитолию в определенном порядке. Впереди шли государственные деятели и сенат. Затем несли трофеи. Когда Тит завоевал Иерусалим, например, по улицам Рима несли семиветвенный светильник, стол для хлебов предложения и золотые трубы.

После трофеев вели белого жертвенного быка. Дальше шли пленные полководцы, которых вскоре после триумфа обычно казнили. Затем шли жрецы с кадилами и благовонным фимиамом. Затем на колеснице ехал сам полководец-победитель, за которым следовала торжествующая армия.

Эта картина стояла перед глазами Павла. Он видит Христа, торжественно шествующею по миру.

В этом шествии мы видели жрецов с благоухающими кадилами. Для победителя аромат фимиама был символом радости, победы и жизни.

Для пленников это был запах смертоносный, напоминавший о поражении и близкой смерти.

Так думает Павел о себе и о других Апостолах, благовествующих Евангелие. Для тех, кто примет Евангелие, оно станет, как и для победителей, благоуханием жизни; те, кто отринет его, — ощутят запах смертоносный, как побежденные.

Благоухание Христово очевидно для всех, но для одних — это запах смертоносный, который говорит им о смерти. Человек почитал Евангелие, отверг его, и душа его определилась. Заметьте, Писание нам не говорит, что Бог бесконечно будет давать шансы. Библия не говорит, Евангелие не говорит и Предание Церкви не говорит, что Бог бесконечно дает возможность измениться. Нет. Бывает, человеку вообще дается только один шанс. Потому что свобода выбора существует для выбора. Если человек сделал выбор, если он отверг благовестие Божие, Бог не будет расправляться с ним дальше. Это страшное состояние, о нем здесь апостол говорит: «Для одних это запах смертоносный в смерть». Человеку предложили Слово Божие, а он отказался. Он в аду уже на земле. Он отверг Бога, и поэтому сказано: «Из смерти в смерть». Из смерти, в которой он находился, он отказался выйти, и он уходит в смерть вечную. Он навсегда определился в смерть. И определился через что? Через отвержение света Евангелия.

Недаром Симеон Богоприимец (обратился к Богородице со словами —примеч. ред.): «Лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий» (Лк. 2:34).

В переводе с греческого буквально — в знак скандала. Знак, вокруг которого скандал будет всё время. Прогуляйтесь сейчас по улице, увидите рекламу фильма режиссера Рона Ховарда по роману Дэна Брауна «Ангелы и демоны». Опять всё продолжается: нападки на Церковь, не только Римо-католическую, но и на Православную — вообще нападки на Христову Церковь, на веру во Христа Спасителя. Волны нападок на Бога продолжаются. И так будет дальше. Не удивляйтесь, не ожидайте другого. Люди не выносят Христа, не могут вынести Его. Почитали бы, какие мне письма присылают мусульмане! Я таких ругательств и не знал раньше, пока мне мусульмане не стали письма присылать. Людей корежит, по-настоящему корежит, потому что запах смертоносный в них действует.

«Всем предлагаем мы благоухание Христово, но не все ощущающие оное приобретают спасение. Ибо для болезненных глаз и свет опасен и враждебен; однако же не солнце причиняет вред. (…) Так и спасительная проповедь верующим доставляет спасение, а неверующим причиняет погибель (Феодорит)».

Потому и нужно Евангелие возвещать всем — чтобы все могли сделать выбор. Мы не знаем, мы не можем сказать, кто примет, кто не примет. Здесь тайна сердца человеческого, тайна выбора человека. На этот выбор не влияет ничто: ни воспитание, ни происхождение, ни национальность, ни даже грехи, которые сделал человек раньше, — даже они не влияют! Потому что человек может совершить грехи и сожалеть о них. А может сделать небольшой грех и гордиться им. Как человек к греху относится — это неизвестно. Поэтому мы приносим Слово Божие всем, Евангелие приносим всем, но одни люди отвергают, а другие принимают. По сердечному желанию. Феофан говорит: «Представьте себе: есть одна и та же пища — одним отвратительна, другим приятна. Вот также и Евангелие».

