1-ое послание к Тимофею ап. Павла, Глава 6, стих 20. Толкования стиха

В последнее время наши свободные мыслители, вслед за новыми учеными христианскаго запада, стали не только не благоговейно, но и не уважительно относиться к догматам православной веры. Одни из них отрицают догматы, как верования, принимаемыя без разсуждения и неимеющия для себя научных оснований. Другие принимают их по выбору, с ограничениями, произвольными толкованиями, и пытаются применить их к современным условиям знания и жизни и в этом направлении пополнять и развивать их. Иные, наконец, смешивая их с религиозно-философскими учениями индийской и вообще языческой древности, вводят их по частям в свои историческия философскя изследования и системы. Мы не имеем намерения убеждать возвратиться к вере мыслителей, совершенно отказавшихся от нея, или утративших благоговение к Божественному Откровению, и препираться с ними: это дело богословов, принимающих на себя обширныя изследования в области веры. Нам желательно только предостеречь неосторожных православных христиан, которые, сами не имея достаточных познаний о догматах веры, с чужого голоса повторяют ложныя о них мысли и тем вредят целости своей веры и лишают себя спасительного руководства божественной истины. Св. Павел, не только боговдохновенный Апостол, но и ученейший человек своего времени, знакомый с классическою литературою, говорил епископу Тимофею, также мужу ученому: «О, Тимофей! храни преданное тебе, отвращайся негодного пустословия и прекословия лжеименнаго знания, которому предавшись, некоторые уклонились от веры». Что заповедано Апостолом епископу Тимофею, то сказано всем нам — «слугам Христовым и строителям таин Божиих» (1 Кор. 4:1) и конечно не для нас только самих, но и для всех христиан, вверенных нашему попечению. В исполнение этой великой заповеди я и предлагаю вам, братия, размышление о неприкосновенности священних догматов православной веры. Но прежде чем приступить к изъяснению предания, о котором говорит Апостол, мне желательно обратить ваше внимание на две особенныя черты в его изречении. Первая, — что он разумеет под именем «лжеименнаго знания»? Вторая — почему это знание он называет «негодным пустословием и прекословием» ? Первым названием знания «лжеименным» Апостол дает понять, что напрасно люди объявляют притязания на всезнание, которое думают иметь, или надеются когда либо достигнуть. Знание полное и совершенное принадлежит только Богу всеведущему, Виновнику всего Им созданнаго по Его творческой мысли, плану и цели. Люди могут иметь обо всем этом только некоторыя познания, ограниченныя, нетвердыя, колеблющияся и изменяющияся. Следовательно, люди напрасно, несправедливо, или «лжеименно» называют знанием свои ограниченныя познания. Это понимали и лучшие философы языческие. И сам Апостол, — обладавший ведением сверх естественным, боговдохновенным, — не называл своего знания полным: ныне разумеем отчасти, говорил он, ожидая полнаго просвещения в будущей жизни (1 Кор. 13:12). Вторая черта, — это гневный тон в выражении св. Апостола, называющаго покушения «лжеименнаго» знания на чистоту и целость священных догматов «негодным пустословием и прекословием». Такое выражение может показаться оскорбительным для слуха современных людей, гордящихся своим знанием. Но вспомните первое время апостольской проповеди!... Учение Христово, сопровождаемое чудесными действиями Святаго Духа, восторженные порывы к вере во Христа истомленных в неведении истиннаго Бога язычников и подавленных фарисейскими заповедями и суевериями иудеев, труды Апостолов, страдания исповедников и мучеников, быстрые успехи распространения веры во всем мире, — и вы поймете гнев св. Апостола на этих пустословов, которые, не обращая внимания на проявляемую в событиях волю и силу Божию, старались вредить своими словопрениями великому и святому делу просвещения мира истинным богопознанием. Но посмотрите, — не подобную ли этой картину представляет нам и современное положение нашего православнаго отечества в религиозном и нравственном отношении? Народ наш любит свою святую веру, создавшую его нравственную силу и величие его государства, он жаждет просвещения в духе веры и церкви, — и вот люди образованные, вышедшие из него самого, долженствующие быть его учителями и руководителями в деле истиннаго христианскаго просвещения, утратив сами веру, и для него хотят заменить ее человеческою наукою. Они нарочито запутывают его религиозныя понятия, покровительствуют сектам, в корне подрывающим православныя верования и обычаи и дают простор и свободу распространения таким воззрениям, какими особенно ославил себя на весь мир, как враг христианства и государственнаго благоустройства, наш известный самозванный богослов, сочинивший свою собственную веру, составивший свое евангелие, свой катихизис, и свои заповеди, проповедующий противление всему кроме зла, всему, что дорого православному русскому человеку. Его единомышленники, соединяющиеся с так называемыми штундистами, пашковцами и иностранными сектантами, разсыпаны по всей России, — и вот, уже мы знаем, что тысячи наших крестьян порицают и хулят церковь и ея святыни, отрицают святыя таинства, между прочим, даже не крестят детей, отказываются приносить присягу на верность царю, защищать оружием отечество, признавать права властей и судебных учреждений и т. под. Во всем этом, под видом образования, видны преступныя попытки переучить и переродить наш великий народ и сделать его из христианскаго языческим, наконец — извратить его жизнь, так благотворно поставленную и в течение тысячи лет направляемую Промыслом Божиим. При виде этого бедствия мы почитаем себя обязанными поведать скорбь нашу всей церкви Божией по упованию на молитвы и предложить каждому из ея членов очистить чувствия духовнаго зрения и слуха и понять, что «пустословие и прекословие современнаго лжеименнаго знания», как в древнем язычестве, превращается в демонскую силу, угрожающую нашей вере, нашему спасению и благосостоянию. При безспорном современном могуществе и величии нашего государства, составляющаго предмет удивления для иностранцев (чем особенно мы должны дорожить и что должны заботливо охранять), в увлечении развитием всех великих и малых отраслей нашей общественной жизни, — мы не обращаем внимания на угрожающую нам опасность. Поясним ее примером из природы видимой. Стоял на одной равнине прекрасный вековой дуб; пред ним останавливались и любовались на него прохожие. Но вот на его вершине, среди лета, стали появляться желтые листья, на другой год, — сухия ветви, потом появились толстые голые сучья, как кости скелета, затем спала с него вся кора, он засох — и буря с треском повалила его на землю. Кто его сгубил? Едва заметныя для глаз насекомыя, известныя садоводам, источили его кору и одолели великана своею многочисленностию и неустанною работою. Таковы же эти распространители сект и лжеучений, устно и письменно развращающие народ наш. Мы, поднявши головы, смотрим по верхам и не замечаем, какую пропасть враги наши роют нам под нашими ногами. Но поищем утешения в исполнении нашей обязанности, возложенной на нас св. Апостолом. Не сомневаемся, что найдем сочувствие нашей скорби и заботе о благе церкви и народа во всех наших соотечественниках, сохранивших верность своей вере и твердых в ея исповедании. О Тимофее! предание сохрани. Под именем предания здесь Апостол разумеет все учение христианское; так как в другом месте говорит тому же Тимофею: «держись образа здраваго учения, которое ты слышал от меня с верою и любовию о Христе Иисусе» (2 Тим. 1:13). А этот образец здраваго учения и есть совокупность догматов веры, каковую мы имеем, между прочим, в символе Веры, заучиваемом нами с детства. Почему Апостол догматы веры называет преданием? Потому что они заключают в себе не какое либо, от времени до времени измышляемое, человеческое учение и проповедуемое самими его изобретателями, а учение божественное, преподанное Самим Единородным Сыном Божиим, до Его воплощения патриархам и пророкам, а по воплощении — апостолам, которое потому и называется Божественным Откровением. И в этом прежде всего мы должны находить для себя побуждение к благоговейному его усвоению, точному разумению и хранению во всей целости и неизменности для предания, или передачи его грядущим поколениям до конца мира, пока в нем стоит и действует церковь Божия. Вот изъяснение этой истины, данное Самим Иисусом Христом и Его Апостолами. Св. Евангелист Иоанн говорит: «Бога не видал никто никогда: Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1:18). И Сам Иисус Христос сказал: «Мое учение — не Мое, но пославшаго Меня» (Ин. 7:16). «Ибо я говорил не от Себя, но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12:42). В чем же состояло служение пророков и Апостолов в деле сообщения Божественнаго Откровения? Какое отношение к возвещаемому ими учению имели их ум, сердце, совесть и все духовныя способности? Они были только верными и твердыми орудиями Слова Божия; они были свидетелями дел Божиих и передавателями учения Божественнаго. Пророки говорили: сице глаголет Господь Бог (Ис. 28:16) или: уста Господни глаголаша сия (Ис. 1:20). А Апостолам заповедал Сам Иисус Христос пред