1-ое послание к Тимофею ап. Павла, Глава 2, стих 2. Толкования стиха

Особая причина моих разъяснений состояла в том, чтобы, после того как я вкратце об этом упомянул и это обозначил, не считали, что должно пренебречь теми словами, которые затем следуют: за всех человеков, за царей и за... начальников, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и любви¹ и чтобы кто-нибудь не подумал, из-за немощи человеческого разумения, что за тех, от кого Церковь терпела гонения, не нужно совершать таковое, поскольку члены Христовы (Ср. 1 Кор. 6:15) должны набираться из всякого рода людей. Отсюда он продолжает и говорит: Ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины .

И чтобы кто-нибудь не подумал, что путь спасения может заключаться в добродетельной жизни и в поклонении Единому Богу Вседержителю без приобщения Тела Христова и Крови Христовой, он говорит: Ибо един Бог и един посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус (1 Тим. 2:5), — чтобы понимали, что его слова: хочет, чтобы все люди спаслись, исполниться могут только через посредника, который не Бог, потому что всегда было Слово, но через человека Христа Иисуса, когда Слово стало плотию и обитало с нами (Ин. 1:14).

***

Как жизнь плоти есть душа, так блаженная жизнь человека есть Бог; о чем священные Писания евреев говорят: Блажен народ, у которого Господь есть Бог (Пс. 143:15). Следовательно, отчуждившийся от Бога народ несчастен. Но и этот народ любит своего рода мир, хотя и не отличающийся честностью, которого, впрочем, в конце иметь не будет, так как прежде конца не надлежащим образом им пользуется. А чтобы до времени в этой жизни он имел его, это важно и для нашего града. Пока оба града взаимно перемешаны, пользуемся и мы миром Вавилона. Из него народ Божий освобождается верою так, что как бы временно в нем странствует. Поэтому-то и апостол увещевает Церковь молиться за царей и начальствующих, прибавляя и говоря: дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте; и пророк Иеремия, когда предсказывал древнему народу Божию предстоящий плен и от лица Божия повелевал, чтобы с покорностью шли в Вавилонию, служа своему Богу самим этим терпением, убеждал также, чтобы молились за нее, говоря, что при благосостоянии ее и вам будет мир (Иер. 29:7) — мир, разумеется, временный, общий и добрым, и злым.

Bo второй главе содержатся наставления Тимофею, как предстоятелю церкви, и в первую очередь — о церковных собраниях. Апостол учит, что на церковных собраниях, т.е. на богослужениях, прежде всего должны произноситься «молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (ст. 1-2)

«Священник есть», говорит святой Иоанн Златоуст, «как бы общий отец целой вселенной; поэтому прилично ему заботиться обо всех, подобно тому, как печется о всех Бог, на службу которому он поставлен». Вследствие того Апостол и заповедует молиться за всех без исключения людей, не только за принадлежащих к Церкви, но и за «внешних», т.е. непринадлежащих к ней.

Особенно же надо молиться за царя и за представителей государственной власти, дабы вся деятельность их направлялась ко благу их подданных, и не только внешнему, но и внутреннему — «благочестию и чистоте», (ст. 2)

Что же касается поминовения за богослужением советской власти, то это”деяние” м. Сергия и не нарушает какого-либо церковного правила, но оно осуждается голосом христианской совести. Как возношение в ектениях имени своего епископа, так и поминовение власти, есть нечто иное, нежели молитвы за них. Если мы за богослужением поминаем своего епископа, то этим выражаем свое подчинение ему: иначе разрешалось бы на ряду со своим епископом, возносить имена и других епископов иноепархиальных; однако это нигде не делается; для желающих молиться об иноепархиальных епископах имеется прошение: “о милости, жизни, мире и здравии”. Подобно сему наша Российская церковь, до революции, возношением за богослужением имени императора выражала не свои молитвы о нем, а вернее всего свою зависимость от него, как от блюстителя ее интересов и до некоторой степени главы ее… Каково же настоящее отношение православной церкви к сов. власти, чтобы поминать ее за богослужением? Если мне возразят, что Христос заповедал молиться о врагах и гонителях, то я отвечу: пусть нам укажут молитву о власти, а они пользуются для этого прежней формулой возношения. При том для меня не понятно, как быть со следующим за сим прошением: “о пособити и покорити под нозе его всякого врага и супостата”? Ведь оно ни кем доселе не отменено… Быть может и его читать? Но тогда, о чем мы молим и против кого направляем свои прошения?.. Удивления достойно то обстоятельство, что молиться о властях заставляют нас тогда, когда этого моления не желают ни сама власть, ни верующие. Почему же так ратуют о сем наши архипастыри? Не думаем, чтобы от них требовала этого сов. власть, ибо безбожникам не нужна и молитва; что же касается духовенства и народа, то у них предполагаемое поминовение за богослужением сов. власти вызывает одно только негодование и возмущение. Быть может, наши первоиерархи пришли к убеждению в необходимости молиться о власти, тогда пусть они возьмут на себя труд составить такие прошения, которые были бы приемлемы верующими и в устах их были бы действительно молитвами; как, например: «Еще молимся: о еже во власти сущих, да Господь Бог избавит их от всех бесовских навождений, приведет к покаянию, исправлению, возглаголет в сердцах их мир и благое о церкви Своей святей»…