«Есть яства, которые один принимает с удовольствием, а другой и запаха их сносить не может, и когда ощутит его, то испытывает сотрясение во всем своем теле. Природа яств одна и та же; то, что они так противоположно действуют на тех и других, зависит от случайных настроений их организма. Христос Господь есть существенная жизнь для всех нас; и благовестие о Нем по существу своему животворные для всех содержит начала; между тем по случайным нравственным настроениям для одних оно — жизнь, для других — смерть».

Евангелие, действительно, имеет определенный вкус. Православную веру ни с чем не спутаешь. Православные книги имеют совершенно четкий вкус, аромат. Только одним не приятный, а другим приятный. Поэтому сказано: «Другим же запах из жизни в жизнь».

«А для других запах живительный на жизнь» (2 Кор. 2:16). То есть Христос — это жизнь наша. Помните, Он говорил: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Ин. 11:25).

И человек, который признает Его, почувствует аромат, почувствует, что душа оживает, расправляется. Те, кто пришли в храм взрослыми, возможно, замечали, что жили, как будто скукоженные, и вдруг начали дышать полными легкими. Приходишь в храм Божий — и начинаешь жить Божией жизнью. Это запах живительный подействовал, который оживил и ведет в жизнь. В жизнь вечную уже на земле, а потом в вечности. А если я начинаю возмущаться храмом, возмущаться Богом, то всё, — значит, никакого спасения не будет!

«Но спасается ли кто или погибает, — проповедь Евангельская всегда удерживает свое достоинство. Как свет, и тогда, как ослепляет слабых зрением, остается светом, хотя ослепляет; или как мед, хотя бы казался горьким для больных, не перестает быть сладким по своей сущности, — точно так же и благовестие о Христе всегда имеет свойственное ему благоухание, хотя не верующие сему благовестию и погибают; ибо губит их не благовестие, но собственное их ожесточение. И погибелию нечестивых еще более обнаруживается благоухание проповеди. Таким образом, сила благовестия обнаруживается не только в спасении добрых, но и в погибели нечестивых, ибо и солнце потому особенно и ослепляет взоры слабых, что светит очень ясно. Также и Спаситель, хотя “лежит на падение и на восстание многих” (Лк. 2:34), однако не перестает быть Спасителем и тогда, когда бесчисленное множество людей падает. Итак, благовестие всегда есть спасительное благоухание; но, обоняя благоухание сие, одни спасаются, а другие погибают, — так, впрочем, что если кто погибает, тот бывает сам виною своей погибели (святой Златоуст)» Беседа 5.

«Для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь. И кто способен к сему?». Апостол добавляет: «И кто к этому достаточен?» Что это значит? То есть, кто может сказать, что он сам является причиной спасения? Апостол говорит: «Действительно, через нас сияет благоухание, мы источаем благоухание. Но кто из людей может его выработать?» Кто может дать такую силу слову, чтобы оно делило людей на две части? Разве человек может такое сделать сам? Даже косноязычные люди могут быть блестящими проповедниками, когда несут чистое слово — в силу того, что действует само слово. Живительное слово само разделяет людей — на одних и других, пополам. И никто здесь не должен приписывать себе славу, потому что никто не может объяснить, как спасение происходит, и никто никаким образом не может сам выработать благоухание благодати.

«Поелику поскольку апостол так много сказал великого и необычайного, усвояя себе повсеместное торжество, то опять старается умерить сказанное, всё относя к Богу. Он говорит как бы: всё сие Христово, и нет ничего нашего. Лжеапостолы хвалятся проповедию как своею; напротив, истинный апостол в похвалу себе вменяет то, что ничего не называет своим. Почему и говорит: и к сим кто доволен? Откуда уже само собою следовало: а если мы сами по себе не довольны к сему, то всё происходящее с нами и чрез нас есть дело благодати».

Согласно иудейским представлениям, известным из раввинистической литературы, закон может служить лекарством для тех, кто принимает его, и ядом для тех, кто отвергает. Возможно, Павел, зная о подобных представлениях, употребил здесь этот образ.

запах смертоносный на смерть - букв, «запах от смерти в смерть». Речь, возможно, идет о некоем поступательном процессе - от одного состояния к другому, еще худшему.

кто способен к сему? - Кто из людей годится для такой проповеди? Павел берется за это лишь потому, что источник его служения - в Самом Боге.