Своим везнесением на небо: «вы примите силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетели в Иерусалиме, и по всей Иудее, и Самарии и даже до края земли» (Деян. 1:8). И вот сами служители Божественнаго Откровения говорят о себе не иначе, как о свидетелях. Св. Иоанн Креститель сказал по совершении крещения Господня: «я видел и свидетельствую, что сей есть Сын Божий» (Ин. 1:34). Св. Евангелист Иоанн, бывший при кресте во время страданий Господа, говорит: «и видевший свидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили» (Ин. 19:35). А что это были свидетели верные, честные, неподкупные, благоговейнымъ страхом соблюдавшие точность и совершенную правдивость в словах своих, в этом за всех их довольно удостоверения св. Апостола Павла: «я ни на что не взираю, говорит он, и не дорожу своею жизнію, только бы с радостию совершить поприще свое и служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедать евангелие благодати Божией» (Деян. 20:21). И он в благоговейном страхе и опасении за то, что истина может быть когда нибудь и кем нибудь измѣнена, искажена, или неверно истолкована, произнес эту знаменательную угрозу; «есть люди смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово, но если бы даже мы (апостолы), или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, до будет анафема!» (Гал. 1:7-8). Поэтому, всякому ученому христианину, испытующему Писания, согласно с указанием Самого Иисуса Христа: Испытайте писаний, — и та суть свидетельствующая о Мне (Ин. 5:39) и изучающему Божественное Откровение, надобно прежде всего помнить, что он имеет дело не с философами, не с писателями разных веков, по разным отраслям знания, но с Самим Богом, глаголющим ему небесную истину чрез своих избранных посланников, руководимых и просвещенных Духом Святым для нашего вечнаго спасения и счастия земнаго. Любознательному христианину позволительно искать разрешения своих недоумений, но — способами Богом же указанными в св. Его церкви, под руководством «верных свидетелей Христовых (Апок. 2:13; 1 Тим. 6:12), или передавателей чистой истины из всех веков и народов, т. е. пастырей церкви, для сего и назначенных Самим Иисусом Христом (Еф. 4:11) и преемственно из рода в род «поставляемых Духом Святым» (Деян. 20:28). Итак, если ученый человекъ желаетъ остаться христианином, то он не должен что либо отрицать по произволу, толковать слова священнаго писания по своему взгляду и вкусу, ставить вопросы о предметах, лежащих за пределами его созерцания, так как и сами Апостолы склонялись со смирением пред тем, что им не было открыто и говорили: «кто познал ум Господень, или кто был советником Ему?» (Рим. 11:34). Что же? — Не значит ли это принимать учение Христово на слово, — отречься от свободы мысли и совести в ущерб самосознанию и чувству своего человеческаго достоинства? Не значит ли это жить до старости и смерти подобно дитяти, думающему умом своих родителей и говорящему их словами? Именно так по слову Самого Иисуса Христа: «истинно говорю вам, если не обратитесь, и не будете как дети: не войдете в царство небесное; кто умалится, как это дитя (поставленное Иисусом Христом посреди слушателей), тот и больше в царстве небесном» (Мф. 18:3-4). Но кого мы слушаем и у кого учимся — у Бога. А что мы пред Ним? Менее, чем младенцы, мы — земля и пепел, как выразился о себе Авраам, беседуя с Богом (Быт. 18:27). Итак, неужели в христианстве, понимаемом в таком строгом смысле, нет совсем места человеческой науке? Напротив, здесь наиболее приложимы все сокровища природных дарований, все богатства научных познаний, все требования любознательности, все труды любителей уединенных и, все способы изследования, кроме одного. Какого же? Кроме смешения христианских истин с философскими там, где он соприкасаются. Где же они соприкасаются? В вопросах о Верховной Причине бытия, о происхождении мира, о судьбе человека и его назначении, о вечной жизни, об истинном совершенстве нашего духа и т. под. Здесь именно мыслителями, утратившими благоговение к священным догматам, они отрываются от своих оснований, кощунственно обращаются в игру хитросплетаемых умозаключений и направляются к целям человеческим и даже преступным (как у социалистов и анархистов), а не к единой Богом поставленной цели спасения падшаго человечества. И для ученых нашего времени, руководимых одним опытом и верящих только тому, что они видят и осязают, открыто неограниченное поле самых очевидных и поучительных опытов, но не над силами природы, не над животными, не над мертвыми, или живыми телами человеческими, даже не над здоровыми по видимому людьми, приводимыми в умоизступление чрез искусственное возбуждение, или усыпление нервной системы, а над духом человеческим, в его самостоятельной жизни, раскрываемой христианством, с изумительным разнообразием происходящих в нем явлений — светлых и мрачных, бурных и тихих, печальных и радостных. Духа нашего, скажем кстати материалистам, нельзя заморить в теле никакими усыпляющими средствами; нельзя вытравить никакими ядовитыми веществами. Он при своем самодеятельном уме и свободной воле скажется всегда и везде, — если не в истине, то в заблуждениях; если не в добродетелях, то в пороках и преступлениях; если не в мире и счастии, то в борьбе и страданиях, если не в вере и благоговении пред Создателем, то в противлении Ему, в неверии и богохульстве. В каком же положении при этом остаются священные догматы веры? — В положении истин точных, точно выраженных, которыя довлеют сами в себе, не требуют логических доказательств от наук человеческих, не нуждаются в пополнении нашими собственными мыслями и в исправлении по нашему усмотрению применительно к духу того, или другого времени. Они могут быть сближаемы с нашими науками и освещать их, охраняя умы верующих от заблуждений. Они могут в науках находить себе подтверждение и оправдание, но сами остаются для нас в положении солнца, которое мы можем изучать, к которому можем применяться, ставя предметы, требующие освещения, в более удобное для этого положение; но которое само в себе не может быть ни изменяемо, ни переставляемо, ни улучшаемо нашими усилиями, так как оно безконечно превышает наши силы. Таков единственный верный взляд на священные догматы веры по отношению к наукам человеческим, установленный с первых веков христианства великими, богопросвещенными и ученейшими отцами и учителями церкви вселенской, свято сохраняемый ею доселе. Он же, и только он, совершенно соответствует особенным свойствам догматов, отличающим их от всяких мыслей и учений человеческих. Укажем эти особенности священных догматов. Прежде всего, как мы сказали, надобно помнить, что они суть вещания Самого Бога, обращенныя к нам не для удовлетворения нашего любопытства, не для испытания, не употребления по нашему усмотрению, а согласно с целию, для которой даны, т. е. для нашего спасения чрез усвоение их верою сердца, с покорностию ума, и для постановления их в начала и основания нашей нравственной жизни. Так заповедал Иисус Христос Апостолам пред Своим вознесением на небо: «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28:19-20). Этот характер «повелений», отличающий истины веры от неуверенно предлагаемых мыслей человеческих заметили и Иудеи, слушавшие Спасителя: «и дивились учению Его, ибо слово Его было со властию» (Лк. 4:31), «ибо Он учил их как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (Мф. 7:29). Далее, — священные догматы веры говорят нам о Боге невидимом и непостижимом, о закрытом для нашего зрения необъятном мире чистых духов, о внутренней природе, так мало известной нам, собственной души нашей, ея состоянии в повреждении грехом и действиях в ней возрождающей ее благодати Божией, о загробной жизни нашей и пр. Следовательно, они преисполнены таин, которыя и приемлются и исповедуются только безусловною верою. Поэтому покушения на постижение и произвольное объяснение таин: внутренней природы Триединаго Божества, воплощения Сына Божия, соединения в Его Лице Божества с человечеством, обоготворения природы человеческой во Христе, седящем одесную Бога Отца, — силы крестной жертвы Искупителя, всеобщаго воскресения мертвых, страшнаго суда и т. под., — могут быть названы не иначе, как святотатством. Эту неприкосновенную таинственность догматов веры Сам Господь объяснил Никодиму. «Учитель Израилев», как назвал его Господь, не понял Его учения о возрождении души благодатию Святаго Духа и спрашивал, «как может родиться человеке, будучи стар?» Господь сказал на его сомнение: «если Я сказал вам о земном (т. е. что совершается на земле в виду вашем, в Богом устроенной у вас церкви) и вы не верите, как поверите, если Я буду говорить вам о небесном?» (Ин. 3:4, 12). Посягательство на целость и неприкосновенность догматов веры есть такое же нарушение воли Божией, т. е. таковой же грех, как и нарушение закона нравственнаго, только еще более тяжкий и опасный. Почему? Потому что после нарушения заповеди Божией и грехопадения есть возможность раскаяния и исправления по возвращении к богодарованным и содержимым верою средствам спасения; а с утратою истиннаго исповедания веры, из тьмы греха нет выхода к свету истины, когда она сама затемнена заблуждениями