цари - Речь может идти (а) о римских императорах; (б) о правителях стран, подчинённых Римской империи, таких, как царь Арета (2 Кор. 11:32); (в) о любых правителях вообще.

За царя (за царей),

ибо тогда еще не было верных царей, да и после на долгое время, по порядку преемства, продолжалось владычество царей неверных.

и за всех, иже во власти суть.

За начальствующих. Далее объясняет причину и пользу молитвы и моления за царей и других прави­телей.

Да тихое и безмолвное житие поживем.

Дабы при их мире и нам проводить жизнь в безмятежии: ибо если правители пользуются благоденстви­ем, то и подданный пользуется безопасностию и спо­койствием. С другой стороны: несправедливо было бы, если бы правители брались за оружие и воинствовали за спасение подданных, все для них делали и все терпели, а подданные не молились бы за тех, которые и воинствуют и подвергаются опасностям за них. Ибо правители составляют как бы некоторый оплот, отража­ющий врага и охраняющий тех, кто внутри его. Так что поэтому справедливо молиться о спасении их; потому что при их поражении и нам пришлось бы быть в смя­тении, в бегстве и скитании по причине владычества врагов.

Во всяком благочестии и чистоте.

— Не просто тихое житие поживем: ибо и нечестивые живут тихо при благоденствии начальствующих, но во всяком благочестии как относительно учения веры, так и жизни. И во всякой чистоте слова и дела, вообще в скромности и благопристойности поведения.

<...> знают посвященные в таинства, — как бывает у нас каждый день, и вечером, и утром, как мы творим молитву эа весь мир, за царей и за всех, которым вверена власть. Но, может быть, скажет кто-либо, что он заповедал (молиться) не за всех, а за верных. Какое же значение будут иметь тогда его слова: «за царей»? Тогда еще не было царей благочестивых, напротив, долгое время преемственно следовали нечестивые за нечестивыми. Кроме того, чтобы это не показалось лестью, он сказал сначала: за всех, а потом: за царей. Если бы он сказал: только за одних царей, тогда, может быть, кто-либо заподозрил бы его в этом. При том, так как было естественно, что душа христианина, слыша это, могла придти в недоумение и не согласиться с этим наставлением, — что при совершении таинств должно приносить молитвы за язычника, — то посмотри, что он говорит и какие предлагает выгоды, чтобы хотя таким образом склонить ее к принятию его внушения. «Да тихое, — говорит, — и безмолвное житие поживем» — т. е. их спасение доставляет нам безмятежность, — подобно тому, как в послании к Римлянам, убеждая их повиноваться начальникам, говорит: «не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13:5). Ведь Бог учредил власти для общей пользы. И разве не было бы ни с чем несообразно, если бы в то время как другие выступают в поход и облекаются в оружие с тою целью, чтобы мы пребывали в безопасности, сами мы за тех, которые подвергаются опасностям и несут бремя военной службы, не творили даже молитв? Таким образом, это вовсе не составляет лести, а делается по требованию справедливости. В самом деле, если бы они не избежали опасности и не имели успеха на войнах, то по необходимости и наши дела тогда пришли бы в замешательство и нестроение; тогда, — после того как они потерпели бы поражение, — и нам самим следовало бы идти на войну, или бежать и повсюду скитаться. Они составляют, говорит он, как бы некоторого рода оплот, поставленный впереди, который охраняет спокойствие пребывающих внутри. «Молитвы, — говорит, — моления, прошения, благодарения», — потому что нужно благодарить Бога и за те блага, которые посылаются другим, например, за то, что Он солнце сияет на злых и благих и дождит на праведных и неправедных. Видишь ли, что он соединяет и связывает нас друг с другом не только посредством молитвы, но и посредством благодарения? Ведь кто обязан благодарить Бога за блага, ниспосланные его ближнему, тот обязан и любить его, и быть к нему дружески расположенным. А если нужно благодарить за то, что ниспосылается ближнему, то тем более — за то, что совершается с нами самими, и в тайне, и по нашему желанию, и против нашей воли, — и за то, что кажется нам даже неприятным, потому что Бог все устрояет к нашему благу.