В 2Павел возвращается к теме страдания и утешения, которую он поставил во вступительном благодарении. Он дает подробности, которые показывают, на этот раз, со всей ясностью, в чем состояло его страдание, и что принесло ему утешение. Начинаясь с 2:12, этот отрывок 2 Кор. кончается с концом гл. 7. Но, сказав о той тревоге, которая томила его в Троаде, и с которою он перешел в Македонию (2:12–13), Павел прерывает свой рассказ благодарением Богу (стт. 14–17). 

1) Итак, каковы же, во-первых, свойства и действия евангельского откровения? (2 Кор. 2:15–4:6).

а)

Во-первых, оно не нуждается в посторонних ободрениях для себя (2 Кор. 2:15–16), или рекомендательных авторитетах, а само себя дает чувствовать, как разносящееся благоухание, не для всех впрочем живительное, а для иных (упорных и неверующих) и смертоносное (Ср. Лк. 2:4: Се лежит сей на падение и проч.).

«И кто способен к сему?» (2 Кор. 2:16) – восклицает Апостол. Т. е. кто способен у тому, чтобы понять и разъяснит различные действия проповеди о Христе на сердца людей? (Еп. Феофан).

При изречении сих и последующих слов, Апостол, по изъяснению преосвящ. Феофана, «взят был Духом в созерцании силы, славы, светлости и чудных действий Евангельской истины, ибо речь его (о высоте христианского откровения) начинается неожиданно и излагается текучею и воодушевленною речью, пока не излилось все, что Дух давал ему провещавать в это время (до 7 гл. 2 ст.). Здесь Апостол прежде всего говорит о свойствах и действиях христианского откровения, а именно, что оно расходится, как благоухание, которое для одних живот, а для других смерть, причем Апостолы от себя ничего не прибавляют, но благовестие их действует так само. Особенно замечательно здесь сравнение благовестия апостольского с благоуханием, которое прилагается и к носителям его – Апостолам, так как известно, что благоухание источают и сосуды, содержащие благоуханные предметы. И это сравнение в высшей степени глубоковерное, так как оно определяет высокое значение апостольской проповеди с разных сторон. Св. И. Златоуст говорить: «благовестие всегда есть спасительное благоухание: но, обоняя сие благоухание, одни спасаются, а другие погибают... Но спасается ли кто, или погибает, – проповедь Евангельская всегда удерживает свое достоинство. Как свет и тогда остается светом, когда он ослепляет; или как мед, хотя бы казался горьким для больных, не перестает быть сладким по своей сущности, точно так же и благовестие о Христе всегда имеет свойственное ему благоухание, хотя неверующие сему благовестию и погибают... И погибелию нечестивых еще более обнаруживается благоухание проповеди. Таким образом, сила благовестия обнаруживается не только в спасении добрых, но и в погибели нечестивых; ибо и солнце потому особенно ослепляет взоры слабых, что светит очень ясно».

Апостол сравнивает распространение познания о Христе с благовонием мира, которым в ветхозаветное время помазывали священные сосуды, распространявшие аромат по всей скинии (Исх. 30:26–30). Так и Христос, помазанный Духом Святым, распространяет познание о Себе по всей Вселенной. И хотя миро благовонное, но, оказывается, не все его воспринимают – для одних оно «запах живительный на жизнь», а для других – «запах смертоносный на смерть» (2 Кор. 2:16) (это выражение заимствовано из обычаев римского триумфа, когда пленников вели перед колесницей победителей, а на улицах воскурялся фимиам. У Капитолийского храма пленников отводили в мрачные подвалы, где их предавали смерти. Таким образом, приятные благовония для победителей были символом славы, а для несчастных жертв – запахом смерти. Так и спасительная весть проповедников Христа для ожесточенного пороками языческого мира была приговором гнева и осуждения от Бога). Благоуханием Христовым были также сами Апостолы, потому что все их ведение, их сила слова и знамения были «от Бога, пред Богом, во Христе» (2 Кор. 2:17).