ума. Для человека отвергшаго целость веры в спасительную силу жертвы Христовой, по Апостолу, другая за грехи не обретается жертва (Евр. 10:26). И как от нарушения одной заповеди Божией, вследствие утраты страха Божия, является опасность нарушения других и развращения: так и за искажением одного догмата, по той же причине утраты благоговения к божественному учению, следует искажение или отвержение и других. Взгляните в историю возникновения различных христианских исповеданий. Там увидите, что сначала в одной половине вселенской церкви появилось неправое учение о взаимном отношении Ипостасей Пресвятыя Троицы, потом о видимой главе церкви, вопреки догмату о Единой невидимой Главе — Иисусе Христе; затем присвоение одним епископом власти установлять новые догматы и вводить в церкви произвольные законы и стеснительныя для верующих учреждения. От этих произвольных учреждений стало тесно и душно христианам, — и вот явились требования освобождения от рабства власти человеческой и искание евангельской свободы. Неверно понятая свобода отразилась произвольнымъ толкованиемъ Слова Божия, отвержениемъ церковнаго предания, пресечением преемственнаго рукоположения в таинстве священства, наконец превращение религии в науку и распадение христианских исповеданий на безчисленныя религиозныя общины и секты. Одно из величайших заблуждений современных ученых христиан состоит в том, что они требуют для догматов веры научных, логически построенных доказательств. В науке человеческой требуется, чтобы прежде всего были поставлены ея начала и основания, потом указаны главнейшия ея части, затем, чтобы дальнейшее развитие ея шло путем строгих выводов частных и второстепенных мыслей из главных и высших. Но ни пророки, ни Апостолы, ни Сам Иисус Христос, возвещая истину от имени Божия, не доказывали ни одной части учения по законам нашей человеческой науки. Библия — не система, а совокупность истин, имеющих внутреннюю, духовную, а не внешнюю, логическую связь. Где высшия основания Откровения, из которых мы могли бы развивать учение веры? В тайне Ума Божия. Какия части учения и в какой полноте нам открыты? Такия и в какой степени, как это угодно было Богу. Потому богомудро св. церковь назвала части божественнаго учения членами веры, из которых каждый имеет самостоятельное значение, и как исповедуется в смысле учения, так и содержится в смысле правила веры. Как опасны философские приемы в изъяснении догматов веры — укажем в примерах. В Божественном Откровении говорится, что каждый верующий просвещается Духом Святым, что молитва есть путь Самому Богу, для каждаго открытый. Из этого некоторые сектанты вывели заключение, что каждый может и учиться и быть учителем веры, и молиться, и священнодействовать. Между есть особые догматы о богопоставленных, священниках и церкви. Таким последний отрицается. А в церкви православной священнодействующий, в сознании своих грехов, на совершение великих таинств только потому, что облечен благодатию священства 2. В слове Божием говорится, что один Бог прощает грехи; из этого некоторые вывели заключение, что каждый для испрошения прощения грехов может обращаться непосредственно к Богу, не нуждаясь в человеческой помощи. Между тем есть догмат, что грехи разрешаются кающемуся священником по власти, данной Иисусом Христом Апостолам и их преемникам. В слове Божием читаем, что верующие делаются причастниками божественнаго естества и входят в общение с Богом путем очищения сердца и молитвою (2 Петр. 1:4). На этом основании некоторые христиане таинство Евхаристии обратили в знак или символ Тела и Крови Христовой, изображаемый посредством хлеба и вина. Между тем высочайший догмат учит, что в этом таинстве верующий существенно соединяется со Христом в приобщении истиннаго Тела и Крови Его. Таким образом мыслители, разсуждающие о догматах по-философски, по слову Апостола, «в верѣ погрешили». Какие же способы убеждения в своей истине предлагаетъ вера для ума нашего, который по самой природе своей не может принять учение без доказательств? Два способа, ей преимущественно принадлежащие. Во-первых, сопоставление и объяснение догматов одних другими, при чем составляется полное учение и самое удовлетворительное для сердца христианское миросозерцание. Ученый православный христианин знает по опыту, как с высоты этого созерцания, как будто с высокой горы при чистом воздухе, видны все расходящияся тропы заблуждений в вере и все пропасти неверия. Во-вторых, догматы имеют самый убедительный и признаваемый во всех науках безспорным и окончательным, способ доказательств, — в опыте, т. е. в оправдании учения чрез приложение его к жизни, как сказал Сам Иисус Христос: «слова, которыя Я говорю вам, суть дух и жизнь» (Ин. 6:65). Мы раньше сравнили совокупность догматов веры с солнцем, освещающим пути человеческаго знания; удержим это сравнение и здесь. Вы не можете в самый ясный день доказать научным образом, что солнце светит, но убеждаетесь в этом несомненно тогда, когда видите его свет и ощущаете теплоту его. Так же мы убеждаемся и в истине догматов веры. Откройте ваши духовныя очи на свет Христов, просвещающий всякаго человека грядущаго в мир (Ин. 1:9); примите Его учение, как Он говорит, простым сердцем и благим и проводите его в жизнь, творя плоды его в терпении (Лк. 8:15), и вы почувствуете его живительную теплоту и силу; не будете требовать философских на него доказательств; все попытки доказывать его философскими приемами и сближать с выводами наук человеческих, в видах сравнения и проверки его, покажутся вам детскою забавою. Вот некоторыя черты из жизненнаго опыта, доказывающия безконечное превосходство учения веры пред учениями человеческими. Наука всехъ времен ищет Бога, и, как древние Афиняне, ставит алтари «Богу неведомому» (Деян. 17:23), стараясь открыть Его в области идей и в законах вещества: вера во все времена с торжеством провозглашала: «ведом во Иудеи Бог; у Израиля (в церкви Божией) велико имя Его» (Пс. 75:9). Наука не находит всемогущаго Покровителя и Попечителя о бедствующем человечестве: вера указывает нам в личном всесовершенном Боге — Отца и Промыслителя. Наука не находит идеала совершенства, соответствующаго высшим стремлениям духа нашего — ни в лучших представителях человеческих дарований и добродетелей, как ограниченных и повреждениых, ни в окружающем нас мире вещественном; вера указывает нам воплощенныя во Христе совершенства Самаго Божества: ибо в Нем, говорит Апостол, обитает полнота Божества «телесно», т. е. существенно и совершенно согласно с законами природы человеческой, являясь нам для подражания в высочайших добродетелях, как степенях возвышения к богоподобию (Кол. 2:9). Наука не находит счастия для человека на земле и оставляет его безпомощным в страданиях, ввергая в уныние и отчаяние (что проповедуют пессимисты); вера дает ему успокоение в любви Божией, в мире сердца и совести и сообщает ему бодрость и мужество во всех обстоятельствах жизни по упованию жизни вечной. Наука, как особенно ясно видим в наше просвещенное время, затрудняется установить обезпечивающий общее благосостояние порядок общественной и государственной жизни в виду неукротимых порывов развращенных людей к своеволию, под именем свободы, и к плотским наслаждениям, под видом общечеловеческих прав на все блага жизни; вера указует в законоположениях божественных твердыя основы для мощной государственной власти, для подчинения людей слабых духовными дарованиями сильнейшим, для служения каждому на соответствующем его достоинствам месте, с сознанием долга и правоты совести, требуемых самою природою нашего духа. Наука не находит достаточно средств для облегчения участи бедных и страждущих и прибегает к разным искусственным способам и ухищрениям; вера указывает неизсякающий источник благотворительности в уничтожении преступной роскоши богатых, в умеренности и смиреномудрии всех и в любви, радующейся благу ближняго, более чем своему собственному. Наука не находит надежных средств не только к уничтожению, но и к уменьшению преступлений, особенно умножающихся в наше время; вера указывает прямой путь к этой цели в обуздании чувственности, в отрезвлении совести, в исполнении религиозных обязанностей. Не наука, а вера может спасать людей от того погружения в чувственность, при котором они становятся неспособными последовать званию Божию, о котором с такою скорбию говорит Господь: «огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф. 13, 15). Святый Апостол Павел не только учит нас тщательному хранению святых догматов веры, но и молится о нас Богу, да дарует нам силу и к оправданию правой веры богоугодною жизнию. Заключим наше слово его вдохновенною молитвою: «Для сего преклоняю колена мои пред Отцем Господа нашего Иисуса Христа, от Котораго именуется всякое отечество на небесах и на земле, да даст вам, по богатству славы своей, крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердца ваши... Тому слава в церкви во Христе Иисусе во все роды, от века и до века. Аминь» (Еф. 3:14-17. 21). О неприкосновенности священныхъ догматовъ православной вѣры 1. _____ 1 На 9-е мая 1897 г. 2 Тайная молитва священнодействующаго на литургии св. Иоанна Златоуста во время херувимской песни.