***

Если (апостол) желает, чтобы прекратились общественные брани и распри и смятения, и с этою целью заповедует священнослужителю творить молитвы за царей и за правителей, то тем более частные лица должны исполнять это. Три есть самых страшных вида войны. Один вид составляет обыкновенная война, когда на наших воинов нападают иноплеменники; второй, когда даже во время мира мы враждуем друг против друга; третья, когда каждый ратует с самим собою. Последний вид войны опаснее всех, потому что первый вид, то есть война с иноплеменниками, никогда не может принести нам большого вреда. В самом деле, что (она может сделать), скажи мне? Она может заколоть, убить, но душе нимало не причиняет вреда. Но и второй (вид), если мы не пожелаем того, не может повредить нам, потому что, хотя бы другие и враждовали против нас, мы можем оставаться спокойными, — послушай, что говорит пророк: «Вместо еже любити мя, оболгаху мя, аз же моляхся:» (Пс. 108:4); и еще: «много пришелствова душа моя: с ненавидящими мира бех мирен:» (Пс. 119:6). Но третьего (вида войны) мы избегаем не без труда. Когда наше тело восстает против души, и возбуждает сильные страсти, вооружает против нее плотские удовольствия, гнев, зависть, тогда невозможно, не положив конца этой брани, получить обетованные блага, и тот, кто не утишит этого смятения, неизбежно должен пасть и получить раны, которые рождают смерть в геенне. Поэтому каждый день требуются с нашей стороны особенная заботливость и старание, чтобы не возгоралась в нас эта война и чтобы возгоревшаяся не продолжалась, но была усмирена и подавлена. В самом деле, какую тебе принесет пользу то, что вселенная будет наслаждаться глубоким миром, если ты будешь вести брань сам с собою? Надобно иметь этот мир. Если будем иметь его, то ничто внешнее не может нам причинить вреда. Впрочем, не мало содействует этому и общественный мир. Поэтому и говорит он: «дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную». Если же кто, когда царствует мир, находится в смятении, то он очень несчастный человек. Видишь ли, что он говорит о том мире, который я поставляю на третьем месте? Поэтому, сказав: «дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную», он на этом не остановился, но присовокупил: «во всяком благочестии и чистоте». Но невозможно пребывать в благочестии и чистоте, если не будет водворен этот мир. В самом деле, когда пытливые умствования колеблют нашу веру, тогда какой может быть мир? Когда (тревожит нас) дух нечестия, тогда какое может быть спокойствие? Итак, чтобы ты не подумал, что он просто говорит об этой жизни, которую ведут вообще все люди, он, сказав: «дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную» присовокупил: «во всяком благочестии и чистоте». Тихое и безмолвное житие могут вести и язычники, и ты можешь встретить людей необузданных, невоздержных и пресыщающихся наслаждениями, которые ведут такую жизнь. Поэтому, чтобы ты знал, что он не об этой жизни говорит, он и присовокупляет: «во всяком благочестии и чистоте» — потому что жизнь эта исполнена и наветов, и распри, когда душаежедневно бывает уязвляема от смятения, которое происходит в помышлениях. А что он хочет говорить об этой жизни, — это видно как из того, что он присовокупил слова («во всяком благочестии и чистоте»), так и из того, что он сказал не просто: «в благочестии», но присовокупил еще: «во всяком». Говоря таким образом, он, как кажется, требует таких правил благочестия, которые не только содержались бы в учении веры, но и находили бы себе подтверждение в самом образе жизни, — потому что благочестия надобно искать как в том, так и в другом. Иначе какая будет польза, если кто, будучи благочестив по вере, станет вести нечестивую жизнь? А что можно самой жизнью соделаться нечестивым, послушай этого блаженного, как он опять в другом месте говорит: «Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются» (Тит. 1:16), и еще: «тот отрекся от веры и хуже неверного» (1 Тим. 5:8), и еще: «называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником», таковой не почитает Бога (1 Кор. 5:11) и еще: «А кто ненавидит брата своего» (1 Ин. 2:11) «тот не познал Бога» (1 Ин. 4:8). Видишь ли, сколько видов нечестия? Поэтому он и говорит: во всяком благочестии и чистоте. Не один только прелюбодей бесчестен, но можно назвать бесчестным и корыстолюбца, и невоздержного, — потому что и эта страсть не слабее плотского вожделения. Поэтому кто не обуздывает ее, называется человеком невоздержным, — за то именно и называют их невоздержными, что они не обуздывают страстей. Поэтому я назову невоздержным и гневливого, и завистника, и сребролюбца, и пронырливого, и всякий, кто пребывает в грехе, невоздержен, бесчестен и нечестив.