"Всем предлагаем мы благоухание Христово, но не все ощущающие оное приобретают спасение. Ибо для болезненных глаз и свет опасен и враждебен; однако же не солнце причиняет вред. Говорят, что птица гриф бегает от благоухания мира, однако же миро остается миром, хотя гриф и бежит от него. Так и спасительная проповедь верующим доставляет спасение, а неверующим причиняет погибель" (Феодорит). Есть яства, которые один принимает с удовольствием, а другой и запаха их сносить не может, и когда ощутит его, то испытывает сотрясение во всем своем теле. Природа яств одна и та же; то, что они так противоположно действуют на тех и других, зависит от случайных настроений их организма. Христос Господь есть существенная жизнь для всех нас; и благовестие о Нем по существу своему животворные для всех содержит начала; между тем по случайным нравственным настроениям для одних оно – жизнь, для других – смерть. "Но спасается ли кто или погибает, – проповедь Евангельская всегда удерживает свое достоинство. Как свет, и тогда, как ослепляет слабых зрением, остается светом, хотя ослепляет; или как мед, хотя бы казался горьким для больных, не перестает быть сладким по своей сущности, – точно так же и благовестие о Христе всегда имеет свойственное ему благоухание, хотя не верующие сему благовестию и погибают; ибо губит их не благовестие, но собственное их ожесточение. И погибелию нечестивых еще более обнаруживается благоухание проповеди. Таким образом, сила благовестия обнаруживается не только в спасении добрых, но и в погибели нечестивых, ибо и солнце потому особенно и ослепляет взоры слабых, что светит очень ясно. Также и Спаситель, хотя лежит на падение и на востание многим (Лк. 2:34), однако не перестает быть Спасителем и тогда, когда бесчисленное множество людей падает. Итак, благовестие всегда есть спасительное благоухание; но, обоняя благоухание сие, одни спасаются, а другие погибают, – так, впрочем, что если кто погибает, тот бывает сам виною своей погибели" (святой Златоуст).

И к сим кто доволен? Говоря, что спасительное слово благовестия для одних есть воня в смерть, а для других воня в живот, Апостол естественно возбуждает у всех вопрос: как же это? Предполагая этот вопрос как бы уже предложенным себе, он отвечает на него: к сим кто доволен? Кто может объяснить, как это бывает? Бог одного добра желает и одно добро подает; Христос Господь есть наш Спаситель и Живот, и благовестие о спасении в Нем есть слово животворное. Откуда быть пагубе? Разве только от нас. Но и от нас как? Разве только в таком случае, если бы мы стали к благовестию примешивать свои мудрования и потому проповедовать его нечисто. Но этого, говорит, о нас сказать нельзя, как видно из следующего стиха. Таким образом, почему слово благовестия оказывает такие противоположные действия, остается непостижимым. Кто доволен (способен) к тому, чтобы понять это и объяснить?

Такое понимание сих слов и их связь с последующими представляется самым прямым, если иметь во внимании двоякое действие благовестия. А если так смотреть на предыдущую речь, что в ней Апостол только стороною намекнул на то, что благовестие бывает и вонею в смерть, главною же целию имел представить животворность и победоносность слова благовестия; то в словах: и к сим кто доволен Апостол очевидно хотел отклонить от себя всякую честь участия в сей победоносности и все отнести к Богу. Что слово благовестия идет по миру, как победитель на торжественной колеснице, это не от нас, этого из людей никто бы и не мог совершить. Оно само так победоносно силою Божиею, в ней сокрытою, или ей сопутствующею и ей вседейственность сообщающею. Так святой Златоуст: "Поелику Апостол так много сказал великого и необычайного, усвояя себе повсеместное торжество, то опять старается умерить сказанное, все относя к Богу. Он говорит как бы: все сие Христово, и нет ничего нашего. Лжеапостолы хвалятся проповедию как своею; напротив, истинный Апостол в похвалу себе вменяет то, что ничего не называет своим. Почему и говорит: и к сим кто доволен? Откуда уже само собою следовало: а если мы сами по себе не довольны к сему, то все происходящее с нами и чрез нас есть дело благодати".

В таком случае следующие слова будут уже иметь такой смысл: все в благовестии есть дело Божие, дело благодати; нашего тут ничего нет и не может быть. Наша забота вся на то обращена, чтобы в слово благовестия не примешивать ничего своего, а передавать его чистым, как получено, давая ему возможность беспрепятственно действовать всею полнотою свойственной ему силы.