То же самое внушает и следующее изречение Апостола, которым, как бы мечем каким духовным, много раз обсекаемы были и всегда должны быть обсекаемы все преступные новизны всех ересей: «О Тимофей! храни преданное тебе, отвращаясь скверных суесловий и прекословий лжеименного разума, которому предавшись, некоторые уклонились от веры». Находятся же после того люди, до такой степени зачерствевшие как глыба, неподатливые как наковальня, упорные как кремень, что не поддаются такому гнету глаголов небесных, не разбиваются такими тяжестями, не сокрушаются такими молотами, не истлевают, наконец, под такими молниями! «Отвращайся, — говорит Апостол, — скверных суесловий», то есть новшеств. Не сказал «древностей», не сказал «старины», напротив, противоположением ясно показал, чему следовать. Если уклоняться надо новизны, то держаться должно древности; если новизна непотребна, то старина священна. «И прекословий, — говорит, — лжеименного разума». Действительно, в еретических учениях наименования лживы: невежество там называется разумом, туман — ясностью, мрак — светом. «Которому предавшись, — говорит, — некоторые уклонились от веры». Чем же хвалясь погрешили они, как не новым каким бы то ни было и неведомым учением? Послушай кого-нибудь из них, что они говорят: «Идите, — говорят, — жалкие несмысли, обыкновенно называющиеся православными, и научитесь истинной вере, которой кроме нас никто не понимает, которая прежде много веков скрывалась, а недавно открыта и стала явна; но учитесь украдкой и тайком — это вам доставит удовольствие». И еще: «когда научитесь, то учите скрытно, чтобы ни мiр не слыхал, ни Церковь не знала, потому что понять такую непостижимую тайну дано немногим». Не голос ли это блудницы, зовущей к себе, в Притчах Соломоновых, прохожих, идущих своей дорогой! Вот ее слова: «кто глуп, обратись сюда!» И глупцов уговаривает она: «воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен». Что далее? «Он, — говорит Премудрый, — не знает, что мертвецы там, и что в глубине преисподней зазванные ею» (Притч. 9:16—18). Кто эти мертвецы, поясняет Апостол. Это те, говорит он, которые уклонились от веры. Но стоит труда рассмотреть все это место из Апостола с удвоенным вниманием. «О, Тимофей! храни преданное тебе, отвращаясь скверных суесловий», — говорит он. «О»! Восклицание это означает и предведение, и любовь: Апостол предвидел имевшие быть заблуждения и наперед их оплакал. Кто теперь «Тимофей», если не вся вообще Церковь, или не все в частности сословие ее предстоятелей, которые как сами обязаны блюсти, так и другим должны сообщать неповрежденное знание божественной веры? Что значит: «храни преданное»? Значит: сторожи, потому что есть воры, есть враги, — чтобы между добрыми семенем пшеницы, которое посеял на поле Своем Сын Человеческий, не посеяли они, когда спят люди, плевел (Мф. 13:37—39). «Храни, — говорит, — преданное». Что такое «предание»? То, что тебе вверено, а не то, что тобой изобретено, то, что ты принял, а не то, что ты выдумал, — дело не ума, но учения, не частного обладания, но всенародной передачи, дело, до тебя дошедшее, а не тобой открытое, в отношении к которому ты должен быть не изобретателем, но стражем, не учредителем, но последователем, не вождем, но ведомым. «Храни, — говорит, — преданное», то есть талант веры вселенской сбереги в целости и неповрежденности. Что тебе вверено, то пусть и остается у тебя, то ты и передавай. Ты получил золото, золотом и отдавай. Не хочу, чтобы ты мне подкидывал вместо одного другое, не хочу, чтобы вместо золота подставлял ты нагло свинец, или обманно — медь; не хочу золота по виду, давай его натурой. «О, Тимофей», — о, пастырь, о, писатель, о, учитель! Если дарование Божие сделало тебя способным по уму, по образованию, по учености, то будь Веселиилом (Исх. 31:2—5) духовной скинии, полируй драгоценные камни божественного догмата, прилаживай их верно, распределяй их мудро, придавай им блеск, грацию, прелесть. Старайся, чтобы вследствие твоего более ясного изложения, яснее разумели то, во что прежде верили не так ясно. Достигай, чтобы потомство с сознанием славословило то, что прежде древность чтила несознательно. Но учи тому, чему тебя научили, и говоря ново, не скажи нового! О вероизложениях вообще, или об общем характере православной догматики, 6 *** Кого же отвращаться? Тех, говорит Иоанн, кто приходит к вам и не приносит сего учения (2 Ин. 1:10). Какого же это учения, кроме как кафолического, всеобщего, неизменного, которое распространяется из века в век посредством неповрежденного предания истины и должно продолжиться в бесконечные века?!