***

Притом, так как было естественно, что душа христианина, слыша это, могла прийти в недоумение и не согласиться с этим наставлением — что при совершении таинств должно приносить молитвы за язычника, то посмотри, что Павел говорит и какие предлагает выводы, чтобы хотя бы таким образом склонить ее к принятию его внушения. Дабы проводить, говорит, нам жизнь тихую и безмятежную. ...Ведь Бог учредил власти для общей пользы. И разве не было бы ни с чем несообразно, если бы в то время как другие выступают в поход и облекаются в оружие с тою целью, чтобы мы пребывали в безопасности, сами мы за тех, которые подвергаются опасности и несут бремя военной службы, не творили даже молитв? Таким образом, это вовсе не составляет лести, а делается по требованию справедливости.

Молиться за других значит испрашивать им от Бога спасения (ст. 4), здравия телесного (2 Кор. 1:11) и успеха в делах звания и служения (Кол. 4:3). По заповеди апостола христианин должен молиться за всех людей, особенно же за царя и начальствующих. Сказавши: «за всех человеков», апостол дал понять, что связь с ними основывается у христианина не на вере (тогда он сказал бы: за братьев); а все отношения людей не единоверных могут иметь основанием только общежитие и гражданский порядок. Посему то он далее и говорит о тех, кем общежитие и гражданский порядок поддерживаются: о даре и о начальствующих. Итак апостол заповедует молиться за носителей власти, чтобы чрез их здоровье и благоуспешность упрочивался гражданский порядок, общежитие становилось безопасным и, таким образом, все вели жизнь тихую и безмятежную.

+++Примечания к Апостолу и Апокалипсису в обличение штундистов и подобных им сектантов. Владимир-на-Клязьме, 1904. С. 114++

Т. е. поелику вся деятельность царя и гражданских властей, по их идеи и по существу, направляется к созиданию и ограждению общественной тишины, порядка и безопасности, то и молитва за них должна быть самой первой и естественной обязанностью всех членов общества.

Преподавая наставления о церковных порядках, Апостол внушает молиться разного рода молитвами за всех людей вообще и в особенности за владетельных особ и правителей, – чтобы добрый порядок внешней жизни, зависящий от правителей, содействовал жизни благочестивой и святой, а не препятствовал ей и не расстраивал ее.

По изъяснению блаж. Феодорита, «молитва есть прошение об избавлении от скорбей, моление есть испрашивание благ, прошение есть ходатайственный за других вопль, с жалобою на врагов видимых и невидимых и испрашиванием помощи от них».

Св. И. Златоуст, обращая особенное внимание на значение молитвы христиан за язычников, говорит: «отсюда проистекают два благие следствия: с одной стороны, чрез это разрушается ненависть, которую иные (христиане) питают ко внешним (не принадлежащим к Церкви), потому что никто не может питать враждебным чувств к тому, о ком молится; с другой и те (внешние) становятся лучше, отчасти потому, что за них возносятся молитвы (по невидимому влиянию на них), отчасти и потому, что они (слыша, что за них молятся) отлагают ожесточение против них. Ибо ничто так не содействует успеху учения, как то, чтобы любить и быть любимым. Ибо подобно тому, как к малым детям насколько не уменьшается любовь, хотя бы дитя, взятое на руки, ударило своего отца по лицу; так и мы нисколько не должны уменьшать нашей любви к внешним, хотя бы мы переносили от них и удары». «И не было ли бы это ни с чем несообразно, если бы мы, – когда другие выступают в поход и облекаются в оружие, чтобы мы пребывали безопасны, – за тех, которые подвергаются опасности и несут бремя военной службы, не творили даже молитв. Если бы они не имели успеха, нам пришлось бы самим идти на войну, или бежать и повсюду скитаться».

По мнению преосв. Феофана, «такой порядок молитвословий в церковных собраниях требовалось ввести и гласно о том предъявить, в отвращение распространенной о христианах врагами их молвы, будто они человеконенавистники (Тацит), как видно из того, что они чуждаются всех людей и обычаев людских (языческих), и будто, собираясь особо от других, затевают крамолы. Апостол и поставил законом, чтобы Ефесяне, а через них и все христиане, собираясь на молитву, прежде всего молились за всех людей и за власти. Христиане после сего всем могли показывать: вот посмотрите, как нам предписано молиться, и судите, человеконенавистники ли мы и кромольники? Этот порядок молитвословий доселе сохраняется в Церкви».

Ап. Павел преподает Тимофею и всем пастырям главнейшую заповедь: «совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих» (1 Тим. 2:1–2), т. е. совершать всякого рода молитвы: просительные, благодарственные, причем не только о себе и единоверцах, но и за языческие власти. Этим самым низлагаются ложные мнения о христианах как врагах государства, устраняется повод к ожесточению против них, и для христиан становится возможным проводить «жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1 Тим. 2:2). Сами враги христианства становятся лучше через молитву о них. Молитва за врагов есть выражение самой сущности христианства, ибо Бог хочет, «чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:4).