Ты же, чадо, в соответствии с тем, что установлено святым преданием нашей иерархии, и сам подобающим священному образом слушай священно говоримое, становясь боговдохновенным от научения боговдохновенному, и, в сокровенности ума укрыв святое, сохрани его от несвященного множества как единовидное. Ибо не подобает, как говорят речения, бросать свиньям беспримесную, световидную красоту, творящую благоупорядоченность умственных жемчужин (Ср.Мф. 7:6).

Итак, сохраняй залог этих преданных тебе заповедей свято и верно, отвращаясь негодных новых слов, поскольку их вызывает и умножает вражда и противление, и лжеименное знание, которое усвоили себе люди, склонные к спорам, в изобилии порождает их, и через то не смогли удержать первую и истинную веру свою.

Уклоняйся скверных суесловий и прекословий лжеименнаго разума. Апостольское слово завершается увещаванием уклоняться от того лжеучения, которое, стремясь быть высшим знанием, ведет к пустословию и спорам, отнимая от увлекающихся желанием знания сокровище веры — как некогда отец всякаго заблуждения отнял у прародителей, пожелавших сделаться богами, Богоподобие.

"О, Тимофее, предание сохрани, уклоняяся скверных суесловий и прекословий лжеименнаго разума:» (церк. слав. яз.)

"Лжеименный разум есть образ мыслей и суждений, усвоившихся уму по падении человека. Как следствие падения, он имеет характер самообльщения, как следствие лжи и обмана, он не приемлет Истины – Христа; как высоко ценящий все земное, между тем как земля есть место изгнания падших, он противен вере и рождаемому ей духовному разуму, взирающему на все земное оком странника. Предмет лжеименного разума – одно временное и тленное. Когда предметом его делается вечное и духовное, то суждения его вполне неосновательны и ошибочны. Он лишен просвещения свыше, объясняющего предметы духовные; для собственных его сил, без откровения, эти предметы недоступны; посторонний в нем свет есть свет темных духов лжи. Все сведения доставляются ему чувствами телесными, которые повреждены падением. Когда невидимое чувственными очами соделается для него доступным каким-либо средством, например магнетизмом, то этим умножает только свои заблуждения, укрепляет свое омрачение и самообольщение, как пребывающий в области лжи, как стяжавший одни превратные познания. Последователи его находятся в непрестанном несогласии между собой, противоречат один другому и сами себе. Он не требует от человека благонравия, напротив – представляет свободу грешить. Он считает себя правителем мира, почему отвергает Промысел Божий, если не всегда словами, то всегда самим делом. Он содержит в себе начало безбожия, которое составляет всю сущность каждого заблуждения, раскрываясь в нем более или менее. Наконец он есть отрицательное богатство падших духов и тех человеков, которые находятся в общении с падшими духами."
*** "Евангелие научает нас, что падением мы стяжали лжеименный разум, что разум падшего естества нашего, какого бы он ни был достоинства природного, как бы ни был изощрен ученостью мира, сохраняет достоинство, доставленное ему падением, пребывает лжеименным разумом".

Подвизается апостол и, живя по правде законной без порока, все почитает тщетою ради Христа (Флп. 3:6-7), чтобы обрестись в ней не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, от Бога (Флп. 3:9)... Следовательно, мы сохраняемся не силою свободной воли, а милостью Божией. И чтобы ты не думал, что пустыми умствованиями, возбуждающими недоумение у слушателей, ты можешь поколебать истину веры, тотчас же апостол пишет Тимофею: О, Тимофей! Храни преданное тебе, отвращаясь негодного пустословия и прекословий лжеименного знания, которому предавшись, некоторые уклонились от веры. Ибо благодать и человеколюбие Спасителя нашего спасает нас не по делам праведности, которые мы не сотворили, а по Своей милости... чтобы, оправдавшись Его благодатью, мы по упованию соделались наследниками вечной жизни (Тит. 3:5-7).

Не уменьшай его; оно – не твое; тебе вверено чужое; не убавляй его. "Уклоняяся", – говорит, – "скверных суесловий и прекословий лжеименнаго разума:». Хорошо он сказал таким образом! Действительно, где нет веры, там нет знания. Когда что-либо рождается от собственных наших помыслов, то это не знание. Он говорит это, может быть, потому, что некоторые тогда называли себя гностиками, как бы знавшие больше других. «О немже нецыи хвалящеся, – говорит, – о вере погрешиша» (Ст. 21). Видишь ли, как опять он повелевает даже не сходиться в одно место с та­ковыми? "Уклоняяся", – говорит, – "суесловий". Следовательно, есть прекословия, на которые даже отвечать не должно. Почему? По­тому что они удаляют от веры, потому что не позволяют стоять твердо и непоколебимо. Поэтому мы не должны придер­живаться этого, а веры, которая есть незыблемый камень. Тогда ни реки, ни ветры, устремляясь на нас, не будут в состоянии причинить нам никакого вреда, потому что мы незыблемо стали на камни. Таким образом, и в этой жизни, – если изберем это истинное основание, – будем стоять, не испытывая опять никакого бедствия. Кто избрал это богатство, тот не потерпит никакого бедствия, – кто (избрал) этот почет, эту славу, эту честь, это удовольствие. Все это незыблемо, не испытывает никакой перемены; между тем здесь все переменяется и подвержено превращениям, все непостоянно. Чего ты хочешь? Славы? "ниже снидет", – говорится, – "с ним слава его" (Пс. 48:18), а часто даже оставляет его еще при жизни. Не таковы совер­шенства добродетели: они все постоянно пребывают. Здесь тот, кто стал знаменитым, достигнув власти, как скоро власть переходит к другому, становится человеком малозначительным и одним из подначальных. Богатый, – когда напали на него разбойники, клеветники, злоумышленники, – внезапно ста­новится бедным. Но у нас не так. Если воздержный внимателен к себе, то никто не в состоянии отнять у него воздержания. Того, кто владеет и управляет самим собою, никто не сделает человеком, не имеющим власти, подначальным. А что последняя власть значительнее первой, это узнаешь из сравнения. В самом деле, скажи мне, какая польза управлять всеми народами, и быть рабом страстей? Какой вред – не управлять ни одним человеком, и быть выше господства стра­стей? Вот свобода, вот власть, вот царство и могущество! Другого рода власть есть рабство, хотя бы кто окружил себя тысячею диадем. Когда внутри его властвует множество господ, именно – сребролюбие, сластолюбие, гнев и другие страсти, то какая польза от диадемы? Велико могущество страстей, когда и самый венец не в силах избавить человека от этого раб­ства. Подобно тому, как когда бы кто-нибудь, будучи царем, попал в рабство к варварам, и они, желая в большей сте­пени показать свою власть над ним, не сняли бы с него ни порфиры, ни диадемы, но заставляли бы его в таком виде и носить воду, и готовить кушанье, и исполнять все другие ра­боты, чтобы таким образом доставить себе больше чести, а его подвергнуть большему поруганию, – так и в настоящем случае эти страсти обращаются с нами жесточе всякого варвара. Кто презирает их, тот будет смеяться и над варварами; а кто преклоняется пред ними, тот будет терпеть от них гораздо больше зла, чем от варваров. Варвар, когда приобретает великую силу, истязает тело; а страсти мучат и отовсюду терзают душу. Варвар, когда приобретает великую силу, предает смерти временной; а страсти предают смерти вечной. Поэтому свободен только тот, кто стяжал свободу внутреннюю; равно и раб только тот, кто покорствует бессмысленным страстям. Ни один господин, как бы жесток он ни был, не дает таких строгих и жестоких повелений (как страсти). Посрами твою душу, говорят они, без нужды и причины; оскорбляй Бога; не знай самой природы; будет ли это отец, или мать, – отложи всякий стыд, восстань против них. Таковы повеления сребролюбия. Приноси мне в жертву, говорит оно, не тельцов, а людей. Правда, и пророк говорит: "приносите в жертву людей, ибо оскудели тельцы"¹ (Ос. 13:2); а сребролюбие не это заповедует, но: пожри человеков, хотя и есть тельцы; при­носи в жертву людей; приноси в жертву не сделавших ни­какой неправды; убей и того, кто оказал тебе благодеяние. И опять: будь враждебен ко всем, будь общим врагом всех –и самой природы, и Бога; собирай золото – не для наслаждения, а для того, чтобы беречь его и испытывать чрез него большее мучение. Ведь невозможно сребролюбцу быть вместе и преданным наслаждению, потому что он боится, чтобы не уменьши­лось золото, чтобы не оскудели сокровищницы. Бодрствуй, го­ворит оно, всех подозревай – и рабов, и друзей; будь стражем чужого. Если увидишь, что бедный умирает с голоду, не давай ему ничего, но, если возможно, сними с него даже самую кожу. Нарушай клятвы, лги, клянись, обвиняй, клевещи и, хотя бы надлежало идти в огонь, подвергнуться тысяче смертей, умереть от голода, бороться с болезнью, – не отказывайся. Разве не такие законы предписывает сребролюбие? Будь дерзким и бесстыдным, наглым и грубым, преступным и бесчестным, неблагодарным, бесчувственным, недружелюбным, непримиримым, безжалостным, отцеубийцею, больше зверем, нежели человеком. Превзойди всякого змия суровостью, всякого волка хищностью; превзойди жестокость животной природы. Хотя бы надлежало тебе сделаться настолько злобным, как демон, не отказывайся; не знай благодеяния. Разве не это вещает оно? И мы слушаемся его! Но Бог дает противоположные заповеди. Будь дружен со всеми, будь кроток, всеми любим, никого напрасно и без причины не оскорбляй, чти отца, чти мать, поль­зуйся добрым мнением, будь не человеком, а ангелом; ни­чего не говори ни бесстыдного, ни ложного, даже и не помыш­ляй о подобном; помогай нуждающимся, не навлекай на себя хлопот грабительством, не будь дерзким, ни наглым. И нет никого, кто бы слушался этого! Поэтому разве несправедливо угрожает геенна? Разве не по заслугам – огонь? Червь неумирающий? До каких пор будем блуждать по стремнинам? До каких пор будем ходить по терниям? До каких пор будем прободать себя гвоздями и благодарить за это? Мы подчи­няемся жестоким мучителям и отвращаемся от милосердого Владыки, Который ничего не говорит ни оскорбительного, ни грубого, ни жестокого, ни неразумного, но заповедует все нуж­ное, прибыльное и доставляющее нам великую пользу. Воспрянем наконец, обратимся, приуготовимся, возлюбим Бога, как должно, чтобы удостоиться благ, обещанных любящим Его, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Нашедши еретическую книгу, не дозволь себе прочитать ее, чтоб не наполнилось сердце твое ядом смертоносным. Пребывай в том учении, которым просветила тебя святая Церковь, ничего не прибавляя к нему и не убавляя из него. Охранись от лжеименнаго разума, которое здравому учению противится (1 Тим. 1:10), как говорит Апостол. ... Если ты юн и не поработил еще своей плоти трудами послушания, то, слыша о великих добродетелях отцов, не стремись к ним, в той надежде, будто легко и удобно можно совершить их. Ибо не приобретешь тех добродетелей, если прежде не будешь трудиться над возделыванием их; когда же потрудишься возделывать их, то добродетели сами собою придут к тебе.

Имею я и другие очень многие свидетельства из Священного Писания о нескончаемости вовеки Царства Христова, но довольно пока и приведенных, потому что времени дня прошло уже много. А ты, слушатель, поклоняйся этому только Царю, избегая всякого еретического обольщения. ...Первого убегай как ложного, а этого ожидай как истинного. Узнал ты средство, как во время суда оказаться по правую сторону от Христа (См. Мф. 25:31-34). Сохрани завет со Христом, украшаясь добрыми делами, чтобы, с дерзновением представ пред Судьею, мог ты наследовать Царство Небесное.

παραθήκη то, что ставится рядом, отдается на хранение, доверяется. Это юридический термин, означающий, что кто-л. что-л. доверяет на хранение другому человеку (Kelly; ВВС; ММ), φΰλαξον aor. act ind. от φυλάσσω хранить, έκτρεπόμενος praes. med. (dep.)part, от έκτρέπω уходить с дороги, убегать. Part, описывает образ действия или средства, βεβήλος то, что доступно всем, мирское (см. 1:9). κενοφωνία пустой разговор, пустая болтовня (RWP). άντίθεσις противоречие, возражение. ψευδ<άνυμος под ложным именем, γνώσις знание.

Заключительные увещевания Термин «преданное», или «вверенное», взят из языка финансистов, он используется ими, когда речь идет о банковских вложениях; те, кому доверялись деньги, обязаны были обеспечить их сохранность или их рост; этот принцип применим также к обучению (расширение этого образа практиковалось и другими древними писателями). Некоторые богословы под «лжеименным знанием» подразумевают здесь ссылку на "гностицизм (что может указывать на более позднюю дату написания послания), но такое толкование не является необходимым; многие философы притязали на «знания», которые другие философы считалиложными.

В послесловии апостол снова убеждает Тимофея хранить преданное. "Не уменьшай предания: оно не твое: тебе вверено чужое: не убавляй его». Так, по святому Иоанну Златоусту, говорит апостол: «Уклоняйся, говорит, прекословий». Следовательно, есть прекословия, на которые даже отвечать не должно. Почему? Потому что они удаляют от веры, потому что не позволяют стоять твердо и непоколебимо. Поэтому мы не должны придерживаться этого, а веры, которая есть незыблемый камень. Пустословия же и прекословия назвал он произведениями лжеименного разума. И хорошо сказал он так. Ибо где нет веры, там нет знания (божественных вещей). Когда что порождается от собственных наших соображений, то это не есть знание. Апостол говорит так, может быть, потому, что тогда некоторые называли себя гностиками, т.е. знающими больше других». К этому преосвященный Феофан прибавляет: «Гностики в силе раскрылись во втором веке; но не дивно, что начатки их проявлялись и при апостолах». «Учение апостола надлежит с точностью сохранять в силе сподобившимися священства и с ним соображаться, что говорить и что делать следует». Предание, — говорит, — сохрани. т.е. талант веры вселенской сбереги. Золото получил ты, золото отдай. «Это закон и для всех пастырей всех веков — усвоив преданное, хранить его, как предано, чтобы и преемникам своим передать его таким же, без прибавления своих измышлений», — говорит преосвященный Феофан.

Укрепляйте в сердцах ваших, братья, веру в Троицу; веруйте в единого всемогущего Бога Отца, и в Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего, и в Святого Духа, свет истинный, освещающий наши души, залог наследия нашего, Который приведет нас ко всякой истине, если мы прилепимся к Нему, и соединит с небесным. Такое правило веры получили апостолы от Господа... Такова да пребудет вера ваша: храпите преданное вам, дражайшие, отвращаясь негодного пустословия и прекословии лжеименного знания.

преданное тебе. Т.е. истинное евангельское учение (1,10.11; ср. 2 Тим. 1,14). лжеименного знания. Лжеучители особый упор делали на так называемое "знание" (греч.: "гнозис", производное от него - "гностицизм").

Для нас довольно, что говоримое при свидетелях не есть тайна. Когда Павел велит Тимофею передать слышанное от него людям верным, которые были бы способны и других научить (2 Тим. 2:2), то тут нет какого-либо тайного учения, потому что он преподал его ученику своему при многих свидетелях.

Послание свое апостол заключает приглашением, обращенным к Тимофею, чтобы он хранил преданное ему чистое евангельское учение, отвращаясь от пустых споров, которые некоторых уже привели к отпадению от веры (см. 1 Тим. 1:4-7).

«О Тимофее, предание сохрани». Преданием, думаю, называет он благодать Духа, которую приял чрез рукоположение. «Уклоняяся скверных суесловий и прекословий лжеименнаго разума: о немже нецыи хвалящеся, о вере погрешиша». Они от Симона называли себя гностиками (ведущими), говорили о себе: «О чем умолчало Божественное Писание, то нам открыл Бог». Исполнено же сие всякого злочестия и непотребства. Сие-то ведение Апостол справедливо назвал «лжеименным». Они имеют мрак неведения, а не свет Боговедения.

Предание, παραθηκην, — то, что с доверием положено у кого-либо (παρα) для хранения. Как в настоящем месте идет речь о вере, то под сим словом: предание — разумеется все учение о вере, преданное святому Тимофею. Апостол заповедует ему: храни сие учение, как оно тебе предано. «Не уменьшай его: оно не твое; тебе вверено чужое: не убавляй его» (святой Златоуст). «Все, мною тебе заповеданное, храни, так как это Господние суть заповеди» (блаженный Феофилакт). «Храни же заповедь Божию, которую Бог вверил тебе чрез меня» (Экумений). — Это закон и для всех пастырей всех веков,— усвоив преданное, хранить его, как предано, чтоб и преемникам своим предать его таким же, без прибавления своих измышлений. Викентий Лиринский пишет на сие место: «кто ныне Тимофей, если не вся вообще Церковь или, частнее, не все общество предстоятелей, которые и сами должны иметь, и другим должны сообщать неповрежденным ведение Божественной веры? Что значит: предание сохрани? Значит: сторожи, потому что есть воры, есть враги, чтобы между добрым семенем пшеницы, которое посеял на поле Своем Сын Человеческий, не посеяли они, когда спят люди, плевел (см.: Мф. 13:37—39). Предание, говорит, сохрани. Что такое предание? То, что тебе вверено, а не то, что тобою изобретено, то, что ты принял, а не то, что ты измыслил, дело не ума, а учения, дело, к тебе переведенное, а не от тебя получившее начало, в коем ты не производитель (auctor), но страж, не учредитель, но последователь, не ведущий, но вслед идущий. Предание, говорит, сохрани, — то есть талант веры вселенской сбереги целым и непочатым. Что тебе вверено, то у тебя да пребудет, то да предано будет тобою (и другим после тебя). Золото получил ты, золото отдай. Не подкидывай мне одно вместо другого, вместо золота не подавай мне бесстыдно свинца или обманно меди; не хочу золота на вид, но золота по природе. О Тимофее! О священник! О беседовник! О учитель! Если милость Божия признала тебя годным к сему, по способности, трудам и учению; то будь Веселеилом духовной скинии, обделывай Маргариты Божественного учения, принаравляй их верно, украшай мудро, придавай им блеска, грации, привлекательности. Да будет, по твоему изложению, уразумеваемо яснее то, чему прежде веровали менее ясно. Пусть чрез тебя потомство поимеет радость и утешение, что ясно разумеет то, что прежде древность чтила, не разумея. Однако ж учи тому же, чему сам научен, чтоб, говоря ново, не учить новому». Уклоняйся скверных суесловий и прекословии лжеименнаго разума. — Разума, γνωσεως — знания; знания, которое хвалится, что знает, тогда как не знает, почему ложно носит такое наименование, — лжеименно есть. Знание стало лжеименно, потому что разум пошел ложною дорогою и заблудился, полагая, однако ж, что идет верно, верно смотрит и верно видит; почему стал не тем, чем ему следует быть, стал неразумом и, именуясь разумом, ложно именуется так, — лжеименен есть. От чего это случилось с разумом? От того, что он не за свое дело берется. Житейские дела разуметь ему дано, а постигать Божеское не дано. Это он должен принять верою так, как откроет Бог. Бог открыл; приими то верою, стараясь только уразуметь сие открытое, как оно открыто. Когда разум и в откровении все берется разуметь по-своему, а не по тому, как открыто; то обыкновенно путает и заблуждается, как и тогда, когда берется за постижение Божеского без откровения. Но между тем и в сем случае он свои постижения считает беспрекословными и усиленно прекословит не тем только, которые, подобно ему, по своему смышлению толкуют откровенное, но несогласно с ним, но наипаче тем, которые разумеют откровенное, как оно открыто. Прекословие составляет потому его неотъемлемую черту. Но прекословит он попусту, ибо как не стоит он в истине, то и прекословит не истиною, а ложью же и выходит у него все одно пусторечие, суесловие. Те же, которые содержат истину, как она открыта, не любят прекословить, а говорят только: так Бог открыл и мы так содержим; хочешь покориться Богу, послушай нас, не хочешь, Бог тебе судья. Мы же таковаго обычая, то есть спорить, не имеем (ср.: 1 Кор. 11:16). Вот это и напоминает Апостол святому Тимофею: уклоняйся от этих суесловий и прекословии. Какие это суесловия и прекословия, он не различает; какие бы ни были, но, коль скоро они не согласны с тем, что явно Бог открыл нам, уклоняйся от них. Учи паству истине Божией, и истина сия сделает ее способною отражать всех суесловцев. Святой Златоуст говорит: «видишь ли, как опять он повелевает даже не сходиться с таковыми. Уклонялся, говорит, прекословий. Следовательно, есть прекословия, на которые даже отвечать не должно. Почему? Потому что они удаляют от веры; потому что не позволяют стоять твердо и непоколебимо. Поэтому мы не должны придерживаться сего, а веры, которая есть незыблемый камень. Ибо тогда ни реки, ни ветры, устремляясь на нас, не будут в состоянии причинить нам никакого вреда, потому что мы незыблемо утвердились на камне. Суесловия и прекословия назвал он произведениями лжеименного разума. И хорошо сказал он таким образом. Ибо где нет веры, там нет знания (Божественных вещей). Когда что порождается (в сем отношении) от собственных наших соображений, то это не есть знание». Суесловий, κενοφωνιας, — пустословий. Если вместо ε поставить αι, то будет: новословий. Экумений и Феофилакт говорят, что святой Златоуст так и читал (верно, где-либо в другом! месте, кроме Толкования), разумея под сим новизны в учении. В Вульгате и в тексте так стоит: vocum novitates. Викентий-преподобный из этих слов делает свои наведения в знаменитом своем трактате о хранении преданного, как видно и из последних слов приведенного выше из него места.

О, Тимофей! храни преданное тебе. Все, мной тебе заповеданное, храни, так как это суть заповеди Господни, ничего из того не убавляй. Отвращаясь негодного пустословия. Именно, нечистых и грязных. Следовательно, бывает пустословие и не скверное. Святой Иоанн Златоуст разумеет под сим еловом новизны — καινοφωνίας — в учении, написав, как кажется, это слово через дифтонг αι. И прекословий лжеименного знания. Ибо где нет веры, а все есть плод человеческих разумений, там нет знания и ложно употребляется это название. Заметь, что бывают прекословия, на которые не должно даже отвечать, напротив, избегать их и не сходиться с людьми, готовыми на прекословия.